«Я убью всех тех, кто посмел тебя касаться»

– В общем, младшая в безопасности. Охрану выставили, старшую отправили к нам. Да. Отбой, до завтра, Галина Николаевна. Сзади слышится тяжёлый, усталый выдох. Старлей прислоняется к двери, – та даже по деревенским дорогам чище, чем они сейчас, – пристраиваясь рядом. – Адская ночка. – Да уж, – улыбка трогает губы при виде родного человека. – Ты как? Вот кто тут настоящий лев был. – Было кого защищать, – мелькают огоньком в свете мигалок глубокие голубые глаза. – Нормально. Может, перед отъездом в речке искупаемся? Не душ, но хоть как-то. Сменка в машине есть. – Неплохая идея, поехали, – кивает Данилов, отправляясь за руль машины. Хотя перед этим удержаться от лёгкого прикосновения к слишком быстро исчезнувшему плечу выше его сил. Идти пешком не больно далеко, но по лесу, а тем более ночью, они уже находились. В далеке мигают сирены служебных машин, на небе большими бусинами рассыпались звезды, на ровной глади озера отражается свет яркой луны, все это под ночное стрекотание природы, что не услышать в шумном городе. Пока он глушит мотор, Лёня успевает ускользнуть из салона и достать из недр багажника сменные комплекты формы, кинуть их на капот и мимолетно встретиться взглядами. Одежда безжалостно летит на землю, все равно только в стирку. Стеклянное полотно, что расстилается на много метров и скрывается дальше за деревьями манит, в ночи атмосфера ещё более загадочная, тихая, даже жутковатая. Прохлада воды смывает не только противную грязь с тела, но и липкую тяжесть на душе. Степа застывает на несколько мгновений, что кажется вечностью, наблюдая, как Старлей ныряет в глубину реки, пытаясь хоть немного избавиться от черноты земли, копоти и черт знает чего ещё со светлых прядей. Не хватит слов, что бы описать бешеный стук, сменившийся на замирание сердца в том лесу. Развязывая верёвки и пытаясь успеть до бесчеловечного самосуда в стиле средневековья, он то и дело оглядывался на Лейтенанта. Даже профессиональный борец бессилен перед обезумевшей толпой. Лишь сила воли и остатки рассудка заставили поднять пистолет над головой, паля в холостую, когда все нутро вопило защитить, устранить угрозу более радикально. Выстрел стал для деревенских чем-то сродни святой воде, выплеснутой на демонов, заставляя отступить или бежать в страхе, но слабые хрипы и кашель, с которыми Лёня подбегал, дабы подхватить девушку, все не желали покидали голову. – Хэй, – разогнал тихий с непривычной хрипотцой голос туман в голове. Настолько погрузившись в свои мысли и окружающую тишину, Степа совершенно не заметил, как скинул форму и вошел по водной глади дальше к глубине. В рефлекторно вытянутые руки легло лёгкое от воды, горящее жаром тело. Капитан привычно обхватил руками под крепкими бёдрами, притягивая ближе. Обжигая чужую душу чёрной в ночном небе радужкой глаз, заставляя теплоте затопить все внутри, Субботин сокращает миллиметры расстояния между телами и скрещивает ноги на пояснице. – Все хорошо, – раздавался шёпот над ухом, вызывая мурашки, что приятным роем прошлись по позвоночнику. Мокрые ладони взъерошили тёмные волосы, спускаясь к скулам, а после переходя на обветренные губы. Не удержавшись, Лёня дарит долгожданный поцелуй. Быть рядом, но при этом так далеко, держа почти ковидную дистанцию, было схоже пытке. Всю «гниль» этой чокнутой деревушки хотелось смыть, вновь заполняя чашу до краёв чистой, светлой любовью. Он любил Алису, любил других девушек, но за столько лет не встречал никого, кроме Данилова, кто также бы отдавал и принимал любовь. Полностью. Принимая всем собой, отдавая без остатка. Адреналин до сих пор бушевал в крови, под одной из ладоней слышался глухой стук в груди Степы, заставляющий успокаивающе поглаживать шею пальцами свободной ладони, изредка зарываясь в короткие пряди на затылке. В такие моменты – переживания, страха, нервозности, любимый человек становился из уравновешенного, спокойного, даже холодного, если не приглядываться, мужчины в буйного жеребца. Резкого, строптивого, острого, а выкроив