***
-Опять дождь идёт. - в глухой тишине кабинета спокойный, немного приглушённый, голос заполнил собой всё пространство. -В этот раз я ни при чём. - также тихо прозвучал голос второго, с насмешкой невидной. У панорамного окна стоял мужчина, держа в руках бокал. В дверях покоился другой, с чашкой чая. Раздались звук шагов и шелест одежды. Они стоят рядом, места меж тел почти нет, потому чувствуется тепло, исходящее от ближнего. За окном ливень, звук капель слышен хорошо. Они молчат, в глаза смотрят. Света на улице почти нет, точно также и в кабинете, потому яркость отдает лишь торшер, стоящий около стола. Он не достает до фигур, они стоят почти в потемках, в тишине. Дракон вглядывается в лицо напротив. Там улыбка, прикрытые глаза и взгляд любящий. Его человек всегда такой. Нежный, смелый, любящий. Нёвиллет бокал в руке крутит, взгляд не отводя. Ему нравится его человек, ему нравится Ризли. Нравятся тёплые объятья, в которых он обычно просыпается, которые его успокоением стали в дни дождливые, когда сам дожди вызывает. Нравятся голос негромкий, приятный, нежный для него, и смех звонкий, дарящий покой, такой излюбленный обоими. Нравятся шрамы, что осыпали все тело его любви, что сделали того ещё прекраснее, каждый раз маня на прикосновение нежное. Но больше всего нравятся глаза, самые красивые живые, что он видел, самые преданные для него, и одни из самых холодных для многих других. Их серость затягивала дымом костровым. Нёвиллет смотрел и задыхался, дым заполнял легкие, Ризли заменял сердце. -У тебя чай остыл. - сказал дракон, глядя на того. Герцог не ответил, просто отошёл к столу, оставляя там чашку. -Может потанцуем? - вдруг предлагает он. Судья смотрит недоумённо, но на протянутую руку отвечает, оставляя бокал рядом с чаем. Его прижимают к телу, нежно обхватив спину рукой, а ладонь держат поодаль, одаряя ту теплом. -У нас нет музыки. - усмехается над волком дракон. Она не обязательна, но не сказать о ней нельзя. В ответ он слышит только мычание, а после ухмылка обрамляет лицо напротив. -Ну, я конечно не магнитофон, но мелодию создать могу. - от этого смеётся уже дракон. Ризли не меняется никогда, но он не возражает, вставая поудобнее для танца. Его ведут сильные руки, кружа в имитации вальса, поднимая над землей иногда. В помещении слышен напев мелодии, что даже близко не вальс и не напев, скорее просто мычание с подобием ритма. В помещении воздух заполнен стуком обуви о пол, звяканьем вставок металлических, шелестом одежды и дыханием двух. В помещении фигуры кружатся, переступая, в свете торшера отдалённого поблёскивают-переливаются плащи невесомые. Изящные наклоны, повороты и головы чуть наклонённые. -Ты вообще не то поёшь. - смеётся Нёвиллет, голову чуть опуская в попытке улыбку спрятать. Руки герцога только сильнее сжимаются, а темп с мелодией ускоряется, он ведет точно, без запинок, судья за ним следует, без слов понимая. Они останавливаются у окна, на улице все дождь идёт. Нёвиллет думает, что тот ему подходит, тот для него также сер как и глаза напротив. Ризли думает, что дождь не так уж плох. Танец кончился аккуратным поклоном двух, но его не отпускают, сразу к себе притягивая, смотрят любяще. Сам он не уходит, оставаясь в объятьях Ризли, ведь те нравились ему. Он думает о них как о чем то, что ему необходимо.***
“Месье Нёвиллет, Моё глубочайшее почтение. Хочу сообщить Вам, если до сей поры Вы были не извещены, что я нахожусь за пределами города в экспедиции с Республиканской гвардией. Монстры собрались на окраинах в группы, хотя обычно эти виды держатся поодиночке в лесах, что, как Вы знаете, находятся в 20 милях на восток и прячутся в пещерах или ямах. Те же, что были замечены одной из групп, находились на поле, где не было ни деревьев, ни ям. Эту аномалию я вызвался исследовать. Прошу Вас, во время моего отсутствия поставить на мой пост временного заместителя, ведь я, за неимением ни секретаря, ни опыта в этом вопросе, просто не знаю кого оставить на должности в моё отсутствие. Потому глубочайше прошу Вас, Достопочтенный Юдекс, распорядиться этим вопросом. Надеюсь Вы не сильно удивились, узнав о такой просьбе от меня, ведь, казалось бы, покидаю Крепость Меропид я очень редко, что, вообще, является правдой, тюрьму я покидаю редко, но это, по моему мнению, дело, что нуждается в моём личном вмешательстве. Надеюсь на Ваше понимание. И, немного