“Дорогой Сычен. Со всем своим уважением пишу Вам. Пишу Вам тайно, в тени от глаз чужих. Не сочтите за грубость честность мою, но увидев Вас в один из вечеров в таверне, смею признаться, я был пленён Вашим очарованием. Не жил я никогда в Вашем городе, приехавший из-за моря, я был наслышан о выступлениях Ваших и не смел отказать себе в том, что увидел лично. До меня дошли печальные известия, что Вы, столь юный, уже помолвлены. Признаться, новость эта меня совсем не радует. На родине моей я не последний человек, да что там, богатств моих хватит на долгое будущее. На будущее, которое я желал бы разделить с Вами. Прошу Вас не спешить и ответить мне.”
Строки, душевные и почтительные, Сычена ни капли не трогают. За всю свою жизнь он слышал достаточно сладостных речей, как и историй от жестоко обманутых молодых людей, которые на них повелись. Лжецы поджидают на каждом шагу. Сычен глубоко сочувствовал тем несчастным и искренне не хотел, чтобы однажды отец встречал сына с грустью на душе. Никто не заслуживал такой участи. И как твердилось, и как писалось, порядочный человек должен быть порядочен во всём. Свернув письмо вдвое, Сычен поднёс его к горящему фитилю, наблюдая как тают в руках чужие слова, превращаясь в ничто. Слухов по городу ходит бессчётное множество, незачем создавать новые. Скрипнула дверь. Мужчина, с седыми волосами и, опустившимися как тени, синяками на лице, вошёл в дом стряхнув с себя снег. На улице была вечная зима, лёд исчезал только на месяц, чего было ничтожно мало, но прожившие всю свою жизнь люди с северных островов к погоде привыкли. Ни Сычен, ни отец его никогда не бредили мечтами о горячем песке, про который рассказывали моряки, о палящем в небе солнце и бескрайнем море, уходящим за горизонт - им нравилось довольствоваться тем, что у них было. Накрыв родителю стол, юноша принялся прибираться после трапезы. - Сычен, поди ко мне, - устало махнув рукой, мужчина по-доброму взглянул на сына. Он считал отцовским долгом наставлять сына на путь истинный и смотреть, чтобы он с него не сошёл. - Ты был сегодня в таверне. Снова. - Был. - честно признаётся. - Мне заплатили двадцать монет. Я отлично провёл время, вернулся домой не поздно. - Шень бы это не одобрил. - Они не одобряют никакие развлечения! - разочарованием был полон голос. - Я так не хочу. Я не хочу пересчитывать их драгоценности до конца жизни, пока меня в них же и не похоронят. Зачем мне власть, если взамен я отдам свою свободу? Отец промолчал. Под глазами его залегли отпечатки лет проведённых в ежедневной работе, и не было там места для беззаботности. Обручившись в девятнадцать лет, деньги стали единственным смыслом существования его и его семьи. - Молодой ты, Сычен, оттого глупый. Мы с папой твоим поклялись, что жизнь твоя, будет насыщенной и горя не познаешь, а ты, - тяжело вздохнув, он отодвинул блюдце от себя. - Всё решено было уже давно. Сейчас Шень далеко и решать без него мы не можем, но когда он вернётся в город, ты оставишь свои прихоти. Это моё последнее слово. Отец встал из-за стола и скрылся в темном коридоре, оставив сына одного в свете горевшей свечи, которая словно утешала. Договор, заключенный пятнадцать лет назад, был нерушим и должен был прийти в исполнение. Смертная тоска накрыла Сычена. Мысль, как чернила, растеклась по незапятнанной душе. И что же, заточению быть? Приговор, что страшнее казни, смотреть в глаза своего жениха полные холода и безразличия, засыпать в такой же ледяной постели. Не такой судьбы Сычен себе выпрашивал. Ночные слёзные мольбы услышаны не были. И пусть Шень был добросердечным, ласковым, но внутри него никогда не зарождалась высокая любовь; обожание, которого Сычен к себе хотел. Рассвет не принёс за собой новостей - отец ушёл до вечера, а юноша, угнетаемый стенами дома, вышел в свет. Снежинки опускались на его веснушки и тут же таяли. Лаяли охотничьи псы, гремела посуда в таверне, жизнью бил рынок. Проведя ночь в раздумьях, Сычен прислушивался к каждому звуку, что мог быть для него последним. Суета купечества грозилась превратиться в несметные богатства. Отмахнувшись от печали, как от надоедливой мошки, он шёл вглубь толпы. Дети бегали под ногами, воздух наполнял запах свежей выпечки. Уличный художник старался запечатлеть момент как мог. Снег мешался под ногами, но Сычен ступал по сугробам, заглядывая в лица знакомым купцам и улыбаясь. Когда-то мальчишкой он стоял за прилавком и перебирал самодельные монетки в мешочке, раздавая их другим детям. Пройдя рынок, он дошёл до пристани. Длинные, могучие корабли возвышались как скалы над осколком северной земли, что служила морякам пристанищем всего на пару дней, пока для кого-то была намного большим. В своих снах Сычен заходил на палубы, расхаживая как капитан и отправлялся к центру вод. По городу ходило много легенд. Любимой была история про монстра, что спит на самом дне океана и проснувшись, топит корабли, утаскивая их вниз. Пьяные моряки в таверне часто зарекались о обломках судов, дрейфующих на волнах. С пристани, Сычен пошёл к храму. Задрав голову к куполам, внутрь заходить он не решился. Отец каждое утро проходил мимо, шепотом помолившись, попросив у Бога благосклонности. Сычен верил, но не так искренне, как было нужно. С возрастом вера и надежда слабла. Гуляя по улочкам, он вернулся к порогу таверны, что ждала его в любое время дня и ночи. Обледеневшие щёки ошпарило теплом. Внутри оказались лишь моряки и пара заядлых азартных игроков, что проводили за картами все вечера. При виде Сычена они заулыбались, но мужчина, сидевший с ними рядом, был серьёзен. В глазах альфы плескались искры, которые юношу насторожили. Было в незнакомце что-то неприятное, пугающее. Повернувшись к нему спиной, Сычен стянул накидку, положив на пустой стол. Сцена была залита лучами из окон, а значит пора начинать выступление. Закрывшись от внешнего мира, он двигался под пение инструментов, вкладывая в танец всё своё беспокойство и отчаяние. Кисти рук взлетали вверх, спина прогибалась идеальной дугой, он метнул взгляд в зал, пока кружился. Танцы это пульс, это сердцебиение, которое нельзя почувствовать ни разу не прикоснувшись. Классический балет - чувственный и возвышенный позволял Сычену ощутить своё тело таким, каким его никто не видел. Отрываясь от пола в прыжках или падая на колени, он понимал, что так выглядит свобода. Каждый грациозный шаг восхищал зрителей. Музыка затихла. Сычен, с улыбкой на губах, поклонился в пол и сошёл со сцены. Не уследив за временем, он удивился какая темнота пала на дороги. Схватившись за свою накидку и шарф, Сычен поспешил к дому. Фонари не успели ещё погаснуть. Снег хрустел под ногами. Двигаясь размашисто и быстро, юноша выронил белоснежный шарф на не менее белоснежные сугробы снега. Остановившись, он потянулся к нему рукой, но снег продолжал хрустеть. Сычен обернулся. В паре шагов за спиной стоял незнакомец из таверны, всё с такими же горящими глазами и смотрел как оголодавший волк. Юноша прижал шарф к себе. - Простите, - скрипучим, не молодым голосом говорил мужчина. - Я не хотел Вас напугать. - У Вас это совсем не получилось. - Моя вина. - он сделал шаги навстречу. - Я искал Вас весь день. - Зачем Вам искать меня? - Вы не дали мне своего ответа. Сычен призадумался. Мужчина, стоявший перед ним был тайным воздыхателем, отправившим письмо. - Вы не получили ответа, и решили, что преследовать меня в ночи верное решение? Увы, это не так. Я скажу Вам то, зачем Вы пришли. Мой ответ “нет”. Я попрошу меня больше не беспокоить. Доброй Вам ночи. - Постойте! Мужчина хватает Сычена за запястье. Юноша уж был готов накричать на незнакомца, пока не заглянул в глаза. Искра в них сменилось на пламя. Страх застыл в груди. Казалось, почтительный альфа в любой момент готов сорваться; что вежливость давалась ему насильно. А на улице понемногу гасли фонари, прекращали лаять псы. Снег и мороз покрывал лицо Сычена, которое он прятал от незнакомца. - Я наслышан о Вашем женихе и могу сказать, что его достаток с моим не сравним. Что же Вы, лишите себя будущего? - Моё будущее в деньгах не измеряется. Я мечтаю быть счастливым, а не богатым. Вы меня вряд-ли поймёте, но я не желаю брать грех на душу. Меня обручили с достойным человеком. Вы можете не беспокоиться за это. Прошу Вас, не втаптывайте себя в грязь, не унижайтесь. Вы ещё найдёте своего суженного, а мне пора. Сычен аккуратно убрал руку мужчины с себя, прикасаясь настороженно. Тайный воздыхатель всё больше волновал юношу и, отнюдь, не в самом лучшем смысле. Он был пугающим, крупным, с копной седых волос, которые напоминали о пепле оставшемся после сгоревшего письма. Сычен поспешил от него удалиться и молился больше никогда не пересечься. Через пару дней корабли отправлялись на юг, нужно было лишь ждать. Дома свечи не горели, но накидка отца лежала на табуретке. Было поздно. Дойдя до своей комнаты, омега запер дверь и подошёл к окну. На улице блуждала тьма, покрывающая собой всё - она пожирала крыши и лунный свет. Не зажигая свечей на ночь, Сычен расстелил постель и лёг. Волнение с сердца ушло, но закрывая глаза, образ мужчины появлялся из ниоткуда - его грозное лицо и сильные руки, так неприлично хватавшие юношу. Подтянув одеяло к горлу, Сычен попытался заснуть. В комнатной тишине гулял ветер. Скрипели половицы. Вихрь снега бился в закрытое окно, шумя. Сычен то проваливался в сон, то уставлялся в потолок, не думая ни о чём. За дубовой дверью послышались шаги, но свет не горел - странно, ведь отец всегда носил при себе фонарь. Разглядывая сонно спальню, юноша застыл. У стены напротив проскользнула тень. Сжав руками простынь под собой, он застыл. Расплывчатый силуэт в черноте словно наблюдал в ответ, загипнотизированный и не живой. Фигура напоминала человека в чёрном одеяние, но Сычен ощущал, что пред ним что-то иное, не здешнее. По коже полз холод. Силуэт стал выше, будто наклоняясь над постелью как купол и чудовище открыло пасть. - Сычен. - тянуло оно, скрепя полом под собой. В горле встал ком. Оно звало его, протягивая лапы с когтями к шее, но прикоснуться словно не смел. Вместо того, чтобы разорвать юношу, чернота получившая тело, царапала стены, скалясь. Изуродованное чудовище наслаждалось страхом. - Сыче-е-е-н. - Вон! - прорвавшийся голос хрипел. - Вон! Вон! Отче Наш, сущий на небесах. Пошёл прочь! Оставь меня в покое! Отправляйся в преисподнюю. Чудовище улыбнулось по-человечески и отодвинулось назад, к стене. Фигура его растворилась, опрокинув стоящий в комнате стол со свечами на ней и всё покатилось. За дверью вновь послышались шаги. В спальню вбежал отец с ружьём в руках. - Что случилось? Сычен не мог говорить. Он пытался встать с постели, падая на колени, указывая пальцем на стену, в которой растворилось нечто. Отец скинул ружьё. Поднять Сычена оказалось не просто - юношу трясло, он не мог держаться на ногах. По щекам потекли слёзы. Он лишь дёргал головой и озирался на стену. Родитель прижал сына к груди, укачивая как младенца, но Сычен не успокаивался. Вцепившись отцу в рубашку пальцами, он молился. Слова вырывались неясным бульканьем. Просидев до рассвета, солнца лучи отразились в окне, освещая царапины в спальне. Уродливые и глубокие. Мужчина, с самого утра, схватил сына под руку и помог привести себя в порядок, одел, сунул кусок хлеба. Было решено идти в церковь. Сычен долго плакал, когда рассказывал что видел. Не чудище, но и не человек - тень, живая и мертвая, звала по имени, манила голосом своим. Дрожащий после прошедшей ночи юноша брёл по снегу, боясь оглянуться. Боялся увидеть средь лиц знакомых звериный оскал. Створки храма захлопнулись за спиной и он припал к алтарю, склонив голову к полу. Проповедник наблюдал из своей каморки. Кивнув на Сычена, он поманил рукой к себе. Отец поднял сына, придерживая за руки; юноша с трудом шёл сам, ослабший и озябший. В комнате проповедника было пусто - стоял только стол с освященной водою и книгой. На стенах висели иконы, смотревшие на Сычена с укором. От их “взгляда” ему хотелось укрыться. Отец оставил его одного с проповедником. Что было дальше Сычен вспоминает с большим трудом. Жара, тошнотворный запах и монотонное пение, от которого кружилась голова. Дым плыл перед глазами, в нём юноше мерещилось нечто - оно не собиралось оставлять его. Шипя от боли, скаля свои острые зубы и глядя на Сычена бездонными глазами, чудовище заглушало молитвы своим шёпотом у самого уха. На лицо капала освященная вода. Нечто говорило с ним, льстило ему и обжигало кожу. У силуэта не было рогов и копыт, которые рисовали на фреске; у него появлялись человеческие черты, руки как у смертных и длинные угольные волосы, улыбка же оставалась при нём. Сычен пал, теряя сознание. Ему снилась преисподняя. Чудовище предстало пред ним в виде юноши, чуть старше его самого и тянуло за собой. Он говорил Сычену вещи сокровенные, потакал потаенным желаниям, обещал исполнить любую мечту. Чудовище было демоном, сомнений в этом не осталось, но чего оно хотело омега не понимал. Был ли то сам Асмодей, желавший соблазнить юного и, по своей неопытности, доверчивого Сычена? Нужна ли была ему чистая душа? Очнувшись в своей холодной постели, он осмотрелся - ни отца, ни проповедника рядом не было. Не было и страшной ночной тени. Солнце стояло высоко над городом, освещая каждый уголок своих бескрайних владений. Всё шумело, но проклятущего шёпота слышно не было. Сычен уснул. Родитель заходил дважды, приносил еду и ту же уходил. Страх за себя был глубже страха за сына своего. В голову столь чистого молодого человека билась потусторонняя сила, желающая им овладеть. Ночью, когда фонари на улице гасли, Сычен зажёг свечи и ждал - он знал, что демон никуда не ушёл. Он одурачил проповедника и остался сменив своё обличие. Юноша ощущал как слабость в теле настигла, но звать отца не думал. Нечисть пришла за ним и забрать хотела только его. Вглядываясь в рубцы на стене, он ждал что вот-вот появится чернеющая тень и позовёт за собой, но никто не явился. - Сыче-е-е-н. Он поворачивал голову то к окну, то к двери. Силуэта нигде не было. - Иди к не-е-е-му. - Где ты? - Я зде-е-е-сь. Сычен коснулся пальцами лба и сжал зубы. Боль пронзила сначала затылок, расползаясь лужей повсюду. - Прекрати, - взмолил он тихо. - Остановись. - Иди к не-е-е-му. - Зачем ты явился? В голове зазвучал звонкий смех и стих. Плеча Сычен коснулось что-то твёрдое и горячее. Он замер, закрыв глаза руками. Чудовище сидело в его постели прямо за спиной. - Прочь! Поди прочь! - Пойдё-ё-м со мной. У ме-е-ня есть кое-е-е-что. - Ничего не хочу! Мне ничего не нужно. Ты не получишь мою душу. - Сыче-е-е-н. Идём со мной. - Куда? - боязливо он хотел узнать для чего демон явился. - Чего ты хочешь? - Он призвал ме-е-ня, чтобы я те-е-бя дурманил. - Кто “он”? - Посмотри. Сычен медленно раздвинул пальцы в стороны. Дыхание нечисти громко звучало под ухом, как и ощущались непотребные касания к спине. Демон поднёс к его лицу руку с вельветовым