время наедине – страстного, жадного. Словно вампир, почувствовавший запах свежей крови, лишь прикосновения и родной голос отрезвляли, не давали выпустить всех демонов наружу. – Я скучал, – оставив последний поцелуй на губах, Капитан медленно опустился лаской на белоснежную шею. – Я тоже, – все действия, слова, сейчас наполнены скорее не возбуждением, а нежностью, тоской. – Не здесь. Могут увидеть, а тут народ средневековый. Да и домой скорее хочу. – Если увидят – спалят так же, как юную ведьму. На костре, – усмехается Степа куда-то в стык плеча, вызывая ответную улыбку. – Ладно. Готов? Получив добро в виде слабого кивка, мужчина выпрямляется, крепче прижимая свою ношу. На секунду утопая в океане ясных глаз, чтобы тут же «утонуть» в по-настоящему, вместе окунаясь в воду. На этот раз Лёня опирается о песчаное дно, вытягивая мужчину, рухнувшего на спину, вверх. Окончательно вернувшись в реальность, они наслаждаются лесной природой. В далеке громко стрекотаки сверчки, по телу словно каплями дождя стекали прозрачные бусины, а влажную кожу опалял прохладный ветерок. Светлые пряди волос вновь возвращают свой пшеничный цвет и ложатся мохнатым ежиком, когда после очередного нырка Лёня трясет головой, сгоняя лишнюю воду, что так и норовила затечь под веки. Степа улыбается, большим пальцем убирает влагу с ресниц, касается приоткрытых губ. Субботин отвечает, втягивает в более глубокий, чувственный поцелуй, жмётся к сильному телу, большие ладони ложатся на талию с красиво прорисованными мышцами, пока собственные руки сжимают чужие предплечья. Степа отстраняется, когда воздуха перестаёт хватать, даёт отдышаться и слегка подкидывает своего Старлея спиной в воду. Лёня появляется на поверхности за несколько метров от него, ощущает себя в такой среде он явно не хуже, чем в горах, быстро преодолевая расстояние что туда, что обратно. Юрко переворачивается на спину, когда до него «только руку протяни», снова давая обхватить себя и ложится на грудь, мимолетно целуя куда-то в линию челюсти. Вылезают на берег они, лишь начиная замерзать. Тактильный голод немного утолён, от этого даже на душе становится спокойнее. Не заморачиваясь с футболкой и натянув только штаны с берцами, они возвращаются в машину. Домой скорее всего вернутся только к рассвету, даже если гнать по пустым дорогам на уверенной сотне. Подальше от этой чёртовой чокнутой деревни. Вот только спешить по тёмной лесной дороге, даже если на трассе пустота и одиночество, ни один виток разума не позволял. Очертания деревьев в белесом тумане мелькали за окнами, придавая загадочности и тревожности природе. Следить за ними было успокаивающе после, волнующегося морем в шторм, дела. Усмехнувшись про себя, Лёня перевёл взгляд на Капитана. Нервозности, агрессии след простыл, холодное спокойствие, привычная расслабленность. Они достаточно долго знали друг друга, чтобы просто списать это на обороты этого дела. Безумие жителей, хитрость и высокомерие Лизы, все это было не столь важно. Огонь в карих глазах, действия, жесты – складывалась слегка забавная картинка. Данилов ревновал. К Лизе или её сестре Регине – все равно, инстинктивно уводил подальше, держал в поле зрения, словно воздвигая призрачную стену, постоянно искал его взглядом. Пусть глупо, но ревновал даже ко влюблённому по уши в красоту Лаповой смазливому участковому. Именно тогда, когда он видел их рядом, внутри загоралось что-то опасное. Субботин часто замечал такое. К коллегам-мужчинам в этом плане Степа был совершенно равнодушен, не воспринимая их как угрозу. При женской половине коллектива внутренний ревнивый лев вовсе сладко спал, даже если Лёня откровенно флиртовал, но при контакте с фигурантами дела тот просыпался и следил за каждым шагом. Напрягать это не напрягало. Лишнего Капитан не предпринимал, просто наблюдая и не давая заигрываться обоим сторонам. Пожалуй на памяти всплывал лишь один случай, когда все трое перешли условные границы. Дабы слегка наладить контакт с «молодой состоятельной мамой» Лёня вёлся на все её заигрывания и активно подливал