Пушкин сближает?

— «Мы любим тех, кто нас не любит, и губим тех, кто в нас влюблён..» — Ты вслух собирался читать? — вопросительно уставился Чимин. — Ну да, — зачёсывая подзатылок, Юнги осторожно продолжает, — так ведь информация лучше воспринимается же. Чимин поджимает губы, медленно кивая, словно нехотя соглашаясь со словами Юнги. И дело вовсе не в том, что ему больше по душе читать про себя, не издавая лишнего звука, кроме перелистывания страниц, и вовсе не в том, что голос Юнги, читающий именно это стихотворение его раздражает, нет. — Ой, — замечает притихшего Чимина, — Я тебе мешаю сосредоточиться, да? — Нет-нет, что ты, — Чимин выставляет руки вперёд и размахивает ими в разные стороны, для бо́льшей убедительности качает головой. — Тогда я продолжу? Кивок. — Ты можешь просто слушать меня, я буду читать не спеша. Чимин ещё раз кивает головой, отдавая книгу Юнги и немного отодвинув стул, поудобнее расположился на нём, поднимая ноги и прижав их к груди. — Кофейку с зефиром не желаете? Могу сбегать за пледом тоже, — издевается Юнги, расплываясь в улыбке. — Читай, — Чимин прячет вмиг порозовевшие щёки в колени, ещё крепче обнимая их. Юнги начинает заново. — «Мы любим тех, кто нас не любит, Мы губим тех, кто в нас влюблён...» — Иронично, не правда ли? — Я только две строки прочёл, хочешь пообсуждать? — Угу, — Пак немного поднимает голову и поворачивается к Юнги, — две строки уже кричат про тему стихотворения, не думаешь? — Если ты надеешься, что я в первом семестре учил термины. в литературе, то спешу огорчить. — Литературоведение, — поправляет Чимин, на что Юнги лишь фыркает, — ну да, ты был занят более важным делом, пускал слюнки по Чонгуку. Юнги пихает Чимина в бок, когда тот взрывается смехом, чуть не упав со стула, но вовремя вернув баланс на место. Теперь одна нога свисает со стула, а сам Чимин под строгим взглядом Юнги успокаивается. «— Тема обозначается тем, о чём идёт речь в произведении, его основная проблема, поставленная и рассматриваемая автором», — объясняет Чимин. — Эм, а версия для смертных будет? Пак тихо хихикает, чтобы и в этот раз взглядом не пригрозили убить, и собирается объяснять. — В двух словах, тема — это ответ на вопрос «О чём произведение?». — Мне стоит сказать, что это было не в двух словах? Чимин цокает. — И как я вообще умудрился выбрать тебя в пару для анализа стихотворения? — Всё-всё, я весь во внимании и в разработке полученной господином информации. — Господином Пак Чимином, — ухмыляется. — Тебя давно в жопу не слали? Чимин снова хохочет, под недовольным взглядом Мина, который крутит пальцем у виска, мол, совсем уже крыша поехала. — Ладно, — возвращается к книге Юнги, — чтобы понять тему, я должен найти ответ на то, о чём написан стих, так? — Быстро схватываешь. Юнги перечитывает те две строки, дальше которых они ещё не дошли и отчаянно пытается сосредоточиться в них. — Неразделимая любовь? Ну, то, что она вечно односторонняя. — Есть правда в твоих словах. — Так, — возвращая взгляд в книгу, Юнги продолжает озвучивать свои задумки, — в первом случае говорится о том, что мы постоянно делаем неправильный выбор, влюбляясь в кого-то, кому до нас и дела нет, то есть, «любим тех, кто нас не любит», — немного прищурив глаза, он вдруг громко выдаёт, — о, боги, я вижу себя в этих строчках. Чимин, положив голову на одно колено, принимается внимательно слушать Юнги. И не только слушать, но и тайком рассматривать, пока тот не обращает на него никакого внимания, будучи полностью увлечён поиском темы. Осветлённые пряди спадают на глаза, мешая Паку их лучше рассмотреть, отчего появляется желание их убрать, но Чимин отчаянно им борется, переключаясь чуть ниже глаз, на ровный нос, не сильно пухлые губы, отдающие слегка красноватым оттенком в некоторых местах, снова трескаются и кровоточат от холода, линия челюсти до того идеально ровна, что Чимин немного завистливо сканирует её взглядом. — Во второй строке, — привлекает к себе внимание Чимин, — ясно даётся понять, что мы не всегда можем подозревать о том, что кто-то в нас может быть влюблён и не подозревая о чувствах другого, — он немного запинается, пряча взгляд от Мина, — а может даже и осознавая их, но в нежелании мириться с тем, что у нас к ним нет чувств, причиняем боль, вернее, «губим тех, кто в нас влюблён». — Мне этот стих начинает уже нравиться, — улыбается Юнги, не обращая никакого внимания на немного загрустившего парня рядом. Пододвигая книгу немного ближе к себе, он продолжает: — «..