Камерный фильм о смерти

—...и я просто не знаю, что делать, это... —...твоя уверенность в том, что знаю я, меня... Вокруг всё шло ходуном. Глаза были настолько тяжёлыми, что после первой же попытки их открыть, веки тут же сомкнулись обратно. Как свинцом налитые. И тело ощущалось чужим, ощущалось неподъёмным грузом из металла, словно кости в теле были заменены на цемент и бетон. Парень выдал измученный вдох, переворачиваясь на кровати и тут же падая вниз, в тот же миг чувствуя острую боль от вырвавшихся из вен игл и настоящий болевой шок от поломавшихся, пополам скосившимися и выходящими из него открытым переломом ненатуральных костей. Он мог почувствовать торчащий позвоночный столб и вытекающие жуткими красно-алыми комками альвеолярные отростки. Никто из стоящих где-то рядом силуэтов не пошевельнулся. Он не мог видеть, но он это чувствовал, точно так же, как разбивающую его насквозь боль. Никто не приглушил и так тихие разговоры, никто не остановил поток беспокойства, витающий в воздухе клубком загрязнённого воздуха. Очередной вдох, вся боль испарилась, словно её и не было. Новая попытка открыть глаза, — оказывается, парень всё ещё лежал на поверхности кровати, может даже больничной койки. Оказывается, он был цел, ничего не болело. —...нет, мы просто в чём-то похожи, я это чувствую, да и для него... —...даже если так, я беспокоюсь за него не меньше твоего, я просто не знаю... Единственное, что было реальным из всех поступающих в его сенсорную систему раздражителей, был звук. Больше не было ни боли, ни беспокойства, только голоса. И к голосам хотелось тянуться. Голоса смогут ответить, кто он, что он, почему он. —Хах, — издал на выдохе звук, как это обычно бывает, парень. Теперь силуэты отреагировали, теперь он мог не только чувствовать, но и видеть. Тут же метнувшуюся к нему девушку с шёлковыми волосами, с огромным количеством нежной нервозности во взгляде, и брюнета, перепуганного всего, как заяц в лесу. Вот-вот и съедят. Зайца. —Ке-..! И снова наступила долговечная темнота, кто-то отключил всю нервную систему разом, теперь нельзя было ни видеть, ни чувствовать. Ничего. И он - никто... И он – ничто... Время потеряло свой смысл. Блондинистый парень, под именем Кеннет Маккормик, всё же смог очнуться, и на этот раз его разум был способен воспринимать реальность привычными словами и вообще... —Не прошло и пяти лет, — пробурчал над его ухом его лучший друг, Стэнли Марш. В последнее время он стал много ворчать и строить недовольный вид. Наверное, из-за этого его Крейга, он никогда не нравился блондину. Кенни улыбнулся, внезапно пугаясь: —А сколько прошло?! —Два дня, — прошептала, с улыбкой облегчения на лице, Хейди Тёрнер, заключая проснувшегося в ласковые объятья. И проснувшийся очень любил её ласковые объятья. Пазл за пазлом к нему стали возвращаться воспоминания прошедших дней. Эмоции от воспоминаний приводили его то в глубокую печаль, то в искусственную эйфорию, то, наконец-то, в стыд: Кенни Маккормик проснулся от передоза смеси самых разных наркотических веществ. Целых два дня. —Карен не говорить, — твёрдо произнёс парень, смотря по очереди в глаза двух самых близких ему людей. По взгляду пытался узнать, не поздно ли об этом просить. Если бы было поздно, во взгляде Хейди сейчас бы непременно вспыхнуло недовольство и растерянность, во взгляде Стэна... Стэн бы перевёл взгляд на шатенку, ожидая от неё действий. Он знал их реакции досконально. Природная внимательность к тем, кем дорожил... Ни того, ни другого он не увидел. Увидел лишь робость и волнение, от этого стало вдвое больше погано. Первый раз он довёл себя до такого состояния совсем мальчиком. По дурости, решил согласиться на предложения старшего брата провести незабываемую ночь в казино Лас-Вегаса, которое могло тогда для них существовать разве что только в наркотическом приходе. И никакой мальчишеский организм не выдержит ярких галлюциногенных лучей сверкающего Лас-Вегаса. Уже тогда было стыдно. Стыдно было, когда через несколько лет он выволакивал Кевина Маккормика из забытого Богом нарко-притона, придумывая отговорки к такому состоянию брата младшей сестре, Карен, чтоб не волновать. Он вечно придумывал отговорки, и по поводу состояния родителей, и по поводу настоящей причины уезда Кевина. Всегда надеялся на то, что единственный не испорченный этой грязью человек в их семье и так не догадывается об этом, о всех почему, что, и как. Ему уже двадцать четыре года. Он клялся, что ни за одно вредное вещество, даже алкоголь, он больше не возьмётся. Он клялся об этом Хейди, которая делала всё, чтоб это предотвратить. Он клялся об этом и Стэну — это было частью их взаимной клятвы, которую они дали друг другу в одну из последних безумных вечеринок. Он клялся, конечно, Карен... Своей младшей сестре, для которой всю свою жизнь старался быть примером. —Не знаю, Кен, — смутившись, признался Марш, переглядываясь с девушкой рядом, — мы чуть с ума не сошли тут. Шатенка хмуро посмотрела на Стэна, как будто не хотела, чтобы Кенни знал, что именно происходило в эти два дня его отсутствия. Хейди сразу же позвонила в скорую, увидев лежащего без сознания парня, как только вернулась домой с работы. Ей, конечно, сразу была понятна причина, она, конечно, уже несколько недель ходила кругами по лабиринту собственных тревог и мыслей, будто зная, что каждый раз, когда блондин уверяет её в том, что принимает что-то максимально безобидное, так, чтобы сфокусироваться на работе, он врёт. Что с каждой новой дозой этот самый день, когда она набирает с тремором в руках номер скорой помощи