Лишь холодное и темное сердце способно на жизнь среди хлада и тьмы, и Урс — коварный морской колдун, печально известный по всей Атлантике, — прямое тому доказательство. Один взгляд на его логово — скелет древнего чудища, облепленный мертвыми кораллами, — всякого повергнет в пучину тоски и первобытного страха, он же вольготно обретается здесь не первое десятилетие. На мили вокруг — его личное царство, где всякая тварь, от мала до велика, повинуется его недоброй воле. Урса боятся, пред ним благоговеют, имя его не поминают всуе — исполненный честолюбия, он всей душой упивается властью, столь ничтожной в масштабах великого Океана.
Не о такой жизни он грезил, не по собственному желанию опустился на дно Черной Впадины. Но ничего… Он терпелив как удильщик, изворотлив как угорь и всяко хитрее любого обитателя глубин. Он ждал так долго! Почти что смиренно. И, кажется, ожидание подходит к концу.
С несвойственным ему самозабвением Урс вперился взглядом в волшебный пузырь, внутри которого мечтательно кружится тонкая, изящная фигурка. Начиная наблюдение с сугубо прагматической целью, он сам не заметил, как позволил зрелищу зачаровать его. Когтистые пальцы сцепились на холодном постаменте, жилистый торс застыл в напряжении, щупальца, напротив, беспокойно задергались. Будто он зрит не оружие против Тритона, а прелестную диковинку, которую хочется получить во владение, сокрыть от посторонних глаз и украдкой ей любоваться.
Осознав направление своих мыслей, Урс раздраженно встряхивает головой, отчего белесые волосы застилают ему взор. Зачесав их рукой, он задумчиво стучит по постаменту когтями. Глупое, одержимое людьми создание, что привлекло его внимание еще с месяц назад, в самом деле донельзя прелестно, но прежде он следил за ее похождениями вдумчиво и отстраненно — что же изменилось? Несомненно, изменилась она сама.
Самая младшая из дочерей морского царя, крошка Ариэль еще только вплывает в возраст, и первая влюбленность, бестолковая, бурная, помогает ей осознать себя взрослой — на глазах Урса несмышленый подросток превращается в молодую женщину, и перемены с каждым днем заметны все сильнее. Это хорошо: она не сможет долго скрывать то, что с ней происходит, — когда папочка Тритон узнает, тогда-то Урс и сделает ход.
Искривив ухмылкой тонкие губы, он рассеивает видение и, толкнувшись от пола всеми щупальцами, поднимается к полкам с магическим инвентарем. Все необходимое должно быть в достатке: превратить русалку в человека — это не на черепахе верхом прокатиться! Перебирая пузырьки, кристаллы, каменья и раковины, он обдумывает свой замысел и постепенно смурнеет — каким бы надежным тот ни казался, что-то в нем неуловимо раздражает Урса. Но что? Использовать амбиции девчонки, заключить с ней невыгодный контракт и поставить Тритона пред выбором: царство или любимая дочь. Изящно и хитро, мудрено, но не слишком — превосходный план, разве нет?
Вдруг руки его замирают, лицо медленно поднимается, брови сдвигаются к переносице, а острые зубы, пригодные для разгрызания крабов, сжимаются. Кажется, он понял.
Тритон — дело в нем…
Отверженный колдун не просто алчет власти — мстивая душа его требует возмездия! За каждый год прозябания, за каждую минуту одиночества и позора… Ему мало занять трон морского царя — он должен смертельно того унизить! Вот тут-то план и несовершенен. Да, вручив трезубец давнему врагу, Тритон предаст своих подданных и лишится всего, чем дорожит, но разве понимание того, что он делает это во имя любви, не станет ему утешением? Лучиком света в той тьме, что должна оставаться непроглядной?
Нет! Так совсем не годится!..
Сцепив руки за спиной и перебирая щупальцами, обескураженный Урс мечется по своему жилищу. Разумеется, ничто не мешает ему обмануть Тритона: выменять трезубец на свободу царевны и тут же обратить ее пеной морскою, да только ложь — инструмент примитивный, совсем не достойный его трагичного гения. Он не может так опуститься в час долгожданного триумфа! Он должен быть тоньше, должен так все обыграть, чтобы недруги сами не заметили, как оказались целиком в его власти.