Мы ненавидим, но целуем Мы не стремимся, но живём..» — Как думаешь, не лучше было бы, если люди открыто выражали ненависть, а не притворялись, что им нелюбимый человек вовсе небезразличен? — Ты решил останавливать меня после каждой второй строки? Чимин пожимает плечами. — В конце концов, мы должны написать анализ по стихотворению, так почему бы и нет? Юнги согласно кивает и несколько минут прибывает в раздумьях. — Я думаю, — начинает Чимин, — было бы гораздо лучше, если люди не притворялись, что им кто-то нравится, когда они этого человека терпеть не могут. Тогда бы им не приходилось каждый раз вытягивать улыбку при виде них, а когда те исчезают с поля видимости, начинать поливать дерьмом. Это лицемерно, не находишь? Юнги больше начинает концентрироваться благодаря Чимину, который явно задаёт правильные вопросы, призывая того обращать внимания на каждую строчку, чтобы лучше понять весь смысл произведения. — Да, теперь я понимаю, почему ты никогда не скрываешь свою неприязнь к некоторым, — но не дав Чимину вставить слово, Юнги быстро тараторит, — я тебя не осуждаю, это твоя правда, и я в какой-то мере даже согласен с тобой, но я думаю, что это какая-то норма морали. В том, чтобы не выразить людям свою неприязнь и скрывать, может в этом и правда есть какой-то смысл, не задумывался никогда, да и не думаю, что можно прийти к одному выводу, имея разные взгляды, поэтому предлагаю на этом пока оставить размышления и продолжить, как думаешь? — А ты умён, когда хочешь, — хитро улыбается Чимин. — Предпочитаю пускать слюни по Чонгуку. И они смеются уже вместе, но в груди Чимина всё равно остаётся осадок грусти, которая как мёртвая приклеилась. — Продолжай. — А четвёртая строка? — приближая книгу к Чимину, Юнги пальцем указывает на нужные слова. — Тут мы тоже не придём к одной мысли, давай пропустим? — предлагает Чимин, на что Юнги что-то нехотя, но соглашается. Видимо его в этот раз и правда задание заинтересовало. — «...Мы позволяем, не желая Мы проклинаем, но берем, Мы говорим и забываем, о том, Что любим — вечно лжём...» — Перечитай последние две строчки внимательнее, интонация не та и ударение не на нужное слово. — Эй, даже семинарист не относится так строго, как это делаешь сейчас ты, — Юнги дуется, выражая недовольство. Он вообще-то впервые за второй семестр решил взяться за ум и исправлять оценки, потому что его знатно напугали, что это только базовые основы литературоведения, без помощи которых он попросту ничего не будет понимать во время следующих семестров, ибо хватает ему ещё того, что он термины в первом семестре не учил, которые сейчас нужны как никогда. Каждое второе слово мало того, что нужно в интернете искать, так ещё и обобщать в один из всевозможных, и понять. Проходили, знаем. А тут ему ещё и всунули стих какой-то и сиди гадай, что вообще хотел сказать этим о, великий, Сергеевич Пушкин. Может вообще под градусом писал, чёрт его знает. А ему теперь всё это вместе с Паком разгребать. Стиснув зубы, Юнги пытается не вывалить на Чимина весь спектр своей агрессии и сжимая книгу в руках сильнее, принимается снова перечитывать. Да, перечитывать, пока не поймёт о чём этот пьяный бред. — Нет, ну серьёзно, — всё таки не выдерживает, — неужели так сложно написать нормально что ты имеешь ввиду, а не стараться запутать всех до невозможности? Кому будет вообще дело до того, что хотел передать всем этим автор, если каждый школьник просто, чтобы пизды не получить учит стихи? — Листы смянешь. — Чего-ось? Юнги следит за взглядом Чимина, который прикован был к книге в его руках, и его как будто током ударило, из-за чего тут же роняет её на стол, получая недовольное шиканье от Чимина. — Не умеешь, ты Мин Юнги, обращаться с книгами, что вообще забыл в факультете литературоведения никак не пойму. — Факультет английского языка(!), — делает акцент Юнги, — и литературоведения. Я хорош в английском, да и с этим факультетом у меня больше шансов найти работу после выпуска: заебусь от детей, пойду на переводчика работать, захочу завести знакомства, стану гидом. — Хоть где-то ты думать умеешь, — Чимин равнодушно качает головой. — Эй! Ты вообще-то мой парень, поддерживать меня должен, не? — Меня как бы заставили подписаться на фиктивные отношения. Чимин закатывает глаза, снова пряча улыбку и алые щёки, но следующее, что говорит Юнги, заставляет его вмиг впасть в ступор. — Да брось, как будто ты сам этого не хотел. Видя, как Пак замолчал, Юнги победно усмехается и только хочет вернуться к продолжению чтения, как Чимин наизусть читает строчки. — Мы говорим и забываем, о том, что любим, — поворачиваясь к Юнги, Чимин смотрит ему прямо в глаза, — вечно лжём. Мину почему-то вдруг стало не по себе, может от того, что он только теперь с правильной интонацией чтения понял смысл слов или от пронзающего взгляда парня рядом. Никогда Пак на него так не смотрел. Юнги всем нутром чувствует как провинился, возможно сказал лишнее, но пока мозг отчаянно пытается блокировать попытки найти ответ. — Пустые обещания, слова бросаются на ветер. А в них должно быть вложено столько чувств, что услышав человек те заветные слова, почувствовал как по телу пробежал электрический разряд. Ведь словами нельзя кидаться направо и налево, обесценивая их значимость, что при повторном услышанном разе, хотелось блевать от того, насколько это неискренне. Вот почему я сразу даю понять людям, что они мне безразличны, а не пытаюсь кормить их ложными надеждами. — Но... — Да, возможно это неправильно так поступать, — Чимин устремляет взгляд вперёд, на полки, наполненные книгами, — но куда лучше восстанавливать себя после полученного тотчас отказа, чем долгое количество времени слепо верить в то, что тебя любят, а потом убедиться в обратном и лечить намного больше ран. — А есть ли смысл во всём этом, если в конце концов всё равно причиняешь боль