Мельница посреди озера

Крыша базы альянса была такой же, как и огромное здание с бесконечными этажами комнат и коридоров — отлитой и грубо скрепленной между собой из словно бы тонких, но на деле — очень прочных — листов грязного металла — хотя отличало ее то, что она была чуть более пустой, не считая парочки пушек, накрытых тяжелой брезентовой тканью, — иногда там, бывало, появлялся Вантуз-мэн, чтобы встретить Камеру-титана, — но не более. Никогда туда не ступала нога другого агента в принципе. Просто потому, что нет необходимости. Полезали на крышу и активировали пушки в самой крайней необходимости в принципе — в случае нападения на базу, например, хотя как показала практика, это оказалось весьма бесполезно, и гадкие скибидисты их пушки весьма легко уничтожают, просто выстреливая в них в ответ, тем самым разрушая, и, возможно, убивая тех, кто в этот момент за пушками стоял. Вроде бы нужная вещь, она может создать некий перевес, но как показала практика — весьма бесполезная. Наверное, если бы не война со скибидистами, крыша стала бы самым лучшим местом на базе альянса — просто потому, что она — самое тихое и пустое, и более того — еще и просторная. Ибо внутри самой базы расплодилось так много агентов, что, кажется, у них там вот-вот переселение начнётся. Конечно, было бы проще, если бы ТВмэны отдали этаж, который полностью себе с чистой совестью отжали — но не то, чтобы агенты в принципе хотели появляться там, также, как и ТВмэны — делиться. Эх, вот бы у них все было более просто… Ну да неважно, жаловаться в альянсе не любили, да и не принято это (по уставу не положено). Вообще, примечательно то, что за создание Спикер и Камера —мэнов ответственно одно государство, одна госкорпорация, одни и те же люди, разве что местонахождение конвееров разное, эти две фракции были похожи разве что по составу топлива и металла — но в остальном же это оказались совершенно разные роботы, которых так искусно замаскировали под людей. Некоторые факторы, что объединяют эти два вида, объединяют лишь косвенно, а не прямо — у них обоих очень светлая, европейская, искусственная кожа, так похожая на человеческую внешне, но такая искуственная внутренне, светлые глаза (доминируют голубые, но среди Спикеров встречаются и зелёные, а то и гетерохромия), и то, что у обоих видов есть стандартные агенты (мелкие), ларджи (большие парни) и титаны (по чьим-то злым словам — тоже инвалиды) — косвенно, опять же. Не на прямую. Как раз чинно спешащий на крышу С-512, и печально бредущий за ним К-143, были не самыми типичными, но стандартными представителями своих видов. У наркомана светлые, такие же искуственные, волосы, более жидкая прошивка, теплый блонд, глаза — как раз гетерохромия — левый глаз хитро блестит травкой, а правый — голубизной к одному и только одному существу, несколько ниже под травой, на скуле — тонкий и глубокий шрам — скибидст оставил, заботливо вырезав номер парня на нем. Хотя лицо, несмотря на продолжительную наркоманию, все ещё оставалось красивым — завистники надеялись, что эта красота, да ещё и при таком образе жизни, не вечна, хотя в душе и сами понимали, что синтетическое лицо просто так, в отличие от человеческого, не начнет портиться — какие бы наркотики этот субъект не принимал. Увы. Жизнь жестока. Пока 512 что-то радостно щебетал, изгибая губы в широкой, такой искренней и счастливой улыбке, 143 уныло смотрел себе под ноги, на обычные мужские туфли, что даже ничего не отражали — потому что не лакированны, лакированное среди агентов просто не приветствуется, — как-то рассеянно накрыв ладонями худые и ломкие плечи, тихонько гоняя свои мысли и переживания, не особо вслушиваясь в то, о чем щебечет этот субъект. Где-то на спине — вмятины от клыков ТВ-Полицефалии. Вроде бы отстает в развитии, а кусается очень умело. Вот же тварь. У него волосы — густым, темно-коричневым, начесом, и если у 512, при желании, можно увидеть череп сквозь рядеющую шевелюру, то у 143 — как у многих Камерамэнов. Правда, ученые и лаборанты, в отличие от других, носят ярко-белые, с каким-то словно даже голубым отливом, волосы — у них они менее пышные, чем у остальных глухонемых. Зато глаза у оператов — абсолютно одинаковые. Светло-голубые, пожалуй, даже льдистые, они смотрят на все происходящее слегка опечаленно, давно уже потеряв веру и надежду на лучшее. Каждый Камерамэн — такой. В начале своего жизненого пути счастлив, радуется, считает, что ему и море по колено, и горы, по плечо, — но спустя время, если остается жив, так сильно разочаровывается, что более — уже редко радуется. Глухонемота, как и беспросветная печаль во взгляде — особенность вида. Также как у Спикеров — безрассудность, наркомания, алкоголизм — и прочие пороки. Также как и у ТВмэнов — голод, и естественное подгнивание трупов. Разложение тела, даром, что не души — от того и эта сладковато-тошнотворная вонь гангрены. У 143 — в очередной раз болела от всего случившегося душа. — Ну, эй! Ты из-за этого? — подразумевает Спикер в своих словах Кайла — Я думал, ты уже забыл… «Я только начал забывать, а ты мне напомнил. Спасибо», — если бы Камерамэн мог — он бы злобно (и обиженно) огрызнулся. — О, всегда пожалуйста, — Спикер, определенно, не понял, что этим ему хотели сказать (показать) — Ты что-то слишком грустный. Поли обижает? Ну как сказать… Любой ТВмэн не обижает ровно до тех пор, пока не раскрывает пасть. «Нет», — признается 143 — «Но он такой странный…» — Не, ну а ты чего ожидал? Он же умственно отсталый! — считает своим долгом напомнить наркоман. «ТиВи с семьей, вроде, в развитие не отстают — но это не мешает им тоже быть странными придурками» — забрасывает Камерамэн камень в огород ТВ, с особым удовольствием наблюдая да тем, как лицо 512 от презрения опасно перекосилось — 512 от любви настолько ослеп, что не замечает, как много горя приносит эта умершая семейка. Счастливый. Жаль, что Камерамэн так не может тоже. — Не смей о них так говорить! — обиженно надувает губки Спикер, обиженно сложив руки на груди — Они хорошие! «Правда? Не заметил», — спокойно показывает 143, после чего, наконец, выдавливает из себя ухмылочку — «Напомни лучше, зачем мы вообще на крышу идем? Сбрасыватся с нее?» — Ох, ты такой пессимистичный, фу, — кривится Спикер — ТиВи позвал зачем-то. Но он не стал уточнять, что мы именно там делать будем. Может — реально. Сбрасываться, — и как-то слишком легко пожимает плечами — У него было такое мрачное и тяжелое лицо, что я просто не решился уточнить. 143 на это передернуло. ТиВи — странный всегда, в любом случае, он таким уже приволок себя и семью в альянс, а знать телевизора в самом начале его жизненного пути никому из агентов не было дано — потому что телевизоры родились ещё во времена, когда никакой техники у людей не было, а появляться она стала в их жизни, и жизнях тех людей, много позже, да и в целом была весьма сильно далека от современных гаджетов, — да и было это уже не в первой жизни телевизоров, дай Бог, если хотя бы в третьей — и все же сказать точно, что у этого монстра на уме, было весьма сложно — в целом обращаться к телевизорам просто так, по всяким глупостям, было опасно, — а ещё опаснее было лезть им в душу и пытаться разузнать причины плохого настроения, в котором ТиВи был едва ли не всегда — точнее нет, естественно, что обычно голова у него болела из-за альянса, скибидистов и голода (а также семья немного жизнь портила) — но иногда, все же, причины его тяжелых и безрадостных дум были в другом — и в голову ему лезть не надо. 512 это, конечно, провернуть пытался, а вот 143 не очень-то и хотел — особенно щас, когда стал на какую-то часть родней семейству ТВ, по сути добровольно принеся себя в жертву своему ныне парню-полицефалу — 143 очень надеялся, что столь внезапное событие будет не из-за него. Как будто ТиВи больше поговорить не о чем, право слово! Еще и на крыше. Еще и в такую ветренную погоду… А на улице было весьма неприятно — дул холодный, практически ледяной, ветер, что приятно охлаждал роботизированные тела, но был весьма болезненным для ТВмэнов, обычно вводя их в хандру (что, кстати, было весьма странно, ибо являясь по сути трупами, они сами по себе были сильно ледяными, и, как думалось ученым, на холод так остро реагировать не должны), что грозило агентам определенными последствиями (не самыми приятными, конечно, с ТВмэнами по другому и быть не может), небо было буквально в шаге от дождя, который, пусть и мог сильно навредить агентам, но спас бы улицу от очень вонючих пожаров, что у ТВ застряли на уровне глотки, поветрие от которых им нормально иногда существовать мешало, так еще и было завешано тяжелыми тучами без намека на свет (в прочем, при таких-то пожарах, что случались регулярно, ТВ и семья могли без проблем