масла в огонь. Крепкую, отрезвляющую хватку на предплечье, почти силком выводящую из квартиры, он помнил до сих пор. Как и жаркую ночь после. Тихий вечер с неспешным сексом после трудного дня тогда превратился в настоящий ураган сразу после хлопка входной двери. Воспоминания моментально разлились теплой негой нарастающего возбуждения внизу живота. Мельком переведя внимание на дорогу и обратно на Степу, рука легла на чужое закованное в брюки бедро, красноречиво медленно пройдясь вверх-вниз. Данилов упрямо смотрит на дорогу, хотя видно, как каменеют мышцы, как белеют пальцы на руле от крепкой хватки, как учащается дыхание. Субботин продолжает, не в силах остановиться, оторваться, успокоить бушующий в крови адреналин, что, словно тлеющие угли, вновь зажигается от дуновения ветра. Он продолжает. Проходится до колена, слегка царапая по плотной ткани под коленной чашечкой, поднимается назад, то и дело соскальзывая на такую нежную без одежды изнанку бедра. Задерживается у стыка, выбивая с приоткрытых губ свое имя. Капитан слегка сбрасывает скорость. Его голос звучит предупреждающе, тягуче, но тело и невозможность устоять перед Лейтенантом выдаёт его полностью. Он ёрзает на сидении, слегка разводит мощные бедра, не то пытаясь уменьшить нарастающей давление, не то разрешая зайти дальше. Лёне нравится второй вариант, ладонь размашисто ведёт чуть выше, накрывая и сжимая наливающийся кровью член, выбивая мягкий стон. Данилов сбавляет скорость ещё больше, когда пальцы умелым движением расстёгивают ремень, а потом и ширинку брюк, пробираясь под белье. Субботин немного поворачивается для удобства, по большей части смотря на дорогу с довольной улыбкой, но начиная все чаще отвлекаться от бесконечных тёмных деревьев, ловя каждую эмоцию на чужом лице. Внутри все переворачивается и с жаром отдает вниз только от этих цепких глаз. – С огнём играешь, дорогой, – уходит на бетонное спокойствие в голосе вся выдержка. – Кто бы говорил, – словно демон-искуситель тянет он, приходясь большим пальцем по чувствительному местечку под головкой. И Степа соглашался, разводил колени, чувствуя, как горит лицо, а за ним и шея, и плечи, еще сильнее сжимает руль. Чувствуя, как становятся болезненно чувствительными соски и хочется, чтобы Лёня наклонился ближе, опалил горячим дыханием грудь, а воздух царапнул обжигающей прохладой. Чувствуя, как кровь ярким пятном расходится от по коже. Наконец, терпение лопается как воздушный шарик, он сворачивает на очередном повороте вглубь леса. Данилов рывком притягивает Субботина за воротник куртки, быстро накинутой уже в машине, грубо впиваясь в губы. Лёня глухо стонет в поцелуй, свободной рукой хватается за затылок, клыки до крови прокусывают нежную кожу, разнося по позвоночнику волну тока. Накинутая на влажные плечи куртка быстро сдаётся под напором Капитана, открывая доступ к мощному телу. Мышцы красиво перекатываются под кожей, когда Лёня тянется ближе, хватается, мнет словно кот, – совсем не нежно, – забитые плечи, оставляя розовые полосы от ногтей на спине. – Чертенок, – фыркает Степа, стоит оторваться от пухлых губ и глотнуть воздуха. Парень растягивается в улыбке, покорно остаётся на месте, где под подбородком его удерживают чужие пальцы. – Пойдём назад, неудобно, – невинно хлопает длинными ресницами он, пока кончиками пальцев медленно стекает к груди, остановленый, стоит едва коснуться пресса. Степа осторожно обхватывает запястье свободной рукой, кусаче целует приоткрытые губы и покидает салон. Субботин довольно улыбается, подхватывает из кармана куртки небольшой пакетик смазки и тоже выходит из машины. Степа уже ждёт с его стороны, прижимает всем весом тела к хлопнувшей двери, скользит ладонями от боков до поясницы, кончиками пальцев пробираясь под ремень, Лёню от неспешных лёгких касаний под рёбрами пробивает в крупную дрожь, а тихий стон вырывается наружу. Они заваливаются на заднее сидение в бреду, затягивающем разум так же, как туман, расстилающийся по лесу за окном. Места мало, особенно для двоих мужчин, особенно в горизонтальном