человеку? — Есть, — не задумываясь отвечает Чимин, — смысл заключается в том, что в первом случае ты человеку ничего не должен, а во втором это именно ты был причиной, чтобы человек допустил мысль о том, что любим тобой. Ведь мы в ответе за тех, кого приручили. — Экзюпери? — «Маленький Принц» всё ещё остаётся моим любимым произведением, — Чимин хмыкает. — Я уже запомнил почти все цитаты оттуда, даже если из самой книги я видел лишь рисунки и обложку. Ты используешь их при любом удобном случае. — Потому что ошибка розы обернулась для Маленького Принца худшим концом. Она его приручила, но не несла за это ответственности, в итоге ранив чувства Принца, она его потеряла. И ровно также Маленький Принц не полностью осознавая весь суть отношений, покинул розу, когда та уже успела к нему привязаться. Они потеряли друг-друга. Понимаешь, Юнги? — в голосе Чимина можно уловить нотки тревоги, — потеряли навсегда. А навсегда — это очень долго. Ты бы смог смириться с тем, что потеряешь меня на очень долго? Чимин отчаянно пытается докричаться до осознания Юнги, умоляя его обратить на него внимания, хоть раз отбросив мысли о своих чувствах, подумать о чувствах Пака тоже. Ведь тогда он даже не попросил его, не узнал есть ли кто, который нравится Чимину, готов ли он вопреки этому притворяться его парнем некоторое время. Просто во время перемены поймал его на коридоре, где стояла толпа учеников и поцеловал безо всяких объяснений. Чимин же от неожиданности выронил все тетради на пол. Пока он успел осознать, что Юнги его целует, тот отстранился с улыбкой глядя на него и обхватывая ладонями чиминово лицо, спросил смотрит ли Чонгук на них. Чимин как под гипнозом уставившись на Юнги, не понимал ничего из того, что он спросил, губы шевелятся, но звука нет. Юнги опустил одну руку ему на плечо и слегка потряс, сознание Чимина вернулось, и температура тела вмиг поднялась так, отчего ему казалось, будто щёки горят в буквальном смысле. Мин ещё раз спросил, из-за чего Чимин вздрогнул, бросая взгляд на парня, что стоял за Юнги. Чонгук не смотрел. Он стоял у стенгазеты и что-то обсуждал с друзьями, но на них он был единственным, кто внимания никакого не обращал. Даже когда друзья толкали его в плечо, говоря смотри, клоуны решили нас поразвлечь, Чонгук не удосужился и секундным взглядом их одарить. Чимин начал медленно рассматривать коридор, понимая, что все на них уставились и начали перешёптываться, но Юнги очередной раз встряхивает его, чуть сильнее сжимая руку, чтобы вернуть взгляд на себя. Возможно, не соври Чимин в тот день, что Чонгук смотрит, всё сложилось бы совсем по-другому, но он так отчаянно пытался ухватиться за ту единственную надежду, которая в конце концов всё равно будет точно растоптана самим Юнги, что её и подарил. Мин засиял. Бросив Чимину «Жди меня после занятий» тут же испарился. Не знать Юнги как Чимин тогда почти до крови кусал нижнюю губу, чтобы поступающий ком в горле не дал о себе знать, заставив губы задрожать, не знать ему как отчаянно он пытался сдержать слёзы, когда хотел зареветь в голос от безысходности, ему не знать как мимолётная радость (буквально пяти секундная) сменилась с невыносимой болью в груди, что хотелось вырвать сердце и разорвать в клочья, лишь бы тупая боль прекратилась, ему не знать, как Чимин мирился каждый раз с мыслью, что весь спектакль с их отношениями лишь для того, чтобы заполучить ревность Чонгука, как он каждый раз умирал снова и снова, слыша громкие комплименты, что всегда предназначены были для парня за соседним столиком в столовой, а не Чимину, сидящему напротив. — Мы говорим, и забываем о том, что любим, — Юнги повторяет строчки, — вечно лжём. В Чимине зарождается надежда. «Неужели...» — Я буду предельно осторожен, когда дело будет касаться Чонгука. Промашка вышла, Пак Чимин. Жалость-то какая. — Я буду нести ответственность за его чувства, он не почувствует себя ненужным, — Юнги кивает сам себе, а потом обращаясь к Чимину, говорит, — спасибо, я понял, что ты хотел донести до меня, — и улыбается. И эта улыбка в первый раз вызывает не восхищение, а спазм в животе Пака. — Я... — взгляд Чимина тупится, перед глазами всё начинает растворяться, он чувствует, как у него горят уши и понимает причину вмиг потерявших чёткого очертания полок книг — слёзы, — Рад, — бросает он где-то в рукава свитера, зарываясь в них носом, снова подтягивая обе ноги к себе, и обнимая их. — Продолжать? Чимин кивает. Скажет что-то, даст себя поймать с поличным, голос дрогнет и Юнги поймёт, что он плачет. Хотя Мин почти никогда не обращал на него должного внимания, поэтому, наверное, даже заплачь Чимин перед ним, подумал бы, что тот под снег попал, а они растаяли, соприкоснувшись с его горячими щеками. Уровень догадливости зашкаливает. — «...