книги читать — настолько ярко улицы горят) — пожалуй, именно сейчас, столь мрачная погода отражала какие-то тяжелые, мрачные думы ТиВи, содержания которых многие бы предпочли не знать, в то время как взгляд черных глаз, с наичистейшими белыми склерами, которые, кажется, были лишены сеточки вен и капилляр, смотрел куда-то немигающим взглядом в даль, трагично поджав губы. ТиВи настолько сосредоточен, что даже не моргал. Вообще, ТВмэны от агентов внешне, да и внутренне, сильно отличаются. Пусть в альянсе и бытует предположение, что первые агенты имели за плечами действительно людское прошлое (с кого-то же агентов разработали), это было не больше, чем теория — но вот ТВ когда-то действительно были людьми — просто погибли очень рано, и желая все попробовать и все узнать, вступили в дрянную игру с новыми жизнями — да так заигрались, что живы до сих пор, по сути застав конец сначала людской цивилизации, и чуть позже — скибидистов и альянса в принципе — это было забавно до тех пор, пока у них от мыслей не скручивало голодом живот — невозможность наесться, нечеловеческий аппетит, возможность переварить что и кого угодно — стали наказанием за возможность прожить больше, чем им физиологически положено. Другим, но, возможно, не таким страшным наказанием, а может — просто чем-то естественным и ожидаемым — стало появление гангрены на абсолютно всем теле внутри, разве что зубная их минула — на поверхность гниль не пробилась пока, мышцы — еще держались, но кой-как, а вот органы булькали у них в брюхах чёрным, патогенным, опасным и вонючим супчиком — собственно, потому-то от ТВмэнов так невкусно пахло (хотя фанатики, казалось, этим запашком, скорее, наслаждаются, чем морщат носы — как будто гнилью для них не пахло). Однако, прожив столько, что исчисления уже шли на столетия, шкура ТВмэнов успела когда-то побелеть до цвета трупа, заработав хаотично разбросанные трупные пятна — а со временем и вовсе «перекраситься», став какой-то темно-серой, что выглядит сюрреалистично, но весьма красиво — а может дело в том, что ТВмэны просто красивые, у них аристократические черты лица, — и каким-то образом не только смогли обхитрить смерть, но ещё и сохранить красоту — в целом, если не нюхать, не смотреть на кожу и не лезть в душу, то ТВмэны выглядят очень даже хорошо. Гады неплохо сохранились. У ТВмэнов волосы жгуче-черные, яркие такие, почти глянцевые, даже несколько пышные, а ещё и длинные — у ТиВи, например, закрывают плечи, спускаясь на уровень груди, у Полицефалии — и вовсе с пышным зачесом закрывают лопатки (у всех ТВ, несмотря на то, что могут быть разные причёски, одинаковый зачес волос назад), а вот длина ТВвумэн неизвестна, ибо, в отличие от братьев, ее волосы туго стянуты внизу головы в жесткий клубок, да ещё и такой техникой, что никаких резинок и прочего не видно — как будто пучок держится и без них вовсе. Причём волоски у ТВмэнов идеально склеены друг с другом, ни один не выбивается (если это они волосы фиксируют с помощью какого-нибудь вещества, страшно представлять, сколько у них на это уходит), весьма эластичны, тяжёлые и неподвижные — сейчас, когда такая плохая погода, видно, что пока прошивка головы агентов вся расстрепалась, волосня ТиВи лишь совсем слабо внизу покачивалась, не смея сделать что-то большее — ТВмэны говорили, что таких черных глаз и волос в природе никогда не было, особенно во времена их юности, ну или же первой жизни — и утвержает, что, мол, это со временем светло-каштановый пигмент также сгнил и почернел, заимев такой, честно говоря, очень красивый цвет. Агенты даже здесь предпочитали им верить. Хотя, как раз, всякого рода внешние изменения, вызванные возрастом и временем — чистая правда. А вот историю изменения ногтевой пластины агенты уточнять не стали, да и не то, чтобы хотели — мерзкие куски материала, сильно похожего на обсидиан, снились им в кошмарах. Вообще, положа руку на сердце, сочетание трупной температуры тела и посеревшей шкуры, само по себе — необычное сочетание, — а учитывая, что у ТВмэнов ещё на теле есть черные, трупные пятна, что внешне даже похожи на участки черной плесени, очень многие, кроме фанатиков, их лишний раз касаться не решались — несмотря на то, что ТВмэны утвержают, что для агентов они в плане передачи патогенов с тела, безопасны, да и роботы в целом не могли болеть тем, что когда-то было у ТВмэнов, все они переносчиками быть могут, а потому агенты их не очень спешили касаться — боялись за свою сохранность. 143 и 512 видели эти пятна у ТиВи, даже очень плотно прижимались к ним, 143 даже мельком видел их на теле Полицефалии, и, пусть менее мерзкими для глухонемого они не стали, но и ничего страшного с ним от этих пятен не случилось. Тут, скорее, психологически сложно заставить себя находиться с этим перегнивающем телом — физически это безопасно до того момента, пока ТВмэн не голоден или пока ты его не разозлишь. В прочем — трупные пятна и серую шкуру дешевле перетерпеть, чем их отврательнно-острые клыки и когти, которые только разве что рвать плоть и пригодны. Хотя не то, чтобы после контакта, что произошел потому, что 143 изнасиловали, он стал проще смотреть на эти россыпи пятен, которые 512 был готов боготворить и поклоняться им. Наконец, когда кончается особенно тяжёлый бой внизу, тучи нехотя расходятся, и появляется луна. Она, кажется, такой близкой, а ещё спецефически-белая, сегодня — особенно яркая, к тому же и полнолуние — если до этого ТиВи было, не очень хорошо видно, то стоило на него пасть лучам от луны — он как будто стал чуть более светлее, да на волосах заиграл белый блик. И кто, спрашивается, додумался сравнить луну с чем-то таким броским, желтым, как сыр? У ТиВи, словно, от затылка стал исходить лунно-белый, такой холодный, нимб — только этот нимб не символизирует святство и принадлежность к религии. Вот уж кем-кем — но святыми они не являются, да и никогда ими не были. ТВ за свою жизнь не единожды видели луну в ее разных фазах и даже тёмное небо, что было щедро усеяно звездами, как серебрянными драгоценностями с каменьями — но вот агенты звезд никогда не видели, да и не увидят уже, а луну так близко — впервые. Возможно — первый и последний раз за всю жизнь. — Ах, ТиВи, ТиВи, ТиВи, ты выглядишь так великолепно, ТиВи, — не льстит, а мурлычет истинную правду, 512, на свою беду влюбившись в этого монстра — раньше 143 был уверен, что однобоко и не взаимно, но акт изнасилования его уверенность сильно пошатнул. Ах, бедный, бедный, фанатик! ТиВи, что стоял к ним спиной, но по запаху давно их засек, презрительно кривит темные губы — нечто вроде аналога посиневших губ у мёртвых людей, хотя у милашки ТВвумэн это симпатичнее — после чего через плечо поворачивает к ним голову с неприятным, как будто даже влажным, хрустом — 143 счастлив, что не слышит, но, увы, видит, как кости от этого сминаются и скашиваются под определенным наклоном, — и чуть шумно втягивает изобилие запахов в атмосфере, сильнее морщится — но дает понять, что сегодня причиной его отвратительного настроения являются не эти двоя, не альянс в целом, ни скибидисты, и даже не слепая любовь 512. Атмосфера, как, в прочем, и всегда, переполнена самыми разнообразными запахами — кисло пахло бензином (хотя, возможно, это ещё и от 512 несет наркотиком), слегка маслянисто и солено — кровью агентов и скибидистов, что образовывало весьма вкусные реки (для ТВ), сильно воняло гарью, ощущаясь, как черный сухарь на языке, подобно невкусным каплям — надежда и отчаяние, злорадством — оно отдает жаренным мясом, — это все были запахи снизу, оттуда, где шли ожесточенные бои. Но здесь, на крыше — запахи совершенно другие. Чем выше к небу — тем прохладнее и свежее, небо вообще чем-то сладким, каким-то мнимым спокойствием, отдавает, — но это такой легкий и тонкий запах, что весьма быстро перебивается. Запахи 143 и 512, особенно 512, были сильнее — и перебивали практически все остальное. От Спикера пахнет прозаком, как раз таки бензином, есть лёгкая нотка ванили, хорошим свежим пирогом, который от души наполнили такими до тошноты сладкими вишней и сливками, что у ТиВи начинали подгнивать зубы (не прямо физически, а просто по фантомным ощущениям, пожалуй, зубы — единственное, что у ТВмэнов за столько лет не сгнило). От Камерамэна пахнет напрасно пролитыми слезами, замаринованным осьминогом, пахнет слабостью и немощностью — хотя, как для инвалида, он и его вид — весьма дееспособен. А вместе от них пахло старой ванной посреди цветущего весеннего сада, у которого пока только выросла плесень на дне ванны. Смотря на них, ТиВи понимал, что ему и семье люто хочется весны, которая, возможно, и не настанет. Это даже грустно. — Вы, на удивление, пришли даже раньше, — наконец затягивает ТиВи, разворачиваясь к