и прокручивает в голове один вопрос: «почему?!» приближался всё ближе. Сразу после этого она отправила короткое смс-сообщение Стэну, сходя с ума от тревоги и понимая, что с этим в одиночку она точно не сможет справиться. Брюнет тогда прервался от тренировки в спортзале и сел на первый попавшийся автобус, проклиная всё к чертям собачьим. И все эти два дня они сидели в палате, отведённой Кенни, иногда часами молчали, иногда совсем шёпотом говорили. Обсуждали. Думали, как это можно исправить. Хейди с самого начала предположила, что всё это случилось из-за уезда Карен в совершенно другую часть Америки. Она не смогла объяснить это доходчиво до Стэна, но кратко парень, вроде как, понял. Для Кенни всю жизнь существовала одна единственная цель — защитить младшую сестру от всех подступающих и возможных угроз. Так он помогал и сам себе, всю жизнь, ведь именно из-за Карен он не стал как их старший брат или же родители... И когда единственная причина стараться ушла из его жизни, став настолько самостоятельной, что смогла позволить себе скромную квартиру в другом штате, его как с цепи сорвало. И проблема была в том, что цепь сдерживала... —Извините меня, — с раскаяньем произнёс Кенни, чувствуя, как мир перед глазами снова идёт кругом, — извините меня... Хейди снова обняла блондина, чувствуя, как внутри всё от его слов разрывается. Они не могли злиться на Кенни. Осуждать за то, что одержимости взяли над тобой верх, считалось бы для них своего рода двойными стандартами. И это точно было бы несправедливо, им упрекать в этом Кенни. Кенни Маккормик не раз спасал от зависимостей и их. Хейди со Стэном переглянулись, мысленно в этом соглашаясь. Хейди, в эти два дня тревожного ожидания отметила, что они со Стэном похожи. Брюнет готов был с этим согласиться, пусть ни он, ни она, многого друг о друге не знали. Но они чувствовали друг в друге людей, которые тем или иным способом были спасены одним смешным и вечно занятым блондином. У всех свои причины для того, чтобы когда-то начать. У всех свои причины для того, чтоб не суметь вовремя остановиться. Так работает с любым видом зависимостей, и наркотики была лишь одна из разнообразностей такого страшного явления. Такой болел Кенни. —Пожалуйста, ты только подскажи нам, как тебе помочь... Кенни сморщился, показывая тем самым, что точно не сейчас он будет озвучивать один из самых жестоких, но действенных вариантов. Как-нибудь позже, когда он окажется дома и когда придёт время встретиться лицом к лицу с последствиями вновь чуть не довёдшей его до смерти привычки. —Идите домой, — просто сказал парень, улыбнувшись и видя мешки под глазами друзей — последствие потраченных на него нервов и проведённых здесь попусту часов. Но это «как-нибудь позже» так или иначе наступает. Когда человек имеет дело с наркотиками потяжелее марихуаны, собранной в сигаретки чуть ли не каждого второго в Штатах, или МДМА, часто использующихся на вечеринках скучных или особо диких. Хотя как вечеринки могут быть скучными, если там присутствует МДМА?.. Что-то тяжелее веществ, влекущих за собой серию самых нереальных и абстрактных галлюцинаций — приводило, рано-поздно, к синдрому отмены. К ломке, лихорадке и потере человеческого облика. Что-то тяжелее травки, находящейся в условном лёгком доступе, Кенни уже давно не употреблял. И сейчас, чувствуя первые признаки поражающего всё тело тремора, парень проклинал все свои связи из бурного прошлого и каждого человека, который был согласен «по старой дружбе» сделать ему скидки на товар. Такие скидки, что отчаянное желание немедленно принести свой разум в функционирующую норму (слегка привирая — в норму, выше человеческих способностей) для продолжения рабочей рутины, не могло отбить даже приближающаяся нехватка денежных средств. Понятно, что ни для единого знакомого ему по ошибке наркодилера другом он не считался. Скорее клиентом с когда-то высоким спросом, которого сейчас необходимо было вернуть... любыми процентами к скидке. Ебучие несостоявшиеся маркетологи. —Меня нужно связать, — твёрдо произносит блондин, оглядывая Стэна с Хейди, которые смотрели на него сейчас с полным удивлением в глазах. И это был единственный способ ему хоть как-то помочь. Ломка и вправду приводила к потере человеческого облика. Работала она точно так же, как работает зависимость — бессознательное, привычное, запрограммированное где-то внутри желание получить ещё. Ещё острых ощущений. Ещё дозы. Во время синдрома отмены, его более тяжёлых степенях, более заядлые наркоманы шли на убийства. Это игра уже не разума, а чистых человеческих рефлексов, ходишь как хищник, и пока не получишь необходимое «мясо»... Ничего тебя остановить уже не сможет. Так ему пришлось делать с собственным старшим братом — привязывать его к собственной кровати и запирать дверь в общую спальню на ключ. Он никогда не видел, как он мучился, и что происходило за дверью, потому что ему нужно было оберечь Карен от истошных, умоляющих криков Кевина, поэтому они уходили из дома и гуляли по паркам с утра до поздней ночи... Карен нравилось проводить с ним время. Кенни не хотелось открывать запертую на ключ дверь. —С-связать? — переспросила Хейди. —И не верить ни единому слову, что я скажу. Можете даже уйти, если станет совсем плохо, — добавил вполголоса Кенни, понимая, что этого сам совсем не хочет. Какой непреодолимый стыд. Это всё же с ним тоже случилось, что же он такое, чёрт возьми, только принял в ночь перед тем, как оказаться в машине скорой помощи? Чего он хотел добиться? —Н-нет, это неправильно, я так не смогу, ну нет, — начала отнекиваться