***
— Спокойно здесь, правда? Придя утром в склеп, чтобы ещё раз его внимательно осмотреть, Чжань никак не ожидал наткнуться в нём на стоявшего у саркофага человека. — Доброе утро! Вы родственник владельцев? Как вы попали на территорию? — Ух, сколько вопросов, — усмехнулся человек, продолжающий стоять спиной и, казалось, поправляющий крышку саркофага. — Да, родственник. — Вы не ответили, как вам удалось попасть на территорию. — Ну, скажем так: доступ в этот дом мне открыт всегда. — Почему меня об этом не предупредили? — Возможно, просто невнимательно ознакомились с завещанием, поэтому и сами не знают. — На Чжаня смотрели самые красивые в мире глаза с багровой радужкой. Его глаза. «Блин, и откуда у меня эти мысли и ощущения? Я же его первый раз вижу, а такое чувство, что знаю всю жизнь. Наваждение какое-то». Молодой человек, не старше самого Чжаня, был одет неброско и просто, но в то же время достаточно элегантно. Что выдавало в нём принадлежность к высшим кругам этого города. — Вы уже уходите или хотите побыть ещё? К сожалению, не могу уделить вам больше времени, мне нужно работать. — А пригласите меня на чашку чая, и я расскажу вам подлинную историю этого дома. Может, это поможет в вашей работе. — Так я вроде уже слышал эту историю, — не уточнив, от кого именно слышал, сказал Чжань. — Ну то, что вы слышали, — это весьма усечённый вариант без подробностей. Ведь так? — на лице незнакомца мелькнула и тут же погасла лукавая усмешка. «Какой же он красивый, когда улыбается». — Откуда вы знаете? — совсем другое произнёс вслух Чжань. — И это я вам тоже расскажу. Так что, пригласите на чай? — Пойдёмте, — к собственному удивлению, Чжань не испытывал ни малейшего страха, впуская в дом незнакомца. Они расположились в том самом кабинете, в котором висел портрет и который Чжань так беззастенчиво оккупировал. Пододвинув незнакомцу чашку и наполнив её ароматной жидкостью, Чжань поднял глаза, рассматривая гостя. — Прошу прощения, мы встретились в странном месте и при странных обстоятельствах, так что даже не познакомились. Меня зовут Сяо Чжань. Меня пригласили для реставрации этого особняка. — А я владелец этого особняка, и зовут меня Гун Цзюнь. — Вы потомок прошлого владельца? У вас даже имена одинаковые. — Да нет. Я единственный владелец этих стен. И имя моё. — Подождите! Вы хотите сказать, что вы тот самый Гун Цзюнь? Сын торговца чаем, приехавший из Китая в начале двадцатого века? — Именно так. — Но сколько же вам лет? — голова Чжаня раскалывалась от противоречивых мыслей. — Давайте я начну с начала, а потом вы зададите вопросы, если они у вас останутся. Чжань неуверенно кивнул. — Родители решили переехать в Европу, когда мне было десять, а младшему брату — три. Дорога была долгая и утомительная. Мы ослабли и похудели. В итоге я заболел. Высокая температура охватила меня, когда наш поезд остановился на какой-то маленькой станции. Станционный смотритель сказал, что докторов там отродясь не было, но в деревеньке живёт шаман и все местные только у него и лечатся. Отец с матерью очень любили нас, поэтому без раздумий забрали багаж и сошли с поезда. Старый шаман долго боролся с моей болезнью, поил травами, читал наговоры. Ничего не помогало. В один из дней он разжёг огонь у подножия статуи какого-то местного божества, рассёк руку и полил кровью огонь. После этого болезнь отступила. Перед тем как вернуть меня родителям, старик сказал, что высокую цену пришлось заплатить мне за жизнь свою. И что отдал он часть моей души духам лесным, но взамен одарили они меня