мешочком, роняя на постель. Юноша робко потянулся и развязал ослабленный узелок. В мешочке были монеты - двести, а то и триста - целое состояние на которое можно купить много всего. Перед Сыченом возник незнакомец - богатый мерзавец с искрами в глазах, прибывший с юга на корабле, пожирающий его в тот вечер глазами, без капли сожаления. Чудовище пришедшее ночью хотело не душу, он хотел Сычена целиком, как и его хозяин. Разглядев в омеге человека богобоязливого, тайный ухажёр решил подтолкнуть его к краю праведной жизни, довести до греха и ждать, пока сбитый с пути истинного юноша не приползёт на коленях, желая погрязнуть в пучине разврата полностью, угнетаемый собственным прегрешением. Сычен схватил монеты и бросил на пол. Они покатились по всей комнате. Злость его переполняла - какой-то самодур посмел портить ему жизнь из-за отказа. Демон за спиной засмеялся, дыханием своим обжигая Сычену шею. То был соблазн близости, от которой себя юноша ограждал. - Поди прочь. Нечисть притихла, зашипела и скрылась во тьме ночной. Устало и безвыходность переполняли Сычена до краёв - он был так слаб, куда же ему в одиночку тягаться с своевольным незнакомцем. Позор греховной жизни преследовал. Обида нависла над молодым человеком. Не так он представлял себе будущее. Решено. Нечестивец должен покаяться в своих злодеяниях, выпросить прощение у осрамлённого, а там судить его будут небесные силы. Успокоившись, Сычен лёг спать, скинув на пол ненавистный вельветовый мешочек. Спал он тяжело. Кошмары измучали. Являлся незнакомец на корабле, сбрасывающий тела молодых любовников в море и напевал песни под нос, а в воде морское чудище утаскивало их на самое дно. Гроза и гром шумели. Небо разрезала молния, а за ней демонический оскал. Сычен чувствовал как его душат во сне, как кто-то продолжает шептать на ухо непотребства. Извиваясь на постели от мук, он открыл глаза, встречаясь со своим кошмаром на яву - нечисть сжимала ему горло, рассказывая гадости и тянулась к губам, но не целовала. Боли в теле были невыносимы. Сычен отползал в сторону, отбивался, но ничто не могло помочь скинуть нечто с себя. А он был по-дьявольски красив - молод, силён, в волосах не блестела седена, и голос не был груб излишне. Он был такой, на какого бы запали все юноши в городе и бредили по ночам мечтами о его мимолётном внимание. Сычен же мечтал о том, что проснётся утром и всё окажется бредовым видением. Но открывая глаза он встречался с демоном раз за разом. Его терпкий запах был везде, а его руки прижимали намертво к кровати, не давая выбраться. Он к Сычену ластился, задабривал и подбивал раскрепоститься, но юноша был непреклонен. Когда-нибудь это обязательно закончится. Закончится, и он перестанет ощущать себя грязным и одержимым тем, кто оказывался рядом каждую ночь. Радовало, что демон не желал его целовать, а только прижимал к себе и монотонно приговаривал. Сычен под эти лживые речи засыпал. На утро стукнул сильнейший мороз и отец просил не покидать дом до его прихода. Сычен кивнул, но знал, что обещания сдержать не сможет - сегодня он должен был покончить со всем, что его преследует. Дождавшись пока родитель уйдет, юноша повязал шарф, накинул накидку на плечи и вышел на улицу, подперев дверь. Вьюга ударила в лицо. Снег заполонил собою всё, видно ничего не было, но Сычена это не остановило и он шел до таверны сопротивляясь ветру. Войдя в теплый и пустой зал, он выдохнул. Мужчина с искрами в глазах сидел на своём месте. Завидев Сычена он улыбнулся так, словно ему в руки попала сама золотая рыбка. Он думал о том, что демон выполнил свою работу и теперь, оскорбленный и растлённый юноша сдался ему. Сычен ни сказал ни слова, только мотнул головой и вышел обратно на улицу; мужчина последовал за ним, как пёс за отбившейся от стада овцой. Перед дверьми, на пороге они встали друг напротив друга и смотрели, каждый думая о своём. - И Вы представились мне порядочным человеком. Но где видано, чтобы порядочный человек призывал силы темные, да и с корыстными целями. - Каюсь, согрешил. Но ведь и вы теперь запятнаны. - Вашими стараниями, - с презрением бросил Сычен. - Так может быть, грешникам вроде нас, стоит держаться вместе? Мужчина взял юношу за руку, потянув на себя, но тот отпрянул назад, глядя недовольно. Сычен был очень зол. Подобное поведение было недопустимо. - Прошу Вас, не сопротивляйтесь мне. У нас отныне судьба одна на двоих. - Уходи. Сычен замер прислушиваясь. Этот голос, что звучат по ночам преследовал его и здесь. Демон сидел в его голове. - Уходи, - просил он и юноша не знал куда себя деть. - Прошу Вас, поедемте со мной. - Не слушай. Уходи. Сычен испугался. Потусторонняя сила шептала ему, говорила так, словно жизнь юноши представляла для него ценность. И он решил прислушаться, шагнув назад, но мужчина схватил его под руку и потянул к себе. Хватка оказалась слишком сильной. Сычен шипел от внезапной боли, пытаюсь выбраться, но попытки его были тщетны, как и просьбы, которые мужчина пропускал мимо ушей. Чувство отчаянья захлестнуло юношу. То был самый страшный его конец. Мужчина, чьи глаза горели адским пламенем, согнулся пополам наклонившись к земле. Открывая рот, он пытался что-то сказать, но вырвались только стоны и хрипы. Альфа пал на колени, отпустив руку Сычена и завалился на бок. Глаза его закатились. Он смотрел на юношу уже без искр и грудь его не вздымалась. - Беги, - скомандовал голос в голове. - Сейчас же. И Сычен побежал в сторону дома, спотыкаясь и трясясь от холода. Ему казалось, что руки все ещё держали, обжигали кожу, оставляли синяки, и все это видели. Людей на улице не было, но Сычена казалось, что они смотрят на него из окон с осуждением. Перепрыгнув порог дома, он запер дверь и метнулся к своей постели. Страх окутывал. Волнение переполняло его. Всё замерло вместе с ним - ветер не выл за окном, половицы не скрипели, а грудь вздымалась так редко, что казалось не вздымается вовсе. И что же теперь будет? Мужчина очнётся, отрехнётся и посчитает это всё дурным сном? А может он встанет, разъяренный от гнева, и пойдет искать строптивого юношу? Сычен зарылся под одеяло и стих. Отец явился вечером, тяжело шагая и вздыхая. Вид у него был удивленный. Спустившись в столовую, юноша подал отцу чай и сел рядом за стол. - До чего же день выдался нелёгкий. То там запрягут, то там. Ещё и южанин этот. - Что за южанин? - спросил он, но ответ ему был известен. - Приезжий. Богатый говорят. Через пару дней должен был отбывать на корабле обратно, а нет. Нашли его сегодня днём на улице. Лежал, глаза открытые, за сердце держится. Там и помер. Сычен призадумался. Мерзавец мёртв, как и его мысли, как и желания его. Демон лишился хозяина и должен вернуться в преисподнюю, где ему место. Размышляя об этом, юноша ликовал - конец настал терзаниям. Отныне ночи будут темны и глухи. Казалось, в один миг жизнь Сычена возвращается в русло прошлого быта. Но в дверь постучали. То был разносчик, немолодой пьянчуга, зарабатывающий на жизнь разнося письма. Он вошёл, криво поклонясь и вручил хозяину листок. Отец дал два монеты и вновь поклонившись, разносчик скрылся за дверью. А Сычен замер. Писем от Шеня он давно не получал и ответа на свои уже не ждал, но неужели он удосужился вспомнить о своём женихе? На далёких островах у него бывали и иные дела, когда там отдыхать. - Это не от Шеня. - сказал отец, присел за стол и понурив голову. - Это от родителей. Отец Шеня человек вольный и поистине воинственный, папа же умён