Эмпатия - твой дар.

Вахит с детства ненавидел свою эмпатию. Он мог заплакать из-за выброшенного животного на улицу, из-за другого ребëнка, на которого кричат. Когда он пошëл в школу, то безумно жалел хороших учителей, когда над теми издевались. К четырнадцати он стал волноваться за девочек, которым сердце разбили. Всë так же подбирал животных и тащил домой. Получал, когда его и нового дружка увидят, но парень думал, что хотя бы так делал мир лучше. Он страдал. Страдал от этой эмпатии. Она ему не нужна. Он заебался. Заебался испытывать это волнение, грусть и боль за других существ. Просто заебался. Вахит даже пришился в группировку, чтобы безэмоциональным стать, но не выходило. Мама в детстве говорила: «Эмпатия — это твой дар», но сейчас Зима бы с ней не согласился. Может, эмпатия и дар, но точно не для пацана. Не мог он смотреть, как отшивают с кровью. Не мог смотреть, как принимают в пацаны, махаясь кулаками. Но всегда смотрел — через разрывающееся на осколки сердце, закаляя себя бесчувственностью. Жили они с Валеркой вместе не так давно. Любили год примерно, признались половину того назад и только сейчас съехались. Оба понимали, что не по-пацански, поэтому и уходили домой часто не вместе, чтоб подозрений не вызывать. Вот в один из таких вечеров Турбо первым решил пойти. Похлопав Зиму по плечу и мимолëтно прошептав «жду», ушëл из подвала, направляясь к их дому. К их месту, где они чувствовали себя живыми и где был уют; в их маленькую квартирку, пропитанную любовью и нежностью. Вроде отморозки с группировки, старшие, пример для скорлупы, а на самом деле такие… Не так уж и много времени прошло, как с места рванул и Вахит, со всеми попрощавшись. Идя по улице, он пинал снег, не поднимая ног, а тот разлетался в разные стороны, иногда образуя маленькие снежки. Рядом снизу послышалось жалобное и звонкое мяуканье. Посмотрев туда, юноша увидел побитого котëнка. Сердце сразу затрепетало и не позволило просто так оставить этот маленький клубочек. Присев, он аккуратно взял того в руки. Котейка и не сопротивлялся, наоборот, ластился ещë ближе. Зима улыбнулся и стал вспоминать, есть ли дома что-нибудь, что можно дать покушать или попить этому чуду. Вроде оставалось молока чуть-чуть. Хотя что это молоко? Может, Валера вообще не пустит его с животиной. — Ладно, Марико, пойдëм. Если что, не вини меня, на улице вдвоëм спать будем, — выдыхая пар, проговорил Вахит и прижал котëнка ближе, давая как можно больше тепла. Валера, открыв дверь, сначала радостно улыбнулся, но, как только услышал тихое мяуканье, с удивлением посмотрел на руки парня, где расположился котик и сейчас глядел на Турбо. — Ты… Ты что за чудо притащил? — с сияющими глазами произнëс кудрявый и поспешил забрать из рук старшего предмет восхищения. — Какой он маленький… — Зима стоял на пороге и улыбался, смотря на то, как Валера заигрывал с котëнком. — Чего стоишь? Раздевайся давай и рассказывай, где нашëл этого пушистика, — и вправду, несмотря на то, что котёнок был в снегу, можно было легко понять, что тот пушистый. — Да вот просто шëл и его встретил… Он пищал жалобно, не смог пройти… — он улыбнулся своему парню, когда тот подошëл и поцеловал его, оставляя котëнка покушать. — Так вот почему ты всегда топишь за то, чтобы без крови обошлись, если нет надобности в этом, — Турбо растянулся в довольной улыбке, будто разгадал свой самый большой вопрос в голове. — С большим сердцем мой Зимушка, — он обнял его и поцеловал в шею, склоняя голову. — Можно же, чтобы Марико с нами остался? — с надеждой, быстренько спросил пацан. — Марико? — он с насмешкой во взгляде поднял голову. — Вот это имечко ты придумал… А то, что он останется, это конечно! Теперь у меня дома два кота будет, — Валера провëл руками по талии старшего, а тот буквально растаял, обнимая любимого. Они вдвоëм сидели на диване, что-то бурно обсуждая. Снизу дивана послышалось жалобное мяуканье, и, опять взяв на руки Марико, Зима положил его к себе на колени, поглаживая, а тот, получая кайф, мурлыкал совсем так же, как старший хозяин: не выговаривая букву «р». Турбо лишь смотрел на эту картину с восхищением. Вроде Вахит таким бесчувственным и отмороженным при пацанах казался, совсем как суровая городская зима, а наедине с Валерой становился таким чувствительным, нежным и счастливым... Как детство в деревне со снежными горками, гулянками, хоккеем на льду и вкусными бабушкиными оладьями по утрам.