способностью не стареть и не болеть. Не знал я тогда, чем за этот дар платить придётся. Но об этом после. В школе, куда родители отправили нас с братом учиться, понял, что не чувствую ни страха, ни радости, ни привязанности, ни любви. Только брата защитить всегда старался, потому что помнил, что так надо, мы же родня. Я окончил школу, когда в Европе бушевало пламя войны. На моих глазах погибли родители. Но и это не вызвало во мне никаких чувств. А первая кровь, которую я пролил, защищая нашу лавку от мародёров, пробудила во мне жажду. Раз в месяц появлялась она и толкала меня в глухие подворотни и переулки, заставляя искать тех, кто сам смерти ищет. Однажды, открывая утром лавку, я натолкнулся взглядом на мальчишку, просящего милостыню. Их было много после войны. Вечно голодные сироты, ищущие пропитание. Но этот мальчик чем-то привлёк меня. Может, тем, что по возрасту выглядел ровесником моего брата, а может, тем, что за каждый полученный франк он предлагал помощь. Кому сумки донести, кому дров наколоть, кому во дворе подмести. Я подозвал мальчишку и накормил его. И пока смотрел, как он уплетает нехитрое угощение, выставленное на столе, понял, что я живу. Глядя на него, во мне просыпались жалость, нежность, желание заботиться. Больше я его не отпустил. История паренька была проста и обычна для того времени. Его привезли вместе с родителями. Возле Парижа поезд попал под обстрел, больше он ничего не помнит. Очнулся в госпитале. Поселив в этом доме на втором этаже, сначала позволил отъесться и отмыться, а потом определил в школу к брату. Откуда он после выпуска снова вернулся сюда, чтобы не покидать меня. Я любил его. Любил больше брата, да и вообще больше, чем кого-то на целом свете. И он любил меня. Рядом с ним я не чувствовал жажду. Лишь искал в старых книгах подсказку, как никогда не потерять его. Мы прожили вместе десять лет. Он стал единственным, рядом с кем я чувствовал себя слабым и защищённым одновременно. Хоть и был младше, но в нашем маленьком мирке главой семьи был он. А я был готов беспрекословно выполнять все его требования. Но он ничего не требовал. Просто любил, просто заботился, просто был рядом. Я хотел и боялся рассказать ему мою историю, понимая, что это может его оттолкнуть. Но всё же решился. Я рассказал и про шамана, и про болезнь, и про духов лесных. И тут же получил выволочку за то, что скрывал это столько лет и всё тащил на себе. Мой любимый без раздумий согласился испробовать способ соединения судеб и жизней, который я нашёл в одной старой книге. Нам оставалось дождаться новолуния. Но ничему этому не суждено было сбыться. Их было трое, и просить они ничего не собирались, хотели взять сами. Поэтому его молча ударили ножом, срывая с шеи кольцо на цепочке, которое я подарил ему в знак того, что он моя пара. Они, конечно, не выжили, но и его мне спасти не удалось. Я успел лишь прокусить палец, чтобы провести по его губам своей кровью и вычертить символ привязки души на наших запястьях. Он умер у меня на руках, а я умер вместе с ним. Но я ждал. Ждал, когда он вновь родится, чтобы найти и больше никогда не потерять. Пару десятков лет назад я решил инсценировать свою смерть, чтобы не вызывать вопросов, почему я не старею. Я заставил замолчать духов дома, оформил склеп, оставил тебе письмо и уехал. Я знал, что однажды ты приедешь сюда. — Я? — Это его портрет. Но, думаю, даже родная мать не сможет найти между вами отличий. Ты всё ещё не веришь, что ты — это он? От обилия информации у Чжаня кружилась голова, и он обхватил её руками. — Тебе