Рыча от досады, он ударяет кулаком в стену и, бессильно притихнув, упирается в нее лбом. Закрывает глаза. Тонкая, изящная фигурка танцует пред его внутренним взором.
Драматичная вспыльчивость морского колдуна сполна компенсируется его отходчивостью — когда на следующий день Флотсам и Джетсам приводят в логово желанную гостью, он с полной готовностью ее принимает.
— Вплывай, дитя мое, — томно тянет он, обернувшись ко входу лицом, — не застревай в дверях: это так невежливо!
Рыжеголовая царевна, напуганная воющими снаружи полипами, подплывает чуть ближе и поднимает глаза. Облик Урса окончательно сбивает ее с толку. Он привык к этим взглядам, полным недоумения, любопытства и страха, ведь сесаэлий на свете осталось немного.
— Налюбовалась? — спрашивает он после длительной паузы, картинно уперев руку в бок.
Ариэль вздрагивает, будто очнувшись:
— Простите, я полагала… не думала, что вы…
— …Так неописуемо прекрасен? Все в порядке, не стесняйся своих чувств, — с издевкой отмахивается Урс, взглядом велит муренам исчезнуть, после чего подплывает к гостье и, обняв за узкое плечико, подталкивает ее вглубь комнаты. Не ожидавшая подобной фривольности, она слегка противится, но он не обращает внимания и приступает к сути: — Так вышло, дитя, что мне известно о твоем горе, а помогать несчастным душам — таким же, в сущности, как я! — одна из немногих радостей в моей убогой жизни.
— И... как вы можете помочь?
— Решение очевидно: если хочешь быть с человеком, придется самой человеком стать.
— Это возможно?! — с неподдельным чувством восклицает Ариэль.
— Дорогуша, — лукаво щурится Урс, прижимая ее к себе чуть сильнее, — для чародея нет ничего невозможного! Но будут условия.
Ноги в обмен на голос, три дня на суше и поцелуй истинной любви — менять продуманный замысел, повинуясь спонтанному порыву, он конечно же не стал и, впервые проговорив его вслух, окончательно в нем убедился.
— Но… зачем вам мой голос? — удивляется Ариэль. — Я могу принести что-то ценное из своей колл… точнее, из дворца.
— Боюсь, магия не сработает без
жертвы. — Он наконец-то ее отпускает и принимается плавно кружить по логову. — Твоя коллекция могла бы стать достойной платой, ведь ты собирала ее с риском для жизни и очень ею дорожила, но — увы — ее больше нет. А за голос не беспокойся: такой красавице как ты не нужны песенки и пустословие, чтобы завлечь самца в свои сети. — Зловещий блеск его глаз заставляет Ариэль поежиться.
— Значит, поцелуй… — бормочет она, зардевшись от смущения и заронив шальную мысль в беловласую голову Урса. Извивно дернув всем телом, он так стремительно возникает пред ней, что слегка отталкивает потоком воды.
— Простое слово вгоняет тебя в краску… Значит ли это, что прежде ты не целовалась?
Она отстраняется, но натыкается на стену — пытается поднырнуть Урсу под руку, но тот растопыривает щупальца. Нервно подергивая хвостом и пытаясь унять рвущееся из груди сердце, Ариэль строго глядит исподлобья:
— М-мой первый поцелуй принадлежит любимому... Покончим с этим скорее: я согласна на сделку!
— Боюсь, цена только что подросла, — склоняясь над ней, ухмыляется Урс.
— Нечестно!
— Разве шанс на долгую и счастливую жизнь не стоит жалкого поцелуя?
— Да как… вы… я… — Она захлебывается словами, но берет себя в руки, морщит лобик и твердо, как ей кажется, заявляет: — Тогда либо это, либо голос!
— Либо мои условия, либо ищи другого чародея, — спокойно парирует он. — К слову, я последний в своем роде. — Смена эмоций на живом, большеглазом личике неимоверно его забавляет. Взгляд против воли прилипает к выразительно-алому рту.
Напряжение меж ними взбухает упругим пузырем, что лопается неожиданно и «громко»: Ариэль, боясь передумать, рывком поднимается к его губам и тут же отклоняется назад, но Урс удерживает ее за плечи и оплетает гибкими конечностями, плотно укутав прохладой своего тела. Она обмирает, не зная, что делать, пока он запрокидывает ей голову, накрутив густые волосы на одно из щупалец.
