Глубокое синее море

      С тех пор, как Фремине привык к ней настолько, что стал открыто смотреть в глаза, Люмин вдруг утратила свою бывшую смелость. Раньше она могла часами разглядывать его лицо. Во время работы, прогулки или отдыха, когда он, замечтавшись, порой уходил в себя и не замечал ничего вокруг. Тогда Люмин чувствовала себя уверенно. Не отказывала себе в маленьких желаниях контакта. Пыталась сосчитать веснушки. Смущала, трогая светлые мягкие волосы. Удивлялась, как красиво блестят глаза Фремине на фоне так любимого им океана. Люди, особенно жители Фонтейна, часто говорили, что если долго вглядываться в бездну, то она начнёт вглядываться в тебя. Так и случилось. Очень медленно, постепенно, неумолимо, как прилив. Люмин и сама не заметила, когда они сблизились.       Фремине привык к ней. Не как к знакомому, даже очень близкому другу. Не так, как к другим детям из дома Очага, что давно выросли и разошлись по миру. Не как к семье — Лини и Линнет не пересекали невидимую черту, хрустальную заслонку между реальным Фремине и вымышленным. Уважали границы, не настаивали. Люмин же однажды посмотрела по сторонам и с удивлением обнаружила — она уже внутри. Часть мира. Рядом с океаном. И эту раковину, надёжное убежище, совсем не хотелось покидать.       Разве что иногда она забывала дышать. Когда его губы скользили по коже, оставляя холодные отметки, так ярко выделяющиеся на фоне её жара. Под водой, в тайном месте, окружённые лишь мистическим мерцанием тидальи. Первый раз это случилось летом. Тогда Фремине обещал показать своё тайное место. Оно было прекрасно. Тут Фремине ощущал себя не так, как на поверхности. Свободным, живым. Люмин была так горда. И потом он первым поцеловал её. Всё произошло так естественно.       Много воды утекло с тех пор. Теперь Фремине совсем не стеснялся их близости. Она стала не только частью его личного мира, но сделала это целиком и полностью. Слушая представление Лини и Линнет, куда они были приглашены по случаю нового года, он ни на мгновение не отпускал её руки. В огромных залах часто холодно. А в дальней каморке, что соединена с выходом на пирс, оказывается, напротив, порой бывает мучительно жарко.       Им было хорошо вместе. Такие разные. Океан и ночное небо могли лишь глядеть друг на друга, как в зеркальное отражение. Она утонула в нём, а он, словно глубокое синее море, неумолимо погружался в пучину первородного океана. Ведь вместе они — как разом, так и по-отдельности, были частью великого целого.