Тёрнер, меняя испуг на настоящее недовольство. —Хорошо, — согласился на план стоящий до этого молча спортсмен, отводя от всех присутствующих в комнате взгляд и выходя из гостевой. Искать то, чем можно было бы ограничить движения лучшего друга. —Стэн? Стэн, мы не будем— Марш вернулся в комнату с растрёпанной классической верёвкой. Она была не слишком толстой. Скорее всего, её применяли живущие здесь Хейди с Кенни для развешивания сушившегося белья, пока не хватало денег на стиральную машинку. Хейди, нахмурившись, подошла к брюнету и резким движением отняла у него старую верёвку. —Я знаю, для вас всё происходящее чуть ли не норма, но это уже просто... —Я очень боюсь... навредить вам? — спросил больше, чем попытался убедить, Кенни, — я боюсь выйти из-под контроля и, например, вдарить со всей силы теперь вечно нахмуренному лицу Стэнни или разбить твои любимые цветы, радость моя, которые мы так старались, выращивали... —Ну мы тогда... ударим тебя в ответ, я не знаю, Кенни, мы не будем тебя привязывать? Маккормик озадаченно опустил взгляд, ощущая, как температура тела поднимается и что лихорадка вот-вот начнётся. Он выписался только вчера, и до этого его тело и так накачивали разного рода лекарствами, выводящими всю дурь из его организма, пытаясь привести его внутреннюю среду в порядок. Насколько то было возможно. Всё химия, химия. И даже эта химия успела переработаться кровью и осела где-то в полу убитой от вечных таблеток печени. Ещё час — Кенни чувствовал — и станет совсем-совсем плохо... С тяжёлым вдохом блондин метнулся к дивану, на котором всегда мирно, ожидая своей высшей цели — согревать хозяев — лежал плед. Простой, в геометрических узорах плед. Им его подарил, кажется, кто-то из бывших одноклассников. Идеальный вариант для того, чтобы сделать его соучастником ожидающих теперь их обоих — и Кенни, и плед — испытаний. Лёгким движением Кенни взял у девушки из рук верёвку, пытаясь через установленный зрительный контакт передать ей одну только просьбу: доверься мне. Или, наоборот, не доверяй мне совсем, начиная с этого самого момента, пока не станет лучше. Кажется, получилось, верёвка легко выскользнула из рук помрачневшей девушки, которая за столько времени совместной жизни успела понять, впитать в себя, — на лице Кенни Маккормика подобный взгляд возникал только в особо важных ситуациях. И ни один раз, когда её воля стояла против извиняющейся серьёзности Кенни, она не одерживала победу. Накинув на плечи неприметный плед, блондин ждал действий со стороны друзей, которые вызвались присутствовать при нечто таком страшном. Хейди со Стэном медленно переглянулись, одна кивнул робко, всё ещё не осознавая, что именно они сейчас хотят делать, другой совсем чуть-чуть труся. Кажется, у спортсмена были и какие-то свои... личные причины. Вместе они обвязали несколькими верёвками, (Хейди, уже, кажется, смирившись, принесла ещё несколько из кладовой), укутанного в плед друга. Своего рода двойная защита – как будто отзывчивый и вечно заботящийся обо всех молодой парень и вправду был... опасен. —А скотчем рот не заклеите? — постарался пошутить Кенни, начиная чувствовать прогрессирующее всё дальше и дальше ухудшающееся состояние. Что с чем он мешал и в какой именно дозе? Процентном соотношении? Какой был характер тяжести у принятых веществ? Он точно держался на этой причудливой смеси последний месяц. Месяц. Месяц — должно быть не так плохо... —И не начнём ли съёмки порна, эй? — поддержал неудачную шутку Марш, вспоминая уровень их юмора в начальной школе. —Господи, — прошептала одними губами шатенка, сажаясь в диван и пряча лицо в руках. Марш нервно кашлянул. —В общем... если что, мы рядом, — неловко улыбнулся спортсмен, кивая связанному блондину и занимая место рядом с Хейди. Гостевая комната быстро погрузилась в гробовое молчание. Такое же, какое царило в больничной койке эти несколько дней. Правда тогда Хейди со Стэном проводили время за настольными играми, которые Тёрнер своим милым голоском воспитательницы спрашивала у бегающих в коридоре больных детишек. Оба за это время волновались за взятый фальшивый больничный на работе и нервно считали идущие по циферблату покойные стрелки в особенно держащие в напряжении часы. Такие, например, когда медсёстрам казалось, что Маккормик вот сейчас должен очнуться. Или такие, когда их спрашивали, как долго их друг сидит на веществах. —Я когда так брата связывал... — вдруг произнёс откровение парень, — чёрт, если бы я остался тогда с ним, наслушался бы в сторону нашей семьи столько ненависти, что в ту же ночь и... Хейди со Стэном в ожидании продолжения посмотрели на друга, но продолжения так и не дождались. Продолжения не хотелось даже представлять. —Если честно, страшно видеть в подобном положении других, — сморщился парень, чувствуя ставший у горла ком из крови, внутри полости рта всё будто покрылось металлом, — страшно было в таком положении видеть вас. Тебя, Стэн, корчащемся над унитазом после перепитых литров хуй пойми чего, тебя, Хейди, во время обострении истерик, и... Я бы хотел, чтобы вы не видели... —Кен, без... без проблем, окей? — встревожено уточнил Марш, слегка приподнимаясь на диване, — нам... э-э... —Я иногда всё вспоминаю ту вечеринку, — слабо улыбнулся Кенни, закрывая глаза. —Да ну, чувак, нужно было тебе и вправду заклеить рот скотчем, что за... Хейди толкнула локтём сидящего рядом спортсмена, чувствуя внутри себя, и внутри Марш тоже, скручивающийся клубок тревоги. Было бы легче, если бы Кенни и вправду разнёс весь дом, заместо таких разговоров? Пожалуй, было бы...