отступая от темы, я хотел бы спросить Вас о Вашем состоянии здоровья. Видите ли, совсем недавно шёл дождь, а примерно через полчаса уже светило ясное солнце, затмевая впечатления о том недавнем урагане, как будто его и не было. И я оставил бы этот вопрос без внимания, не происходи похожего раньше, несколько дней назад. В общем, если вас что то тревожит, то прошу Вас поделится этим с кем то, и, если это буду я, то знайте - для меня это глубочайшая честь, а не обуза. Как, в принципе, для всех, Вы многим дороги, причём очень сильно. Господин Верховный Судья, ещё, как бы не звучала моя немного другая просьба, искренне надеюсь, что вы и её исполните. Дело не серьёзное, но оно важно для меня. Речь пойдёт о Сиджвин. Я волнуюсь, как бы в моё отсутствие она не “излечила” всех заключенных новыми лекарствами, или, что не намного лучше, растратила весь бюджет лазарета на неизвестные лекарственные препараты, наклейки и т.д. Хоть она девочка и не безрассудная, но я все еще волнуюсь, ведь, знаете, бывало… Что ж, на этом я прощаюсь с Вами, мой дорогой Нёвиллет. С любовью, Герцог Крепости Меропид Ризли.” Нёвиллет пропускает лёгкий смешок, убираю дорогое письмо тюремщика в ящик стола, к остальным его письмам, что хранятся там с особой нежностью. После раздается звук шагов в помещении, а после в коридоре. Он идёт к Сиджвин, этой маленькой и очаровательной мелюзине - объекту нервозности Ризли.***
Ризли мучают кошмары, преследуют его во снах, а с пробуждением оседают холодным прахом былого в лёгких, дыхание затрудняя. Ему снится прошлое, “детство”, с тем скотом, что называл родителями. Ему снятся братья и сестры, что тоже в тот ад попали, те, что избежали его и те, кто уж никогда не вернётся. Ему снится убийство, покои родителей, нож столовый и кровать, багром окрашенная. Там он видит тела мучителей, бездыханно уснувших навеки, чьи лица забрызганы горячей жидкостью, а уста замолкли навсегда. Он честно признаётся, он не жалеет, он просто отплатил им той же монетой, но призраки прошлого преследуют его до сих пор, желая с собой его забрать. В тюрьме Ризли мучился часто, терпел огонь горячий в груди, на месте сердца, притупляя его глазом бога, что спор вёл двуликий, что на самом деле разжигал его ещё сильнее. Там он понял, что тюрьма намного тяжелее улицы, хотя бы из-за этого. В крепости, на должности, он обрёл свободу лёгкую, он мог не мучаться кошмарами вечными, они сменились иллюзиями дня решающего. Тогда он смог вдохнуть более-менее свободно, обманываясь опять, но то было необходимо. Да, Ризли признал вину, себя он не корил, но отпустить смерть невинных просто не мог, потому глухая ненависть на мучителей долго не отпускала. С появлением Нёвиллета они, с той “любовью”, практически ушли .…
На кухне сидел, неподвижной статуей, мужчина, смотря сквозь предметы, сквозь воздух. Он смотрит на кисти тянущиеся, на лужу кровавую, пока уши заполняли крики и мольбы, а руки в жидкости алой забрызганы были. Лица искажённые, с телами изуродованными, к нему близятся, обвиняю, проклинаю, молят… Он глаза закрывает, голову отворачивает, но они не отступают, показываясь уже почти людьми. Затягивают его назад, вверяя в объятия убийственные, объятия прошлого, нашёптывая что то далёкое. Он не слышит шагов, не слышит разгорающегося огня и не видит кружки перед собой. Но он видит слышит нежные руки, замечает взгляд тревожный, любящий. -Ризли, милый, что? - Ризли себя в отражении льдовых глазах находит. Видит там свой напуганный вид и беспокойство в озерах очей Нёвиллета. -Нёвиллет, я… - он уже знает, потому просто тянет тело неподвижное к себе, потому шепчет, что всё хорошо, что теперь всё в порядке, пока прижимает к себе, пока тот утыкается в грудь, биением сердца успокаиваясь. Ризли цепляется, прижимаясь сильнее, вдыхая морскую свежесть и воды солёные. Они сидят так еще долго, совсем позабыв о времени, о мучителях и фигурах. Всегда же можно взять выходной, а от “них” избавится в руках нежных. Чай остается не тронут, а две фигуры мирно засыпают на диване, прижавшись друг к другу, делясь теплом и тревогами.***