положении, и ещё много «особенно», но обращать на это внимания нет никакого желания. Степа умелым движением сначала расправляется с ремнем, после не менее ловким стягивает с него брюки вместе с бельём. Снять форму с самого Капитана сейчас сродни невозможному, так что заморачиваться нет времени. Возбуждение все больше начинает бурлить в крови. Субботин тянется к чужому члену, но обе ладони перехватывают и фиксируют за головой, крепкой хваткой даже одной руки. Второй Данилов отлично справляется, чтобы выдавить немного смазки на пульсирующий вход и вставить два пальца сразу. Стон удовольствия он затыкает поцелуем, буйным, мокрым. Вылизывает изнанку губ, прикусывает кончик языка, одновременно с особо глубокими точками забирая буквально в самую глотку, кончить можно только этого. Но кто даст так просто отделаться? Пальцы безошибочно находят заветную точку, прикосновение к которой заставляет выгибаться и метаться под горячим телом, что любая гимнастка позавидует. Кислорода начинает не хватать, даже с передышками между поцелуями, воздух в машине густой, а эмоции от удовольствия накрывают с головой. Степа понимает, знает, перестаёт терзать рот и спускается на шею, оставляя свои метки. Что ж, в ближайшие пару дней придётся носить водолазку. Лёня в отместку выбирает удачный момент, когда Капитан наклоняется слишком близко и кусает в плечо, где тут же красным наливается след от зубов. – Степ, – нетерпеливо подаёт бёдрами Лёня. Член желает разрядки, зажатый между двумя телами, пальцы внутри намеренно обходят нужную точку, не погружаются глубоко, растягивая лишь стенки уже на три. – Что «Степ»? Весь день хвостом крутишь. Я предупреждал тебя, дорогой, – шепчет он в самое ухо. А Субботин постепенно теряется в пространстве от этого томного и возбуждённого голоса. Данилов гладит его внизу, скользкими пальцами, дразня поджимающиеся мышцы, смакуя удовольствие, растягивает их, с каждым медленным, неторопливым движением проникая все глубже. Лёня чувствует, как пульсирует чужой перевозбужденный член, как вязко течет головка собственного прямо на рельефный живот. Этот голос чарует. Так, что он не понимает в какой момент мышцы обволакивают не горячие пальцы, а мучительную пустоту, которую совсем скоро заменяет налитая головка. Разработанный вход медленно принимает длину, но Данилов медлит, это раздражает. Субботин пытается повести бёдрами, но их тут же прижимают к сидению. Сволочь. – Не выражайся, – спокойно отзывается Степа. Хотя показное спокойствие требует у него не меньше усилий, чем уходит на то, чтобы удержать сильного Старлея на одной точке. Он срывается в конце на резкий толчок, звонко ударившись кожей о кожу, с губ слетает громкий тяжёлый выдох. Пережив лишь пик, он медленно подаётся назад, продолжает начатую игру, но убирает вторую ладонь с бедра снова к сцепленным рукам. В этот раз соблюдая ритм и двигаясь с оттяжкой, быстрее и сильнее туда, медленнее и нежнее оттуда. Импульсивного Субботина такой расклад не устраивает. Зато с подбором нужных моментов ему равных нет. Он снова ухватывает тонкую нить послабления и сам выворачивает чужие запястья, упирает их в дверную панель и фиксирует. Перетягивает канат инициативы на себя. Толкается резко, коротко, Данилов слегка опускает поводок, что прикреплен к ошейнику на собственной шее – меняет угол, чтобы прицельно попадать по простате. Лёня распахнул яркие даже в полумраке машины губы, качаясь на волнах долгожданного несколько чёртовых дней удовольствия. Даже хватку ослабил, забывшись. Степа коварно воспользовался свободой, выпутался и спустился к часто взмывающийся груди, сжал бусины сосков и выкрутил в пальцах — Субботин ахнул так беспомощно, что его немедленно захотелось ещё немного помучить. Провести ногтями по ребрам, по животу, оставляя злые розовые полосы. От ласкающих слух звуков по телу пробежалась дрожь, окончательно скрывая тормоза. Глубокие толчки, когда едва оставляешь внутри только головку, а потом вновь входишь литым движением до основания. Когда кажется, что дальше некуда, но каждое движение