Мы безразлично созерцаем, На искры глаз не отвечаем Мы грубо чувствами играем И не жалеем ни о чем...». Чимин молчит. — Неужели нечего сказать? — Юнги ухмыляется. До чего же нужно быть тупым, чтобы не понять как на атмосфере между ними летает напряжение? Да, Мин Юнги, ты превзошёл все ожидания. Чимина же это фраза заставляет беситься, от чего минутами ранее обида немного отступает, благодаря чему слёзы больше не поступают к глазам и Пак несколько раз быстро моргает на всякий крайний. — Почему ты флиртуешь с девушкой из двести пятой? — С кем? — тупит, — а-а, с Ли Джиын? — Ага. — Она женская версия Чонгука, сам не видишь что-ли, Пак? Да и я ей походу нравлюсь. — Получается ты знаешь это прекрасно. — Она реально влюблена в меня? — отчего то радостно улыбается Мин. — Чего-ж ты так засиял-то? Аж глаза слепят, — Чимин недовольно ворчит, демонстративно фыркая и отворачиваясь. — Не язви, тебе не идёт. — Но ведь, — Чимин снова поворачивается к нему, успев незаметно стереть оставшуюся влажность с ресниц и уголков глаз, — Тебе нравится Чонгук. А встречаешься ты со мной и флиртуешь с Джиын. Чимин в пальцах перечисляет и неодобрительно цокает. — Не слишком, Мин Юнги? Нас уже трое. — Да ладно тебе, Чимин, — Юнги закатывает глаза, — у нас с тобой всё понарошку же, сам это знаешь. А Джиын, — он немного тянет имя, пытаясь подобрать нужные слова, — Джиын копия Гука и я ей нравлюсь, Чонгука я ещё не скоро получу, так почему бы не воспользоваться вариантом, что сама судьба мне подсунула? — Ты жесток, Юнги, — в этот раз не дав уже Юнги вставить слово, Чимин продолжает неотрывно глядя тому в глаза, — «на искры глаз не отвечаем...». — Вообще-то, — пытается оправдать себя Юнги, но Чимин сейчас непоколебим. С него хватит. — «Мы грубо чувствами играем и не жалеем ни о чем», — Пак заканчивает строку, с улыбкой наблюдая за реакцией Юнги, у которого на лице всё написано. А это забавляет. — Блять. — Ты ни разу не спрашивал меня о моих чувствах, когда творил со мной всё, что хотел в глазах всего университета. Ты ни разу не соизволился сказать Джиын, что у тебя есть парень, — Юнги вопросительно поднимает одну бровь, — для них я ведь реальный, — объясняет Пак, — и ты пытаешься вызвать ревность у Чонгука. Ты продолжаешь играть с нашими чувствами. Не боишься, что кто-то из нас не выдержит и первым нанесёт удар? Глаза Юнги округляются, от возмущения набирает в лёгких больше воздуха и не выдыхает. Сдерживается, чтобы с ног до головы не обматерить Пака, он сегодня какой-то слишком приставучий и переходит все границы. — Мы анализируем стих или жизнь мою обсуждать собрались? — он наконец снова возвращается к уже ставшей такой нелюбимой книге и пафосно продолжает, — я конечно понимаю, что одногруппникам возможно очень интересно узнать о подробностях моей личной жизни, но давай лучше всё же попрезентуем им анализ стихотворения? Чимин разводит руками. И как он умудрился влюбиться в кого-то на подобии Юнги? Не такой уж и приятный голос у него оказывается, что-то захотелось вырубить звук. — «...Мечтаем быть с любимым рядом, но забываем лишь о том,» — Что любим тех, кто нас не любит Что губим тех, кто в нас влюблен, — заканчивает за него Чимин, давно знавший стих наизусть. — Первый пример? Чимин качает головой. — «Попрыгунью» Чехова читал? — Не-а. — Повесть Тургенева «Ася»? — Чимин-и, мы живём в Корее, чего ты заладил со своими русскими поэтами? — Чехов, — делает паузу Чимин, — писатель. Юнги цокает, закатывая глаза. Он закрывает книгу, отодвигая её от себя и не желая больше видеть. Поворачивается к Чимину всем корпусом, давая знать, что вот я, сижу перед тобой и весь во внимании, объясняй. — Осип очень любил свою жену — Ольгу, но та из-за своего эгоизма и легкомысленности вовсе не замечает этого. Она была очень холодна по отношению к мужу всё произведение. Ольга начинает крутить роман с художником. Тому она быстро наскучила, и художник посылает её к Осипу обратно. Спустя некоторое время он приезжает к Ольге, и они снова сходятся, но когда она увидела его с другой девушкой, то решила окончательно порвать все связи. — Имена странные. Чимин улыбается, решаясь на немного прервать рассказ и задать вопрос Юнги. — Как думаешь, Осип знал про любовника Ольги? И о том, что та к нему самому ничего не испытывает? — Не думаю. Наверное, если бы он знал, что жена ему изменяет, то наверняка бы развёлся, потому что смысл быть с тем, кто предпочитает тебе другого человека? Да и про чувства не думаю, что знал. Как вообще можно продолжать любить того, кому на тебя всё равно? Улыбка Чимина только больше расплывается на лице, а в голове так и крутится та самая первая мысль, озвученная Юнги, которую он бы хотел записать в диктофон и ставить Юнги на повторе в наушниках на всю громкость, и не выключать, пока до него не дойдёт. — Осип подозревал, догадывался, но ни разу не дал этого понять Ольге. Он предпочёл больше концентрироваться на работе, пока не заболел дифтеритом. — Чем? — Не суть, — будь сейчас другое время, Чимин бы с радостью объяснил Юнги про дифтерит подробно, чтобы тот восхищался им и его знаниями, которые не ограничиваются университетскими предметами, но как же ему сейчас на всё это глубоко плевать, — его было не спасти, как бы не пытались. Ольга понимает, насколько эгоистично к нему относилась, принимая всё от него как должное. Когда осознает, что влюблена в него, то Осип умирает, время вспять не вернуть, ничего не исправить. Юнги громко фыркает, привлекая к себе внимание. — Ты чем-то не согласен? У Юнги всегда были такие пустые и не светящиеся глаза? Чимин же каждый