— Не унывай, Жан: вот увидишь, ещё вытащим Микасу с нами повеселиться! Уверен, она была рада тебя видеть. Просто встреча с нами всколыхнула тяжёлые воспоминания.
Райнер изо всех сил пытался быть хорошим товарищем и поддержать друзей, несмотря на то, что у самого на душе было паршиво — беспроигрышный способ ощутить собственную важность и значимость. Нужность кому-то. Особенно после целых трёх часов созерцания счастливого лица Хистории, обнимающей чужого ребёнка и целующей другого мужчину.
Нет, это какая-то непробиваемая наивность — надеяться на взаимность замужней женщины, которая и раньше не особенно проявляла хоть какой-то интерес. Но если уж быть верящим в сказки дураком, то до конца: «А вдруг, если я буду отличным послом или хотя бы надёжным другом, то судьба сжалится надо мной, и Хистория увидит, что я не так уж плох? Ведь правда, что она обо мне знает? Раньше я был предателем и врагом, мне приходилось притворяться, и я толком не был собой. Да, дело в этом: она не знает меня настоящего. Но вот как узнает!..»
— Да и чёрт с ней. Я вовсе не расстроен! — возразил Жан, не желая казаться слабым, и вывел Райнера из состояния внезапной задумчивости. — В конце концов, я не ради Микасы сюда плыл. — И мгновенно натянул маску весельчака. — Ты глянь, сколько вокруг классных девчонок! Всё-таки наши, эльдийские, лучше всех, — заметил он с молодецкой ухмылкой.
Несмотря на будни, бар был полон посетителей. Прибытие посольской делегации из Марли привело в движение всё парадизское общество: кто-то увидел в начавшихся мирных переговорах надежду, другие были настроены враждебно, третьи не занимали никакую сторону и с интересом наблюдали, что будет дальше. Сами же ребята всего-навсего хотели выдохнуть и стряхнуть с себя усталость от насыщенного дня, а потому не стали возражать, когда Конни предложил пропустить по стаканчику в столичном баре.
— Надо же, джаз добрался и до острова, — заметил Райнер, прислушавшись к музыке, и забавно повёл плечами в такт.
— Да какой это джаз? — с видом знатока возразил Конни. — Ерунда какая-то.
— С нашим, местным колоритом просто, — вмешался Жан. — Ты глухой, что ли?
— А я тебе говорю, нифига это не джаз! Дерьмо какое-то.
— Ты что, в эксперты заделался? Тоже мне, джазмен нашёлся!..
Райнер снисходительно приулыбнулся, глядя на по обыкновению сцепившихся в дурацком споре Жана и Конни, которые в пылу спора не забывали — тоном поспокойнее — искать свободный столик.
— Да он же тебя нарочно подначивает, — баюкающим тоном пропела Пик, нежно взяв Жана под локоть. — Чего ты вечно так заводишься?
«Кажется, Пик не на шутку увлеклась им, — со вздохом подумал Райнер. — Рано. Только сердце себе разобьёт, а толку из этого не выйдет».
— Ребята, сюда! — крикнули хором Армин с Энни, застолбившие только что освободившийся угловой столик.
«Ну, хоть кому-то из нас повезло», — заключил Браун, смотря на две машущие руки, как бы случайно соприкасающиеся в воздухе.
Стакан бренди, а за ним второй, третий и четвёртый. Время стекало быстро и вязко, как фруктовый сироп. «Компания друзей, недурной алкоголь — вот лучший рецепт от тоски и печалей!» — обманывал себя Райнер и с вымученной улыбкой смотрел на веселящихся друзей. Полчаса назад он пригласил двух девушек присоединиться к столику в надежде, что хоть одна обратит на него внимание, но как всегда остался не удел — девушки пошли танцевать с Конни и Жаном.
Не страшно! Зато его друзьям весело. Райнер видел, с какой благодарностью на него поглядывали Жан с Конни, мол, спасибо, старина, у тебя отличный вкус на девчонок!
Одно плохо — стакан опустел.
— Ребята, вы будете ещё? — спросил Райнер.
Но, оказалось, в пустоту: Пик дремала, растянувшись ничком на диване, а краснощёкие и хмельные Армин с Энни сидели в обнимку и не замечали ничего вокруг.