— Если так ты собралась целовать своего принца, то вашей любви даже магия не поможет. Вечно всех учить приходится… — Саркастично покачав головой, он впивается ей в губы, хозяйски проникая меж них языком.
Волна дрожи проходит по тонкому стану русалки, кожа ее покрывается пупырышками, чешуя на хвосте агрессивно топорщится. Зажмурив глаза, она силится представить, что находится в объятиях Эрика, но развязно скользящие по ней отростки на корню разрушают иллюзию — остается убеждать себя, что дерзкий колдун прав и плата за его услуги вполне справедлива.
Однако чем дольше длится поцелуй — а Урс совсем не спешит прерываться — тем более странно она себя ощущает. Словно чувства к спасенному принцу разрастаются и тяжелеют, из груди постепенно опускаясь в живот. Несмотря на внешний холод, внутри нее извергается гейзер, а мысли роятся так суматошно, что становятся едва различимы, сливаясь в опасную для юного ума пустоту.
Урс улавливает малейшие перемены в ее состоянии — с упоением отмечает, как она становится все более податливой. Теплая и нежная, наивная и молодая — полная его противоположность. Когда в последний раз он держал в щупальцах что-то настолько приятное? Одно из них, на первый взгляд неотличимое от прочих, ноет сильнее с каждой секундой — с каждым движением в нехитром танце языков. Противясь воле хозяина, оно украдкой тянется к верхней части русального хвоста. Урс мысленно ругается: напрасно он затеял эту шалость… Весь план может пойти ко дну, если он не возьмет контроль над своими инстинктами! В конце концов, провалив сделку, девчонка окажется в его власти — тогда он с ней и наиграется…
Сделав мучительное усилие, он распутывает объятия и отворачивается. Без его поддержки Ариэль оседает, мутно вперившись в бледную спину.
— …Первое условие выполнено. — Он звучит отстраненно, без тени кокетства или издевки. — Теперь займемся голосом.
Неспроста морские девы так чарующе поют — в прошлом они манили, сбивая с курса, моряков, топили и грабили корабли, но теперь, когда всякое сношение с надводным миром запрещено, пение служит всего лишь забавой. Самые юные русалки — такие как Ариэль — поди и не знают о дарованной им силе. Потому-то Урс и отправляет ее на поверхность немотствующей — чтобы природная магия не упростила ей задачу и, ежели понадобится, была в его руках.
В его руках… До чего упоительно было держать ее в руках! Давно же он не спаривался, раз выторгованный поцелуй показался таким особенным. Или удовольствие обострилось от понимания, что он внаглую обжимает дочь заклятого врага? Или причина кроется в ней самой? Как бы то ни было, теперь-то Урс видит, как довести свой план до совершенства.
***
Злые ветки хлещут по лицу, хватают за платье и дергают волосы, легкие горят, неокрепшие ноги немеют от бега, перед глазами все расплывается. Вдруг оступившись, Ариэль падает наземь — лодыжку пронзает жгучая боль! Она хочет взвыть, кричать что есть мочи, но только хрипит и заливается слезами. Несколько минут она лежит в сырой траве, содрогаясь всем телом и ожидая, когда восстановится дыхание.
Не сработало. Она получила заветный поцелуй, но магия не сработала! Все было так, как она представляла — или даже еще прекрасней: овитый зеленью балкон на одной из башен замка, изумительный вид на королевство, название которого она так и не узнала, руки Эрика на ее талии, румянец застенчивости на его щеках, нежные, добрые слова, медленное сближение лиц, горячее дыхание на губах… но когда они слились воедино, вместо окрыляющего жара в груди Ариэль ощутила тяжесть в животе — ту самую, что прежде испытала в объятиях морского колдуна. Его резкие, но приглядные черты всплыли в памяти, мысли о нем затмили реальность, и на крошечный, незначительный, казалось бы, миг сердце ее наполнилось разочарованием. Она отшатнулась от Эрика, замерла, глядя в его озадаченное лицо, развернулась и бросилась прочь. Он звал ее и пытался догнать, но вскорости отстал. Бедняга несомненно подумал, что сделал что-то не так, поспешил, что она не была готова к поцелую или вовсе его не хотела. Но она хотела…
Бессильно лежа среди леса, Ариэль понимает: поцелуй не сработал, потому что в нем не было
истинной любви, а поцелуи влюбленности, симпатии или спонтанного влечения в контракте прописаны не были. Что по итогу? Третий день на исходе, условия она не выполнила, и хитрый колдун, который с самого начала знал, что так будет, на веки вечные заберет ее в плен…
Она вздергивает голову, испуганно глядя поверх травы. День на исходе! Она вот-вот превратится в русалку, а до берега еще далеко! Забыв о полученной травме, Ариэль вскакивает и тут же валится, мыча от боли. Делать нечего — надо идти… Стараясь опираться на здоровую ногу, кусая губы и хватаясь за стволы, она через силу ковыляет в сторону заката.