не нужно так много думать. Просто разреши быть рядом. И не бойся. — Я не боюсь, — как мантру, повторил Чжань. — Я, пожалуй, пойду. А вы располагайтесь. Хотя вам моё приглашение и не нужно, ведь так? Уже лёжа в кровати, Чжань раз за разом прокручивал в голове всё услышанное. Если всё, что сказал Гун Цзюнь, правда, то это объясняет и то, что домовые духи называют самого Чжаня хозяином, и то, что всё вокруг иногда кажется ему знакомым. Но почему тогда ничего не получается вспомнить? Покрутившись с боку на бок ещё немного, Чжань встал, чтобы скрыть навязчивый свет луны плотными шторами, да так и замер с уже поднятой рукой. В садике перед домом явственно виднелась высокая мужская фигура, неспешно шагающая по дорожкам. Как будто почувствовав взгляд Чжаня, человек замер, а затем посмотрел прямо на него. Наверное, нужно что-то сделать или сказать, но Чжань просто не имел на это сил. Чжаню показалось, что он услышал тихое: «Спи», перед тем как тяжёлая портьера отсекла его от внешнего мира. Вернувшись в кровать, он усмехнулся: «Буду считать, что я Скарлет О’Хара и подумаю об этом завтра». Разбудил Чжаня телефонный звонок заказчицы: — Месье Чжань, я нашла то, что вы просили, и уже отправила вам на почту несколько фотографий двоюродного деда. Красивый, однако, был мужчина. — Луиза, а вы что, его сами никогда не видели? — Увы, не довелось. Он был затворником и даже с моим дедом общался только по телефону. Дедушка Чень говорил, что последний раз встречался с братом то ли в шестидесятых, то ли в семидесятых годах прошлого столетия. — Даже так? Луиза, а этот дом ваш родственник построил сам? — Нет, что вы. Дом был куплен, когда их семья приехала из Китая, но находился в таком запустении и разрухе, что дедушке Цзюню пришлось его восстанавливать. Поэтому, наверное, можно сказать, что он был первым владельцем дома в его сегодняшнем облике. «Так вот почему духи дома считают его хозяином». — Спасибо, Луиза, за информацию. Всё-таки у вашей семьи интересная история. — Видимо, дело во влиянии этого сказочного города, месье Чжань. Здесь большинство семей имеют интересные истории в своём прошлом. Ну, не буду вас отвлекать. Хорошего дня. Попрощавшись с хозяйкой, Чжань проверил почту в телефоне и с чувством странного предвкушения открыл письмо. Со всех фотографий на него смотрел молодой мужчина, которого он встретил вчера. Даты на фотографиях были разные, а вот внешность человека на них практически не менялась. Менялось только выражение лица и глаз. На самом старом фото это был серьёзный молодой человек, погружённый в свои мысли. А на самом новом — счастливый парень со смеющимися глазами, выглядывающий из-за плеча мужчины, стоявшего спиной. И хоть лица этого второго видно не было, Чжань точно знал, кто на фото. У него тоже есть фотография, где друзья сняли его со спины, когда он любовался закатом. И внешность человека на этих двух фото была абсолютно идентичной. Разворот плеч, положение головы, волосы, чуть вьющиеся на концах, — всё один к одному. Любого нормального человека в такой ситуации должен был охватить ужас, но Чжань, видимо, нормальным не был. Его охватывало только радостное предчувствие чего-то неизбежно хорошего. — Пойдём поужинаем? — Цзюнь заглянул в кабинет, когда Чжань отодвинул от себя чертежи, над которыми корпел весь день. — Подглядываешь? — он и не заметил, как с лёгкостью перешёл на «ты» в общении с этим мужчиной. — Вот ещё, — фыркнул Цзюнь в ответ. — У меня нет необходимости подглядывать. Я тебя чувствую. Так что, пойдём? Я знаю прекрасный ресторанчик