Делать нечего, придётся идти в одиночестве. Собрав в охапку все стаканы и кружки, Райнер отправился к барной стойке.
«Спасибо, что навестили, ребята! Мне вас ужасно не хватало…»
Нежный, почти хрустальный голос Хистории звучал в памяти, подобно луговому колокольчику. Богиня. Неземная. И ей не хватало его! То есть, конечно, она говорила обо всех, но ведь и о нём в том числе. Сгрести бы её в охапку, прижать к груди, целовать её маленькие руки и смотреть в небесно-голубые глаза!
Опустил со звоном на стойку всю посуду и, понурив плечи, плюхнулся на круглый деревянный стул.
— Папаша, повтори всё то же самое, — сказал Райнер пожилому владельцу бара, а затем подпёр ладонью усталую голову.
Не сразу, но он кожей почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Нерешительно оторвался от созерцания своих ботинок и уставился в другой конец стойки: на него неотрывно смотрела темноволосая девушка. «У меня что, к лицу что-то прилипло? Или ширинка расстегнулась? — Испугано уставился на брюки. — Да вроде нет. Тогда чего эта дамочка пялится сюда? Йегеристка? Точно! Вынюхивает что-то. Подозрительная — я таких за версту чую. Я воин и разведчик, меня не проведёшь! Вижу я, что ты… Она идёт сюда? Зачем она идёт сюда?! Она догадалась, что я раскусил её!»
— Твоя выпивка за мой счёт, — сказала девушка, остановившись подле него и кивнув на медленно наполняющиеся стаканы и кружки.
— С чего вдруг? — округлив глаза, спросил опешивший Райнер.
— Ты симпатичный, хочу угостить тебя, — не мешкая ответила незнакомка и села напротив. — Меня Ида зовут.
«Симпатичный, говоришь? Точно что-то замышляет. Кто ж будет в лоб говорить такие вещи? Ну, в смысле, кто будет мне говорить в лоб такие вещи…»
Райнер наконец оглядел незнакомку: среднего роста и в меру подтянутая, только одета дюже по-мужски — в облегающие серые брюки и заправленную в них хлопковую чёрную рубашку. Она, пожалуй, даже красивая, только не в его вкусе: смуглая, темноглазая, каштановые волосы струятся каскадом по складкам рубашки. Ещё и лицо скуластое, будто грубо обтёсанный кусок гранита. Нос длинный, большой — как у одной из тех гипсовых мужских статуй, украшавших дома богатых марлийцев.
Она совсем не Хистория.
Но половина мужчин в зале убили бы за возможность заговорить с ней, Райнер не сомневался. Однако она хотела угостить именно его.
— Райнер Браун, — представился он, приосанившись и намеренно приглушив голос, чтоб звучал томнее.
— Браун? Ты из марлийских послов, что ли? — уточнила Ида, а затем обратилась к бармену: — Одну тёмного эля, пожалуйста, и ещё плачу за всё, что возьмёт этот здоровяк.
— Если из послов, то не будешь меня угощать? — со смешком спросил Райнер.
— Почему не буду? Я не из фанатиков. — Ида развернулась к нему всем телом, сделала большой глоток из своей кружки и утёрла предплечьем пенку с губ. — Я ни за тех, ни за других, мне всего лишь хочется жить своей жизнью.
— И чем ты живёшь, красавица? — склонившись к ней, поинтересовался Райнер, преисполнившись уверенности в собственной неотразимости.
Ида чуть отклонилась и слегка насупилась.
— Знаешь, когда ты не строил из себя горячего соблазнителя, то был в самом деле горяч, — призналась она. — Расслабься, Райнер, я уже на тебя клюнула. Давай просто выпьем и поболтаем о том о сём, а потом, если между нами возникнет притяжение, переночуем у меня, — она указала большим пальцем куда-то за спину, — мой дом за углом, далеко идти не придётся.
Райнер разинул рот и выкатил глаза.
Слишком откровенно. Слишком прямо. Никаких экивоков. А как же флирт? А романтика?
Хистория бы никогда так себя не повела.
— Ого… — протянул Райнер. — Прямо так?
— А как надо?