***

Какая-то одна из сотни вечеринок, которые они посещали несчётное количество раз. Для каких целей — не стало ясно даже спустя время, исчисляемое годами и курсами законченного университета. Для того чтобы забыться? Для того чтобы им перепало с кем-то из девчонок? Вряд ли второе. Когда Стэнли Марш вливал в себя литрами дешёвый коньяк, а Кеннет Маккормик снюхивал белый «снег» с чужого телефона последней модели — было вообще не до людей вокруг. Получается, чтобы забыться? У каждого свои причины приходить на подобные вечеринки из раза в раз. У каждого свои причины закрываться в ванне с крепким градусом алкоголя и, после каждого глотка, тут же выблёвывать всё содержимое уставшего желудка обратно, вместе с панкреатическим соком и, может даже, слизистой оболочкой. У каждого свои причины закашливаться от неверно идущего по дыхательным путям порошка и верить в то, что ты есть ангел, ангел из снега, снега, снега, которым только что раздражал носоглотку. У каждого свои причины для того, чтобы унижаться перед одним лишь человеком, требуя его внимание из месяца в месяц, закрываться в чужой комнате и выплёскивать всю свою злость на чужих вещах. —Знаешь, Кен, — произнёс хихикнувший рядом с ухом голос, — всё происходящее здесь, — тупые пустые понты. —Тебя этому научила твоя новая компания, а, Стэнни? —А тебя это ебать не должно, утырок, — брюнет резко бьёт друга о стол головой, оставляя весь «орех» на его лице, рассыпчатым, теряющим свою ценность без двух-трёх жалких граммов, — ты вообще, знаешь, такой эгоист... —Сука... — жалобно произносит блондин, не сопротивляясь внезапному насилию и с грустью чувствуя на щеках белый порошок, — да что с тобой сегодня? —Почему... — находившийся в тяжёлом алкогольном опьянении брюнет больно схватил за руку друга, выводя его к выходу, — поговорим, а? —Стэн... —Почему каждый раз, когда мы приходи в этот ебучий дом, — Марш толчком открывает дверь, — все здесь... только тебя-я... —Чт... С безумной силой оторванный от своего любимого и самого привычного занятия Кенни был брошен в настоящий снег, об этом парню подсказала его постепенно отключающаяся от чувствительности и резкого перепада температуры кожа. Что-то ему эта сцена напоминала, что-то такое домашнее, родное. Парень сильно закашлялся, от снега—перемешанного с ещё одним белым порошком—от собственных слюней, не успевших исчезнуть из его ротовой полости при падении... —Запомни, Маккормик, — угрожающе произнёс брюнет, нависающий над беспомощным другом, — никто, никто, никто из присутствующих здесь никогда не придёт тебе на помощь. Знаешь, почему, знаешь? Блондин не мог понять, видит ли он галлюцинацию, или всё это происходило на самом деле. Об этом ему не могло сообщить потерявшее чувствительность тело, поскольку боль перестала быть чем-то настоящим от обморожения, а может, от большой дозы. Он не мог вырваться из сильных, на удивление, рук друга. Такой силой никогда не обладал его нелепый, часто депрессивный Стэнни Марш. —Что за х..- —Потому что всем похую на тебя, Маккормик, — со всей злостью вдарил в лицо друга брюнет, разбивая тому нос и смешивая белое под ними с красным. Снег-снег принимал при смешении с химическим составом крови и всеми её ферментами забавную структуру – промелькнуло в мыслях у блондина, который чувствовал одной лишь засохшей верхней губой привкус металла и чего-то мокрого-мокрого, с комочками. —Стэ... —За отсутствием еды дома мы нашли успокоение в витаминах для ума, — глумящейся произнёс брюнет, зарывая всё лицо парня в снеге, пытаясь его закопать. Маккормик начал сопротивляться, проносящийся до этого наркотик по всему организму внезапно растворился, приводя рассудок в ясность. Удивительно, как страх и рефлекс самозащиты срабатывали каждый раз, как в первый, подобно самым стойким солдатам, хотя с количеством опасностей, пережитых Кенни, они должны были исчезнуть так же, как постепенно исчезал контроль над своим собственным телом. Он вырвался, стремглав возвращаясь обратно в дом с кружащейся от аффекта, адреналина, бензоилэкгонина и обычного человеческого ужаса, головой. Он бегом поднялся на лестницу, окутанный весь в снегу и чувствуя на лице самую грязную и прожигающую ткани смесь из ледяного снега, крови и граммов кокаина. Это нужно смыть с себя, кровь нужно остановить, ему нужно убираться отсюда, ему нужно... Он заперся в неизвестной ему комнате, в которой абсолютно отсутствовал свет, и в которой не было слышно и шороха. Безопасность. Ему нужны салфетки. Ему нужно тепло, и... —Кайл, это ты?.. Кенни замер, слыша женский, явно находящийся на пределе, голосок. Совсем рядом с окном стояла напряжённая тень. Тень встревожено закрывала занавески за собой, боясь проникновения единого лунного лучика в комнату. —Я знала, ты всё-таки придёшь... —Кто? Я? Блять, блять, — в панике прошептал Кенни, поворачиваясь обратно к