Она встречает его внезапно, ученика Цан Цюн в оттенках жёлтого, как у неё самой, но более нежных и сбитых на бок, будто он катился по земле, что не исключено, ведь он буквально упал у её ног.
Ученик поднимает на неё глаза, смотря на неё снизу-вверх доброе мгновение, прежде чем вскочить с похвальной скоростью и спрятаться за неё, обхватив её колени и икры дрожащими пальцами.
— Гунян, молю, спасите меня! — говорит ей юноша, чьё лицо она едва смогла разглядеть, указывая куда-то вперёд, откуда слышался звук ломающихся деревьев и тяжёлых стремительных шагов.
Су Сиянь достаёт меч, готовая к любому бою и, конечно, побеждает так, будто это ничего не стоит.
Мальчик — нет, скорее,
юноша — смотрит на неё со своего места, вскакивая на ноги, и она готовится услышать то, что слышала от любого мужчины-культиватора всегда,
что они бы и сами могли справиться, даже если просили её о помощи, вместо этого ученик Цан Цюн лишь восхищается:
— Вы были великолепны! — и юноша подбегает к ней, по всей крови, что лужами растекается по земле, смотря на неё светящими глазами; у него широкая улыбка и карие глаза, похожие на золото её одежд, чем дольше она смотрит. — Я перед вами в вечном долгу! Чем я могу отплатить? — спрашивает её юноша, и он смотрит на неё так, будто она нечто прекрасное, нечто неземное, будто не может оторвать глаз от её лица; и это не похоже на то, что она обычно получает от мужчин; в этом нет ничего от того странного тёмного чувства, которое иногда преследует её.
Су Сиянь не знает, почему она просит награду, потянувшись убрать нелепые веточки из волос юноши, а не отказывается от неё, как обычно.
— Угости меня ужином и назови мне своё имя, — потому что она, внезапно,
хочет знать его.
Юноша моргает на неё в совершенно забавном выражении лица с очаровательным тихим
«а?», и она не может пожелать забрать свои слова обратно.
***
Шан Хуан не планировал этого.
Ничего из этого.
Смешно думать, что
это можно спланировать.
В один момент он выживал на задании Ань Дин, как обычно, ещё даже не став главным учеником, потому что его мудак-босс (ах, простите, его
шизунь; мудак-шизунь) не спешит выбирать преемника, как встретил мать своего сына… то есть,
главного героя, да. Иначе это звучит слишком двусмысленно даже для него.
Он не узнал её в ту же секунду, потому что, эй, он убегал от одного из своих милых детишек, которые хотят съесть своего никудышного отца, поэтому он использовал свой любимый метод: побег. Если же есть кто-то, перед кем он может упасть и молить о помощи, это идеально.
Он узнал её по движениям, по мечу в её руке, по её уверенности в своих силах и эффективности в том, как она разрезала чудовище вчетверо выше себя, оставляя кровь описывать живописную дугу, прежде чем окрасить деревья и землю красным; примерно так, как в его голове всегда сражался Ло Бинхэ, изящно и величественно.
Шан Хуан не мог назвать это иначе, чем
красивым.
Возможно, он предвзят, невообразимо подкуплен собственным творением, воплощённым в жизнь, что намного подробнее и фантастичнее, чем он представлял.
—
Восхитительно, — шепчет он, когда мать его сына, его главного героя, Су Сиянь, приземляется на ноги, чистая и незапыхавшаяся. Более идеальная, чем любая из жён, что он дал Ло Бинхэ.
Конечно, это вполне логично, что Ло Бинхэ — венец его творения — мог взять всё самое лучшее от своих родителей, пускай он никогда не упоминал об этом в своём дерьмовом романе напрямую.
Су Сиянь смотрит на него своими чёрными глазами с холодной красотой, которая прослеживается во многих людях, что он создал: от его короля до его подонка-злодея,
его типаж, — и он не может сдержать улыбку, которая, как он надеется, не похожа на извращённую или сталкерскую.
Кого он обманывает, ему говорили, что у него ужасные улыбки.
— Вы были великолепны! — повторяет он вместо всего, с легкостью вставая и подбегая ближе, просто, чтобы посмотреть на неё поближе; он знает, ему вряд ли предоставится подобный шанс ещё раз.