неподалёку. — Хорошо, дай мне несколько минут, чтобы умыться. Ну а чего отказываться? Страха истинный хозяин этого дома в Чжане не вызывал, а быть в Париже и не походить по его бистро и кофейням — просто преступление. Маленький ресторанчик, куда отвёл его Гун Цзюнь, казалось, выдыхал в окружающий воздух аутентичные флюиды старой Франции. Заведение с грубоватым интерьером, старинной печью и красными скамейками сохранило всё очарование исторического здания, в котором располагалось, и излучало тёплую, уютную, домашнюю атмосферу. Латунная табличка над входом гласила: «La Guinguette de Neuilly». — Помнишь? — в очередной раз спросил Гун Цзюнь. Он задавал этот вопрос уже несколько раз, когда по пути сюда приостанавливался то возле сквера, то возле фонтана, то возле старинного здания городской библиотеки. Чжаню нечего было ему сказать. Он не помнил. Да, было ощущение чего-то знакомого, но воспоминаний не было. Он в очередной раз отрицательно мотнул головой. — Тогда пойдём, будем создавать новые воспоминания, — Цзюнь несильно сжал его ладонь в своей и увлёк вглубь зала, подальше от людских глаз. — Мсье определились? — пожилой официант чуть склонил голову в знак уважения. Чжань растерянно посмотрел на Гун Цзюня, ведь им даже не подали меню. — Да. Будьте добры, нам луковый суп с гренками и сыром, утиную грудку «Magret de canard», на десерт Mille-Feuille с малиной и ванилью. — Что вам предложить из напитков? — Бутылочку «Saint-Émilion» и кофе к десерту. — Чудесный выбор, месье! — Вино? Днём? Думаешь, это нормально? — Смешной. Мы же во Франции. Здесь вино нормально в любое время суток. — Цзюнь, я же вижу, что ты надеешься, что я вспомню что-то из жизни того, второго, человека. Но этого ведь может и не произойти, — Чжань неспешно помешивал кофе, когда с основными блюдами было покончено. — Да нет, особо не надеюсь уже. — А тогда зачем это всё? — Чжань обвёл рукой окружающее пространство. — А такая простая мысль, что я с тобой просто дружу, не приходит тебе в голову? Ну, или, может, я за тобой ухаживаю? — Зачем? — Ну как тебе объяснить? То, что ты не можешь вспомнить, я не могу забыть. И найдя тебя второй раз, я совершенно не готов тебя потерять. Пусть даже в тебе не проснутся чувства, но хотя бы на дружбу я могу рассчитывать? — О да, на дружбу можешь. Особенно после сегодняшнего изысканного обеда. А если ты мне покажешь ещё несколько таких же вкусных мест, то я навеки твой… друг, — Чжань попытался обратить в шутку возникшую неловкость, и ему это удалось, потому что в ответ на его последнюю фразу Цзюнь рассмеялся легко и искренне. А потом они шли домой. Цзюнь рассказывал какие-то истории о том или ином месте, а Чжань слушал его открыв рот. Почему-то очень захотелось взять Цзюня за руку и переплести пальцы. Нервно сглотнув, Чжань сунул ладони в карманы пальто. — Слушай, а как это? Как это — быть таким, как ты? — Ты знаешь, ничего сложного. Я так же, как все, дышу, ем, сплю. Не старею, правда, и заживает всё как на собаке, а в остальном всё как у людей. — А эта твоя жажда? С ней как? — А что с ней? — Ну тебе же нужно пить кровь, правильно? — В современном мире с этим ничего сложного. Достаточно иметь деньги и связи, и доступ к банкам крови тебе обеспечен. Выбирай на здоровье. — И… И какая тебе больше нравится? — Никакая. Это неконтролируемая потребность организма. Раз в месяц утолить жажду, никому при этом не навредив, — это необходимость, а не удовольствие.***