Фальшивка!!! Сотканный не из своего имени, не из своего образа. Он - выдумка. И останется ею до конца. Он сам стал ненастоящим, сам сделался таким, потому и погибнет как “Ризли”, что вовсе не он. После побега он носит это имя, скрывая себя настоящего, боясь показать то… Людям нравится “Ризли”, ведь он - хороший, добрый человек, что справедливости и мира хочет. Но вот только если люди увидят настоящего, то точно отвернуться. Ведь настоящий - убийца, пусть и ужасных, родителей, а “Ризли” - альтруистичный человек, добрый-добрый. Ризли знает это, ещё тогда узнал. Потому настоящий скован в цепи бесконечные, спрятан в глубине души, в клетке грудкой сокрыт. Фальшивка! Ризли улыбается ярко, шутит, помогает, ребёнка в глубине пряча. Он улыбается и смеётся, работает и отдыхает, сражается и спасает, но тот маленький настоящий наружу рвётся, освободиться пытается. Ризли закрывает его сильнее. Он знает последствия, и видеть их не хочет, не желает. Потому настоящий скулит жалобно, всё новые попытки предпринимая, пока другой свободно ходит на воле. Мучается? Фальшивка. Только ни один спектакль не может длится вечно, так? Потому и его раскрывают, потрошат нутро, внутренности перемешивая, ища, вываливая наружу настоящего, а тот не верит. Потому смотрит непонимающе, вглядываясь в воды глаз ярких. Те же безразлично смотрят, гипнотизируют, а после, развернувшись, прочь уходят, оставляя. Оставляя? Ризли смотрит, виною покрытый, он не может сказать ничего. Тогда, на суде, Верховный смотрел не на образ, он смотрел на настоящего, судил по нему, и Ризли знал это. Потому соглашался сразу, потому не утаивал ничего. И герцог сейчас признаётся, наверное, Нёвиллет единственный, кто видел, и, кто остался. Фальшивка? Смотря на него, Ризли и сам сомневается. Весь образ построенный колется при пронзительном взгляде, трещинами покрывается, неминуемо сыпется, обращаясь песком мелким, что струится по ребрам тюремщика. Для них это заметно, для других нет. Возможно, он смог бы отказаться от “Ризли”, что раньше казалось совершенно нереальным. Возможно, настоящий смог бы занять своё законное место. Герцог думает, что под этим взглядом возможно всё, но есть одно “но”. … Он утопает в сомнениях, не понимая. Герцог хочет быть ближе к нему, но сомнения совесть(?) пожирают изнутри. Но это затруднительно, он это знал, он живёт на земле нации воды, справедливости и морали, коих у Ризли, по его скромному мнению, отродясь не было. Только судья не отталкивает, все так же смотрит. И почему то кажется, что взгляд направлен немного… На самом деле, Нёвиллет видел не “настоящего” и “Ризли”, он видел правду с половиной. Правда, Ризли этого не знал. Ризли «“Ризли” - не фальшивка, “Ризли” - давно настоящий». Гласили слова Верховного, когда взгляд смешанный на него устремлён был. Герцог лишь сильнее запутался. Как “Ризли” мог быть настоящим? Он ведь выдумка, непризнание прошлого. На это судья не ответил, глубину вод глазных устремляя на дым. Со временем герцог понял, что был далеко не фальшивкой, что, на самом деле, давно был близко к судье. Что Нёвиллет видел не тех, о ком думал Ризли, что Нёвиллет сейчас ждёт его. Что на самом деле “настоящий” и “Ризли” всегда были смешением правды.***
“Месье Ризли, Моё глубочайшее почтение. Я отправил Вам письмо птицей и прийдёт оно быстро, потому, прошу прощения, что пишу Вам так поздно. Надеюсь, я не сильно Вас потревожил. Так вот, насчёт Вашей последней просьбы, я уже направился к Мисс Сиджвин, и, я, вероятно, уже с ней, так что можете больше не переживать, я за ней присмотрю. Знаете, хоть мне и сообщили о проблеме со скоплением монстров на границе, я не думал, что Вы также отправитесь в эту экспедицию, ведь, обычно Вы очень редко выходите из Крепости Меропид. Я исполню Вашу просьбу о временном “Герцоге”, надеюсь, предложенная мной кандидатура подойдёт на должность в Ваше отсутствие. И я настоятельно прошу Вас, задумайтесь о найме секретаря или заместителя, ведь поведение монстров непостоянно и Вы, Ваша Милость, можете отправиться во внеплановую экспедицию, а обращаться каждый раз ко мне довольно проблематично. Не подумайте, Вы не в коем случае не доставляете мне неудобств, но, думаю, такие вопросы должны иметь решение сразу. А если Вы захотите взять отпуск, то кто же присмотрит за тюрьмой? Еще, Герцог, я прошу Вас о личной встрече после Вашего прибытия в город. Давайте заранее все обговорим. И так, когда Вам будет удобно, в какое время? Мне тоже очень не хочется с Вами прощаться, но уже пора. Я прошу Вас - вернитесь невредимым, избавьте так меня от лишних переживаний. Буду ждать Ваш ответ. На этом я с Вами прощаюсь, дорогой Герцог. С любовью, Верховный Судья Нёвиллет.” На тексте оставляют невесомый поцелуй, пряча глубоко, от чужих взглядов. Осталось дождаться возвращения.***