раз ловил себя на мысли насколько глубокий взгляд у Мина, что словно смотрит в самую душу и столько в глазах искры было. А сейчас будто все звёзды в них разом погасли. Странно. — Это из поэмы,ты говорил? — По́вести, — исправляет его в который раз Чимин, уже начиная раздражаться и удивляясь своей реакции; когда вещи, что умиляли его в Юнги стали раздражать? — И нет, это не из повести Тургенева. Это произведение Чехова «Попрыгунья». — Да-да, одно и то же, короче... — Не одно и то же, — Чимин опускает ноги со стула и чуть сжимает руки в кулак, не ударит, просто злость пытается контролировать. — Окей, книжный ты червь, — усмехается Юнги, — я хочу сказать, что, чтобы там не писалось в этих поэмах, повестях, произведениях твоих, в жизни всё далеко не так. Чимину хочется истерично засмеяться, но всё, что он делает — это усмехается и округляет глаза, уставившись на Юнги в ожидании продолжения. В жизни далеко всё не так? Да он сам сейчас сидя здесь на каждой строчке стихотворения себя увидел! — Смотри, — принимается объяснять, — какой не уважающий себя человек зная, что жена к нему ничего не испытывает, не свалит в закат? Это глупо, зная всё, продолжать делать вид, что ты глух и слеп. — Мин Юнги, почему ты, зная, что Чон Чонгук к тебе ничего не испытывает, не свалишь в закат? Это ведь глупо зная всё, продолжать делать вид, что ты глух и слеп. Чимин повторяет за ним точь-в-точь, просто беря пример из реальной жизни, у которой по утверждениям Чонгука не должно было быть схожести с книгой. — Это другое, он не моя жена. — Вот именно, — кивает Чимин, вставая с места и тянется к книге, что была отодвинута в центр стола, — вы не супруги, брачными узами не соединены, у тебя больше свободы выбора, чтобы отказаться от него. — Если не понимаешь о чём говоришь, то лучше заткн... — Не-ет, — тянет Чимин, прижимая книгу к груди и качая головой, — я позволял себя затыкать раньше, но не сегодня. Хочешь, я попытаюсь тебе объяснить последние строки беря пример из реальной жизни? Если ты недостаточно убедился насколько произведения правдивы, находя столько похожих строк с твоей жизнью, конечно. Чимин отворачивается от Мина, шагая в сторону книжной полки. — Тема произведения Юнги, заключается в том, что, будучи ослеплённым лишь своими проблемами, мы порой вовсе не замечаем чувства человека, что направлены в нашу сторону. Ты был прав, мы часто ошибаемся, когда дело касается любви — выбираем не тех, потом обжигаемся. Убиваем чувства тех, кто готов отдать нам целый мир. И не был бы ты виноват, если, зная о чувствах Ли Джиын к тебе, не флиртовал с ней, «Грубо чувствами играешь, и не жалеешь ни о чем», — Чимин прикрепляет строчки из стиха, потому что забавно наблюдать за Юнги, что то бледнеет, то хмурится, — или хотя бы попросил меня помочь тебе, а не поцеловав перед всем университетом. Ты не был бы виноват, если не приручил меня к себе, а ведь «Ты в ответе за тех, кого приручил», Юнги, не твоя это вина была бы, не подари мне ложную надежду с тем поцелуем, потому что «Мы говорим и забываем, о том, что любим — вечно лжём». Чимин борется с комом в горле. Не время лить слёзы. — «Мечтаем быть с любимым рядом, Но забываем лишь о том, Что любим тех, кто нас не любит Что губим тех, кто в нас влюблен». Ольга мечтала быть с художником, также, как и ты мечтаешь вызвать мной ревность у Чонгука и быть с ним, но она забывала, как и ты, что любит человека, который её не предпочитает, ведь собственными глазами увидела его с другой любовницей. Чимин положив книгу на полку, поворачивается к Мину. Юнги было открыл рот, наверняка, чтобы оправдать Чонгука, как Пак его тут же затыкает. Он больше не будет молчать. — Чонгук не смотрел. Да, Юнги, ты не ослышался. Когда ты меня поцеловал тогда — он не смотрел. К тебе романтические чувства весь коридор не испытывает, но они смотрели ради интереса, а ему было глубоко всё равно на тебя, раз он не удосужился хоть чисто поржать на нас посмотреть. — Но ведь ты... — Юнги пытается справитья с полученной информацией, но мозг уже видимо перегрелся. — «Мечтаем быть с любимым рядом, Но забываем лишь о том, Что любим тех, кто нас не любит». Это не твоя вина, что ты не замечал мои чувства, Юнги, хоть вся наша группа уже была в курсе того, что ты мне нравишься. Не зря же написано «Мы безразлично созерцаем, На искры глаз не отвечаем». — Я тебе нравился? — Я тебя люблю, Мин Юнги. Юнги встал, стул скрипом отодвинулся назад. Чимин продолжает улыбаться. — Но мне нравится, Чонгук. — Не хочешь взять ответственность за мои чувства? Ты ведь меня понял тогда, — Чимин намекает на слова Юнги во время обсуждения стиха и на кульминационный момент, когда он думал, что Юнги догадается, — правда чутка не так, но всё исправимо, — издевается, — мне было больно. Чимин перестаёт улыбаться. В уголках глаз появляются кристаллики слёз, сдерживать их больше не имеет смысла. У Юнги всегда была столь бледная кожа? Словно мертвец. И как Пак вообще мог восхищаться ей. — Хватит Мин Юнги, осознанно губить тех, кто в тебя влюблён. Ладно я, но Джиын не виновата, что ты ей нравишься и она не должна страдать из-за твоей влюблённости. Чимин собирает свои вещи обратно в рюкзак и