революционер

«Какая красота», рука Азулы заскользила по блестящей поверхности черной колонны, ощупывая гладкую, прохладную поверхность. Она могла видеть свое отражение внутри дорого материала, «Как хорошо ты тут убрался». «Приказал убраться», Зуко немедленно поправил её, «И это было давно. Я просто не так часто использую эту комнату». Азула промычала что-то, продолжая с интересом осматривать новый интерьер тронного зала. Длинный коридор, ведущий к трону, теперь казался не таким уж и ужасающим, и светлый, ручной огонь освещал внутренности здания вместо стены ревущего пламени. Её рука остановилась на колонне, пока она с интересом осматривала новые украшения на стенах. Зуко поспешил убрать её: «Ты же не хочешь оставить следы?» Азула фыркнула, отвернувшись. Теперь, когда она выросла, тронный зал казался намного меньше. То, что раньше было непреодолимым путешествием, могло быть совершено ею в пару широких шагов… Её голова немного кружилась из-за диссонанса. Ей было приятно, что Зуко позволил ей наконец-то посмотреть на эту комнату. Ей было неприятно, потому что это выглядело совершенно по-другому, чем она бы хотела. Зуко неуверенно стоял на месте, сложив руки; наверное, он чувствовал, что для Азулы важно было увидеть тронный зал ещё раз. Он не мог предугадать ее реакцию. Пока она просто смотрела по сторонам, осторожная, как ночная птица. Он последовал за ней, когда Азула наконец-то прошла чуть ближе к его трону. Одна ее нога ступила на лестницу, и она резко обернулась, как будто испугавшись; ее взгляд проскользил мимо Зуко, и когда она убедилась, что никого нет (кого?), она поднялась еще и еще, и тогда села на его место, закинув ногу на ногу. Азула с интересом смотрела на вид перед ней. Золотое сияние, рефлектирующее от морды статуи дракона, красило ее волосы в благородный цвет, и ее спина была ровной, и плечи – расслабленными. Она выглядела так, словно присела отдохнуть. «Азула», Зуко попытался тронуть её, но она небрежно отмахнулась от его руки, «Тебе нельзя тут сидеть». Азула закатила глаза и окончательно расслабилась в своем сидении, откинувшись назад. Её лицо выражало победное удовлетворение. Зуко не нравилось это. «Азула, ты знаешь правила». «Зукооо, брат», Азула демонстративно потянулась, вытягивая свои длинные, тонкие руки над головой, «Кто знал, что ты останешься таким приверженцем тех диких норм, от которых все вокруг тебя пытаются избавиться». Её голос был скучающим. «Это неуважение…» Азула лишь фыркнула в ответ. «…К предкам. Ко мне. Ты не можешь доминировать надо мной», Зуко скрестил руки на груди. «О-о-о-о,» Азула протянула, смотря на свои ногти, «Так это все про доминирование, да? Тебя бесит, что я сижу над тобой?» Зуко выдержал ее взгляд, но ничего не сказал. «Как жаль, что ты такой мягкотелый», и она склонила свою голову, улыбаясь. На универсальном языке между ними это значило: давай играть. Я вызываю тебя. Это было возмутительно и смутило его. Она всегда была такой. Если ты хочешь и умеешь играть, это значит, что все хорошо. Психически здоровый и стабильный организм сохраняет способность и желание играть и инвестировать себя в воображаемые игры. Это значит, что с Азулой все хорошо. Конечно, он с самого начала знал, чего она хотела: Азула любила когда ее хватали и прижимали к земле, как шкодливую кошку, не давая уйти; она всегда заливалась радостным смехом в детстве, когда Зуко ловил ее, и только потом била его по лицу, потому что он посмел ее поймать. «Ладно». И он попробовал схватить ее за плечи, но она увернулась, как угорь, опустившись на сидении ниже. «Ты такой слабый. Ты слабый». Она дразнила его, и Зуко, вопреки всему тому, что он успел себе наобещать, поддался; он ощутил, как внутри него все горит, и что Азула его бесит. Он склонился над ней, схватив ее за подмышки, и резко приподнял; Азула вскрикнула от такого обращения, и пнула его под коленом. Зуко отпустил ее, чуть не упав. Его волосы растрепались. Азула победно улыбнулась на него. Зуко захотелось выбить ее зубы. Он прижал ее к себе, удерживая ее своими ногами на месте; наверное, слишком