Питер Хейл взглянул вниз, на свою ногу, к которой прицепился шестилетний мальчик. Слово «отвращение» не могло бы в полной мере передать те чувства, что пережил Питер в эту минуту. Позади мальчика стояла женщина, наверное, его мать, которая вовсе не казалась обеспокоенной, какой по мнению Питера должна была быть. Дело было не в том, что он ненавидел детей или злился, что на него случайно налетел мальчишка, а в том, что, когда это произошло, мир его взорвался красками.
Больше двадцати семи лет его жизнь была чёрно-белой, и вот вдруг он встретил свою родственную душу в продуктовом магазине. Не так он это себе представлял; он не ощутил той всепоглощающей любви, о которой рассказывали сёстры и родители, а только лишь омерзение и сомнение. Человеком, который должен дополнить его, оказался ребёнок, шестилетний ребёнок. Ребёнок, который годится ему в племянники. Ребёнок, который мог бы быть его сыном.
Женщина же была, кажется, всего на несколько лет старше его: на вид ей около тридцати пяти лет. Мать его родственной души была к нему по возрасту ближе, чем его родственная душа. Она глядела на него спокойно, словно бы мужчина, её ровесник, который оказался парой её сына, — обыкновенное, совершенно обыденное явление.
Спустя несколько минут, которые для Питера показались десятилетиями, мальчик наконец решил отцепиться от его ноги. Как только мальчик перестал касаться его, мужчина, не осознававший, что сдерживал дыхание, выдохнул.
— Меня Стайлз зовут, а тебя? — спросил ребёнок, его глаза сияли восторгом. Питер почувствовал, как желудок свело.
Женщина, видно, заметила его нерешительность и одарила его улыбкой, которая, как догадался Питер, должна была успокоить, но не успокоила. Тишина душила его, цвета вокруг, казалось, глумились над ним, и мир будто весь остановился, но не в хорошем смысле.
— Питер, — ответил он, но голос прозвучал как-то странно. Он знал, что мальчик и, судя по всему, мать ждали, что он примет ситуацию, но он не смог.
Это было ненормально, это было преступно. Он знал, что это преступление, а тот факт, что этот мальчик должен стать его парой, ничего не менял. Разница в возрасте не была редкостью, но Питер всегда надеялся, что ему достанется кто-то примерно его возраста.
— Питер Хейл, брат Талии? Вы показались мне знакомым. Я Клаудия Стилински. Я работаю с вашей сестрой.
Это нехорошо, очень нехорошо. Питер не хотел этого знать, он не хотел знать ничего ни об этой женщине, ни о её сыне. Ему хотелось бы забыть всё это или вообще вернуться домой и уснуть, а проснуться в мире без красок.
Ребёнок смотрел на него карими, полными детской радости из-за встречи со своей второй половинкой глазами, и от этого мужчине стало ещё стыднее. Ответственным поступком было бы уйти и не возвращаться, пока парню не исполнится двадцать один год, но к тому времени Питеру самому будет под сорок, и это тоже казалось странным.
В конце концов он не смог спорить с Клаудией, потому что она уже тащила его и сына к кассе, а затем и к своей машине. Питер машинально открыл дверь, сел сзади с мальчиком, а, когда понял, куда они едут, было уже поздно. В лесу, на дороге, которую хорошо была ему знакома, он не чувствовал ничего, кроме неловкости.
Когда они подошли к дому, Талия уже ждала их. Он только вернулся в Бейкон Хиллс, и она разрешила ему пожить с ними, пока ремонт в его доме не будет закончен, но всё обернулось неприятностями. Мальчик тут же схватил его за руку, что-то бормоча, чего Питер не мог разобрать, это было за пределами его понимания.
Сестра заметила его растерянность, поэтому предложила обсудить с Клаудией вопросы взаимоотношений, а потом пересказать ему. Это был красивый жест, но его проблема заключалась не в том, чтобы спланировать будущее, а в том, что он хотел, чтобы его не было. Он отвёл Стайлза в игровую комнату, где Кора и Дерек играли в лего, и ещё раз вспомнил, насколько младше его родственная душа.
В магазине время тянулось медленно, а теперь оно пролетело быстро. Клаудия и Стайлз ушли, и он наконец смог свободно вздохнуть, к сожалению, это продлилось недолго. Талия сказала, что раз в неделю ему придётся водить Стайлза на игровую площадку и пытаться сблизиться с ним. Она подчеркнула, что, разумеется, пока мальчику не исполнится хотя бы шестнадцать, быть ничего не может. Ему стало гадко.
Не найдя никаких оправданий, почему он не мог этого делать, и зная, что это в некоторой степени обычная процедура, когда у родственных душ разница в возрасте десять и более лет, он согласился. Его сестра, наверное, решила, что Питер обеспокоен своей карьерой юриста, но это далеко не так. Питер, честное слово, ненавидел то, как закон обращается с родственными душами, когда одна из них был значительно старше другой. Технически должно быть соглашение с родителями, если пара встречается, когда один из них является подростком или ребенком, чтобы они были защищены, но близость не контролируется, и часто этой лазейкой злоупотребляют.