— Ну, я даже не знаю. — Он почесал затылок. — Мужчины по природе охотники, Ида. Ну там, завоеватели… А на тебя и охотиться не надо. Как-то непривычно…
— Охоту и собирательство оставим пещерным людям, Райнер. А мне уже двадцать восемь, и все эти детские забавы не по мне. Хочу найти мужика по сердцу и спокойно жить душа в душу.
— И как ты поняла, что я тебе по сердцу? — гыкнул Райнер.
— А я пока и не поняла. — Ида пожала плечами. — Увидела, что ты здоровый и крепкий — в моём вкусе. Лицо у тебя придурковатое, но не глупое, и глаза цвета шампанского. Хорош ты, в общем. Сидела, смотрела на тебя и подумала, что не прощу себе, если не подойду.
Она была не в его вкусе. Зато искренно смеялась над его шутками и слушала так же увлечённо, как говорила сама. Спустя несколько порций алкоголя Райнер узнал, что Ида работала инженером и занималась восстановлением разрушенных Дрожью земли районов, а девять лет назад, будучи совсем юной, развелась с мужем: «Мы хотели от жизни совершенно разных вещей», — деликатно пояснила она в ответ на «почему?» Райнера. Это был единственный вопрос, на который она ответила уклончиво, и на который Райнеру страстно захотелось узнать ответ.
Надо было отдать Иде должное — в постели она была так же откровенна, как и в разговоре. За три года мирной жизни Райнер побывал в объятиях многих девиц, брал от жизни всё и алчно, но ни с одной не было так легко, как с Идой. Он не переживал о том, насколько свеж и всё ли делает правильно, не пытался переспать «красиво», а просто отдался инстинктам и был самим собой. «Она не в моём вкусе, и её не нужно соблазнять. Скоро мы вернёмся в Либерио, и я забуду о ней. Так почему не оторваться на всю катушку?» — думал Райнер, жадно стягивая с Иды рубашку. Не рассчитал силы и оторвал все пуговицы. «Вот болван», — сокрушался он, сминая ручищами мягкую тёплую кожу: в свете луны, под его бледными пальцами, живот Иды казался медовым, бархатным. Хотелось трогать, хотелось прикасаться к нему. Хотелось взять её всю-всю.
Хисторию взять нельзя, можно лишь смотреть — как на икону или божество. Да и разве берут таких? Таких любят, таких хотят носить на руках, спасать из беды и дарить им целый мир.
Иду не просто можно было взять — её можно было взять с удовольствием, можно было с удовольствием отдаться ей целиком. Во мраке спальни она казалась порождением ада: черноокая, с рассыпанными по плечам тёмными волосами. Два золотых браслета на её руке, соприкасаясь, приятно звенели, когда она гладила размашистыми движениями мускулистую широкую грудь Райнера, спускалась вниз по рельефу живота и сжимала большой член. Райнеру он никогда не нравился — неказистый: на конце толще, чем у основания. Но явно нравился Иде, ласкавшей его без ошалелого, испуганного взгляда и твёрдо вознамерившейся покорить неказистую высоту. Получилось не сразу, но отсутствие сноровки Ида компенсировала энтузиазмом. Оказавшись сверху, она не торопилась завладеть инициативой — дала возможность своему визави́ проявить себя во всей красе. Он неторопливый, неповоротливый, но своё дело знает: крепко обхватил её за талию и насаживал ровно в том темпе, в котором ей было нужно. Маленький пучок чёрных жёстких волосков приятно щекотал Райнеру лобок, и его широкий рот безотчётно искривлялся в блаженной ухмылке.
За тёплой волной экстаза и последующей десятиминутной послеоргазменной комой пришла неконтролируемая жажда покурить. Райнер не стал одеваться, взял сигарету и молча вышел на балкон. «А с виду так и не скажешь, что у неё роскошные апартаменты в самом центре Митраса», — рассуждал он с самим собой, наблюдая за мутной струйкой дыма, растворявшейся в терпком душном майском воздухе. По ярко освещённым улицам туда-сюда сновали люди: столица не спала, её улицы пульсировали, питались человеческими мечтами и желаниями. Мечты Райнера тоже осыпались в бездонную пасть митрасовских улиц вместе с сигаретным пеплом. «Стою тут как дурак — неприкаянный, голый и уязвимый. Глупость какая-то. До чего же я нелепый и хочу нелепых вещей. А, может, я на самом деле не хочу того, о чём мечтаю? Вот хочу я жениться на Хистории: я этого правда хочу или только думаю, что хочу? Может, я привык этого хотеть? Если подумать, я и себя-то не понимаю, не знаю до конца, кто я такой в этом новом мире… Нет, ну что за глупости лезут в голову, ей-богу! Опасно ночью выходить курить в одиночестве».