-Как нам, однако, везёт. Да, Господин Судья? - с усмешкой говорит тюремщик. Нет, ну это надо в Новый Год просиживать штаны в кабинете Верховного Судьи, решая вопросы, которые вообще то могли и подождать. -Не понимаю о чём вы, Ваша Милость. - равнодушно отвечает ему Нёвиллет. Он, видимо, вообще не отдыхает, потому что как это ещё объяснить? За окном кабинета солнце медленно садится, купая фигуры в крови заката. Люди носятся по улице, торопятся домой, к семье, чтобы отпраздновать, повеселится, отдохнуть. Охрана города тоже суетится, останавливая-замедляя слишком торопливых и неосторожных. Преддверие праздника всегда волнительно, особенно последние часы. И Ризли не планировал праздновать Новый Год вот так. Честно, он вообще не планировал, ведь, уже какой год, Сиджвин вытаскивает его из комнаты и тащит к оставшемуся в крепости персоналу, чтобы они все вместе его отпраздновали. А теперь он сидит в кабинете подчейнейшего и разбирает бумаги. Часы проходят быстро, сменяя багровый закат тьмой. На улице давно включили фонари и гирлянды, которые нагло пробивали праздничный свет в окна кабинета, соблазняя, маня. Тюремщик борется с желанием взглянуть на них, на красу города новогоднего, продолжая смотреть следить за Судьей. Нёвиллет сидит тихо, от него слышно только перебирание документов и тихое биение сердца. Ризли сомневается, что у того были хоть какие то планы на этот день. А у него они были. Ризли сомневается во много, что хоть как то касается Верховного. Но черт! Как эти бумаги связаны с герцогом и Крепостью Меропид? Да, первые часы ему действительно попадались документы, непосредственно касающиеся тюрьмы, но сейчас он смотрел на дела Верхнего мира. Нёвиллет украдкой смотрит на смятение тюремщика, забавляясь его реакции. Вообще, он специально подсунул тому сначала дела тюрьмы, чтобы подольше задержать у себя, а сейчас наблюдает, как Ризли борется с возмущением и непониманием. Зачем? Легкая усмешка украшает лицо Судьи, а Ризли в сотый раз убеждается, что иметь дела с драконами, - а, точнее с Нёвиллетом, других драконов он не знает, - дело дрянное. Ризли, за последний час, отмечает, что работа у дракона не только скучная, но и нервозатратная. К ним пару минут назад ворвался какой то фонтейнец, утверждая, что решение, вынесенное Судьей, было неверным, что он не должен платить за ущерб, и его нужно отозвать. Тот мало того, что не проявил никаких почтения и здравого смысла, так еще и дерзил судье, показывая свою, очевидно неверную, правоту. Ризли даже захотелось собственноручно его выпереть из кабинета, да ещё и пинка дать, чтоб явиться сюда опять у того смелости не хватило. Закончилось, правда, немного по другому. Нёвиллет вначале спокойно разъяснял неправоту незванно прибывшего, а после, со льдом в взгляде, выпроводил его угрозами, под громкие насмешки герцога. Правда, оставшееся время они провели достаточно скучно, продолжая разбирать документы и перекидываясь редкими фразами. Так и дошло почти до полуночи, времени, - когда, совсем чуть чуть, и наступит новый день, - когда они наконец закончили работу, и, сейчас, стояли у окна, наблюдали. Там, на улице, у главных часов столпились люди, ожидая, пока другие нежились в тепле дома и семьи. Совсем немного и… На всю улицу раздались оглушительные удары часов, гласящие о наступлении нового, во всех смыслах, дня. На всю улицу раздались громкие вопли и ликования, были слышны поздравления и признания в любви, сонные бормотания и радостный смех. На всю улицу раздались поджигающие звуки и взрывающиеся салюты, оханья людей. А в кабинете раздалось: -Мне хотелось бы стать с вами ближе, Ваша Милость. - на Ризли смотрели два глаза из хрусталя, такого чистого, что яркость и краски салюта легко перекрашивали радужку. Такого честного, что легко вверяли в серьёзность сказанного. Ризли смотрел на дракона, осыпанного цветами праздничными, а в голове мысли спутывались, не решаясь выдать вердикт, мечась между желанием и неуверенностью. Судья читает мысли, или они думали об одном? -Я тоже, Ваша честь. - в итоге слетает с губ герцога. Все же, это не так плохо.…
Вот только герцог, вероятно, никогда не узнает, что далеко не случайно отпраздновал тот Новый Год с Нёвиллетом. Что тот давно думал о таком способе “празднования”.