двери и хватаясь за ручку. —Нет... — грустно произнёс голос, — это не ты... —Слушай, у меня... у меня кровь, ты... —Кровь? Его загрязнённых чем только можно щёк коснулись нежные, женские ладони, которые отчего-то пронизывала крупная дрожь. Блондин затаил дыхание, боясь спугнуть возможное спасение и это самое тепло, которое сейчас ему нужно было больше всего. —Так нечестно, — визгнула внезапно девушка, начиная рыдать. Руки с его лица были убраны, и до этого молчаливую комнату пронзил целый спектр звуков. До Кенни так же начинала доходить громкая музыка с первого этажа. Все эти звуки разрывали уши. Точно, он всё ещё на вечеринке. Он не готов был ко всему, что сейчас с ним происходило. —Что... что случилось, — настороженно спросил парень, подсаживаясь к упавшей плашмя на кровать девушке и полностью теряясь в своих приоритетах в действиях на данный момент. Кровь всё ещё шла. Быть может, он всё-таки ловит галлюцинации?.. —ЭТО ТАК НЕЧЕСТНО! — закричала во весь голос девушка, скидывая подсевшего блондина с кровати и сминая лежащее покрывало в один большой ком, нервно, несдержанно. —Блять... — кашлянул вновь от боли парень, снова чувствуя адскую смесь привкусов на языке, — почему?.. —Унижаюсь постоянно, для чего?! — в бешенстве вновь вскрикнула девушка, — он постоянно уверяет меня: мы, якобы, друзья. Друзья, друзья, друзья, иногда мне кажется... Незнакомка затаила дыхание, точно пытаясь набрать в лёгкие воздуха перед тем, как сказать следующее: —Что так даже друзья мои со мной не обращаются. —Я... согласен, — всплакнул лежащий на холодном полу парень, понимая, что помощь сейчас оказывают не ему. —Видимо, он обращается так абсолютно со всеми. Такие понятия о дружбе! Такие понятия о стабильности, то ты для него ярче солнца, то тебя не существует. И я снова пустое место, снова пустое место для очередного, жалкого, самовлюблённого критина... Я ненавижу всех-всех, всех-всех-всех, кто когда-либо. встречался. мне. на. пути. —Х...хейди? — обеспокоенно осознал, кому принадлежит вся злость и обида, Кенни. —И ты... Кенни Маккормик... будешь точно таким же... каким бы хорошим другом и человеком ты не был. Кенни вяло мотнул головой, чувствуя учащённое сердцебиение от переполнявших его эмоций. У него нет на это времени, в любой другой день он со всем своим сочувствием послушает рассказы девушки, которая только в последние месяцы начала ему раскрываться полностью, но не сейчас... —Хейди... всё, что ты сейчас говоришь — неправда... это... Кенни медленно поднялся на ноги, снова заходясь кашлем и, на ощупь находя щёку шатенки, попытался, как привык, её чмокнуть. Однако в то же мгновенье получил пощёчину, от чего жар на щеках от уже растаявшей ледяной сырости и засохшей крови лишь увеличился. —Ты омерзителен мне настолько же сильно, как все мои «друзья». Парень замер, с сожалением отводя взгляд и тут же скрываясь за дверью непонятной комнаты одного огромного дома. —Пообещай только не вредить себе сегодня, хорошо?.. — шёпотом пробубнил Маккормик, с вновь мутным сознанием поплётшийся к двери. За закрытой дверью он услышал вновь начавшийся плач, еле слышное «пожалуйста, никогда не уходи» и почувствовал, как теряет сознание. Только бы дойти до первого этажа. Только бы протолкнуться через двигающиеся, размывающиеся перед глазами силуэты, выйти из этого безумного дома и... Он не злился. Не злился ни на Стэна, срывающего всю злость и возможную зависть, кричащую ненависть, безысходность от собственного одиночества. Хотя было чуть обидно, что его единственный настоящий друг считает, что малознакомые ему многочисленные люди, случайные связи, гораздо дороже Стэна или даже его домашних. Он понимал, что парень кричал это больше себе, нежели Кенни. Но он был неправ — парень был бы готов помочь другу, если бы только знал, как помочь себе. Не злился ни на неспособную справиться с переполняющими эмоциями Хейди, которой он старался помочь последние несколько месяцев, но, кажется, без толку. Хотя было чуть обидно услышать в свою сторону подобные жестокие слова. Но это ведь неправда, так? Он ведь не омерзителен такой светлой и доброй девушке, как Хейди Тёрнер, так?.. Он не злился и всё понимал. И сейчас, падая с последних ступеней лестницы и вдыхая кончающийся в лёгких воздух, он не злился даже на незамечающих его десятков людей вокруг. Понимать, казалось, было проще, чем злиться. Да и если бы Кенни злился, он бы уже давно утонул в своей злобе и обиде на всё происходящее дома, в школе, и...здесь... Через некоторое время тянувшегося вечно искажённого временного пространства, парень с уставшим взглядом смотрел на приближающиеся на него с большой скоростью включённые фары. И это будет последним светом, что он увидит в той жизни. И это будет последний удар пережатого физической и моральной болью сердца. Последняя эмоция, что он сможет испытать — страх смерти.