Недели тянулись медленно. Питер пытался, он правда пытался найти в случившемся что-то хорошее, но это казалось неправильным. Каждый раз, когда он был на детской площадке со Стайлзом, он не мог не думать о Крисе. Этот человек сейчас находился в тюрьме, но Питер не забыл о том, что тот сделал, и теперь был убежден, что делает то же самое с юным невинным Стайлзом, ухаживая за ним, пока тот не подрастет.
Крис Арджент был его тренером в средней школе, но в то время Питер по глупости поверил, что у них нечто большее. Этот человек был умён и мил с молодым Питером, а, когда тот стал достаточно взрослым, убедил юношу, что цвета будут проявляться постепенно, когда они завершат свою связь. Это была сказка, но у Питера не было причин думать, что кто-то будет лгать о чем-то столь священном, как родственные души. В настоящее время мужчина отбывает пожизненное заключение за многочисленные изнасилования и домогательства.
И вот Питер здесь, становится таким же чудовищем, каким был Крис. Каждую минуту на детской площадке и на детских днях Рождения он чувствовал, как погибает часть его самого, и больше он не смог этого выносить. Он не мог продолжать так жить, когда во всё, на что бы он ни взглянул, напоминало том, что его родственная душа — ребёнок, а он стал монстром, которого боялся все эти годы.
Это ради Стайлза. Все бы двигались дальше, а в мире стало бы меньше на одного больного монстра. Стайлз ещё слишком молод, но он поймёт и продолжит жить своей жизнью.
Так будет лучше.
***
Стайлз был молод, но не глуп, в тот момент, когда его мир утратил краски, он понял, что что-то случилось с его родственной душой. Мать и Талия только глядели на него полными слёз глазами, отец смотрел строго, и всё как-то было уныло.
Вскоре устроили похороны, что подтвердило его опасения, что Питер не вернётся. Стайлз присутствовал при оглашении завещания, поскольку как родственная душа он получит всё: его дом, его автомобиль, его одежду и так много денег, сколько семилетний Стайлз и вообразить не мог. Наконец ему досталось письмо, последнее, что написала его родственная душа, с чёткими инструкциями, что только Стайлз может его прочесть.
Ему было четырнадцать, когда до него дошло. Это случилось на свадьбе Лоры: старшая племянница Питера выходила замуж. Он никогда не сможет выйти за Питера, никогда не сможет поцеловать его или взглянуть на него так, как Лора глядит на Джейса. Почему же Питер оставил его? Что сделал Стайлз, что так ранило мужчину и тот не захотел пережить этот волшебный момент?
Свадьба была прекрасной, но Стайлз не смог насладиться ею так, как хотелось бы. Цветовая гамма торжества предположительно представляла собой сочетание сирени и золота, но он их не видел. Найдя свою родственную душу в столь юном возрасте, а затем потеряв её через год, Стайлз утратил способность видеть цвета, только помнил их.
В шестнадцать он стал свидетелем того, как его лучший друг случайно столкнулся с девушкой, и Стайлз всё понял ещё до того, как они что-то сказали: их реакция была такой же, как у Стайлза, когда он встретился с Питером. К счастью, новоиспечённая пара была настолько увлечена друг другом, что не заметила, как он ушел. Вернувшись домой, он больше не мог держать себя в руках и сломался.
— О, золотко, что случилось? — спросила мать, обнимая.
Его голос дрогнул, когда он ответил: «Скотти нашёл её». И мать просто прижала его крепче.
В восемнадцать он наконец осмелился открыть письмо, что из-за ненависти к самому себе он не мог сделать раньше.
Дорогой Стайлз,
Прости, но я просто не могу погубить тебя.
Я очень старался, чтобы у нас всё получилось, но прошедший год был ужасным. Мне кажется Я знаю, что я монстр, и больше так не могу. Ты ребёнок, а я взрослый мужик, как я могу не воспользоваться тобой? Я сделаю единственное, что смог придумать, чтобы защитить тебя от себя. Прости же меня. В другой жизни, может быть, у нас и получилось бы, но в этой ничего не выйдет. Каждый раз, когда я смотрю в зеркало, я думаю о том, как сильно я ненавижу себя и как сильно я не хочу быть похожим на Криса. Крис был добрым, милым и не относился ко мне, как к ребёнку. Я ошибся. Боюсь, я стал тем, кем был он, и должен остановить это, прежде чем причиню тебе боль. Прости.
К концу письма Стайлз заплакал, но теперь он знал, что ему нужно делать. Он был не более чем оболочкой с тех пор, как его мир потерял краски. И страдания даже не стоят того. Раньше ему всё снилось, что Питер каким-то образом воскреснет, но то была лишь детская фантазия.
«В другой жизни, может быть, у нас и получилось бы».
***
Здесь покоятся Питер Хейл и Стайлз Стилински
«Нет повести печальнее на свете,
Чем повесть о Ромео и Джульетте»