агентам полностью, переставая искривлять шею, тяжёловато вздыхая — На целых 15 минут раньше. — А ты что, любимый, не рад? — не то всерьёз, не то в шутку, спрашивает 512, вытягиваясь по струнке, когда ТВ неспешно приближается к ним, пряча руки за спиной — Оу, у тебя что-то случилось, милый? — в голосе Спикера — искреннее удивление — Зачем ты нас сюда позвал? Чтобы поговорить об этом? — Ну… В каком-то смысле ты даже прав, — выдает монстр едва ли не шокирующее заявление — Но знаете… Это первый раз, когда я не знаю, с чего начать, — ТВ касается двумя пальцами руки своего лба, театрально вздыхает — И это… Как раз таки касательно вас двоих. ТиВи, наконец, останавливается на расстоянии меньше метра от них, задумчиво блуждая черными глазами у них как будто в душе, высматривая, что-то ища. — Да? Ох, заинтриговал, — 512 слегка лукаво улыбается, пытается копировать ТиВи — но на его милом лице это смотрится, скорее, тошно и противно — благо, что не так сильно мерзко. — Кхм… Дорогие мои. Я думаю, для вас не секрет, что война эта будет долгой, — наконец формулирует начало ТВ — И потерь в ней будет… Очень много. Хотя они уже и сейчас есть. И так уж получилось, что я и моя семья… Хотим сохранить вам жизнь. — Ух ты! Значит, вы все-таки нас любите! — так восхищенно Спикер еще никогда не звучал. ТиВи, в прочем, от его радости ничуть не легче — он только сильнее морщится, как будто у него болит голова. — Скорее, Полицефалия вас всех любит, но, кхм, не важно, — буркает монстр — Вы уж явно не хуже меня видите, что в этом городище вас спрятать негде. И наше семейство предлагает вам своеобразную путевку в один конец. В место, где вас ждёт ментальное здоровье и рыбалка, а по вечерам — кваканье лягушками симфонии тухлого яйца. Выждав с минуты, ТВ спрашивает: — Ну так что? Вы согласны? — Звучит весьма необычно, но в принципе — я согласен! — говорит сам за себя 512, чуть ли не подпрыгивая от счастья, вцепившись в телевизор особым взглядом, который бесконечным обожанием и любовью прям переполнен. «А как же альянс?» — показывает Камерамэн вполне себе логичный вопрос, чувствуя в предложении ТиВи какой-то подвох — «Разве мы можем так поступить?» — спрашивал он только про себя и 512 — про ТВ же наверняка знает, что они так с чистой совестью поступят — это уже их сущность. — А что — альянс? Надо думать прежде всего о своей шкуре, агент, — спокойно пожимает плечами ТВ — Я же уже касательно этого высказывался, Камера. Прежде всего стоит думать только о своей шкуре, а уже потом — и о чужой. Поверь, от потери двух вас, альянсу только легче станет, — и ещё так задумчиво начинает склонять голову на бок, снова наполняя атмосферу треском костей. И, увы, как-бы 143 не было это больно признавать, но телевизор чертовски прав. Возможно, альянсу от потери этих двоих станет действительно легче. Такие, как они, этому объединению просто ненужны, они отравляют его общество, а потому по подобным обычно никто и не горевал — 143 это неплохо видел и понимал, но вот осознает ли это 512 — спорный вопрос. В плане, 512 пусть зачастую беспросветно глуп, и обычно пытается оправдать себя словами, мол «Почему Полицефалии можно, а мне нельзя?!», как будто не осознавая, что у них — разные случаи, — и 143, да и другие, прекрасно понимали, что интеллектуальный потенциал у 512 — не малый, и если бы он сам захотел — вполне и ученым мог бы стать. Но увы. Беспорядки в голове и теле были для него лучше, чем престижный статус в альянсе. «Хорошо», — наконец ломается инвалид — «Я согласен. Как в это чудо-место попасть?» — О, я вас проведу, — спокойно ответил ТиВи — За ручки, если можно так сказать. — Ах, чудесно! — вновь дает о себе знать 512 таким резким фальцетом, что он неприятно резанул по слуху ТиВи и монстр сморщился — у всех Спикеров, особенно конкретно у этого, голос противно-звонкий — А во сколько мы выдвигаемся, когда? А что нам из вещей брать с собой? — Выдвигаться мы можем… Прямо сейчас, если хотите, — отвечает ТиВи, на миг спрятав руки в карманы — Что же касаемо вещей, то вам ничего брать не надо. Там все есть, — и потом протягивает им руки — внешне они остались такими же людскими, но внутри — сильно поменялись. Отврательнно ледяные, только кожа с перчаток и спасает, 143 незаметно морщится, обворачивая свою теплую, но такую хрупкую и плоскую ладонь вокруг ладони ТиВи — он такой холодный, что робот даже вздрагивает, а вот 512 особо не церемонится — сразу же сгребает ТиВи в объятия подобно тискам, любовно утыкается носом ему в плечо, шумно, словно тяжёловато и возбужденно вздыхая, втягивая гнилое поветрие, идущее от ТиВи. Лучше аромата роз, да? Когда тяжелый, черный смог рассеивается, 143 кажется, что он ослеп — но пелена перед глазами быстро рассеивается, являя им то, чего они в своей жизни ещё не видели. Что такое озера, некоторые агенты знали, да и видели, по людским книжкам и записям — это в лучшем случае, если хоть что-то сохранилось — либо сидели и часами слушали рассказы ТВмэнов о людях и своем людском прошлом в частности — не то, чтобы немертвые их часто подобным баловали, банально понимая, что в рассказах об их прошлом можно отыскать разгадку истинной природы ТВ — но все же иногда позволяли себе опускаться и до такого, заботливо рассаживая агентов у своих ног, обычно игнорируя их щенячьи глазки и умоляющие взгляды, смотря своими темными, давно потерявшими живой блеск, глазками куда-то далеко впереди себя, как будто видя что-то за линией горизонта, приобретая обычно тяжёлый, грустный оттенок — возможно, ТВмэны скучали и сожалели о чем-то, что было в прошлом, хотя и утвержают, что это не так, и, что, мол, ничего интересного в годах их юности нет, но все же не стоило забывать, что ТВмэны, пусть уже не сейчас, но все же на какую-то часть люди — а значит, что и весь спектр человеческих эмоций им доступен лучше, и владеют они ими также в совершенстве, чем горсть роботов из цирка, который гордо именуется альянсом. Озеро было красивым, вот прям действительно красивым — прозрачно-стеклянная, вода в нем имела какой-то лазурный оттенок, что плавно переливался в так называемый шокирующий розовый, можно было увидеть, что вода была усеяна песком и камнями, а ещё в ней бегло и игриво плавала рыба — средняя по размеру, ее плавники были персиково-оранжевые, гладкие-гладкие, а чешуя уже блестела серебрянной поталью, да и шла какими-то ромбами — 143, да и 512, дожлжно быть, тоже, обратил на это внимание, когда рыбка вынырнула из воды, очевидно, чтобы набрать воздуха — рыб агенты видели тоже — разве что только на картинке, да по рассказам ТВмэнов (от них же и узнали, что раньше, нередко, рыба была единственным продуктом, что позволяла есть и выкармливать детей). И в отличие от тех рыб, что на записях видели агенты, эти были такие красивые, что 143 в них словно даже влюбился, желая в качестве питомца приобрести одну такую (все равно с Камерами и Спикерами —пауками разговор у него был до обидного недолгий, ибо эти существа, словно чувствуя его страх, агента к себе близко не подпускали, 143 подобной реакцией сильно обижая). Собственно говоря, пусть и не в далеке, но и не близко, виделся песчаный берег, и вроде бы песок как песок, правда, он выглядит слишком желтым и чистым, а чуть ещё дальше — начинались густые лес и трава. И, определенно, последнее, то, что агенты уж точно никак не ожидали увидеть. Являясь сравнительно старыми образцами, зелень и каких-то животных они даже застали, но так давно не видели, что поняли, как же они от этого отвыкли — вот потому-то глазу и непривычно то, что они видят. В прочем — деревья как деревья, зелень как зелень — темно-зеленое на светло-коричневом, ничего особенного — интереснее то, что они шли густой и темной завесой, окружая озеро аккурат по кругу, как будто отделяя эту тихую маленькую гавань от остального внешнего мира. И пахло здесь так чудесно, волшебно, эдаким легким бризом, что даже вонь от ТВмэна не была такой яркой. По среди озера стояла тонкая, деревянная платформа, помост, на не таком уж и длинном четырехугольном бруске, светло-желтого оттенка, а на ней — небольшой, очень компактный и ютный дом — сам он по себе квадратный, но при этом имеет острую, треугольную крышу, у которой были весьма внушительные лопасти, которые, к тому же, ещё и активно вращались по часовой стрелке. Правда, если помост и дом были светлые, легка желтые, сделанные из опиленных, но не зашкуренных досок, то вот крыша и часть лопастей уже изготовленны из красного дерева, резко контрастируя между собой — 143 в какой-то момент оступился и едва не упал в воду — его весьма вовремя схватил за шкирку ТиВи, поставив около себя — вряд ли бы 143 пережил падение в воду с головой. А вот у 512, опыт с водой есть, кстати. И тоже весьма неприятный, который едва