***

В комнате повисло тяжёлое молчание. Конечно, никто из них ту вечеринку не забывал, ведь она была последней, на которую они приняли приглашение сходить. Потому что её последствия изменили жизнь каждого из находящегося сейчас в гостевой комнате. Потому что когда ты стоишь перед комой дорогого друга, слышишь от врачей, что нанесённые в аварии, и, кажется, многочисленными повреждениями и до неё, поражения оказались для пострадавшего критическими — становится по-настоящему страшно. Тогда Стэн молча пообещал себе и спящему, все надеялись, что ненавечено, Кенни, что он бросит алкоголь. Чего бы то ему это не стоило. И, на удивление, этот подвиг дался ему легче, чем ожидалось, ведь стоило ему только по привычке поднести к губам одну из бутылок, лежащих под кроватью запасом, так сразу его охватывал страх—страх снова навредить. Хейди же тогда пришла к Кенни несколько раз, робко читая ему анализы трудов его любимых философов и маясь над тем, как отреагирует друг на то, что она с родителями всерьёз взялась за поиск специалиста и что теперь она не плачет ежедневно по несколько часов... И было важно даже не как, но сможет ли вообще он ещё отреагировать? И каждый так или иначе винил себя в произошедшем, а Хейди со Стэном избегали теперь как ребят, присутствующих в тот день на вечеринке, так и друг друга. —Именно поэтому я...сразу и согласился, ну... — Марш виновато кивнул в сторону верёвок, — если бы тогда меня тоже вот так, я бы- —Ну, хватит, — жалобно произнесла Тёрнер, мотая головой, — ты до сих пор... ты же злишься, да, Кенни? Ты нам тогда совсем ничего не сказал, все просто были рады, что ты вышел из комы, а ты был тогда так потерян, было не до... обсуждений, ну? —Нет, — тихо произнёс парень, пытаясь ухватить хотя бы одну из расходящихся по разным уголкам его разума мыслей, — нет... —Да ладно, столько лет прошло, что нам... —Не просто же так он в таком состоянии именно об этой вечеринке вспомнил! — перебила девушка, с некоторой язвинкой в словах. —Мхм... — пробубнил блондин, теряя сознание. —Твою мать... — озадаченно прокомментировал ситуацию спортсмен, растерянно смотря на Тёрнер. Та выглядела не больше его уверено. Она внезапно рванулась в их с Маккормиком спальню, пытаясь найти что-то точно сейчас необходимое. Марш аккуратно перевернул друга на бок, вспоминая самые стандартные действия при оказании первой помощи потерявшим сознание. Что именно делать в ситуации, когда сознание потеряли проживающие синдром отмены — он не знал. И чувствовал себя от этого ужасно бесполезным. —Точно, я тогда начала...— пробубнила взволнованная шатенка, вернувшаяся в гостевую с двумя белыми капсулами-таблетками и упаковкой, — Марш, найди мне, быстро, можно ли транквилизаторами снизить симптоматику ломки? Спиши названия с пачки. Хейди бросила коробочку таблеток спортсмену, сама же быстро нагнулась к Маккормику и освободила его от верёвок и пледа. Так же быстро она открыла окно на верхнее проветривание, чтоб не слишком холодно, но чтобы свежий воздух, необходимый сейчас парню, точно проник в комнату. С ожиданием посмотрела на Стэна, желая услышать ответ. —Ну, вроде, да... — неуверенно произнёс Стэн, быстро пробегаясь глазами по заголовкам выскочивших на него с экрана телефона статей. —Отлично, — с облегчённым выдохом произнесла девушка, заметно расслабляясь и телом, — господи... Почему у вас, парней, совершенно нет привычки сначала находить альтернативные выходы из ситуации, нет, сразу нужно... боже... как можно связать на пустом месте живого человека?.. как я только повелась на этот бред! —Кенни, кажется... сильно боится. Хейди легонько мотнула головой, замолкая и внимательно смотря на свободного от всех ограничивающих его тело тканей парня. Раз в состоянии затуманенного разума он вспомнил именно ту вечеринку, значит, подсознание Кенни старалось сообщить что-то им, и, в первую очередь, самому парню. —Чего может бояться Кенни Маккормик?