и благочестив. Они мечтали, что их сын обручится с кем-то достойным, кого они увидели в Сычене. Казалось, семья Шеня не чаяла души в женихе сына. Породниться с ними было большой честью. - Папа его пишет, - промычал мужчина и кинул письмо на стол. - Помолвка отменена. В один миг письмо, белое и написанное ровными буквами, превратилось в самую ненавистную вещь на земле. Как же так? Неужели кто-то всё же увидел как под покровом ночи богатый южанин посмел так похабно отнестись к Сычену? Тоска постигла его. С одной стороны, женитьбы этой он не желал и не видел себя в чужой семье, но каждый горожанин знал, ждал, когда Шень и Сычен поклянутся друг другу. Это был позор. Его клеймили тем, что проходя по улице, в спину будут метать ядовитые взгляды. Похлопав сына по плечу, мужчина ушёл в свою комнату. Юноша последовал его примеру, нырнув в глубь своей спальни. В ней было пусто, и это было непривычно. На стене красовались следы от когтей, а постель пахла терпким, запахом едкого, но Сычен ощущал, что больше такого не будет. Мужчина с искрами мёртв. Его приспешник не явится ночью. Сычен засыпал в тишине и холоде. И спокойствие. Демона больше не было рядом, никто не касался и не шептал мерзости в ухо, но легче юноше не стало - мысли о Шене продолжали преследовать. Казалось, что мир рухнул. Помолвка расторгнута, как и их многолетняя дружба. Отныне они чужие. Когда солнца лучи попали в окно, Сычен открыл глаза и понял, что что-то не так. В голове стоял противный звон, а мышцы в теле натянулись. Боль сковала его. Жар расползался отравой, проникая в кровь и Сычен мог только стонать от боли, скорчившись на постели. Комната казалась заточением. В глазах плыло, в горле была сухость, которая царапала изнутри. Он закатывал глазные яблоки и молился. Его ад не закончился - он всё продолжался, с каждым разом разрушая юношу сильнее. Сычен весь горел. Отец явился к нему только через час, оглядел сына и вышел в город за лекарем. Пожилой мужчина, разменявший шестой десяток, принёс с собою пузырьки, травы и тряпки, стоя над телом юноши весь день и ночь. Измотаный, ослепленный собственным бессилием, Сычен мог только смотреть в окно, не слыша, что ему говорят, но даже так он знал, что осталось ему не долго. Догадался. Отец стоял перед его постелью на коленях, сжимая в руках крест, а лекарь заботливо протирал больному лоб. Сычен улыбался. Он не ощущал себя - ни здесь, ни в другом месте - его просто не было. Была только боль, жар и пустота. С того дня как стало известно о его недуге, горожане обеспокоились. Заядлые сидельцы в таверне пили за его здоровье, вспоминая моменты, когда Сычен - здоровый и полный сил - отплясывал на сцене, помогал разносить вино за пару монет. Таким его запомнили. Но были и те, кто обходил таверну стороной, потому что “клоповник” был не по ним и новость о болезни сына торговца доставила им некое злорадное удовольствие. Какова радость! Слабый душой грешник канет в небытие совсем скоро. И как же такого могли вовсе подпустить к столь уважаемому Ла Шеню. Высшее сословие пировало, что помолвка расторгнута. Сычен не видел лиц людей - ни доброжелателей, ни предателей - но он понимал всё. Город, подобно наводнению, наполняют грязные слухи. Честь юноши запятнана, хотя это уже не так важно. Он умрёт весной, когда сойдёт снег. А мертвым не важно, что о них думают живые, на то они и покойники. Отец садился на пол рядом и разговаривал, говорил о будущем, о мечтах, о том, чего Сычен мог бы достичь, оказавшись на другом конце света. Мужчина знал, что как бы сын не отпирался, мысли о дальних странствиях его прельщали. Сычен и вправду продолжал видеть сны о море, о белом песке и о солнце, но жар всё портил и превращал яркие желания в кошмары. Лекарь приходил каждый день, сидя с юношей до глубокой ночи, пока тот бился в дрожи и просил с ним покончить. Это становилось невыносимо. Ему ничто не могло помочь - ни лекарь, ни отец, ни проповедник. Сычен остался один, с собою наедине. Неделя. Каждый день и каждую ночь, когда за окном бушевала метель, он видел в ней свой конец. Прикованный к постели, он стал обузой для отца, пусть никто вслух того не говорил. Всё было ясно. Сычен не хотел ждать тепла, не хотел первых цветов и пения птиц - он хотел умереть. Когда лекарь покинул дом, юноша встал впервые за долгое время. Ноги болели, перед ним всё плыло. Взявшись за оконную раму, Сычен смотрел как лекарь уходит, а его следы заметает снег. Он дошёл до своих вещей и вынул из ящика зеркало. Поднеся его к себе, омега ужаснулся - губы, когда то розовые, стали белее мела, а глаза, глубокие, озорные, внезапно потухли, а под ними залегли синяки. Сычен не хотел верить тому, что видел, но спорить не смел, ведь был не так глуп, чтобы отрицать очевидное. Смерть уже стояла на пороге. Отбросив зеркало, он вернулся к окну и приложил лоб. Холодно. Каждую ночь его пробирал жар, от него кровь в жилах закипала. Лекарь не мог определить болезнь, ему она не была знакома и как лечить юноша никто не знал. Дверь в спальню неожиданно заскрипела. - Я вернусь в постель позже. Иди, отец. И тут же захлопнулась. Половицы прогнулись. Сычен отодвинулся от окна, вглядываясь в отражение на поверхности. Его спокойствие сменилось удивлением. Комната в миг потемнела. За спиной оказался демон, с его загадочными глазами и невероятной внешностью, шагая к юноше. Сычен ощутил тепло, то самое, какое окутывало его по ночам. На секунду показалось, что жар начал спадать. - Твой хозяин мёртв. Почему и ты не ушёл? - У меня нет хозяина. Юноша вздрогнул. Голос демона изменился, теперь он ничем не отличался от людского, но внутри нечисть осталась все такой же. - Ты пришёл, чтобы забрать меня? - в душе, Сычен надеялся, что он его убьёт. - Я тебя не трону. Никогда. - Как благородно. И зачем же ты тогда явился? Демон коснулся плеча, пальцами искусными. Сычен взглянул ему в глаза впервые без страха и ненависти, лишь наполненными безразличием и слабостью. Он устал. Если ему суждено быть до последних дней своих мучеником дьявольской силы, так тому и быть. Демон начал казаться кем-то знакомым, привычным, запах его древесный не вызывал отторжения. - Я умираю. - Нет, - настойчивость нечисти была уже знакома. - Ты не умрёшь. - Когда снег сойдёт, то и меня не станет. Я болен и всё благодаря тебе. - Я спас тебя. - Ты убиваешь меня. - Я спас тебя от него, - демон был непреклонен. - Я предупреждал, что от него нужно держаться подальше, но ты меня не послушал. Ты мне не доверил. - Не доверил? Тебе? Тому, кто пытался меня опустить на самое дно своими гадостями? Ты чудовище. Сычен был готов ко всему, но не к тому, что демон встанет пред ним на колени. Не к тому, что его лицо будет выражать неподдельную тоску, не к тому, что в глазах будут лунные блики из окна. Он выглядел слишком человечным. Демон молчал, глядя на Сычена снизу вверх и прикладывал голову к его телу. Их обоих пронзило. - Ты не умрёшь. - горько, но с верой шептал он. - Я обещаю. Смерть за тобою не придёт. Она уже стоит на пороге. Моя жизнь разрушена. От меня отказался самый последний человек на свете, он отменил помолвку! Каков позор. Позор. Демон встал с колен, нарочно коснувшись Сычена. Юноше терять было нечего - он слишком устал. Той ночью, он не мог заснуть. Нечисть просидела с ним до рассвета, не отрывая взгляда. Демон молчал, порой расхаживая по комнате и разбирая пробирки лекаря. У Сычена поднялась температура. Жар окутал пеленой и он уж было бредил, видя в темноте фигуры, но