не закончился его смертью. Так что этого места, определенно, стоит побаиваться. — Вау! Это так круто! — искренне восхищается Спикер, даже не заметив, что ТиВи коснулся и прижал к себе кого-то другого — Вот уж точно — ментальное здоровье! Но… Причём тут рыбалка? И что это за… Симфония тухлого яйца? — его брови удивленно подскакивают вверх — Ах, глупое название. — Рыбачить будете много, — терпеливо поясняет ему ТиВи, не сдерживая тяжкий вздох — 512 элегантно сотрясал собой округу, благо, что птицы не попадали (потому что они улетели) — И питаться, соответственно, рыбой. А вот что за симфония — узнаете, — ТиВи чуть ухмыльнулся — Название, конечно, забавное — но, думаю, тебе с твоим музыкальным вкусом послушать будет приятно. «Разве эта рыба нашему питанию подходит?» — удивляется глухонемой, как будто даже немного прийдя в себя. — О, поверьте, подходит, — коротко отвечает ТиВи — Нет, конечно, в этом доме-мельнице есть и другая еда, ну, кхм, скорее ее имитация — ее немного, но вам до моего нового прихода хватит. — Так ты не с нами будешь? — удивляется 512. — Нет, — вздыхает ТиВи — К счастью, меня ждут дела и на моей, и на вашей, базах. Но можешь не расстраиваться — уйду я не надолго, возможно, в ближайшие дни вернусь. А вы пока отдыхайте, набирайтесь сил… Они вам понадобятся в ближайшее время. О, определенно, в словах ТВмэна было двойное дно — понять бы еще, как пройти первое, а за ним — уже и второе. — Хорошо, любимый, — влюбленно щебечет 512, плавно приближается к ТиВи, резко прижимается, да тянется своими губами к губам ТВ. У Спикера они тонкие, хотя иногда, обычно с длительной попойки, слегка розовые и припухшие, благо, что сейчас — обычные, хотя и полностью искуственные, механические, но все равно — тёплые, прекрасная имитация живых. И губы ТиВи — обескровленные, хотя, возможно, немного заполненные сгнившей жидкостью, слегка посеревшие, аки посиневшие, застывшие, казалось, от отсутвия жизни, да в печали, задумчивости — определенно, они должны были перестать шевелиться чуть больше трех веков назад, но нет, ТВмэны — хитрые лжецы, и они смогли даже саму смерть обмануть, правда, пожертвовав ради этого многим — в прочем, чего только не сделаешь, чтобы жить, да? Еще у ТиВи губы холодные-холодные, ледяные, а ещё и жесткие-жесткие, такие тяжёлые, как и ТВ в принципе — не в обиду их рассе, которая, в прочем, и сама понимала, что мертвые всегда тяжелее живых — а потому на комментарии про свой вес, если кто-то его узнавал, не обижались и даже не рычали — да и за что, если этот смельчак прав? Целовать ТВмэнов, должно быть, прямо так, в губы, не очень приятно — ведь если так подумать, то ты просто целуешь труп. А может даже и наоборот, и это только так со стороны отвратно — 143 с Полицефалией ещё не целовался, умело избегая этого момента. Определенно, надо попробовать. И ТиВи, и 512, в порыве чувств момента закрывают глаза — только вот если наркоман сильно зажмуривается, касаясь своими губами губ любимого, то этот самый любимый лишь легко накрывает веками глаза, ресницы даже слегка не дрожат — как будто телевизору искренне на это все равно, — на поцелуй отвечать не намерен, уже поняв, что сам 512 надежды не теряет (опять, в очередной раз, да) — в прочем, 512 не успокоится, даже если ТиВи ему уже в тысячный раз разобьет сердце — хорошо и плохо одновременно. Когда 512 открывает глаза — ТиВи полностью рассеился (хотя и должен был провернуть вместе с сестрой подобное раньше), оставляя Спикера у разбитого корыта. В очередной раз, да. Опять. — Ну что ж… В следующий раз, — с натянутой и даже печальной улыбкой говорит Спикер, смотря куда угодно, но только не на 143 — Так что… Пошли в дом? Осмотрим его? 143 на это молча соглашается коротким кивком головы. Если внеше дом-мельница выглядит как одна комната 8 на 8 метров, то внутри эта «коробка» оказалась больше, чем снаружи, и состоят из трех комнат, правда, были они уже 6 на 6 метра — в прочем, для двух тоненьких агентов, этого пространства уже было более чем достаточно, чтобы почувстовать, что пустого пространства здесь слишком много — вещей и мебели было очень мало, даже, скорее, почти не было. Во многом это были большие, пустые и деревянные кубы, с одним окном на весь дом — ещё сильно зрительно они казались больше из-за тонких бело-желтых деревяшек, что были расположены горизонтально. — Ну… Неплохо, — отозвался 512, рассеянно пожав плечами — Но пустовато. Никогда бы не поверил, что это место может принадлежать ТиВи и его семье. «Думаю, мы просто чего-то не знаем», — показывает Камерамэн — «Ну сам подумай — место слишком тихое и светлое. Это же просто не в их стиле! Здесь точно что-то не так. И, боюсь, мы скоро это узнаем.» — Да? Хотелось бы, — хмыкнул 512 — Кстати, посмотри на потолок. У него есть золотая замочная скважина. Наверное, это вход на чердак. Но нам нужен ключ, чтобы туда попасть. 143 поднял голову — и действительно, в комнате, в которой они были, можно было увидеть под потолком ярко-блестящую, золотую замочную скважину, со своим, особым орнаментом — 143 ещё сильнее удивился — крыша, конечно, широкая, но не настолько же, чтобы вместить в себя хоть какой-то чердак. Или настолько? «Давай не будем спешить», — предлогает глухонемой — «Пошли просто комнаты изучим.» В комнате, в которой они были сейчас, как раз кроме большого окна ничего не было — не было даже стекла и штор, отчего 143 и 512 были как на ладони — чтобы не начать сильнее нервничать, робот отвернулся от окна — лишь под окном одиноко валялся лом, но вот что им ломать — 143 пока не видел. — Давай возьмем, — предлагает Спикер — Он явно здесь не просто так. Камерамэн на это вздыхает, но послушно берет — длинный, гладкий, изогнутый, — вполне себе стандартный, разве что какой-то оранжево-красный, с черным участком, не тяжелый, но весьма увесистый — 143 давно ничего похожего в руках не держал. Просто необходимости не было. А ещё он теплый. Видимо, лежит тут давно. 143 вздыхает — тяжко, устало, печально опускает голову вниз, рассеянно смотрит на форменные туфли, и такой же светлый пол, у которого, разве что, расположение досок другое — ой, не нравилось ему это, ой как не нравилось. Это все слишком подозрительно — тихая, умиротворенная атмосфера, пустая коробка с лопастями мельницы, расположенная к тому же еще посреди озера, не пересохшего, с живой рыбой, которую два робота могут есть. Глухонемой пусть не хорошо, но достаточно, знал ТВ, чтобы заподозрить их в каком-то зле — к тому же еще и в сторону личностей, что портят им жизнь. Один стал, прости Господи, парнем их отсталого, но такого любимого, братика, а второй слишком сильно навязывался со своими чувствами к брату, которому эти чувствам не интересны, и от того они и не взаимны. Ещё и такая внезапная «путевка»… Не, ну а что? Это же прекрасная возможность если не избавиться от них, то изолировать от себя так точно. Хотя все же казалось, что ТВ плюются на 143 все же меньше, чем на 512, даже несмотря на эту историю со скибидистом — он им планы своими чувствами не путал, хотя, строго говоря, никаких искренних чувств у 143 не было — его выбор стал самой крупной его ошибкой, за что теперь и отдувается. По факту — теперь он тоже так назывемая испорченная душа, почему-то так называли всех тех, кто как либо был привязан романтическими чувствами к ТВмэнам, причём начали их так называть не ТВ (и то, их так называть начал даже не черный Спикермэн, кто-то задолго до него, но услышал 143 это именно от него) — но в своей голове все же все ещё принадлежал Кайлу, хотя и не смел считать его своим — он слышал, слышал, ага, что этого скибидиста взяли в плен, и он сейчас, собственно, был в недрах базы, но ТиВи своим ответом четко дал понять, что Камера в эту сторону может и не смотреть — по сути он добровольно засунул шею в петлю, решив, что самый умный, и что отношения с Полицефалией станут не самым плохим его решением. Но увы — в очередной раз просчитался, за что теперь и страдает. Пусть даже и не настолько сильно, как думалось. Полицефалия все же более мирный, чем остальные телевизоры (грустно только, что мирный он не сам по себе, а из-за легкой формы умственной отсталости, дебилизма). 