***

Перед Кенни находился редкий, редкий потому что не каждый имел смелость его попробовать, психоделик под названием 5-МеО-ДМТ. Так он назывался по-научному, замудрённому, химичному. Для всех, кто переживал тот опыт, что дарил им этот наркотик, он назывался проще — несколько грамм чистой смерти. В последнее время Кенни Маккормик снова начал употреблять вещества, от которых клялся отказаться. С того времени, как его сестра уехала, пожалуй, навсегда, его словно сорвало с сдерживающей его цепи. Перед самой любимой в его жизни девушкой, Хейди Тёрнер, он оправдывался, повторяя, что это ненадолго. Что это для поддержания формы, не более чем витамин на ум. И он ненавидел себя за это. Ненавидел за то, что снова пошёл к знакомым дилерам, точно осознавая, что у него не получится успокоиться после одной лишь дозы. Что так это не работает, что он просто снова сажается «на иглу». Но ещё в старшей школе он понял, что именно отбивает в человеке всякое желание бесповоротно разрушать свою жизнь — Ему стало по-настоящему страшно, не до смеха, и в первые в жизни он понял на своей шкуре, в какое серьёзное дерьмо он ввязался. Он понял это только после собственной смерти. Нет, не после того, как всё детство наблюдал за безнадёжно торчавшими на веществах родителями, не после того, как пытался вытащить старшего брата из точно такого же болота, но после собственной смерти. Вся потребность в новой дозе исчезает с приближающимся светом фар машины, которая превратит часть твоих костей в труху. Когда ты просыпаешься через полгода комы и осознаёшь, что пропустил даже сдачу экзаменов, часть своей жизни, и видишь перед собой младшую сестру, которая выглядит так испуганно, словно ты умер прямо у неё на глазах... И пока все выражают свою злость в сторону неадекватного водителя, ты понимаешь: твоя смерть произошла по твоей вине. Не будь его в пропахшем марихуаной доме, будь он только в адекватном состоянии сам - не было бы ни дороги, ни аварии, ни комы... И никому об этом сказать нельзя, что в собственной смерти виноват не кто иной, как... он сам. После этого он поклялся, разглядывая в зеркале побледневшее, постепенно вырисовывающееся всё большими деталями — как фотоснимок в проявителе — худое донельзя лицо с засохшими губами и отросшими до безобразия волосами, что больше никогда в своей жизни он не свяжется с тем, что разрушило его семью и убивало его день изо дня. Но вот, ему двадцать четыре года, он снова сорвался, и снова скрывает от близких ему людей, что э т о снова началось, и что он снова н и ч е г о поделать с собой не в силах. Но теперь у него есть проверенный способ прекратить порочный круг зависимости и выбить из своей головы все химические, вредящие ему связи. Этот способ носил название смерть. Перед Кенни находился редкий, редкий потому что не каждый имел смелость его попробовать, психоделик под названием несколько грамм чистой смерти. Желтоватый порошок, по структуре ничем не отличающихся от тех, которые он успел перепробовать. Знакомый, так щедро продавший ему порошок, посоветовал для пущего эффекта за раз выкурить все тридцать грамм. Так Кенни тоже умел. Тридцать грамм — цена его самого главного страха и третьего шанса на прекращения истории под названием «Маккормик и наркотики». Так он и сделал — одним заходом — и смерть распространялась по его воздухоносным путям, проходя все необходимые ей для усвоения этапы внутри каждого лёгкого. Внезапно на парня напала нечеловеческая паранойя, или ужас, может, боль, может инопланетные чужеземцы или даже охотящиеся за его жизнью браконьеры: —Я убил себя! — истошно закричал парень, сжимаясь в страшных конвульсиях, как ему казалось, на кровати проживающей с ним девушки. На самом деле он замер, не в способности проанализировать поступающие о любых движениях импульсы в мозг, можно даже сказать, он корчился, шевеля каждой конечностью, при этом оставаясь обездвиженным. Он точно чувствовал только одно — его глаза закрыты также сильно, как створка на двери, но при этом его слепил донельзя яркий свет или, его слепил оставшийся след от круга светодиодной лампы на потолке, на который он смотрел будто часами до этого. Страшно – это страшно до ужаса. И вот Кенни снова изучает несущиеся на него фары, и вот Кенни снова морщится от света на операционным столе, и вот Кенни снова громче всех аплодирует Карен, только-только окончившей школу, на её выпускном. Ей вручают грамоту. И вот он снова приглашает на свидание девушку своей мечты, только-только вернувшись с вновь поменянной работы. И вот он снова подкалывает лучшего друга, которому удалось пробиться во влиятельную хоккейную команду, в который раз повторяя ему, что ему лучше быть тренером и сидеть в стороне, нежели правда играть. И вот он снова защищает диплом, снова питается какой-то дрянью в столовой университета, снова пытается устроиться на работу, снова подолгу смотрит на выключенный свет в окнах дома, в котором провёл детство— —Я убил себя... — зарыдал, или же ему только казалось, парень, зажимая уши от абсолютной тишины, в которой витала его собственная смерть. —Раз, раз, раз, раз, — повторил себе несколько раз Кенни, пытаясь подравнять под определённый ритм собственное дыхание, это помогло ему встать на ноги. Но он не испытал под собственными ногами поверхности. Правильное дыхание помогает вернуть себе контроль над происходящим, и в первую очередь контроль над собой. Правильное дыхание помогает снизить эмоциональное напряжение и перебивающие друг друга острые ощущения в теле. Но таки ли эффективно это самое правильное дыхание, когда ты — мёртв? Ему казалось, он дошёл до гостевой и включил стоявшее на подоконнике, совсем низко, совсем высоко, совсем близко, совсем далеко, радио, которое любила включать Тёрнер. Ему показалось, он нажал на кнопку включателя, поправил антенну, настроил скользнувшими пальцами на какой-то радио-эфир, и из чёрной коробочки донеслась иностранная музыка, в которой он не мог разобрать ни единого слова. Он, не отличая объекты вокруг, и не чувствуя опоры, болезненно скатился по стене на пол. В нём зависло чувство бесконечного падения, и теперь он знал точно — он разобьётся. Он снова убил себя.