Деревья мало-помалу расходятся — линия берега проступает вдалеке. Вокруг, по счастью, никого не видать: не разбирая дороги, Ариэль удачно убежала в сторону от города. Дохнув ей в лицо ароматами моря, ветер бодрит и велит не сдаваться. Едва не скатившись с пригорка по осыпи, она продолжает мучительный путь, но солнце не желает проигрывать гонку. Вот оно касается воды, вот погружается наполовину, вот от него остается краюшка… Царевна окончательно забывает про боль, пытается бежать, но, как только светило пропадает из виду, кровь ее закипает, а ноги подкашиваются. Больше встать она не может — и не сможет никогда. Из-под юбки виднеется привычный, блестящий на свету хвост.
Еще не все потеряно... Кое-как стянув с себя платье, царапая живот и предплечья о камешки, Ариэль ползет к воде, которая буквально нужна ей как воздух. Вскоре нутро ее начинает гореть, в глазах постепенно темнеет, двигаться становится все тяжелей. Неужели вот так она встретит погибель? Как рыба, выброшенная на берег: позорно, нелепо, беспомощно.
Не имея другой надежды, она всей душой взывает к Урсу, ведь если кто и способен спасти ей жизнь, то только он! И пусть после этого ей быть его пленницей, пусть даже он превратит ее в один из тех уродливых полипов, что «стерегут» вход в его жилище…
Ей не хочется умирать… ей так… не хочется… умирать…
***
Исцеляющая прохлада и милая сердцу глухая тишина. В теле нет ощущений, кроме легкости, приятной усталости, мимолетных касаний к голове и волосам.
— Хорошо… — сквозь дрему шепчет Ариэль.
— Отрадно слышать, — отвечает знакомый густой голос.
Разум ее наконец оживает, мышцы напрягаются, тело норовит принять вертикальное положение, но сильные руки не дают ей подняться.
— Тихо-тихо, не спеши. Сперва вернись в сознание.
Конечно… Урс не оставил свой приз валяться на берегу — он спас ее, как она и желала, только теперь это не кажется благом.
Боясь победной усмешки на его лице, Ариэль не спешит размыкать тяжелые веки, он же возвращается к тому, чем занимался до ее пробуждения, — прочесывает ей волосы перламутровым гребнем. Не успев подивиться такой заботе, она вдруг понимает, что снова может говорить, и спрашивает, невольно радуясь самой такой возможности:
— Меня ты тоже превратишь в полип?
— Хмм… — притворно тянет он. — Не сказал бы, что это лучшее решение.
— Что тогда со мной будет?
— О, мы что-нибудь придумаем…
Смешок звучит над самым ухом — вздрогнув, Ариэль не выдерживает и открывает глаза. Она лежит в створке гигантской раковины, которой точно не было в прошлый ее визит, Урс же устроился у нее в «изголовье». Довольный, словно сытый тюлень, он глядит сверху вниз со спокойной и все же надменной улыбкой.
Скользнув глазами по нему, по мрачным стенам логова и наконец по себе, Ариэль с невыразимым стыдом узнает, что единственная часть ее тела, которую приличествует скрывать морским девам, всецело открыта глазам мужчины. Застонав, она охватывает себя руками и рывком садится — Урс в ответ смеётся, обвивает ее щупальцем и подтягивает к себе.
— Поздно прятать свою красоту: я несколько часов на нее любовался.