143 и сам по себе деффектный, чертов комнатный трус — так еще и испорченная душа из него такая же паршивая, деффектная — должен обожать ТВмэна, являясь, пожалуй, единственным, у кого с телевизором реальные отношения, а не однобокая любовь (причем однобокая со стороны ТВмэна, а не Камерамэна), — но механическим сердцем принадлежит скибидисту, их врагу, и даже имел короткую и неудачную попытку тайных отношений с ним. Перед Полицефалией, если честно, неудобно. И перед семейством ТВ — тоже. Хотя они уже обеспечили отсталому брату надёжные отношения, по сути от лица ТиВи наступив 143 на горло, четко поставив ультиматум. Камерамэн сам загнал себя в такое невыгодное положение. Насколько это справедливая плата за глупость? Хотя, испорченная душа звучит не так оскорбительно, как фанатики ТВ — и много других, иногда даже злых, слов и оскорблений. — Ну что, пошли? — напоминает о себе С-512, едва не выпрыгнув скримером в лицо 143, который это самое лицо, наконец, оторвал, уйдя в свои грустные думы. «Пошли», — соглашается 143, и, удобнее перехватив лом, бредет за товарищем. Не то, чтобы у него есть особый выбор. Следующая комната уже представляет больший интерес — у нее есть что-то вроде разделочного стола, такой же деревянный, что вмонтирован в стену, внизу было два больших ящика, правда, они были заперты, и без ключей не открываются, а ещё были покрашены темно-синей краской, что резко контрастирует с серебрянной замочной скважиной, и рядом была даже старая газовая плита, правда, без газа, да и не то, чтобы она открывалась — заела. Но внутри нее что-то было. В комнате ещё были две маленькие, сильно шатающиеся, табуретки — 143 не отказал себе в удовольствие присесть, ибо ноги уже что-то устали. А вот 512 наоброт, был бодрячком, ходил и изучал кухню, если ее таковой можно считать. — «Помнишь эту мелодию?» — прочитал 512 надпись, что почти выцвела на старом, желтом пергаменте — Нет, не помню, — передразнил надпись он — Я вообще тут мелодии ни вижу, ни слышу. «Мы чего-то не видим», — показал 143, когда на него посмотрел друг — «Похоже, это какая-то головоломка, как и все это место в принципе.» — Хм, правильно! Похоже на то, — согласился 512 — Были бы здесь ещё подсказки… — после чего снова посмотрел на стену, где висят пергаменты. «Вспомнить сезоны» — висело на второй бумажке. «Случилось что-то старшное…» — гласила третья. «Ментальное здоровье и рыбалка» — написано на четвёртой. — Я ничего не понимаю, — вздохнул 512, после чего, наконец, приземлился на табурет рядом, и забрал у 143 лом — Может, здесь надо ломом что-то сломать? — после чего нахмурился, став пялиться на стену. И, на удивление, в какой-то момент заметил, что некоторые деревяшки как будто слегка торчали из стены — нечто подобное он увидел и в комнате с окном, но не придал этому значение. Сначала он хотел и на это забить, а потом вспомнил, что так делают и некоторые Спикеры на базе — расковыривают стены, реже — пол — тем самым делая элегантные заначки, которые с переменным успехом находят ТВмэны — когда нычка чем-то придавлена, особенно чем-то глухим, как стены и пол, у нее сильно уменьшается запах, отчего ТВмэнам уже сложнее ее найти — достать-то при обнаружении с их когтями и зубами легче — а чтобы уж тем более не нашли, эти самые нычки оборачивают в плотную, обычно даже синтетическую шерстянную, ткань — и все, до ТВмэнов настолько плохо доходит глухой запах, что они уже практически этот самый запах и не чуют. Это был идеальный план спасения. Похоже, на этих стенах был применен именно он — только более палевный. — Да простит меня ТиВи за это, — вздохнул 512, после чего подошёл к первой такой нычке, и весьма неумело применил лом — не то, чтобы он шибко сильно умел с им работать, и поддалась деревяшка только потому, что гвозди ее едва ли держали. Из первого такого «отсека» 512 достал странную шкатулку, она была на кодовом замке, правда, вместо цифр, там нужно было ввести определенную комбинацию символов — довольно много таких шкатулок 512 видел в кабинете и спальне ТиВи, правда, тогда он посчитал их просто забавными безделушками и полностью не обратил на них внимание. А зря. — Ну, мы хотя бы немного продвинулись дальше, — прокомментировал 512 — Это славно. «Давай уже ковыряй дальше» — показал ему 143, мягко забирая у него шкатулку. Грязно-салатовая, такого, выцвевшего цвета, довольно тяжелая, по размеру — прекрасно помещается агенту в ладонь, у нее было что-то вроде «барабана» с четырьмя отсеками, на один отсек приходится пять символов — надо каким-то образом найти код, ну или подсказку, где этот код найти, ну или уж как подобрать. Либо, возможно, код они уже однажды когда-то видели на базе — пусть не в кабинете, но в спальне ТиВи, в воздухе парит много бумажек, где был выцарапан всякий, на первый взгляд, бред — но, видимо, стоило лучше смотреть. В другом отсеке, о чудо, им повезло больше — оттуда 512 достал небольшой, аккуратный, глянцевый черный ключик, который подошёл к левому ящику — в ящике они нашли нож и спички, а также три шприца. — О, шприцы! — воскликнул 512, и первым делом схватил их — Мои любимые! У них такая длинная и острая игла, что вводить через них наркотик — одно удовольствие! — 512 заметно так повеселел — Значит, где-то должны быть сами увеселительные! — он через плечо посмотрел на 143 — Ну вот, а ты говоришь, что ТиВи о нас не заботится! Камерамэн на такое лишь закатил глаза, да махнул рукой — если бы все было так просто… Было бы просто — не было бы этих дурацких загадок. Ещё в одном отсеке они нашли то, отчего 512 опасливо передернулся — это была темно-коричневая, длинная бутылка, со старой бумажкой, правда, единственное, что было на бумаге, это изображение огня подле длинного, изогнутого перца. «Что это?» — спросил 143, удивленно вытянувшись, наконец отложив спички, нож и шприцы в сторону — сейчас они им бесполезны. — Это… Та ещё гадость, на самом-то деле, — сморщился 512, бережно поставив пустую, но наглухо закрытую, бутылку на стол — Ром… Бутылка рома, который настояли на остром перце. «Вспомнил», — показал 143 — «Я видел, что ты его пьёшь. Нравится?» — Ненавижу, — признался 512 — Он такой гадкий, что иуу! — Спикер сморщился — Но… Он нравится ТиВи, — в его тоне появилось что-то виноватое — Первый раз, когда я его попробовал, я пытался понять, почему ТиВи с семьей (кроме Полицефалии) к бутылкам с этой гадостью прям присасываются. Не понял… Но меня увидел ТиВи, и как будто ко мне потеплел. И с тех пор, мы иногда даже вместе у него в кабинете… Выпиваем. Только этот гадкий ром, правда, — его передернуло — Но, увы, это единственное, что он мне позволяет при нем и вместе с ним пить. Не знаю, почему ТиВи считает, что вкус у него забавный. Но… Ему нравится, — 512 спокойно пожал плечами. «Любовь зла» — 143 издевательски усмехнулся. — Да что ты говоришь, — передразнил Спикер, заметно повеселев — Бутылка пустая. Она нам сильно нужна? «Вряд-ли она тут для красоты, или чтобы тебя помучить» — предполагает Камерамэн — «Видимо, где-то понадобится.» — Да? Ну ладно. Пусть пока стоит здесь, — 512 кончиком лома отодвинул бутылку к стене — Но чтобы ее открыть, нам нужен штопор. В четвертой нычке они нашли спирт и, судя по всему, — семечко острого перца. «Я, конечно, не эксперт» — показывет 143 — «Но все же думаю, что этот ром готовится не так.» — Я, если честно, тоже не видел, как его готовят. Собственно говоря, у ТВ я видел уже готовые бутылки — но не процесс приготовления. Может, какой-то супер быстрый рецепт? Более в этой комнате они ничего не нашли (хотя и заподозрили, что с этими плакатами на стенах что-то не так, и, видимо, в дальнейшем они им понадабятся), а потому с чистой совестью направились в другую комнату — это уже больше походит на спальню. У стены там стояла большая, двуспальная кровать, с большими белыми подушками, застеленная розово-персиковым одеялом. Оно — одеяло — очень теплое, стеганное, с белыми кружевами — не такое нежное на ощупь, как шелк с постелей ТВ, но даже более приятное, теплое-теплое, почти горячее. Если лечь под него прямо сейчас — быстро перегреешься. «Это что получается», — 143 с задумчивостью почесал под регламентированным зачесом волос — «Нам одну кровать на двоих делить?» — А что? Тебя что-то не устраивает? — спокойно спросил 512, что, в силу многих факторов, к подобному относился намного проще. «Меня это… Смущает», — 143 выбрал не то, просто более корректное, слово — показывать жест, что значит «не устраивает», было после всего верхом неприличия. — Ой, да ладно тебе, — 512 явно не понял значения той секундной заминки и паузы, а даже если и понял, то не подал виду — После акта тройной любви между тобой, ТиВи, и мной, такие мелочи тебя вряд-ли смущать должны. К тому же, ночью же мы вдвоем спали на его кровати. «Я бы предпочел произошедшее не вспоминать» — признался 143, стыдливо отведя глаза — в душе он был все ещё обижен на них за такое, а потому в целом, тема секса для него стала ещё более табуированной, чем до этого — в прочем, если подобное с ним захочет повторить полицефал, то вряд-ли 143 сможет долго ломаться и сопротивляться — не то из-за страха, не то из-за размера. — Да? А жаль. Мне все понравилось, — хихикает 512, выразительно прикрыв акулью ухмылку рукой — ТиВи весьма опытный, не находишь? Если ТВмэны нам не врут, и реально так много живут, то… Получается, партнеров