Райнер вернулся в спальню и поймал на себе восхищённый взгляд Иды.
— Голые курильщики — всегда спонтанные философы, — изрекла она и тихонько засмеялась. — Признавайся, думал о тщетности бытия?
— Пока не осознал, какой я нелепый, — ответил с улыбкой Райнер и лёг рядом.
— Мне кажется, люди недооценивают красоту нелепости, — произнесла Ида, склонив голову к плечу Райнера. — Если подумать, жизнь вообще сплошная нелепица. Не испытывать же постоянно за всё стыд да неловкость.
— Не знаю, как-то это не мужественно — быть нелепым, — отозвался Райнер.
— Да ну, ерунда какая!
«Она умнее, чем хочет казаться, — рассудил Райнер, — ей со мной быстро наскучит. Но… с чего вдруг я этим озадачился? Сам же решил, что это на одну ночь».
— Ида.
— А?
— Почему ты с мужем рассталась?
— Я уже говорила.
— Нет, это не ответ. — Райнер взял с прикроватного столика пачку сигарет и вновь закурил. — В комнате можно? Извини, забыл спросить.
— Можно, — отозвалась Ида. — Тебе правда интересно?
— Я только сейчас осознал, что в твоём рассказе о себе всё какое-то… бессвязное. Особенно, если на твои апартаменты в самом центре столицы взглянуть. — Райнер очертил взором пространство комнаты. — Откуда у простого инженера деньги на такую роскошь? И как ты обходишься без прислуги в этих хоромах?
Ида удивлённо захлопала веками.
— Не думала, что ты настолько наблюдательный…
— Да не то чтобы, — честно ответил Райнер.
— Раньше не только этот этаж, а весь дом принадлежал мне, — призналась Ида. — Сама я из семьи потомственных аристократов, служивших при королевском дворе.
— Надо же! Выходит, я отымел знатную особу! — Райнер прыснул. — В смысле, извини. — Он состроил виновато-глуповатое лицо. — Перегнул что-то…
— Надеюсь, тебя я отымела тоже знатно, — ответила она, нисколько не оскорбившись. — Мне едва стукнуло семнадцать, когда родители выдали меня замуж за Джонатана — выдающегося архитектора. Он не был знатен, зато был знаменитостью всего королевства. Я не особенно хотела замуж, но родители настояли. Да и чего греха таить — Джо был хорош собой: высокий, изящный, грациозный — аристократ не по крови, но по духу. А ещё весь из себя загадочный, такой, знаешь, окутанный тайнами — ни дать ни взять герой дамского романа! Только, в отличие от героя дамского романа, его дама была ему совершенно безразлична. Его интересовала исключительно архитектура, а брак со мной нужен был ради статуса, новых возможностей и богатства. Мне же хотелось… по крайней мере, тогда мне казалось, что мне нужна обычная семейная жизнь. Но я была не более чем носовым платком в кармане дорогого фрака Джо. Я занялась инженерным делом, чтобы привлечь внимание мужа, но вскоре осознала, что он мне не нужен. И вообще мне никто не нужен: ни глухие к моим жалобам родители, ни помешанный на себе муж, ни даже привычная жизнь.
— Бунтарка, значит, — с одобрительной ухмылкой произнёс Райнер. — Это… смело.
— Думаешь, смело? — тихо спросила Ида. — Смело ли ненавидеть себя за то, кто ты есть?
— Хах, ты выбрала не лучшую кандидатуру для вопроса! — Райнер издал болезненный смешок. — Я ведь… марлийский эльдиец, нас с детства учили ненавидеть себя за дьявольскую кровь и имперское прошлое. Так что я понятия не имею, смело ли это. Для меня ненависть к себе была залогом выживания.