спешно уходит, рукавами свитера стирая слёзы и раздражая кожу. «Пак Чимин всегда был таким хрупким и чувствительным? Из-за какого-то стихотворения расплакался...» Юнги отчаянно пытается переварить всё услышанное от Чимина, столбом стоя посреди библиотеки, где сегодня почему-то подозрительно безлюдно. Слишком много информации на два часа, слишком много открытого разговора на сегодня. Медленно поднимая рюкзак со стола, Юнги закидывает его на плечо, не спеша шагая к выходу из библиотеки, а потом и вовсе из университета. По дороге он сталкивается с Чонгуком, из-за чего роняет его сумку с униформой волейбольной команды, которую до этого Гук пытался запихнуть и теперь всё валяется на полу. Мин спешит извиниться, протягивая майку и только сейчас замечает с кем столкнулся. — Да ничего, — отмахивается Чонгук, принимая майку из рук Юнги, — ты сегодня без того ботана, что за тобой вечно ходит, как цепной пёс. Чонгук смеётся вместе с друзьями, а Юнги отчего то молчит. — Слушай, — тянет Чон, — я тут услышал, что у тебя там с ним шуры-муры и все дела. Оно тебе надо? Мало того, что с ботаником мутишь, так ещё и статус себе подпортишь. Юнги подозрительно щурит глаза и поворачивает голову на бок. Ему сейчас совсем не хочется стоять здесь и что-то обсуждать с Чоном, да, будь сейчас другое время, Юнги бы с радостью уже на одной колене стоял с кольцом в руках, но Гуком сказанное с отвращением «ботан» разбивает идеальную картину в его воображении. — Я имею ввиду, может ты к нам? Слышал, ты хорош в волейболе, да и меня что-то в последнее время привлекать начала твоя смазливая мордашка. Коридор хором начинает тянуть «О», отчего Чонгук усмехается и тянет улыбку, будто без слов говоря: «Да, я знаю, что крут». Только почему-то одному Юнги тошно. — Так тобой называемый ботан — Пак Чимин, имей уважение, Чонгук, он твою задницу спас от отчисления, когда ты был отстранён от сессий. — Он? — удивляется Чонгук, — я лица хорошо запоминаю, и конспекты на весь семестр тогда притащил ко мне именно ты. Юнги чувствует себя просто отвратительно вспоминая тот день, когда узнал, что у Чона не допуск к сессии из-за большого количества пропусков, и если он за неделю до начала сессий не покажет лекторам и остальным преподавателям все конспекты с начала учебного года, то его к сессии не допустят и в скором времени просто отчислят. Он ненавидит себя за то, как в тот день подошёл к Паку в столовой с видом умирающего щенка и сказал написать за Чонгука все конспекты. Он даже не попросил сможет ли Чимин сделать, есть ли у него время, просто констатировал факт. Чимин же улыбаясь, утешал его, пододвигая ближе к нему свой ещё нетронутый коробочный сок и обещая всё закончить как можно скорее, ведь ему самому ещё готовиться к сессии и что обожаемого Мином Чонгука не отчислят. Чимин всегда был рядом готовый помочь или утешить, глотая обиду и боль, причинённая Юнги. — Это был Пак Чимин, — повторяет Юнги, — я ему сказал написать за тебя. — Ему от этого толк какой? У Юнги в голове снова крутятся первые строчки из стиха, и он устало закрывает глаза, не желая отвечать на этот вопрос. — Пока, Чон Чонгук. Юнги наконец-то выходит на улицу, вдыхая прохладный зимний воздух, и ощущая себя немного в свободе. Он сейчас пойдет домой, примет душ и ляжет спать. Завтра выходной, у него точно будет время, чтобы поразмышлять обо всём. На сегодня было более, чем достаточно. Он поймёт, что всё, что он испытывал к Чонгуку было лишь интересом, ведь сейчас получив от него некую взаимность, ему он стал уже неинтересен, отчего Юнги долго будет искать причины почему так сильно увлёкся им в определённый момент своей жизни. В итоге придёт к тому, насколько же был слеп, когда не замечал самые очевидные намёки от Пака, успеет конечно же для начала его обвинить в том, что он тогда соврал насчёт Чонгука, но быстро успокоится, прокрутит в голове ещё несколько раз разговор в библиотеке, потом уже понимая, что хотел сказать со всем этим Чимин. Почему он знал стихотворение наизусть? Да, Пак человек начитанный, но в это совпадение Юнги почему-то совсем не захочется верить, в итоге он узнает у преподавателя по семинару, что произведением для анализа был вовсе не стих Пушкина, а эпическое произведение. До него дойдёт, что Чимин хотел в последний раз попытаться и он смог, только уже слишком поздно время вернуть вспять и исправлять ошибки. *** Тело Чимина содрогается с мелких всхлипов, рукав свитера уже вовсю пропитал всю влажность с глаз, не оставив почти сухого места, он снова и снова стирает ими глаза, в который раз раздражая кожу, отчего она начинает гореть и шипеть. В дверь кабинки кто-то стучится, Чимин не перестаёт всхлипывать, чтобы человек по ту сторону двери понял, что кабинка занята и воспользовался другой, но тот оказывается настойчивее. — Тут кто-то есть? Чимин замолкает, ближе прижимая к себе ноги. — С тобой всё хорошо? — стучит незнакомец. — Да, — неразборчиво мычит Чимин, понимая насколько же голос охрип от огромного потока слёз. — Ох, что-то мне не верится. Будь ты в порядке, вряд ли бы плакал ведь, да? Ответа не следует. И тогда парень снаружи решается открыть дверь, что естественно оказалась запертой. — Дверь