у них было много… — Камерамэн не был уверен, было ли это точно утверждение, а не вопрос — Должно быть, все их партнеры мертвы. Я этому очень рад — конкуренты сами избавились из программы этого мира. А знаешь… «Избавь меня от подробностей их интимной жизни, пожалуйста» — молит 143, но 512 дальше гнет свою линию: — Слууушай, а прикинь тогда, сколько ухажеров было у милашки ТВвумэн, — и заговорчески хихикает себе в кулак, явно начиная фантазировать в голове всякую похабщину — И так не хочется расстраивать нашего «повелителя»… «Кого?» — Ну этого, в коричневом… Симпа, — объясняет 512 — Самый популярный, из нас всех, испорченных душ. Кстати, ты не в курсе, почему мы испорченные души хоть? 143 на такое отрицательно качает головой — а потом добавляет: «Ты не забывай, зачем мы сюда пришли. Вскрывай доски.» — А, ну, да. Точно. Я уже забыл, честно говоря, — хмыкает 512, чуть более ловко вскрывая доски в стене. Оттуда они извлекают моток длинной и тонкой лезки, черный острый крючок — а также небольшой отрезок старого, слегка пожелтевшего, пергамента. — «Самая грустная дата», — читает надпись Спикер — Чтобы это могло значит? — а потом многозначительно смотрит на 143, взгляд которого как-то подозрительно затуманился — он неотрывно и так внимательно смотрит на бумагу, словно знает, что с ней делать. «Дай сюда» — требует 143, после чего бережно забирает этот клок. — Ты знаешь, куда это? — интересуется 512. «Догадываюсь» — пожимает 143, и, обогнув друга, спешит на кухню — так быстро, что этот самый друг едва поспевает за ним. 143 внимательно смотрит на постеры «Вспомнить сезоны» и «Случилось что-то страшное» — он не уверен, ему кажется, что эти две фразы как-то между собой взаимосвязаны — и также связаны с этой бумагой — как будто они являются одним целым. А что, если… Под пальцами пергамент липким не был — но стоило 143 прижать бумажку к стене и разгладить по краям, как она сразу липнет к стене, образуя, по сути, идущие друг за другом фазы. «Окно» — оборачиваясь к Спикеру, говорит Камерамэн. — Что? — удивляется наркоман. «Вскрой нычку под окном, Спикер» — показывает 143 и раздраженно закатывает глаза — он наивно решил, что Спикер, спустя столько времени отсутвия максимально сокращенного языка жестов Камерамэнов, все также верно будет трактовать ту краткость, какой сейчас пользуются лишь единицы. — Аааа, — глупо издает Спикер — Да, сейчас, — и весьма быстро уходит. Махнув на него рукой, 143 на ощупь находит табуретку и плавно опускается на нее, после чего с задумчивостью берет шкатулку в руки, крутит — весьма необычная, тяжёлая, причем тяжёлая не из-за начинки, а по составу, с весьма приятным цветом. Закодированная. «Ну вот и как нам тебя вскрыть?» — устало думает 143, вздыхает — и снова смотрит на постеры. Он уже понял, что все, что они находят — не просто так, все это взаимосвязано — а значит, что в этих постерах — какая-то загадка, ну, точнее, эдакая подсказка — какая жалость, что она им ничего не говорит. Оперев голову на локоть, Камерамэн начинает едва ли не немигающим взглядом смотреть на «Вспомнить сезоны» — что за сезоны, что им там вспомнить надо? Что под этим имеется ввиду? Возможно, это не надо трактовать в таком ключе, что это что-то из жизни нынешнего альянса. Возможно, если это место, судя по всему, принадлежит ТВмэнам, то… Надо вспомнить сезоны их жизни. Подобие догадки пробивает 143, подобно току — он сразу же начинает вспоминать все те скупые рассказы ТВ о своём прошлом, об их других жизнях — часть им рассказывал ТиВи, что-то по мелочи добавляла ТВвумэн… На базе ТВмэнов, скорее всего, что-то сообщал ТВ-ученый… Эти родственнички говорили, что умерли рано, весьма молодыми — пусть даже во времена их молодости взросление и старение происходило очень рано, но, раз уж они затеяли всю эту чахарду с перерождением, и то, только потому, что не успели насладиться жизнью и попробовать то, что могли себе позволить — достаточно рано, хотя, получается, и были уже в осознанном возрасте, чтобы осознать трагедию происходящего. Хм… 143 с задумчивостью посмотрел на потолок, как будто с него инвалиду на голову могли свалиться ответы — что такого трагичного могло произойти в жихни зверья, которые много чего имели — и много чего потеряли? Которые, определенно, обхитрили саму жизнь — и смерть, природу, и ее законы… Самая первая смерть, первый конец — вот, что имеется ввиду, точно! Тогда, когда ТВмэны ещё были людьми, понятно, что смерть для них стала настоящей трагедией — и, если проследить, как меняются их лица во время разговоров о прошлом, можно заметить, что для них это трагедия до сих пор — тогда они едва ли не в одночастье потеряли все, что имели — и ладно, черт с ними, с богатствами (если верить ТВмэнам, они происходили из аристократичной семьи), с украшениями, да даже с едой — они потеряли жизнь, а эта потеря — всего остального страшнее. Схватив шкатулку удобнее, Камерамэн с задумчивостью крутанул первый барабан, выставляя единицу, а после, менее уверенно, на втором барабане, восьмерку — ТиВи, вроде, когда-то упоминал дату их смерти, но конечно, что никто его не слушал (какая жалость, а ведь это сильно им бы сейчас помогло). Но 143 относительно помнит, что телевизор упомянули, что это был 19 век, т.е как раз ~1800 года, а если точнее — относительное их начало, ближе к 30. Но — точно не 30. На третьем барабане появилась 2, а дальше 143 завис — он не помнил дату точно, возможно, он даже сейчас и не прав — но, все же, медленно, с задумчивостью, стал крутить барабан. — Эй, приятель! Смотри, что я достал! — напоминает о себе Спикер, отчего Камерамэн вздрагивает, слишком довольный врываясь на кухню к товарищу, держа в руках длинный искусственный прут — А что ты делаешь? Ты нашёл пароль? 143 на это лишь задумчиво ведет плечами — у него такой уверенности нет, но, как ему казалось, он явно на верном пути. — Ты не знаешь, что это? — спрашивает 512, имея ввиду то, что он нашел — Мне кажется, что я это где-то видел… Вздохнув, и, убедившись, что Спикер на него смотрит, 143 показывает: «Это удочка, Спикер. Вспомни — вместе же документальные фильмы про людей смотрели.» — Аааа, ну да. Точно. — кивает 512. «Сам собрать сможешь?» — спрашивает глухонемой. — А надо? — удивляется наркоман. 143 смотрит на него раздраженно — после чего вновь переводит взгляд на шкатулку, аккуратно прокручивает последний барабан — он не слышит, но чувствует, что на шестерке шкатулка щелкает и теперь ее можно открыть. — Ух ты! Бутылка с почвой! — озвучивает находку 512, резко выхватывает у него шкатулку, а сам впихивает в руки Камерамэна удочку, лезку и крючок — лицо инвалида возмущённо перекосилось — Но как ты догадался? «Не знаю» — признаётся глухонемой — «Просто на плакаты засмотрелся.» — Да? И что ты там увидел? «Увидел, насколько же они взаимосвязаны. И, видимо, угадал дату смерти ТВ.» Увидев взгляд друга, Камерамэн показывает: «1826. Смотри,» — он ведет плечом в сторону плакатов — «Один плакат призывает нас вспомнить сезоны жизни ТВ. Страшное, что у них случилось — это как раз потеря жизни, а точнее — их первая смерть. И вот, собственно, говоря, дата их смерти — самая грустная дата.» — 143 вздохнул — «Просто вспомнил, что ТВ рассказывали о своем прошлом немного.» Собрав удочку, что было, честно говоря, не так уж и просто — потому что 143 опыта не имел, но, вроде, все же смог закрепить все правильно — он удочку отложил, после чего забрал небольшой бутылек с темной, утрамбованной почвой — и, особо не думая, засунул туда семечко — как хорошо, что у Камеры были достаточно тонкие и длинные пальцы, которые хорошо вмещались в горлышко бутылька — ему не составляет особого труда утрамбовать семечко перца в почву. — Ты думаешь — это для него? — спрашивает 512. «Возможно», — неоднозначно пожимает плечами 143. Не особо думая, он хватает бутылку и подвязывает ее за горлышко, после чего идёт на выход из домика — 512 спешит за ним. — Подожди! Ты куда?! — спрашивает Спикер. «Нам эту почву надо полить водой» — терпеливо поясняет глухонемой — «А я спешу напомнить, что мы — посреди озера. Так что логично, что стоит воду взять оттуда.» — Ааааа, — протягивает наркоман — Ну… Да, в этом есть смысл. А ведь за пределами этого дома было хорошо, хотя и немного страшно — сбежать сами отсюда не могут, никакой лодки нет — только если кинуться в воду, но для двух роботов это будет фатально — 143 позволяет себе этим полюбоваться, даже несмотря на то, что в спину ему врезается Спикер — а потом опускает лезку с удочки в воду, ждет с минуту — и подтягивает к себе бутылку, которая до верху наполненна водой. — Похоже, мы должны сами вырастить перец, — замечает Спикер, с удивлением выглядывая из-за плеча 143, говоря ему едва ли не в ухо. Камерамэн же на такое неоднозначно пожимает плечами, да спешит в комнату с окном — возможно, ему казалось, но она была самая солнечная (похоже, как раз, из-за наличия окна), заботливо устанавливает на раму пустого большого окна — а потом возвращается, чтобы забрать удочку. А там его место уже занял необычно тихий Спикер — он, интереса ради, забросил удочку тоже, нанизав перед этим на крючок найденного в комнате, где была удочка, розового пухлого червячка — и выловил местную рыбу. — Так красиво, — наконец, отмерев, говорит наркоман, смотрит на 143 — Может, отпустим ее? «Обойдется» — морщится 143, забирает рыбу себе — он всерьез опасается, что она окажется мокрой, но нет — просто очень гладкая, даже скользкая — «Я думаю, нам надо ее вскрыть.» — Ты уверен? — спрашивает 512 — В плане, какой от этого смысл? «Нет, не уверен» — одной рукой показывает 143 — «Но хотя бы поедим — ТиВи же, вроде, говорил, что мы ей питаться можем.» — Говорил, — соглашается 512 — Пошли на кухню? «Пошли на кухню.» 