сильно, потому что его сестра вздрогнула. Она тут же взяла себя в руки опять, отчаянно пытаясь вывернуться из его хватки, кусая его рукава, как пойманный зверь. Зуко стало жарко, потому что ее пах и ремень так приятно терлись о его, и когда Азула отчаянно вертела головой, его нос касался нежной кожи на ее шее. Она делала это специально. Конечно, она всегда этого хочет. Азула так бесила его, и он с силой укусил ее, не отдавая себе отчета, слишком вовлеченный в их борьбу. Азула втянула воздух через сжатые зубы и ойкнула, резко обмякнув в его руках. Теперь он держал ее, прижимая к себе. И он был так возбужден, как будто ему снова было шестнадцать, и он смотрит, как она спит. Азула сразу же уловила неуверенность в его взгляде; на ее лице воцарилась победная улыбка, которая всегда заставляла его внутренности кипеть от злости. «Слабак». И она попыталась оттолкнуть его, показывая, что они доиграли, но Зуко не сдвинулся. Его взгляд уперся в ее лицо. Ты поддался мне, ты такой слабый. Ты делаешь, то, что я хочу. Азула молчала, но Зуко знал, что она об этом думает. Капелька пота упала с его виска прямо ей на нос, и она поморщилась. Он сильнее прижался к ней, заставив раздвинуть колени; ее пальцы с силой схватили его плечи, и она опять попыталась освободить себя, и он почувствовал, как пахнут ее волосы. Зуко дрожал, потому что он впервые понял, что всегда мог победить. Он мог просто игнорировать решение Азулы о том, что игра закончена. Он был сильнее, и он мог делать, что хотел. «Я сильнее, и я делаю, что хочу». Ему показалось, что в глазах Азулы сверкнуло животное удовлетворение, но он был занят, ища застежку ее ремня. Сколько лет прошло с тех пор, когда Азуле в последний раз получилось вывести его? Она приподняла свои бедра, чтобы потереться о его пах, и он поддался ей, и, как всегда, когда делаешь что-то ужасно постыдное, его мысли улетучились из головы, оставляя лишь восторг и возбуждение. Он не планировал, что это будет вот так, тут, в тронном зале, или что он вообще будет трахать свою сестру, а не просто покажет ей, что он сильнее, но в какой-то момент, который тут же пропал из его памяти, рука Азулы направила его, и он вошёл в нее (когда она снял ее штаны? Когда он снял свои штаны?), и все остальное перестало иметь значение, потому что Азула была мокрой, теплой и беспомощной, и ему снова было шестнадцать лет. Его колени болели, потому что ему нужно было сгорбиться над ней; Азула даже не пыталась привстать, обмякнув в его руках. Его глубокая тень, трепещущая от неровного света пламени, накрыла её, и он почувствовал тот животный восторг и освобождение, о которых мечтал с детства. Потому что она была в его руках, и она не могла ударить его или убежать, и ей нравилось, и она была в его тени. Азула кончила почти сразу же, вздрогнув и схватив его за волосы; ее колени дрожали, и ее бедра наверняка очень устали выдерживать его вес. Он раздвинул их шире, и Азула заскулила. Он трахал ее через ее оргазм, выходя почти до конца и входя снова так резко, что он чувствовал, что упирается во что-то. «Зуко, перестань. Это слишком…», ее дыхание щекотало его ухо, и Зуко не останавливался. Даже когда он кончил, он не останавливался, потому что Азула заслужила этого, и он знал, что она была так возбуждена и стимулирована, что ей больно, и она так сжимала его плечи, что ее ногти порвали ткань его робы. Азула дрожала и кусала губы, потому что она больше не могла кончать, не сделав паузы; потому что он знал, что она хочет, чтобы Зуко остановился, перед тем как снова наращивать темп, но он не делал этого. Он играл с ней до тех пор, пока ему не надоело. Азула выглядела абсолютно побежденной, потому что ее штаны были наполовину сняты, ее волосы растрепаны, и она неловко полулежала на троне, и ее дрожащие ноги ее не слушались, поэтому она не могла уйти. Ее помада почти полностью стерта с ее лица, ее грудь тяжело вздымалась и опадала. Зуко было стыдно и тяжело, но какая-то маленькая часть в нем им гордилась. «Я… горжусь тобой», Азула повторила его мысли, краснея и отворачиваясь.