один силуэт был истинным - нечисть стояла над ним, держа в руке чашу с водой и тряпку, белую, как губы больного, и касался ею лба. Омега пытался перехватить его руку, но касался лишь воздуха и темноты. Ближе к утру стало лучше. Отец покинул дом беззвучно. Сычен всматривался в то место, на котором демон опустил колени прошлой ночью. Взгляд, проникающий вглубь, виделся везде. А на полу, где нечисть приклонилась, лежал песок. Белый песок. Сычен не сразу понял, что это. Перебираю горку руками и пропуская сквозь пальцы крупицы, он словно ощущал запах моря, соли, солнца. Вырисовывая узоры, ему хотелось плакать. Сычен знал, что ему не кажется и песок действительно рассыпан в его спальне. Демон принёс. Первые капли скатились из глаз по щекам. Слёзы падали в песок, превращая его в неясную кашу. Это была боль, всё сжималось в груди. Просидев весь день у окна, Сычен смотрел на горожан - они проходили мимо, некоторые даже вглядывались в дом, но юноша прятался. Он не желал, чтобы кто-то видел его лицо таким, хотелось, чтобы его запомнили радостным и процветающим. Осев на пол, Сычен считал часы и минуты. Взяв с кухни письмо, он читал и читал, вдумывался в каждое слово. С расторгнутой помолвкой он смирился, не чувствуя себя оскорблённым - всё, что не делается, всё к лучшему. Когда отец вернулся, он вошёл в комнату сына и просидел с ним до глубокой ночи, рассказывая кого видел, что слышал. Он скрыл, что к нему подходили горожане из высшего слоя, болтая разное о его мальчике, как они без зазрения совести клеветали. Отец старался говорить только хорошее. Лекарь уверен, что Сычену осталось недолго - две ночи или даже одна. Юноша может не проснуться. С болью на сердце, отец уходил, поцеловав жаркий лоб сына. Закрывая дверь, он не обернулся. Белый песок на полу был сокрыт тряпкой. Глядя на него, Сычен ждал когда демон вновь явится со своими грустными глазами и будет на него смотреть. Омега ловил себя на мысли, что привыкает. Что ему нравится. В нечисти не было ни капли от человека, кроме черт, которыми он прикрывался, прикрывал свою черноту внутри, но в этом была его притягательность. Такая сущность могла соблазнить даже чересчур религиозного и он бы пошёл за ней куда угодно. Сычен мечтал оказаться по ту сторону жизни, даже если за ней ничего нет, и на то была причина - болезнь, но возникающий образ демона в голове, его глаз, его голоса, словно убеждал, что есть и другая причина. Юноша хотел пойти за ним. Ныне он был свободен и холост, и ничто не могло теперь мешать. То была наичистейшая разбитость. Сычен готов ко всему. Так ему казалось, до поры как нечисть встала на пороге спальни, глядя своим глубоким как ров взглядом и разжигая в молодом человеке всё больше противоречий. Вряд-ли кто-то в целом городе, мог представить себе, что пока он нежится в мягкой постели, в доме напротив творится бесовщина, о которой утаить всё же получилось. И прямо сейчас, в свете луны, Сычен приближался к демону, чья фигура не выходила на свет, но этого нужно и не было. Юноша заполнил его черты уже давно, он почти выучил их наизусть. - Песок. Белый. - улыбался омега. - Южный. Как в твоей голове. Песок покрывающий пляжи. Ты хочешь посмотреть? - Я хотел бы увидеть его до того, как умру. Ты исполнил мою маленькую мечту. - Я исполню все. Сычен улыбнулся шире. Оперевшись от бессилия на стену, он рассматривал демона перед собою - клыки, которые заметил только сейчас, острота каждой линии. - Это ведь ты убил своего хозяина? - Он тебя не заслуживал. - Даже так. - Я видел, что было бы с тобой на юге. Видел кошмар и ужас. - Ты и есть кошмар и ужас. Оставь меня, а лучше убей. Демон вмиг оказался с Сыченом рядом. Его длинные и ледяные руки касались теплого человечьего лица. У юноши кружилась голова, не хватало воздуха. Вытянув ладони вперёд, он схватился за нечисть и согнулся, зашёлся в тяжёлом кашле. Внутри всё сжалось. От боли подкашивались ноги и Сычен пал на колени, закрывая рукою рот. Сквозь пальцы просачивались капли - алые, тёмные - и стекали на пол. - Нет, - надломленным голосом он шептал сам себе. - Нет-нет. Кровь не останавливалась, пачкала белоснежную рубашку. Нечисть крепко держала его, прикладывая к своей груди и шептала всё тем же томным голосом. Стекающие капли он стирал с рук Сычена, бережно и осторожно. Юноша не думал вырываться, брыкаться, наоборот, он был не против посидеть со своим демоном подольше. Когда кашель перестал донимать, Сычен продолжал сидеть на коленях и рассматривать испачканный пол. - Забери меня. - промолвил он. - Забери меня с собой. Туда, откуда ты пришёл. - Не хочу. - Я хочу. Ты обещал, что исполнишь все мои желания. Я умру сегодня ночью. Я чувствую это. - Выходи за меня. - Что? - Я вытащу твою душу. - демон обнажил свои клыки. - Путь к вечности пред тобой. Я могу сделать всё, что ты захочешь. - Ты, - Сычен засмеялся. - Ты убил своего хозяина, потому что сам…Господи. Да ты на меня глаз положил! Он не знал как реагировать. Эмоции смешивались меж собой, а порой их заглушала боль в рёбрах. Но юноша призадумался - сегодняшняя ночь последняя в его жизни, завтра утром отец найдет в постели сына бездыханным. Так что же, он покинет этот мир таким чистым? Ни разу незапятнанный окажется в ином мире, белоснежным и невинным. - Чего ты хочешь? Почему именно я? - Ты не молил меня о пощаде. Ты не изгнал меня. Ты отдал мне душу добровольно. - Ну что же, - закинув голову назад, юноша вздохнул. - Давай. Смерть это искусство, такое же как и танцы, потому Сычен приглашает себя на макабр. В существование нет никакого смысла, ведь он уже не узнает суть, даже проникнув себе меж рёбер. Там пусто. Сути нет в нём, нет в спасение своей жизни. Ни мольбы, ни вера не держит на земле крепко. Опьяневший от мыслей, Сычен не хотел познавать, он хотел ощущать всю грязь и всю ненависть людскую на себе. Сотни запретов, сказаний, убеждений из древности, читанные вместо сказок на ночь - всё это оковы из стали. И пора настала их сбросить. В праведности он сомневался давно, когда вместо прохлады обещанного рая окунулся в кипящий жаром ад. Жар был в его теле, кипя в крови, растекался по венам. Эта ночь была последней, так пусть Сычен спустится в преисподнюю достойно. - Мои мечты, - начал он. - так ничтожны. А ты такой всемогущий. Такой величественный и недозволенный. Покажи мне, что ты умеешь. Покажи мне зачем ты так стараешься для меня. Есть старое придание. У вас, у людей, верят, что суженый дьявола неприкосновенен. Когда он поднимается на землю, то выбирает себе супруга, даруя ему вечность, у которой есть начало, но никогда не будет конца. - И что же, многих ты уже выбрал? - Ни одного. - демон словно ощущал настрой Сычена. Он видел к чему ведут разговоры. - Позволишь мне быть первым? Юноша игрался. Отбросив все предрассудки и страхи, он был готов ко всему тому, что о нём говорят. Распутник. Иуда. На него поставили посмертно клеймо. В слухах не было ни капли правды, на то они и слухи, но Сычену хотелось очутиться в шкуре того самого грешника, какого из него делали. И лишь для отца он бы остался самым прекрасным. Он вспоминал Шеня. Мальчишку, который храбрился, пытался показаться серьёзным, а на деле оставался глупым ребёнком. Нет, быть с ним Сычен бы не вынес. Слушать его многоуважаемых родителей, во всём им потакать, потому что зять их ниже, недостаточно богат от роду. Шень не смог бы его защитить, ему самому была нужна помощь. К нему Сычен испытывал одну лишь жалость. Другое дело демон. В нём