все равно заставляет до синяков хватать чужие плечи, на которые были так удачно перемещены ладони. Каждый раз слепнуть и быть оглушенным сердцебиением в ушах. Каждый раз сжиматься вокруг ствола так хорошо и правильно, когда со стороны это выглядел так горячо и развратно, но одновременно наполнено щемящей любовью и страстью. Судя по виду, Лёня был на пределе — светлые волосы на лбу слиплись от пота, тело едва заметно дрожит, а небесную радужку почти полностью затопил зрачок, то сжимая губы в тонкую линию, сдерживая вздохи, то раскрывая рот в беззвучных стонах и жадно глотая. Он сам был не лучше – глаза сверкали опасным огоньком, движения становились все более хаотичными, рваными. Уткнувшись в залитую красным шею, он втянул губами один из укусов, заставляя Субботина на секунду подавиться воздухом и поцелуями поднялся к чувствительному местечку за ухом, вылизывая, но чем ближе приближался оргазм там чаще из горла вырвался животный рык. Лёня прикоснулся к желающему разрядки члену, что толкнул его за грань всего от нескольких движений ладони, украсив живот и грудь жемчужными каплями. Степа догнал его через пару глубоких толчков, изливаясь внутрь тесного нутра и с удовольствием принимая поцелуй. Сдавшись, он рухнул почти на грудь Субботину, просто из-за банального отсутствия места, но он точно знал – выдержит, не стоит переживать. Большие ладони обвили словно лианы, когда он коснулся губами плеча и ненадолго ощутил это. Сладкую, блаженную истому, не перебиваемую ничем: ни чувством голода, ни распадающимся возбуждением, ни необходимостью немедленно куда-то бежать и что-то делать. Просто спокойствие. Сладкую пустоту. Удовлетворенность не только от офигенного секса, но и внутреннюю. Переведя дыхание, Данилов немного приподнялся и принялся слизывать терпкую подсыхающую сперму лёгкими касаниями губ и языка. Лёня зарылся ладонью в короткие пряди и отходил, наслаждаясь. Он осторожно покидает тесный вход, не без удовольствия наблюдая как нехотя мышцы отдают плоть назад, плотно обволакивая, и почти моментально льнет к порозовевшему колечку пальцами. Размазывает собственную сперму по расселине между ягодиц, слегка надавливает подушечками, срывая с Лёниных губ тихий вздох, а после тянется в багажник. Хватая первую попавшуюся из футболок, которые они поскидывали перед заходом в озеро. Он вытирает от лишних на теле жидкостей разомлевшего Лейтенанта, приводит себя в порядок и отбрасывает окончательно и бесповоротно испачканную ткань обратно. На губах сияет лёгкая улыбка, слипающиеся глаза прикрыты, мышцы сладко болят, Капитан не может удержаться и не прикоснуться к самому уголку чудесной улыбки, которая становится ещё шире. – Наевшийся сметаны кот, – выносит вердикт он. – Мяу, – правдоподобно отзывается Лёня, складывая руки на груди, тем самым сохраняя тепло от пробирающейся в салон прохлады из приоткрытого окна. – Мой кот, – соглашается Степа, зачесывая влажные пшеничные пряди, назад. – идём, на переднем поспишь. И оденешься заодно. Данилов натягивает чистую футболку и выходит из машины. По телу разливается знакомое тепло при виде того, как Субботин потягивается, разминая затекшие мышцы, и неспеша одевается. Можно было бы пойти на второй раунд, но они слишком стары марафоны по машинам устраивать. Да и в далёкой молодости, когда вот совсем невтерпеж, а на квартиру нельзя – это было неудобно, а сейчас что? Мало того, они раза в два больше и крупнее, так свой дом есть. С большой кроватью, едой, душем и в полнейшей безопасности. Кто знает, может местные по лесам ночью остальных ведьм ловят? Лёня выбирается из машины, плавно притягивая его за талию ближе, оставляет на шее влажный след и с лицом довольного человека уходит к себе на пассажирское. Котяра. Едва заведя машину, Капитан открывает окна, выгнать густой запах секса. Лёня укладывается на сидении и прикрывает глаза до самой Москвы. Степа смотрит на него, расслабленного, мягкого, сейчас больше похожего на маленького котёнка, плевать, что этот котенок едва не выше его на полголовы – он бесконечно счастлив.