снаружи не запирали, —удивлённо выдаёт, — заклинило? — почему-то громко спрашивают за дверью, как будто Чимин не услышал бы говори он обычным голосом, — это что, школьный буллинг? — Сам запер, — кидает ему Чимин, чуть поднимая взгляд и сканируя кафель, замечает, как незнакомец подходит ближе к двери и можно увидеть его чёрные конверсы. Стоп, на носочках нарисованы звёзды? Пока Чимин отвлекается на то, чтобы рассмотреть что же изображено в конверсах, слышится звук скрежета замка и Пак поднимая голову замечает, как рука парня пытается открыть замок сверху двери, который изнутри. Высокий, раз смог дотянуться. — Что ты делаешь? Не успевает спросить Чимин, как замок щёлкает и дверь открывается. Перед ним стоит парень чуть выше него, в чёрной толстовке, на котором принт странного рисунка — пятиугольники-глаза, длинные цветные ресницы, прямые, но чуть нахмуренные брови смотрят осуждающе, прямоугольник-нос, откуда вытекает кровь, забавные губы; сверху чёрный бомбер, вакуумные наушники лежат на шее, в тёмно-синих джинсах и в тех самых чёрных конверсах. Чимин надеется, что они утеплённые. — Принцессу из заточения спасаю, — улыбается парень. Пак только сейчас понимает, что раньше не встречал этого парня в стенах университета. Не то, чтобы он конечно знал здесь всех на лицо, тем более только второй семестр первого года обучения, но такого человека он бы запомнил точно. — У тебя улыбка... — Квадратная? Я знаю, просто я уникальный человек, — он зачёсывает волосы назад, а потом взрывается со смеху, — прости-прости, я просто не так представлял свой первый день, что я отважный принц на белом коне приду на помощь к принцессе в заточении. — Принц отважный, у тебя конверсы со звёздочками, — кивает на них Чимин, на время забыв о своей грусти. — Нас искусствоведов не все поймут, — парень по-актёрски смахивает воображаемую слезу, отчего вызывает у Пака желание улыбнуться, что тот собственно и делает. — О, я смог заставить тебя улыбнуться! Чимин смущается, тут же прикрывая улыбку и отворачивается, но в следующую секунду ему протягивают руку. — Ким Тэхён, — снова это улыбка. Она как-то странно действует на Чимина, раз ему больше не хочется плакать, и он только замечает насколько влагой пропитался свитер и теперь неприятно липнет к рукам, а ещё замечает, как в районе глаз жжёт, особенно скулы. — Я — Пак Чимин, — Чимин было протянул руку, чтобы пожать Тэхёнову, как тот сразу же притянул его к себе, чтобы снова не заперся в кабинке, мало ли. Пак и не успевает возмутиться, как его перебивают. — Кто тебя заставил плакать? — А может это я натворил неприятностей и теперь жалею, из-за чего плачу? Тэхён нащупывает мокрые рукава Пака и тянется к своему рюкзаку. Чимин замечает на чёрном рюкзаке куча значков с рисунками Ван Гога и вышивок в виде звёздочек. — Злодеи не плачут, если вытворяют неприятности для остальных. Они идут праздновать пакость. — Может быть... нет, я явно хуже злодеев. Я ведь всё разрушил. — Ты то? Пак Чимин, который забившись в кабинке туалета плакал, что чуть кожу с себя не содрал? В этих огромных свитерах? Ну да, ты явно самый опасный злодей, и наверняка весь город в страхе держишь, — наигранно кивает Тэхён с самым умным видом, будто последнее, что он сказал само собой разумеющееся. Достав из рюкзака несколько сухих салфеток, Тэхён проталкивает их внутрь рукав Чимина, чтобы промокшая ткань к коже больше не липла. — Правда ведь, я же столько терпел, совсем немного оставалось, не мог дотерпеть что-ли? — Чисто, чтобы уточнить, ты ведь сейчас не про туалет и нужду, да? Чимин вмиг снова краснеет, поднимая плечи, втягивая голову и дуясь, отчего Тэхён забавляется и смеётся. — Смотрел Малефисенту? — Нет, — немного задумавшись, он добавляет, — но читал, правда уже изменённую версию когда-то в детстве. Да и сказка больше была про принцессу Аврору. — Почти как в мультфильме? — Не совсем, наверное. Если честно, то с тех пор я больше люблю читать, чем смотреть. — Это другое, — качает головой Ким, удостоверившись, что теперь руки Чимина хоть какое-то время будут сухими, он снова тянется к рюкзаку, доставая оттуда бутылку воды, — для начала умой лицо, пожалуйста. На него тошно смотреть? — Эй, ты чего поник вдруг? Я это к тому, чтобы твоё лицо не опухло сильно и глаза с головой не болели потом от давления, вот, — от неловкости, он чешет затылок, и сам идёт к раковине, — давай, я настрою воду, а то горячая может снова заставить жечь щёки. Чимин послушно подходит, пряча улыбку и подставляет руки под воду. — Тёплая. — Ага, на дворе зима, не хочу, чтобы ты ещё и заболел, поэтому прохладной водой мыться не надо. Вот так забота проявляется? В груди так тепло. После того, как Пак умылся, он только было поднял взгляд, чтобы увидеть себя в зеркале напротив, как Тэхён тут же отодвигает его от зеркала, прикрывая его за собой и не дав, увидеть отражение. — Плохая привычка, знаешь ли, смотреть на себя весь заплаканный. Тэхён протягивается к его лицу с салфетками, на что Чимин удивлённо отодвигается чуть назад. — Всё хорошо, я просто осторожно уберу капли, чтобы ты случайно снова не задел раздражённые места. — Если ты дашь мне посмотреть в зеркало, я это могу