Разведя ей руки, он грубо сжимает нежную грудь и впивается губами ей в шею. Она дрожит, но не противится, упиваясь происходящим вопреки здравому смыслу и ущемленной гордости. Ум ее, должно быть, до сих пор в смятении…
Оставив яркий след на чувствительной коже, Урс разворачивает Ариэль к себе лицом, зарывается рукой в ее волосы и с силой сжимает у самых корней. Взгляд его мутнеет.
— Моя теперь будешь. Повтори.
— Т-твоя теперь буду…
Пленительно-низкий смех трепещет на ее коже.
— Ради таких слов и голос вернуть не жалко.
Вдруг, норовя протиснуться между губ, лица ее мягко касается щупальце. Видя, что намерений его она не разумеет, Урс склоняется ближе и просит с ласково-хитрой улыбкой:
— Закрой глаза и представь, что целуешь меня — точно так же, как в прошлый раз.
— Зачем?..
Вместо ответа он таки проникает ей в рот, и она, смущенная сверх меры, делает как велено, сплетаясь языком с упругим отростком. Во все глаза наблюдая, как пунцовая девушка ласкает щупальце, на первый взгляд неотличимое от прочих, Урс перебарывает желание протолкнуть его в теплое, узкое горло. «Незачем торопиться, — говорит он себе, поневоле облизываясь. — У меня будет масса времени обучить ее премудростям любви — пускай для начала немного привыкнет».
Отняв напряженную конечность, что тут же тянется к области под ее животом, Урс целует Ариэль по-настоящему — нетерпеливо, умело и жадно.
***
Спустя несколько дней он посылает весточку Тритону, приглашая того на окраину Черной Впадины. Едва не загнав морских коньков, грозный царь предстает перед ним во всем величии своего гнева. Как и ожидал Урс, явился он без сопровождения — не хотел обнародовать деликатное семейное дело, приведшее его сюда среди ночи.
Несколько секунд они смотрят друг на друга в тишине, плотной и горькой от неизбывной ненависти. Старый русал будто готовится к броску, осьминогий колдун же стоит расслабленно, сложив руки на груди и коварно щурясь. Заветный трезубец искрится в темноте.
— Где моя дочь? — спрашивает наконец Тритон. Голос его сочится угрозой.
— Дома. Отдыхает, — с показной ленцой отвечает Урс. — Думая о предстоящей встрече, сегодня я вымотал ее пуще обычного. — Осознавая опасность таких провокаций, он наслаждается яростью на лице древнего врага. Когда тот вздымает оружие, колдун повышает голос и вытягивает руку в предупредительном жесте: — Позволь напомнить о моих привычках, о справедливейший из справедливых. Как и в былые времена, все мои контракты содержат следующий пункт: «в случае невыполнения условий, жизнь клиента отдается в полное мое распоряжение и связуется с моей в одностороннем порядке». Проще говоря, если ты меня убьешь, то Ариэль, как и прочие принадлежащие мне души, тут же погибнет.
— Для нее это будет милостью! — гремит Тритон, потрясая бородой, но все же медленно отводит трезубец в сторону.
— Едва ли она с тобой согласится, — пожимает плечами источающий самодовольство Урс. — Я очень хорошо о ней забочусь. Предпочитаю не думать о ней как о пленнице — скорее как… о любимой супруге.
Трирона передергивает:
— Хватит пустословия. Мы оба знаем, чего ради ты все это затеял. — Его могучая рука сильнее сжимается на древке.
— Неужели? — Колдун склоняет голову набок, рассматривая символ власти без видимого интереса. — Ты удивишься, о мудрейший, но я не намерен менять свободу царевны на что бы то ни было. Она моя и моей останется. Другой вопрос, — его глаза вспыхивают, — проведет ли она свой век на дне Черной Впадины, где единственной ее радостью изо дня в день будут мои холодные объятия, или же сядет на трон подле нового царя, который будет холить ее и лелеять. Скажу искренне, меня устроят оба варианта. — Нечасто на лице Тритона можно увидеть растерянность, и Урс от души наслаждается ею. — Не спешите с решением, Ваше Величество. Но будьте готовы к тому, что лишь одно из них позволит вам изредка видеться с дочерью.
Толкнувшись щупальцами, он изящно ныряет назад спиною и исчезает во мраке Впадины, куда Тритону, по давнему соглашению, нет хода.