Её лицо красиво, более утончённое, чем будет у её сына, но не менее замечательное; Шан Хуан ловит себя на том, что старается запомнить его в деталях; может быть,
только может быть, он сможет передать подобный набросок для Ло Бинхэ?
— Я перед вами в вечном долгу! Чем я могу отплатить? — не то, чтобы у него было что-то ценное, что он мог дать, но ему следует попытаться; это вежливость, от которой такая женщина, такой праведный культиватор, как Су Сиянь, откажется, потому что ей ничего не нужно.
Однако, он слышит совершенно не того, чего ожидал, когда мать его сына отчего-то решает убрать ветки кустов из его волос.
— Угости меня ужином и назови мне своё имя, — произносит Су Сиянь своим мягким и возвышенным голосом, что суть едва не пролетает над его разумом.
Шан Хуан смотрит на неё, и ничего не понимает.
—
А?
***
Она — сильная женщина, которая надёжный защитник и хороший товарищ, что согласится пойти на задания для другой секты.
Он — слабый юноша, который всегда попадает в беду, даже когда, казалось бы, нет причин для подобного, из которой ему сложно, но не невозможно выпутаться.
Су Сиянь просто решает спасать его из каждой такой ситуации, неся Шан Хуана на руках, как мужчине пристало бы носить женщину, а не наоборот; она красива в своей невозмутимости, а он смотрит на неё восхищёнными глазами в её руках.
Это странно для любого другого, но каждый из них более, чем согласен со своей ролью.
***
Тяньлан-цзюнь знает, что влюбляется в
занятую женщину; в ту, чьё сердце отдано кому-то другому; но, к сожалению, это не останавливает его.
Он — демон, а все демоны склонны к жадности.
Даже если он действительно не хочет отдавать её кому-либо, даже если он пытается завоевать её, даже если она бы назвала его другом, а не кем-либо ещё — он не может пытаться перестать.
Пока он не видит, как она смотрит на человека, которому он проиграл; на слабого и хрупкого человека, который умудряется говорить даже больше, чем он сам, а
его Су Сиянь улыбается ему; в этой улыбке есть
что-то, чего он не может описать.
Это
что-то, чего он никогда не получит, если попытается забрать её силой.
Поэтому Тяньлан-цзюнь, Император Демонов, делает то, что действительно правильно по-человеческим меркам, нежели демоническим — он
отступает.
Это то, что меняет всё и ничего одновременно.
***
Судьба всё равно находит свои выходы под электронный перезвон, который слышит только один
бог,
автор, человек.
Судьба сюжет перестраивает себя, словно он высечен на камне.
Словно ничего не меняется, даже если это не так.
Есть мужчина и женщина, вместо демона и женщины.
Они любят, даже если одному из них это кажется невероятно странным, а вторая влюбляется с большей легкостью, чем это могло быть с демоном, пускай и по совершенно другим причинам.
Есть жадный человек, очень и очень алчный, желающий то, чего никогда не мог получить, то, что считал своим, как собственность, будто речь никогда не шла о человеке — и он недоволен исходом настолько, насколько это мог быть демон.
Жадный человек запирает и отравляет беременную женщину, отправляя правду в чужую секту, что один из них работал с демонами; этот человек —
предатель, как кричат ему в лицо — ещё даже не лорд Ань Дин,
бежит; его загнали в ловушку, у него нет выбора; Система даёт ему только один шанс — и он прыгает сквозь Бесконечную Бездну, теряясь на десятилетия.
Женщине, ослабевшей и одинокой, говорят, что он мёртв, и она скорбит, и она сбегает в метель, как и во многих-многих других мирах.
У неё не так много союзников, кроме одного, кроме того, где её —
их — сына не будут искать.
Женщина умирает, истощив себя, родив здорового мальчика, плача и моля-моля-моля богов, чтобы
он услышал её всплеск ци, чтобы
он узнал её, чтобы
он помог ей в первый и в последний раз.
Небесный Демон вылавливает в ледяной реке человеческого ребёнка, которого он оставляет, чтобы вырастить как собственного.