была храбрость и мужество, в нём была сила и власть. У него было всё, но при том ему не приходилось что-то делать ради этого. Демон был неуязвим. Он видел юг, видел море и белый песок. На нём не было кандалов, наоборот, он сам мог их надеть на любого. Сычену же он руки развязывал. В глубине души юноша не доверял ему настолько, но терять было нечего. Уже на рассвете он умрёт. Потому, когда нечисть приблизилась, потянувшись к нему, Сычен с удовольствием отвечал тем же. Древесный запах наполнял лёгкие. Позволяя себе всё, Сычен коснулся демона за ухом, проведя пальцами по плечу и прильнул сам, не чувствуя ни капли стыда в совершенном. В глазах напротив не было ни искр, ни разгорячённой похоти, в них было восхищение, в них была любовь. Никто и никогда не смотрел на юношу так и он променял свою жизнь на то, чтобы на него смотрели так всегда. Нечисть не шевелилась. Он притаил дыхание как хищник перед нападением и выжидал удобного момента, а Сычен смеялся. Это было невероятно. Демон, чёрная магия в человечьем обличии, стоял пред ним. Убийца у которого не было плоти и крови, мог покончить с юношей в любую секунду без раздумий, но он был слишком заворожён. Сычен видел в это изящество. Он играл с огнём и ни капли не боялся обжечься. - Поцелуй меня. Желание придаться сладости вскружило голову. Сычен слышал каждый день о том, что его красота природная может уничтожать и возрождать, он был уверен, что никто пред ним не устоит. И ему не нужно было стараться, впервые. - Ну что же ты, столько дней меня соблазнял, а сейчас? Или ты желаешь предаться забвению с моим хладным трупом? Демон медлил. Для Сычена ныне часы были важны. Он не хотел терпеть всё больше. Коснувшись затылка замершей нечисти, юноша подался к его губам, немного занервничав. Ему было двадцать два года от роду и он никогда не был с мужчиной. Целуя кого-то впервые в жизни, Сычен не был уверен в верности своих действий, но ему определённо нравилось происходящее. От его легких касаний демон “оттаял”, притянув к себе за талию. А за окном вот-вот расцветало солнце. Увидев, Сычен отпрянул готовясь к худшему. Здоровье было наихудшем и даже обещанная вечность спасти не могла. Зайдя в пронзительном кашле, Сычен ухватился за плечо нечисти, сгибаясь пополам. Боль вновь настигла. Сжимая пальцы, он ощущал как катятся горькие слёзы и ничего не мог сделать с этим. Демон довёл его до постели, опускаясь вместе с юношей. Солнца лучи пали на пол, а кашель всё не прекращался. Вон он, конец. Необратимый. Сычен встретит его в постели, наполненной древесным запахом и собственной кровью. Опуская голову на подушку, он последний раз взглянул на нечисть, прежде чем закрыть глаза. - У тебя есть имя? - На юге меня зовут Юта. - Юта. - Сычен улыбнулся. - Красивое. Такое необычное. - Тебе нравится? - Очень. А ты встретишь меня по ту сторону, когда я умру? - Ты не умрёшь. Я слово дал. - Возьми его обратно. Мне достаточно того, что ты сделал. Спасибо, Юта. - Выходи за меня. Всего одно слово скажи. Сычен не мог пересилить себя. В голове мутнело как в дыму, и он мог лишь наблюдать. Рассвет. Время пришло. Вечный сон ждал его с распростертыми объятиями. Там его ждал папа, такой каким он помнил родителя - светлым, улыбчивым. Он был лекарем. Когда на западных островах началась война, он будучи человеком с честью, отправился туда и не вернулся. Сычену было тринадцать. Его мечтою было вновь увидеться. - Я, - хрипел сквозь болезненный стон,. - согласен. Глаза закрывались сами собой. Ему казалось, что душа покидает тело, так же легко, как ветер гуляет по полу спальни, шурша. Юта сидел с ним час, а то больше, Сычен не видел, но ощущал как тёмная магия находится где-то рядом, заботливо поглаживая по голове. Солнце встала из-за горизонта. А Сычен всё лежал. Отец не входил в комнату, не шумел ветер за окном, не скрипели половицы да молчали пристани. Корабли отплыли ещё вчера. Город замер, море не бушевало. Тишь и гладь. Юноше снились сны, такие теплые как солнца лучи, и яркие как отпечатки на стенах. Ему казалось, что он может летать, парить в небе над городами и смотреть на людей, как на муравьёв под сапогами. Все проблемы были их ничтожны, ведь там, наверху, столько прекрасного, а они не могут увидеть. Сычен был несказанно счастлив. Впервые вокруг ничего не волновало так сильно. Оказавшись на крыше дома своего, он узрел как на него смотрит никто иной как Юта, как он тянет к нему руки и шепчет, но Сычен не слышит. Он уверен, что его слова самые лестные. Вспоминая последние свои дни, омега слышит своё глухое “да” в пустоту и тут же оказывается в чьем-то особняке. На стенах висят фрески с дьявольскими рисунками, на столах стоит вино, а он сам восседает на троне. Монеты в его руках, подобно песку сыпятся на пол - сотни, тысячи монет - и катятся к гостям. Люди за столом поднимают бокалы. Они одеты по-праздничному в чёрное и это правильно. Сычен сам в чёрном, но в настолько дорогом, что ему становится не по себе. Это его особняк, это его гости, это всё ныне его. Своё отражение в зеркале узнаёт с трудом - синяки пропали, здоровая розоватость вернулась, а сам он выглядит словно принц иноземный. На севере таких ещё не бывало. Сычену льстит мысль, что он будет во всём первым, особенно, когда гости неожиданно встают и кланяются в пол. Здесь он занимает место короля, не меньше. Такой мир по душе. В нём хочется остаться подольше, если не навсегда. Поклонившиеся гости не поднимаю на него глаз, переводя их на дверь у которой стоит Юта. Юта в таком же чёрном, с бокалом в руке, с улыбкой и пляшущими чертями за спиной. Не обращая внимания на тварей с рогами, Сычен подходит к демону и принимает от него напиток. Выпив залпом до дна, он замечает слишком поздно, что вина в бокале не было. Было что-то горькое и туманющее. Юноша отшатнулся и пал, а сверху смеялись неизвестные. Он снова летал. Сон его длился три дня. Три дня и три ночи тело лежало в постели, оставаясь таким же тёплым и живым. Праведник запретил хоронить его так скоро, ссылаясь, что юноша всё так же одержим и трогать его опасно для жизни, можно призвать сущность с той стороны. Отец боялся заходить в комнату и глядеть на сына. То была невыносимая боль от потери дорогого человека и вынести её было нельзя. Чудо в этом доме не случалось давно. В ночь на четвертый день, Сычен вздохнул и пусть кости ломило, а у самого в горле стоял гниющий ком, истина была сразу понятна - он жив. Увидев окно комнаты, разглядев царапины на стенах и крошки песка меж половицами, юноша заплакал. Плачь его был звучен. И на звук тот явился хозяин дома, и хватился за сердце. Сын сидел на постели с открытыми глазами и не походил на мертвеца. Он был живее всех живых. Удивлённый отец не поверил тому, что видел. Подойдя к кровати, он присел на край и коснулся руки юноши, что ему тут же улыбнулся своей невинной улыбкой. Нет, чертовщины тут быть не может. Это был Сычен. Его сын, такой же, каким запомнился родителю. Взволнованный отец прижал к себе юношу, всё ещё не веря глазам. - Как же так? - причитал он. - Как такое возможно? Неужели Господь услышал молитвы мои? - Сам Сатана на них откликнулся. - Окстись! Что ты такое говоришь? Не гневи Бога. - Гнев не страшен мне больше. - отодвинувшись от отца, он поднял правую руку на уровне лица и оттопырил безымянный палец. - Меня покровительствуют. - Ох, горячка не прошло. Бредишь ты ещё. - Не брежу, - искоса улыбнувшись, он продолжил. - Я обручился в тайне. Прямо здесь, в своей спальне. Кольца