***

Кенни вышел на привычный балкон, на котором он обычно провожал свою бессонницу и встречал новый рабочий день. Однако температура зимы не позволяла ему подолгу молча прислушиваться к звукам окружающего мира и прокручивать множество разных мыслей в голове. Для этого нужно было одеваться, хотя бы любимую куртку, необязательно уже весь утеплённый комплект одежды, хоть на нём и настаивала Хейди, и даже в тапочках на заснеженный бетон уже выйти было не совсем удобно. Мороз болезненно щепал щёки, но ветра, вьюги - не было. Парень грустно улыбнулся, замирая на месте и вдумчиво рассматривая магазин напротив балкона. Круглосуточный. Стэн и Хейди о чём-то болтали внутри. Вот уже как несколько часов Маккормик пришёл в сознание, принял транквилизаторы, которые, по словам девушки, должны были исправить его ситуацию с синдромом отмены без всяких верёвок. И они подействовали. Правда, до сих пор держалась уже не настолько, но повышенная температура, однако других симптомов больше не наблюдалось. Также парень понял, что именно такого страшного он принял перед тем, как оказаться в двухдневной коме. И он до сих пор не мог точно ответить себе на вопрос, правда ли смерть, пусть даже, в каком-то смысле, фиктивная, являлась единственным выходом из ситуации. Однако Кенни, который смотрел на желтоватый порошок с некоторой мольбой на спасение, не имел необходимого для более тщательных раздумий времени. Для того Кенни ситуация была экстренной, стоящей на весы, на одной из чаш которых стояла простая человеческая надежда, может, отчаянье. «Смерть в целях перерождения». Парень шмыгнул носом, чувствуя расплывающуюся внутри не физическую, но душевную боль. Иногда он спрашивал себя — что легче перенести, физическую, которая сопровождала его на протяжении всей его жизни, или же душевную, когда как сейчас... Страшно... Смерть, снова постучавшаяся к нему в двери, пусть двери были новые, пусть они были прочнее, но она снова появилась на пороге и была как всегда нельзя более реальной. Не приснилась, не выдумал он её, а снова оказался лицом к лицу. Перед тем, как принять психоделик, он прочитал с десятки чужих историй на интернет-форумах, и ведь кто-то из неизвестных ему пустых аватарок в социальных сетях от этого умирал. Особенно опасно с непривычки, без наблюдающего за всем процессом человеком рядом... «Не советуется принимать без подстраховки»... И откуда в нём только столько веры в то, что смерть и в этот раз не заберёт его за собой?.. Неужели было настолько стыдно признаться об этом хотя бы Стэну?.. Вдруг, сейчас бы он здесь даже...и не стоял бы. Ладони неприятно вспотели, от нахлынувших с новой волной эмоций, внутренняя дрожь — вовсе не от мороза, влага на руках — вовсе не от физической нагрузки. Чего теперь скрывать?.. —Кенни, Стэн предложил заказать что-нибудь поесть, ты будешь?.. Кенни? Хейди появилась в дверном проёме, ёжась от зимнего холода и с тревогой смотря на парня. Кенни тихо плакал, сжавшись в балконную перегородку, отделяющую их квартиру от внешнего мира. Он плакал от вины перед переживающими за него вечно Марша с Тёрнер, плакал от некоторой жалости к себе, плакал от простого, характерного каждому человеку, осознания: —Я не хочу умирать, правда, я не хочу... — шёпотом признался снегу, себе, и стоявшей позади него девушке парень, чувствуя, как дорожка из слёз начинает застывать на щеках и неприятно горюче колоться. —Ты не... Молчание. Парня резким движением затянули обратно в тепло, со всей силы хватаясь в оранжевую куртку. Дверь, ведущая на балкон, громко захлопнулась. Весь снег остался где-то там, позади... —Ты не умираешь, Кенни, — с жалеющей нежностью утвердительно произнесла Хейди, беря замёрзшие щёки парня в горячие, вечно горячие руки. —Ну, не умрёшь раньше нашего, точно, — произнёс рядом стоявший Марш, тут же замолкая от неудачной шутки и обнимая обоих парня с девушкой. Маккормик неловко хмыкнул, прижимая крепче, чем обычно, друзей и тихо-тихо про себя думая, что он бы точно, без каких-либо сомнений, был бы мёртв, если бы рядом не было неуклюжего юмора Стэна и доброй заботы Хейди. Так его жизнь снова перезапустилась с нуля.