143 в кафетерии базы никогда ничего не резал, только столы протирал — а потому рыбу он разрезает медленно, максимально аккуратно, пытаясь себя особо не поранить — и как же он удивляется, когда ножом утыкается во что-то толстое и плотное — особенно сильно он удивляется, когда из шкуры рыбы вместо внутренностей достает толстую и длинную, прозрачную, квадратную, бутылку спирта. Через плечо смотрит на Спикера — оба догадываются, что происходит, и на какую тропу они вышли, но почему-то вслух озвучить это боялись. Ещё немного покопавшись в рыбе, 143 достает штопор, а задорно блестящую шкуру откладывает в сторону, с трудом вскрывает бутылки, медлит — после показывает Спикеру: «Пошли проверим перец.» — Пошли, — соглашается 512. В бутыльке не осталось воды и почвы — зато там был длинный, чуть изогнутый, ярко-красный перец — 143 не знает, что это за вид, да и не то, чтобы им это знать нужно — просто легко, двумя пальцами, извлекает за зеленую ножку этот самый перец — от него ярко и вкусно пахло, была даже легкая, цветочная отдушка, да и выглядит он вполне аппетитно — сам по себе перец легкий, полый, но он какой-то… Бугристый, что-ли? Причем только на ощупь, внешне-то он довольно ровный. — Фу блин, он весь в семечках, — морщится 512, потрогав перец. «Как-будто он от тебя в восторге» — мысленно морщится 143, причём не ясно, имеет ввиду он всплывший в голове и перед глазами образ ТиВи, или перец, но рукой показывая: «Это плохо?» — Семечки в перце являются концентрацией всей боли, — морщится 512 — Не знаю, где, но ТиВи однажды уже достал тоже какой-то острый людской перец — и дал откусить мне. Ну, я думал, ничего такого — а по факту, чуть, всю ротовую полоть выплюнул. — его передернуло — Не знаю, каким образом ТВ с таким аппетитом этим хрустят… «Как интересно», — думает 143 — «Надо будет повторить.» Полностью перец, что естественно, в бутылку не влез (это, на самом деле, было очевидно, ибо горлышко было тоньше перца) — от того 143 пришлось перец нарезать кольцами, избавлять, по просьбе 512, что перца даже касаться не хотел, насколько это возможно, от маленьких, бледно-желтых, семечек, — и только потом, утрамбовав влажные колечки в одну бутылку, стал из второй их аккуратно заливать спиртом. Запах в воздухе стоял… Не самый приятный, честно говоря. Причем дело не в перце, а в спирте, и воне, что исходила от него — 143 так и не смог понять, как пьющие агенты способны подобными запашками наслаждаться, ибо запах гангрены ТВмэнов соревновался с запахом водки за звание самого мерзкого запаха (по скромному мнению К-143) — в любом случае, когда спирт он, наконец, перелил, все ещё вонючую бутылку он от себя отодвинул куда подальше, ближе к рыбе — да плотно закрыл бутылку. — И вот что нам дальше делать? — интересуется 512, смотря то на оператора, то на бутылку. «Может, надо взболтать?» — спрашивает у него 143. — А этот чудо-напиток у нас не взорвется? — словно сам у себя спрашивает Спикер — Ну, в плане, газы и все такое… «Давай попробуем» — предлогает 143 — «Хуже мы уже точно не сделаем» — и, не дожидаясь ответа, начинает трясти бутылку — сначала легко, а потом — уже в полную силу, которой, в прочем, у него не так уж и много. Бутылка пусть и темно-коричневая, но бутылочное стекло достаточно просвечивается, чтобы наблюдать магию — некогда прозрачная жидкость, смешиваясь с влажными кольцами перца, расщепляла эти кольца, делая саму жидкость темно-коричневой, почти черной, — это было так красиво и занимательно, что 143 остановился только тогда, когда 512, наконец, остановил его. — Успокойся, пока бутылка тем более не выстрелила, а сотрясать так будешь Полицефалию между ног, — говорит ему такую откровенную пошлость 512, с задумчивостью смотря на содержание бутылки — Дай штопор. Закатив глаза, 143 сам открывает бутылку, нюхает — и морщится. Пахло не очень вкусно, ну разве что появившаяся отдушка перца и еще каких-то приправ пахла в сравнении приятно — в прочем, видимо, у ТВмэнов был фетиш на ужасные вкусы и запахи, а потому ничего удивительного, что ТВмэны такое с радостью пьют. В прочем — 512 не был особо любитель чего-то изысканного, а потому странно, что от подобной жидкости он морщится. «Давай хоть попробуем, чего мы намешали» — предлогает глухонемой, делает глоток первым — и, если честно, едва не выплевывает. Он особо никогда алкоголь не пил, а об остром в кухне агентов не знали — потому для него стало открытием, что это подобие рома, кроме того, что сжигало рот, являясь не разбавленным, по сути, благо, что питьевым, спиртом, на пару с острым перцем, сильно обожгло рот — ему казалось, что у него из рта и ушей пошел горячий пар, а жидкость проплавила горло — лицо ему тоже перекосило будь здоров, что 512 отшатнулся. «Пей» — наконец, немного прийдя в себя, показывает 143, упав на табурет — «Теперь твоя очередь.» — Ты уверен? — немного нервно спрашивает 512, но все же тянется к бутылке — 143 меньше большого глотка сделал, а напитка еще много. 143 на это кивает, смотрит внимательно-внимательно — Спикер давления не выдерживает, делает глоток прямо так, даже не протирая горлышко, пьет крупными глотками, морщится — он это уже пробовал, пережить ему такую дрянь намного легче — правда, в какой-то момент, он чем-то поперхнулся и с громким стуком отставил бутылку. Во рту у него оказывается что-то небольшое, прохладное, глянцевое, а еще — изогнутое, фигурное — себе на ладонь 512 выплевывает ключ — точно такой же, какой они нашли до этого — но, видимо, уже от второго шкафчика. — Необычный способ создания ключа, пхе-пхе, — кашляет 512, утирает жидкость с губ — Мы весьма неплохо продвинулись, не так-ли? 143 на это показывает другу лайк. Во втором ящике они находят керосиновую лампу (их электрической имитацией пользуются ученые), отвертку, проволочную вешалку, а также — небольшой клочок бумаги, на котором была изображена коробка, а на ней — антены. — Очередные загадки, эх, как я их обожаю, — вздыхает 512, доставая все это добро — Ну, если в этом месте есть ночи, то лампа нам точно понадобится. А они тут точно есть, потому что есть и лампа. «А вешалка нам зачем? А отвертка?» — спрашивает 143, правда, не совсем ясно, насколько серьёзно. — Да не знаю я, — морщится 512 — Вешалка… Ну… Может, нам одежду повесить? Раздеваться придется? «Ты только об одном и думаешь» — возмущён Камерамэн — «Это отвратительно.» Спикер лишл хихикает — не ясно, понял ли он на самом деле, что имел ввиду друг, или нет. — Кстати, ты заметил? — спрашивает наркоман, после чего ногой указывает на газовую плиту, отдел духовки которой не открывался — Она на саморезах. Как думаешь, можно их выкрутить отверткой? «Можно», — кивает 143 — «Я видел, ученые так делают. Дай мне отвертку», — после чего опускается перед плитой на колени. Газовая плита была старой, даже очень, белой, плотно вмонтированная в стену, дверь духовки была плотно прикручена двумя старыми, уже потемневшими, саморезами — 143 копается меньше, чем ожидал, с саморезами, духовка, пусть не сразу, но открывается — внутри она была пустой, без протвеня и решёток, но зато в ней стояло ещё более старое радио — оно оказалось таким тяжёлым, что если бы 143 не подстраховывал 512, он бы с этим радио на спину упал. Радио было коричневым, с золотыми, слегка потертыми, насечками — агенты понимали, что этому прибору чего-то не хватает, но вот чего именно — в упор не видели. — Забавный предмет. — говорит 512, протягивает руку, крутит имеющиеся там кнопки — Предок всех Спикеров, если так подумать. «Ну конечно», — бросает 143 — «И что нам с этим хламом делать?» — Эй! Он все же мой предок, будь к нему уважительнее! — в шутку требает 512, мягко хлопает 143 по плечу — Камерамэн на это лишь как-то слишком грустно улыбается, после чего с задумчивостью смотрит на бумагу — один черт этот рисунок тут не просто так, он это уже понял, спасибо — видимо, это — тоже какая-то такая, весьма извращенная подсказка. И как, спрашивается, взаимосвязаны проволка с этим старым хламом?.. 