— Я не буду ненавидеть тебя за дьявольскую кровь, — прошептала Ида своим глубоким, грудным голосом, вновь усевшись на него. — Моя ничуть не лучше твоей.
Она склонилась над Райнером, провела тёмным мягким соском по его приоткрытым губам и упала ему на грудь, как ночь падает на город.
***
— Повторим как-нибудь? — спросила Ида утром, наблюдая за тем, как Райнер одевался.
— Я бы с удовольствием, — отозвался он, пытаясь попасть в горловину рубашки без пуговиц, — только мы с ребятами уезжаем через неделю.
— Тогда у нас ещё масса времени, — с улыбкой произнесла Ида, обняв себя за ноги и опустив на колени подбородок.
— Можно откровенно? — справившись наконец с рубахой, сказал Райнер.
— Разумеется.
— Ты классная девчонка, и ночь с тобой была сказкой! Только… — Он на миг умолк. — Только я влюблён в другую, и, боюсь, ничего не выйдет. — Схватился за голову и сел на край постели. — Теперь ты точно возненавидишь меня…
Ему не хотелось быть плохим парнем.
— Слушай, мы ведь ничего друг другу не обещали, так? — Ида сжала его плечо. — Чего раскис сразу? — Она усмехнулась. — Не выйдет и не выйдет, тоже мне драма!
— Так ты не сердишься? — робко спросил он, поглядев через плечо в черноту её матовых глаз.
— Не сержусь. — Ида невесомо поцеловала его в светлый затылок. — Ладно, иди уже. Не люблю я эти долгие неловкие прощания. Было весело — на том и спасибо, Райнер Браун. — Она встала с кровати и набросила на плечи льняной халат в пол. — Но если захочешь навестить, то имей в виду, что я не живу здесь.
— Не живёшь? — удивился Райнер, вставляя в зубы сигарету.
— Здесь я бываю. А живу уже много лет в Сигансине, на самой окраине: там у меня уютный одноэтажный домик и небольшое хозяйство.
— Сигансина, значит… — Райнеру сделалось неловко. — А что не так с особняком? — скрыл смятение за глуповатой усмешкой.
— Он часть той жизни, от которой я отреклась.
— Выходит, не так уж отреклась.
— Не все ниточки к прошлому можно перерубить окончательно.
— Вернее и не скажешь, — ответил Райнер, шумно набрав в лёгкие воздух.
Поцеловал Иду на прощание в щёку и скрылся за порогом.
Несколько дней спустя Райнер осознал, что его белокурый ангел, его нежная Хистория стала всё реже навещать его во снах. Не потому, что её прогнала черноокая дьяволица Ида — вовсе нет. Райнеру вообще почти не снились сны. Он был спокоен и собран, даже несмотря на утомительный, плотный график посла. «Что-то здесь не так, что-то неправильно, — рассуждал он, оставаясь наедине с собой. — Неужто ни единой тревоги? Так не бывает».
И Райнер напросился в гости к Хистории: завтра корабль унесёт его обратно к марлийским берегам, а он не удосужился напоследок повидаться с любимой женщиной! Они сидели в просторной светлой гостиной и в тишине пили чай.
— Угощайся печеньем, — солнечно улыбнувшись, произнесла Хистория, нарушив молчание, и придвинула гостю керамическую синюю чашку, — я сама пекла. С орехами — мужу такое очень нравится.
Райнеру не нравилось — слишком приторное. Однако он всё равно взял одно печенье, затолкал целиком в рот и щедро запил остывшим чаем. Сахар мерзко скрипел на зубах, но Хистория наверняка очень старалась, нужно дожевать.
Приторное.
Как его детская влюблённость в белокурого ангела. Райнер с тоской уставился на своё отражение в кружке: «Нам и поговорить-то не о чем. Сидим, как воробьи на жёрдочке, и посмотреть друг на друга стесняемся. Да разве ж это любовь? Наверное, я законченный придурок, раз хочу только то, что не могу получить. — Он вновь бросил взгляд на Хисторию — и не почувствовал ничего: ни горечи, ни ревности, ни трепета. — Может, Ида не в моём вкусе, но она действительно классная девчонка! А я сижу здесь и пускаю сопли в холодный чай, давясь пересахаренным печеньем, которое мне не по нутру».