сделать сам. — Тц, я сделаю это осторожно, а то я видел, что ты успел со своими скулами наделать, пока плакал, что теперь они все красные. Чимин дуется, но больше назад не отходит, дав Тэхёну закончить дело. — Готово! — Насчёт Малефисенты, — напоминает Чимин, принимая бутылку со слегка прохладной водой и по просьбе Кима прикладывая к щеке. — Точно, какой она персонаж, знаешь? — Ну, антагонист — А? — Злодейка. — Очередной раз мне сердце разбивают, — Тэхён наигранно берётся за сердце и глубоко выдыхает, — а если я скажу тебе, что её подставляли в течении двух фильмов? И узнав её историю, ты поймёшь, что антагонист вообще-то Король Стефан. — Как? Тем, что он не пригласил её на день рождения дочери, хотя все там собрались? — Вообще-то, Малефисента фея. Чимин удивлённо округляет глаза, забавляя своей реакцией Тэхёна, обычно, когда он рассказывал это остальным, те чаще всего закатывали глаза и говорили, что он пытается оправдать злодея и «Ким Тэхён, это не окей романтизировать ходячих ред флагов». — Да, она была феей и хранительницей волшебного леса, а люди не любили лесных жителей, потому что те были волшебные. Люди почему-то всегда боятся того, чему не могут найти объяснения или того, что хоть чуточку отличается от них. Но один мальчик с ней подружился. Его звали Стефан. Чимин от удивления открывает рот, Тэхён чуть улыбается и продолжает. — Они практически росли вместе, полюбили друг друга. Только парень, повзрослев, захотел власти, забыв про свою любовь. Король всегда хотел захватить волшебный лес и расширить территорию. Тогда он дал объявление: кто убьёт Малефисенту, тому королевство и его дочь. Стефан знал, что феи чувствительны к металлу и отрезал ей крылья с помощью металлических цепей, пока она спала. Чимин закрыл рот ладонью от ужаса, представив какую боль она могла испытать. — Её предали. Стефан стал королём, спустя время у него появилась дочь. — И Малефисента вернулась отомстить за себя. Тэхён мягко улыбнулся, беря бутылку и возвращая её на правую руку Чимина, чтобы тот положил её в ту сторону. — Верно. Но знаешь, что? Когда три феи решили пока ей не исполнится 16 и проклятье не утратит силу, они будут растить её в домике в лесу, то Малефисента всегда была рядом, даже если те её не видели. Аврора росла на её глазах, Малефисента была словно её ангелом хранителем, всегда, когда феи были заняты собой, она спасала её от всяких бед. — Она что, хотела отменить проклятье? — Как ты догадался? — Тэхён удивляется, одновременно восхищаясь Чимином, который не только слушает Кима, но и слышит, — да, хотела, но её желание было намного слабее, чем та ненависть, которой она прокляла её при рождении. Теперь скажи мне Чимин, кто был злодеем? — Король Стефан. — Именно. Чимин, никогда не забывай об этом. Нельзя делать выводы, пока не узнаешь причину поступка. Малефисенту показали злодеем, потому что это было выгодно. — Но ты не знаешь в чём я провинился. Возможно узнав, ты тоже будешь думать, как я. — Верно, поэтому я и не делаю выводы раньше времени. Да и, я хожу в раскрашенных самолично конверсах со звёздочками, возомнив себя художником, рисую лишь такие лица с соплями на носу, — он тянет низ толстовки, указывая на рисунок, — сомневаюсь, что наши мнения на этот счёт вообще будут схожи. Чимин смеётся, возвращая бутылку. — Я тебе куплю новую. — Ой, да ладно, — тянет Тэхён, открывая бутылку и выпивая, — я не брезгливый, всё в порядке. Позже они обязательно смогут подружиться очень быстро, ведь Ким настоятельный, своего добьётся, но никогда не будет делать что-то против желаний Чимина, он просто более смел, чем он и не боится делать первые шаги. Они узнают друг друга получше, Тэхён успеет несколько раз возмутиться, когда Чимин спросит его про странный принт на толстовке, говоря, что это его авторское дело вообще-то, и роспись тоже его, как и на конверсах и никакие это не каракули его младших братьев или сестёр, которые якобы подпортили ему одежду. Тэхён расскажет Чимину как с ума сходит по картине Ван Гога «Звёздная ночь» и в целом его работ, хотя ничего почти не знает про самого художника, на что Чимин будет очень долго смеяться, не понимая, как можно любить художника, обожать его работы и не зарыть кучу информации про него. Поэтому купит два билета на выставку Ван Гога, которая проводилась в начале весны на первый месяц их знакомства. Позже когда они останутся на ночёвку у Кима, Чимин расскажет причину того инцидента в туалетной кабинке, ещё раз будет плакать говоря, каким он был глупым и эгоистичным, причиняя боль Юнги, когда говорил, что Чонгуку на него плевать, Тэхён сначала будет пытаться успокоить его, а когда убедится, что не получается, то притащит со своей комнаты мягкую игрушку в виде котёнка и начнёт ему всё пересказывать, периодически возмущаясь, поглаживая и обнимая его, говоря, какой Чимин-и дурак, если думает, что вина только его, в итоге Паку полегчает и он отбросит все мысли про Юнги, начиная новую главу в жизни, где Тэхён рад подставлять своё плечо каждый раз, как и сам Чимин будет готов заступаться за его неординарный стиль и вкусы, отличающиеся от большинства парней в университете. Это только начало. Начало их истории.