512 смотрит на вполне себе обычное, без каких-то ярких черт, сосредоточенное лицо Камерамэна — вполне себе просто, скучное, регламентрованное, он немигающим взглядом уставился на постер «Помнишь эту мелодию?» — и, на удивление, догадка появляется уже у Спикера. — Эй, — говорит 512, чуть трясет глухонемого за плечо — Давай думать логически, — 143 скептически выгибает бровь, смотрит ещё так насмешливо, и медленно, с явным недоверием, кивает — Эта бумага нам намекает, что мы где-то должны… — он едва не брякает «услышать» — …Найти мелодию. Но откуда бы ей взяться? Ну, понятно, что из этого радио, но у радио нет антен, что поймали бы хоть какой-то сигнал. Камерамэн с особым удивлением вскидывает на Спикера голову, смотрит таким просветленным лицом, — после чего показывет: «И что ты предлогаешь?» — Может… Их надо скрутить из этой вешалки? — предлагает наркоман — Не, ну а что? Вполне себе как вариант. Особенно учитывая, что из металла в целом делают антены, что способны ловить связь и сигнал. После чего Спикер берет в руки вешалку, задумчиво смотрит на нее, лишь относительно представляет, что именно он хочет скрутить, за основу беря какую-то абстракцию из своей головы. И, на удивление, это сработало, правда, возможно, это была просто случайность — но комната все равно наполняется сначала помехами, а затем, сквозь помехи, начинает пробиваться мелодия — тихо и слабо, даже 512 не сразу ее различает (143 обманчиво спокоен и тих, почти не дышит — он-то вообще ничего не слышал), потом снова смотрит на постер, — таи ничего не поменялось. — О, ах, я узнал! Это какая-то людская и очень старая музыка, я слышал ее в кабинете ТиВи! — довольно восклицает наркоман. «Поищи частоту, на которой музыка будет звучать лучше», — советует 143, смотря на все это дело с большой задумчивостью. — С радостью, — бросает Спикер, после чего начинает крутить нужную кнопку — местами помехи становились громче, местами — тише — но, в какой-то момент, на частоте 120, помехи пропали, а Спикер просто сидел и наслаждался музыкой, бросив: — Дааа, эту музыку я уж точно помню, — ещё и так романтично закрыл глаза, начав покачиваться под неведомый для глухонемого такт, что они оба не сразу заметили, что звук кончился — а на радио лежал золотой ключ. — О, так это же для чердака! — восклицает 512, сразу же хватая предмет — Ну что, пошли и чердак вскроем? «Давай потом» — предлагает 143 — «Надоели это головоломки, потом его откроем.» — Хм, ты прав, — соглашается 512, пряча ключик в карман — в отличие от более холодных собратьев, он был даже теплым. Вечер в этом месте наступает так быстро — и ещё быстрее переходит в ночь, окрашивая небо в иссиня-черный, небо зажигается маленькими, белыми звёздочками, в то время как голубая волна начинает блестеь лиловой сливой — тут-то им и пригодились спички и керасиновая лампа, становясь источниками света. 143 и 512 сидели на помосте, привалившись к углу дома — теперь-то им стало понятно, почему ТиВи сказал, что тут их ожидает ментальное здоровье, рыбалка, а ещё так называемая «симфония тухлого яйца» голосами лягушек (которых, к слову, до этого агенты видели только на картинках) — эти удивительные, зелененькие и явно скользкие существа запрыгнули к ним на помост и задорно квакали, образуя пусть и специфическую, но какую-то симфонию (правда, причем тут только тухлое яйцо, было неясно — 512 слышат ее прекрасно, в отличие от Камерамэна, что с чистой совестью использовал грудную клетку товарища, как удобную подушку, даже не сбрасывая его щупальца руки, которые захватили его в объятия — до 143 долетали лишь некоторые звуки, и то, так паршиво и слабо, что он даже и не вслушивался — ему это ни к чему. Собственно, пункт рыбалки тут тоже был — оказывается, рыба здесь и без приманки клюет на крючок, а потому сейчес агенты, точно, 512, ловит рыбу, 143 разрезает им брюхо ножом, и оттуда выковыривает белое, нежное, вкусное рыбье мясо — в тот момент им казались, что ничего лучшего они и не ели. Агенты никуда не дергались — просто не было необходимости бояться, что из темного угла на них выскочит зараженный агент, гадкий скибидист или голодный ТВмэн — по регламенту бояться темноты не положено, но, учитывая эти факторы, агенты эту самую темноту все же опасались — банально потому, что существа из темноты могли лишить их жизни, ну или даже просто оторвать кусок — но сейчас, несмотря на то, что единственный их источник темноты — керасиновая лампа, они оба были спокойны, у них не было поводов для тревог и беспокойств, одного не мучила тахикардия, другой не ощущал, как организм требует веществ. Ментальное здровье, не иначе. — Красота, согласен? — спрашивает 512 у 143, на что получает легкий кивок головой — взгляд у глухонемого мутный, поплывший от удовольствия, сейчас ему только до самого себя — 512 невольно умиляется этой картиной, даже легко чмокает товарища в щеку. Нечто похожее иногда делал ТиВи 512, правда, он обычно грубо клевал, именно клевал, а не нежно и любовно чмокал — грубо и холодно, резко, 512 даже эти редкие проявления родительских чувств радовали, а потому каждый такой клеток в щеку он запоминал и фиксировал, вспоминая их в особо мрачные дни. Это придает ему силы. Агенты не были уверены, есть ли в этом месте кто-то ещё, кроме них — учитывая, что это место, скорее всего, являлось собственностью ТВмэнов (по-любому отжали у кого-то), то вряд ли местные обитатели окажутся доброжелательными существами — 143 и 512 не могли быть уверены наверняка, какими они были, и был ли тут кто-то кроме них — но, вроде бы, свет и симфония их не тревожили, а потому — и сами агенты спокойны. Это так хорошо, на самом деле — сидеть и просто ни о чем не беспокоиться, лениво гоняя всякие глупые мысли. Возможно, примерно так и живёт Полицефалия — они часто сидели его таким, сидящим в углу, смотрящим в никуда, ни на что не реагирующим — раньше прелесть этого расслабленного, даже, пожалуй, отсутствующего состояния, им была непонятна, но сейчас… Быть может, так они скоро достигнут просветления?.. Агенты так и уснули вместе подле дома — 143 на грудной клетке 512, а 512 привалившись к углу дома, обернув свои щупальца вокруг товарища — возможно, это место в ночное время суток перестает быть таким мирным, и все темное, что сосредоточено в этом мире, выбирается наружу с целью убивать, — но, видимо, дуракам все же реально везет, раз проснулись агенты целыми и невредимыми. 512 не мог вспомнить, что ему снилось (лишь был уверен, что точно что-то да было), а вот 143 прекрасно помнил — и для себя решил, что больше местную рыбу есть не будет — кроме того, что все их вкусное белое мясо встало у него поперек горла, всю ночь ему снилась темно-голубая, сложенная из камней, комната, посреди которой плясала огромная рыбина, из нее росли обычные человеческие ноги — музыки 143 не слышал, но видел ноты, что отлетали от ног рыбы, как искры — агент ничего особо про ноты не знал, но они показались ему смутно знакомыми — в любом случае, больше рыбы ему не хотелось, и, похоже, с рыбой у них это было взаимно, ибо сегодня с утра рыбешка не плавала (143 предпочитал думать, что ей просто не хотелось показываться, а не что всю рыбу они за один раз съели). Это не было плохим сном, и уж тем более не кошмаром — но глухонемой чувстовал себя так паршиво, что это было даже смешно — так плохо он себя давно уже не чувствовал, а ведь этот сон был просто странным, и ничего особо плохого в себе не нес — ну разве что 143 не слышал мелодии. Хотя, возможно, ее и так даже не было. Зато у 512 — все точно хорошо, ему поводов для недовольства никто не давал. — Ну что, пошли на чердак? — даже слишком довольно интересуется 512 — Мне уже нетерпится посмотреть, что там! «Я бы на твоем месте так не радовался», — показывает 143, что демонстративно отворачивается от озера, косясь то на деревянную стену, то на 512 — стоило ему сбросить с себя объятия Спикера, как тошнота только усилилась — «Мы же не знаем, что нас ждет.» — Да не переживай ты так, — наркоман подбадривающе хлопает сухой ладонью по плечу товарища — Все будет хорошо. Я в этом уверен. А вот 143 такой уверенности не имел, да и по жизни придерживаются другого мнения — ничего хорошо не будет, такое — просто не их случай, такого просто не бывает, — но а даже если что-то хорошее и случалось, то это — не более, чем случайность, подготовка к плохому дальнейшему, так сказать — мрачные взгляды он перенимал намного лучше и легче, чем что-то хорошее.

Плохое вообще всегда усваивается лучше, чем что-то хорошее, на самом-то деле.