Несколько дней за работой пролетели незаметно. Чжань настолько увлёкся созданием новых интерьеров, что практически не выходил из кабинета. Цзюнь поначалу пытался его вытащить хотя бы на кухню, но, поняв, что это бесполезно, начал приносить еду прямо в кабинет. — Страшно представить, как ты жил, когда меня не было рядом, — бурчал он, подсовывая Чжаню на тарелку кусочки мяса. Чжань, к его удивлению, в одной руке держа вилку, а в другой стилус, умудрялся даже не путать, чем ткнуть в рот, а чем — в экран планшета. Парень сам не заметил, как начал воспринимать заботу и постоянное нахождение Цзюня рядом как нечто совершенно нормальное и даже необходимое. Не заметил, что с каждым днём привязывается к этому человеку всё больше и больше. Не заметил, как стал волноваться, стоило Цзюню надолго исчезнуть из поля зрения. Они жили как семья, хотя знакомы были всего ничего. — Сегодня приедет Луиза. — А Луиза у нас кто? — Стыдно, дедушка, не знать своих родственников, — усмехнулся Чжань. — Внучатая племянница твоя — заказчица моя. — И зачем она приедет? — Проект посмотреть, себя показать. — Ты намекаешь, что мне неплохо бы скрыться где-нибудь внутри дома и не отсвечивать? — Я не намекаю, я прямо говорю, что её удар хватит, если она тебя обнаружит. Не так давно она изучала твои фотографии, так что вопросов будет масса. — Ладно, убедил. Тем более у меня как раз дела нарисовались. Вечером вернусь. Приехавшая девушка была ненамного старше Чжаня и лучилась жизнерадостностью и обаянием. Общаться с ней было легко и приятно, как со старым другом. Чжань сам не заметил, как после утверждения проекта согласился поужинать в одном из близлежащих ресторанов. — Скажи, а он уже приходил к тебе? — Чжань закашлялся, подавившись водой от такого неожиданного вопроса. — Ну что смотришь? Эту тайну в нашей семье знают все. Тем более я видела фотографии. — Но на них же нет ничего такого. — На тех, что я отправила тебе, — да. А вот на тех, что остались у меня… — Луиза, я не понимаю. — Ой, да ладно, передо мной можно не прикидываться. Я прекрасно знаю, что ОН до сих пор жив и выглядит точно так же, как на фото. Взгляд только, по словам деда, стал безжизненным и грустным. Чжань, он действительно тебя ждал все эти годы. Ждал и верил, что ты придёшь. Мне его так жалко. — Так ты поэтому выбрала меня для создания проекта реставрации? — Конечно. Я же видела ваши фото. И когда наткнулась на твой профиль на сайте, чуть не визжала от восторга. — А если ты ошиблась? Если я не тот самый? Просто похожий человек. — Была, конечно, и такая вероятность. Но ведь я не ошиблась? — Не ошиблась. Но я пока ничего не смог вспомнить. Просто есть ощущение, что я вернулся домой. — А что Цзюнь говорит? — Сказал, что согласен быть просто другом. — Вот видишь. Я же говорю, он тебя ждал. Ладно, ешь давай, пока не остыло. Жалко, что его сегодня с нами нет. — Ну мы же не знали, что ты всё знаешь. Они весь вечер о чём-то разговаривали и смеялись, как старые знакомые. И даже не догадались, что за ними наблюдают глаза с багровой радужкой. Ведь осознать, что ты не один знаешь какую-то тайну, оказалось очень приятно. Домой Чжань вернулся поздним вечером и сразу ушёл спать. Сказалась накопившаяся усталость. Ему снился странный сон. Вот он маленький куда-то бежит, всё время спотыкаясь и падая. Вот сзади что-то грохочет, и его отбрасывает на несколько метров. Затем темнота. И вот он уже на улице. Нет ни близких, ни дома, только ощущение тоски и страха. Очень хочется есть и умыться. Просить стыдно, уж лучше предлагать помощь в обмен на еду. Какая-то яркая лавка, у которой он устроился передохнуть, невольно притягивала взгляд. Он