нет, да простишь ты меня, что не по закону всё вышло, но как есть. Мужчина нашёлся, такой, каких не бывает, отец. Ходил ко мне каждую ночь, сидел, всё ждал и ждал пока я соглашусь, а я и согласился. Это всё он. Он меня спас. - Как ты посмел? Не спрося с меня, без моего разрешения, да ещё и после Шеня. - А Шень твой ничего не стоит. Не мил он мне ни разу. Папенькин сынок, не более. - Как ты можешь? - Могу, отец, и очень даже. Я не любил его, и у него в душе не теплилось, а другой мне всё. Всё, что захочу. Юта мне море покажет и юг, и золота у него столько, что ещё правнукам твоим хватит. Да он меня на руках носить будет, не этого ли ты мне желал, отец? Не того, чтобы я, в любви и в тепле, в богатстве и в чести, жил? А я буду. Я никогда ещё не чувствовал себя более заветным, чем с ним. Лицо мужчины перекосилось в ярости и смятение. Священные законы для семьи важны испокон веков, а чтобы без них, и без благословения. Грешно. И всё же, он отбросил мысли. Сын здоров и это главное. Конечно, брак без кольца и в тайне это до чего ужасно, до чего отвратно, и имя новобрачного неизвестно для родителя. Печаль охватила отца, но глядя на своего мальчика он молчал. - Сычен, я хочу только лучшего для тебя. - Хотел бы - понял меня. Признал бы мои чувства искренние. - Обожди, сын мой. Не гневись понапрасну. Дай мне времени немного, и с суженным познакомь, а уж потом мы решим с тобой. - Я всё решил и чтобы не нравилось тебе, отец, отказываться от себя я не готов. Уверенности в нем стало больше. Обнимаясь с родителем, он глядел в стену и представлял как из темного угла выглядывает Юта, держа всё тот же бокал и улыбаясь. Сычен улыбался в ответ. Он коснулся мечты и отпускать её не станет. Дни проходили медленно. Юношу ставили на ноги лекари, а проповедника не подпускали близко. Через сутки он уже бодро передвигался и выходил на порог подышать воздухом. Прохожие оборачивались, не скрывая своего удивления. По городу прокатилась волна - сын купца серьезно болен и почил почти неделю назад, а сейчас стоит, ловит снежинки и не кашляет. Горожане перешёптывались. Прогуливаясь до рынка, на который Сычен долго отпрашивался у отца, он услышал много нового. Кто-то сравнил его с божеством вернувшимся к жизни через три дня. Кто-то назвал его “суженным дьявола”, что вернула его к жизни темная магия. Все они сходились только в одном - отныне Сычен не простой смертный из тысячи лиц севера, он меченый, идущий с высшими силами бок о бок. Кто-то продолжал им любоваться, а кто-то отворачивался и закрывал детей. Это была наивысшая степень обожания. Юноше нравилось как люди реагировали на его появление на улице. Прождав два дня, Сычен просидел до глубокой ночи в своей спальне, ожидая когда Юта вновь придёт. Ждать пришлось не так долго. Из тени он вышел, шагая по-царски к супругу и протянул руку. - Ты пришёл. - Ты звал. - Отец желает с тобою познакомиться. Хочет подарить нам своё одобрение. - Брачное одобрение, - ухмыльнулся демон. - А чего хочется тебе? - Я хочу увидеть море. - признаётся Сычен, приобнимая мужчину за плечи. - Ты же покажешь мне его? Ты обещал. - Обеща-а-ал. Взяв уже мужа под руку, они идут вниз по лестнице. Под покровом ночи, сквозь тени от стен и тонкого света луны из окон, они постучались в отцовскую дверь. Отворяется она в миг, впуская холод и темноту. Хозяин обители громко вздыхает при виде Юты - становится ясно, что незнакомец его смущает и пугает. Фигура демона кажется слишком чересчур громоздкой, при том, что ростом он был невысок; один только взгляд вводил в ступор. Обмениваясь глубокими переглядками, в комнате витает напряжение. Юта возвышается за счёт своей сущности, пока отец мялся, но в лице его появлялась некая мягкость, словно он принимал эту грешную любовь сына. Медленно, но верно. Прощая ему всё, отец взял дитя за руку и вложил в ладонь зятя. Традиции уважены. То, как легко и быстро родитель успокоил буйный нрав Сычена поразило. Он озирался на Юту и думал о том, что демон причастен. Его сила не имела границ в мире людском, он мог творить что угодно и когда угодно. Сычена это не беспокоило, он мечтал о светлой супружеской жизни, о той, что снилась по ночам и о той, что была на детских рисунках. Они уедут, покинуть город полный ненависти и страданий, и отправятся вплавь, на юг. Сычен представлял как окунётся с головой в новый для себя быт. Глядя на отца, он всё ещё думал о чарах Юты, но куда меньше. Черная магия давала ему всё - деньги, разрешение, исполненные мечты. Демон явился как-то раз утром и отвёл юношу на пирс, где стоял маленький корабль. - Он - твой. Ветер завывал в ночь, когда они отплывали. Для горожан это знак свыше, это предвещает страшную беду, но по руку с Сыченом шёл, отнюдь, не человек и для него это были морские песни, ласкающие слух. Обняв отца, омега себя сдержал, дабы на лице его не потекли слёзы от разлуки. Пряча лицо, он оглядел собравшихся вдалеке горожан и улыбнулся - до чего яркая зависть плескалась в глазах. Поднявшись на палубу, он махнул рукой и скрылся в каюте, где предстояло провести несколько ночей. Море, глубокое и необъятное, невероятное и неизведанное. Рыбацкие судна не изучают дно, и даже не пытаются найти что-то новое на поверхности, теряя возможность. Сычен бы хотел достич наиглубочайших познаний. Рассекая его в шторма, когда их бросало из стороны в сторону, а сверху лил дождь, он стоял прямо под ним и смотрел как волны умывают собою всё. На горизонте не было берегов, а страшное чудовище не пыталась потопить корабль. Сычен решил, что путешествия ему по душе - для них у него есть всё. Юта, внимал каждому слову супруга, поддакивал. Глубокой ночью, лёжа в постели в окружение ярких свечей, они глядели друг на друга и представляли новую, чистейшую жизнь, в которой их никто не знал. Юноша ощущал себя странно, но ему это нравилось. Хотелось побывать везде, танцевать в каждой таверне, чтобы молва о нём не имела границ и каждый знал его имя. Он бы стал легендой. Меченой легендой. Отворив в разговорах своё нутро, Юта дал понять - теперь у них вечность. Через сорок лет Сычен не перестанет быть таким же юным и полыхать своей небесной внешностью, его никогда не скосят недуги, будь то чума или сглаз. Проходя каждый раз мимо одних и тех же людей, он обречён на их зависть, потому что за десятки лет на его лице не появятся морщины. Вместе с Ютой они будут идти рука об руку и ловить восхищение. Отражение в зеркале будет напоминать о том, что они далеки от простого люда. На вид, Юте около двадцати пяти, но Сычен знает что на деле намного больше - десятки, сотни, а может и все тысячи лет. Он существо адского происхождения, родившееся без плоти и крови, вместе со всем миром. Ему могли быть известны все тайны, если бы он того пожелал, но даже зная их, Сычену бы не поведал. Юноша должен сам все узнать, у него достаточно времени. Юта оказался хорошим собеседником, слушателем и танцором. В ночи, когда шторм стих, он протянул Сычену бокал вина и свою руку. Это было неожиданно. По рассказам, много лет назад он кружил в вальсе с сыном королевской четы на балу, а лет пятьдесят спустя, обучал вальсу сына каменщика. Юта был галантен, сомнений нет - умён, красив, чарующ и без своей магии. Сычен кружил с ним, деля вино в бокале на двоих. Он не мог устоять, распаляясь как дрова в камине и сгорал от одного только голоса. Все вокруг подталкивало их ближе, туманило разум и подзывало. Сладость соблазна. Докружив, они не думали отпускать друг друга ни на