— Спасибо за всё, моя королева, — печально улыбнувшись, сказал Райнер. — Рад был повидаться.
— И я была рада! — прощебетала Хистория. — Будешь в наших краях, заходи: ты и ребята всегда желанные гости.
Райнер долго целовал тыльную сторону изящной белой ладошки — будто прощался на век, а затем спешно покинул дом Хистории.
Он прибежал к митрасовскому особняку Иды на удачу — не знал, в столице ли она сейчас. Но удача улыбнулась Райнеру: в окнах горел свет. Он молодецки приосанился, расправил широкие плечи и, вдохнув жар майского вечера, двинулся на второй этаж.
На лестнице было темно, но в грязно-рыжих отблесках уличных фонарей Райнер узнал Иду: она стояла в развязанном шёлковом халате в обнимку с незнакомцем, ласково шебурша вьющиеся волосы на его макушке.
Звон золотых браслетов на её запястье терзал Райнеру душу.
— Ты не отвечала на письма, Идарина, — вкрадчиво прошептал мужчина, прижав Иду крепче. — У тебя там любовник, да? — с грустью и смирением спросил он.
— Зачем ты пришёл, Джонатан? — сипловато спросила она. — Если опять будешь хныкать про любовь и что был виноват, то можешь сразу уходить.
— Наказываешь меня? — проскулил Джонатан в её шею. — Когда мы были женаты, ты такой не была…
— Ты понятия не имеешь, какой я была, когда мы были женаты, — возразила Ида.
— Заканчивай упрямиться, возвращайся домой. Отец с матерью места себе не находят…
— Да-да, какой позор, какой скандал, — пробубнила Ида, явно подражая одному из родителей. — Хватит с меня твоего ритуального спектакля, Джо. Иди раздевайся и займёмся наконец делом.
Джонатан с покорностью подчинился и прошёл в гостиную. Ида собралась идти вслед за ним, но увидела Райнера, поднявшегося на несколько ступенек вверх.
— Ты говорила, что развелась много лет назад, — озадаченно произнёс он.
— Так и есть, — ответила Ида, а затем скрестила на груди руки, укрывшись ими, как щитом. — Мы просто… он иногда заглядывает… Ничего серьёзного.
— Выходит, и впрямь не все ниточки к прошлому можно перерубить окончательно… — Райнер сконфуженно почесал макушку. — А он действительно такой, ну… как герои романов.
— Ага. — Ида потупила взор.
Райнер смотрел на неё растерянно и испуганно, не знал, что сказать. Нелепая ситуация — и не было в ней ничего красивого. «Но нелепее то, что я хочу её себе сильнее всего на свете! — сокрушался Браун. — Почему теперь?! Потому что не могу её получить? Нет, это уже не нелепость — это абсурд».
— Значит, всё так и закончится, да? — сурово надвинув брови, спросил Райнер. — Ты — в койке с бывшим, а я — в бесполезных мечтах о детской влюблённости?
— Прости, мне нужно идти, — стянув полы халата, обречённо прошептала Ида, зашла спиной в гостиную и захлопнула за собой дверь.
«Я виноват, что не захотел попытаться? Моя нерешительность толкнула Иду в объятия бывшего мужа, или она так же одержима прошлым, как я? Бессмысленно гадать, бессмысленно стучать в закрытую дверь. Знаю, это закончится ничем — проходил уже. Неудачникам вроде меня никогда не достаётся девушка, пора с этим смириться и жить дальше».
***
Море было на удивление спокойным и прозрачным. Солнечные брызги закручивались в пенные воронки, оставляемые лениво плывущим пароходом. Райнер заворожённо смотрел вниз, водрузив локти на край борта. Время от времени он поднимал голову, наблюдая, как исчезает в туманной дымке Парадиз.
Как исчезают бесплодные надежды.
«Ничего не приобрёл, но и не потерял», — слабое утешение, однако другого Райнер не придумал. А меж тем черноокая Ида звенела в его голове своими золотыми браслетами, ласкала его голое тело смуглыми тёплыми руками, а каскады её тёмных волос смолой стекали с плеч, растворяясь в бирюзе тихих волн.