когда-то в детстве уже видел такие надписи в маминой любимой книге. А здесь они пестрели над входом, рядом с французским названием, гласившим: «Чайная Империя Гун». Открывается дверь, и рядом останавливается необычайно красивый человек с такими же раскосыми, как у самого Чжаня, глазами. — Пойдём, — протянутая рука, за которую Чжань без промедления хватается, как утопающий за соломинку, сразу и безоговорочно поверив этим глазам с багровой радужкой. Школа. Учиться интересно и забавно. Но очень хочется назад, к Цзюню. Без него тоскливо и одиноко несмотря на то, что его младший брат Чень всегда рядом. — Твоё обучение окончено, и перед тобой открыты все двери. Я дам тебе денег на первое время, так что ты волен сам выбирать, чем заняться и куда поехать. — Я правда могу выбирать? — Конечно, можешь. Весь мир ждёт тебя. — Мой мир — это ты. Я выбираю тебя. И останусь с тобой, пока ты сам меня не прогонишь. Можно? — Мой мальчик, тебе всё можно. И я так счастлив, что наши желания совпали. Пойдём домой. Чужие пальцы, проникающие под свитер, ласковые касания, тёплые губы на губах, сбившееся дыхание, сильное тело, вжатое в матрац, любовь, свозившая в каждом движении.***
«Что происходит?» «Почему хозяин опять уехал?» «Куда уехал?» «Да кто его знает. Он же нас никогда не ставит об этом в известность». «А как же второй хозяин?» «Не знаю». Чжань проснулся сразу, как будто вынырнул из глубины на поверхность. И, не умываясь, отправился искать Цзюня. В пижаме и тапочках он заглянул во все помещения по очереди, ловя флешбеки сна и вспыхнувших воспоминаний. Но дом был пуст. С тех пор как Он поселился в доме, необходимость в ежедневном присутствии девушки, отвечающей за готовку, отпала сама собой. Эти обязанности взял на себя Цзюнь. А готовил он так, что иногда Чжаню казалось, что вот вкуснее, чем сегодня, ничего быть не может, но на следующий день Цзюнь готовил что-то новое, и оно было ещё вкуснее. Сегодня дом не полнился ароматами еды и молчал. Вернувшись в комнату, Чжань с тревогой схватил телефон и с ужасом осознал, что номера Цзюня у него нет. В этом не было необходимости, он всегда был рядом. — Что происходит? — выкрикнул он в пустоту дома. — Где он? Ему ответили не сразу, как будто там, в незримом пространстве, шло совещание. «Мы не знаем, второй хозяин». «Да, не знаем, где он. Но он оставил тебе письмо. Там в кабинете». Чжань в мгновение слетел по лестнице. Письмо действительно было. Так же, как и то первое, лежало в центре стола. «Тебе очень идут женщины. Вы очень мило и гармонично смотритесь рядом. Будь счастлив. Навеки твой, Цзюнь. Глоток луны в бокале отражался, Скрывая хрусталём осколки дня. Десятки лет я в поисках метался, Пока не встретил наконец тебя. Недолго, правда, длилось ликованье, И бабочек недолог был полёт. Ты лишь успел мне прошептать признанье, Когда дыханье превратилось в лёд. И год за годом проходил неспешно, Но я всё верил и всё так же ждал, Готов проклясть был мир я этот грешный, Когда твой взгляд в толпе я отыскал. Глоток луны в бокале заискрился. А я твой взгляд своим опять ловлю. Но то был сон, ты просто мне приснился. Но я успел шепнуть тебе: «Люблю!» — Идиот, какой же идиот. Вот и где теперь тебя искать? — Чжань бессильно опустился в кресло, не замечая, как переполняющие эмоции катятся по щекам прозрачными каплями.***