шаг. Сычен, все такой же храбрый на дела, но робкий на чувства, целовал Юту с упоением и удовольствие получал больше, чем от своих старых дел - он заполнил свою брешь. Демон же напротив, вёл себя пассивно в самые первые минуты, позволяя себе насладится тем, как на его глазах некогда безгрешный юноша поддаётся своим тайным желаниям, а после проявил свои чары во всей красе, не дав Сычену даже времени одуматься. В комнате горели свечи, стекало вино по стенке бокала, а двое без раздумий покорились, пока шум волн заглушал их надрывистые голоса. Сойдя на берег южных земель, смотреть вдаль было сложно. Солнце, палящее и знойное, а вокруг белые пески, камни, рыбаки и ни снежинки. Для Сычена, привыкшему к мёрзлой погоде, картина перед глазами казалась сном и сон тот был чудесен. Он касался песка пальцами. Подносил руку к солнцу, пропуская лучи сквозь пальцы. Теплота словно жгла его тело. Юта вернулся с двумя мужчинами, которым заплатил по двадцать монет, чтобы они перенесли вещи в дом. Сычен узнал в своем новом пристанище особняк из видений и пусть он был не так роскошен, пленять сердце у него получалось. Теперь же юноша ощущал себя в действительности королём. Он стал сказочно богат, что мог позволить себе прислугу, которая уже поджидала новых хозяев. Сычен взглянул в их лица и понял, что магия Юты была крепка, но он не использовал её по корысти. Он обращался с людьми так, как они того заслуживали. Оставив вещи, Сычен не думая взял мужа за руку и повел по улицам. Он верил, что на его новой земле будет трактир или таверна. Юта остановил его на середине пути, ведя в обратную сторону без слов. Место, куда он его повел было не трактиром и не таверной, это была не улица и не паб. Это был театр. Зал с балконами, деревянными скамейками и сценой в лучах фианитов. Люди в праздничных одеяниях заполняли зал, затаив дыхание в ожидании начала. - Они ждут тебя. - наклонившись, Юта прошептал на ухо. - Лжешь? Демон ласково усмехнулся. Он подозвал молодых юношей, что повели Сычена в маленькую комнату с туалетным столиком. Юноша уж было потянулся к нему, как его усадили и забегали вокруг. - Оставьте, господин, мы все сделаем. Не веря услышанному, он пребывал словно в дыму. Его статус, его возможности и значимость стали так велики, как того желал ему отец. Отныне, он не сын северного купца. Он суженый дьявола и хозяин одного из самых богатых домов юга. И все же, Сычен хотел прославится трудом. Когда его пустили на сцену, он волновался, но как только заиграли барабаны, ноги сами подсказали, что нужно делать и он делал. Двигался в такт под лучами света и звуков удивлений из зала. Именно так он получит всё. Танцами - частью своей души - поделится со всеми, разбросав вести о себе по миру. Ему не нужно богатство, не нужны слепые поклонники, ему нужно восхищение. Танцуя, он взглянул вглубь зала. Юта сидел в самом не примечательном месте, но то как жадно всматривался в каждое лёгкое движение супруга, было заметно. Его восхищения Сычену хотелось больше всего. Вселенная посылается порой знаки и то, что первоначально казалось разумным и гуманным, не всегда является таковым. В ошибках нет ничего смертельного, для Сычена она стала даже обретением вечной жизни. Променяв церковь на брак с исчадием ада, он не жалел. Его будущее наполнилось новыми красками и тем, чего бы он не получил в своём обычном быту. Это было немного большее. Юта был намного большим и когда нибудь, они станут известны на весь мир, пусть Сычен и останется для людей меченым, но он будет самым счастливым. С Ютой они увидят красоты, роскошь, исполнение своих мечт и семью, крепкую и большую, в которой не будет места разочарованиям и лжи. На это у них есть целая вечность.Север
15 декабря 2023 г. в 23:52
Огни ламп и свет луны за окном падали на сцену, на юношу, чьи движения, подобно ветру, плыли. Он танцевал под звон наполненных вином бокалов и под песни иноземных бардов. Молодой человек, что пылал юностью и красотой, притягивал все взгляды в таверне к себе. Сычен, двадцатидвухлетний сын купца, прикрыв глаза, кружился под звуки струн. Им восхищался каждый, кто видел хоть раз на сцене. Бойкий, резвый, искусный и прекрасный настолько, что оторваться было нельзя. Сычен был элегантен и лёгок, словно перо. Природа была к нему щедра. Своими танцами он развлекал моряков, иноземных купцов и жителей своего маленького городка, зашедших вечером. Большинство из местного населения помнили его мальчишкой, что ходил со своим отцом по рынку, играясь с детьми на окраине леса.
Из маленького робкого ребёнка вырос поистине красивый омега, про которого было известно каждому прохожему. Танцы - были его страстью, в которой он утешал себя и веселил народ.
Музыка затихла. Сычен застыл глядя в толпу. Кто-то присвистывал, кто-то хлопал и выкрикивал имя, но все безоговорочно были в восторге. Поклонившись своей публике, парень спустился со сцены к одиноко стоящему столику. Накинув на плечи тонкую накидку и повязав шарф, он вышел из таверны под возгласы. Это заставляло улыбаться. Горожанам он нравился. Ощущая любовь к себе, сердце Сычена переполнялось трепетом. Но порой, в голову закрадывались печальные мысли от которых избавиться было невозможно. Танцы - часть жизни, которая может скоро закончится.
Отец Сычена, человек не строгий и праведный, желал своему единственному сыну только лучшего, того, чего не мог дать ему сам. Будучи пятнадцатилетним юнцом, отец познакомил его с Шенем - таким же пятнадцатилетним мальчиком, сыном знатного и влиятельного родителя. В тот же день, не спросив желаний обоих, было решено обручить столь идеально подходящих молодых людей. Сычен боялся своего восемнадцатилетия как открытого огня, ведь Шень не был близок его душе, он был забавным альфой со множеством игрушек, которые отец Сычена не мог позволить себе. Шень стал его другом, братом, но мысль о помолвке тяготила.
С наступлением восемнадцатилетия детей все готовились к свадьбе. Страх сковывал юношей, они признавались в этом только друг другу. Сычен воспитанный в традициях и божьих правилах просто не мог пойти против отца, но Шень, не смотря на свою трусость и мягкость, посчитал долгом отсрочить необратимое. Свадьбу перенесли на срок, который новобрачные выберут сами. И им обоим уже по двадцать два, они обучились всему тому, что могли себе позволить, а ответа родителям так и не дали.
Отец Сычена недоволен поведением своего сына, браня его за безнравственность и легкомыслие. В танцах он видел только распущенность, видела её и семья Шеня, принимавшая поведения зятя как личное оскорбление. Горожане из высших слоёв шептались за спиной. Таверна была для них дьявольским местом, в котором правили человеческие пороки, разносившая их по городу как чуму. Сычен, к вину равнодушный, как и к мужчинам окружающим его, прятал лицо лишь из уважения. Назидания он пропускал мимо ушей.
Дом его стоял в конце улицы, одиноко, что на него не падали даже фонари. Одинокая луна освещала путь. Холодный ветер гулял по округе, а где-то позади снова заиграла веселая музыка. Отца в доме не было, но на столе стоял ужин. Скинув шарф и накидку, Сычен было хотел приступить к трапезе, заметил на полу листок, выпавший из под одежды. Подобрав его, юноша сел за стол, зажёг свечу и принялся рассматривать записку. От нёе пахло сигарами и водкой.
Сычену никогда не приходилось получать писем от кого-то кроме отца и Шеня, который писал от скуки то истории из путешествий, то матерные стишки собственного сочинения.