— Месье Чжань, к сожалению, нашему агентству нечего вам сообщить. Мы подключили все свои связи, задействовали всю агентуру, но ничего узнать о местонахождении человека на фотографии нам не удалось. Чжань сидел в офисе очередного детективного агентства и в которой раз слышал один и тот же текст. К детективам он обратился сразу, как только убедился, что Цзюнь действительно не собирается возвращаться. — Привет! Да, опять ничего. Пойду в следующее. Луизе он позвонил, когда понял, что его бросили. Позвонил в надежде, что у нее есть номер телефона. Выслушал, какой он идиот, и получил обещание любой помощи. И с тех пор звонил ей регулярно, как будто она была связующим звеном. — Реставрация закончена. Когда планируешь вернуться? — Всё это время Чжань жил в гостинице, куда перебрался на период реставрационных работ. Единственное, что он запретил трогать, — это кабинет. Хоть он сам и присутствовал при реставрации почти неотлучно, но кабинет запер и никому не позволил даже заглянуть в него. Это то, что давало почувствовать, что между ними есть связь. А сейчас, когда работы закончены, интерьеры восстановлены и дом отмыт до блеска, он просто не знал, что делать. — Ты думаешь, это уместно? — Не глупи. Это ваш дом. И если он когда-то вернётся, то только туда. — Тогда, наверное, завтра. Спасибо тебе за всё. «Второй хозяин!» «Второй хозяин вернулся!» Дом встретил его тёплым шорохом. «Наконец-то!» «Значит, скоро и хозяин вернётся?» На этой фразе плечи Чжаня поникли, а взгляд потух. Как бы ему хотелось, чтобы духи дома оказались правы. Но после всех безрезультатных поисков Чжань уже переставал в это верить. Оставив вещи в облюбованной когда-то комнате, он прошёл по всему дому, как бы вновь приветствуя после долгой разлуки. Долго сидел в кабинете, раз за разом перечитывая последнее письмо Цзюня, пока усталость не заставила всё-таки уйти спать. Разбудил Чжаня звук клаксонов, надрывно ревущих под окнами. ОН стоял, опираясь о капот машины, перегородившей пол-улицы, и улыбался, глядя прямо на Чжаня. Совершенно не обращая внимания на сигналящие авто, вынужденные объезжать его, просто смотрел и улыбался счастливой мальчишеской улыбкой. Вылетев босиком на улицу, Чжань на минуту притормозил, оглядев улыбающегося парня, а потом закинул его на плечо и молча понёс в дом. Всё так же молча бережно уложил на кровать, навис сверху, изучая, и принялся медленно расстёгивать рубашку, как бы нечаянно касаясь оголённых участков кожи. Вызывая неконтролируемую дрожь. — Ты сбежал, — рубашка улетела в сторону. — Я волновался, — брюки вместе с бельём медленно поползли вниз, высвобождая чужое возбуждение. — Ты будешь наказан, — рывок, и Цзюнь, перевёрнутый на живот, задышал чаще. — Больше никогда не смей оставлять меня! — поцелуй-укус в лопатку, мокрая дорожка поцелуев по позвоночнику, чужой полувздох-полустон. Облегчение, накатившее от осознания, что всё по-настоящему, всё не сон. Чжаню многое хотелось сказать. Но дыхание перехватывало, и он мог только целовать, не отпуская ни на секунду и гладя чужую спину. Не мог оторваться, не было сил. Хотелось вдавить в себя, впечатать, присвоить, заласкать до крика, до изнеможения. Заклеймить, растворить, залюбить, доказать. Чтобы больше никогда даже толики сомнения не возникло. Чтобы больше никогда даже попытки расставания не случилось. Потому что Цзюнь его. Весь. Для него. — Кто я для тебя? — едва слышный вопрос куда-то в плечо. — Мой мир — это ты. Я выбираю тебя. И останусь с тобой, пока ты сам меня не прогонишь. Можно? — Чжань повторял однажды сказанные фразы, крепко прижимая и держа свой мир за руку, и с тревогой ожидал ответа. — Ты помнишь?! — Неверие в чужом взгляде, его кивок, переплетённые пальцы. — Тебе можно всё! Ведь и ты мой мир. Добро пожаловать домой, любимый!