Денвер, Штат Колорадо,
24 декабря 1952 года.
Дорога вся обледенела и совершенно бессовестно скользила под ботинками. Люси Грей ухватилась за водосточную трубу, чтобы не вылететь прямо к машинам. Она спешила. Так спешила, что поскальзывалась и пару раз даже упала. Волосы должно быть уже спутались, хоть перед выходом она старательно их завила. Но это ладно, невелика беда — когда волосы вставали причудливыми вихрами, Люси Грей считала, что это творческий беспорядок. Вот так, даже волосы у неё были творческие. Зато Люси Грей постоянно сопровождала музыка: из радио на первых этажах, из магазинов, где всю рождественскую пору царили соответствующие песни, мелодии, льющиеся от уличных музыкантов. Левой рукой Люси Грей обнимала подарок. Так, ничего особенного, — печенье. Это было их с Барб Лазурь творение. Как раз серая мука попалась по дешёвке, соседи отсыпали сахару, Тэм Янтарь купил у знакомого фермера десяток яиц по уценке, а в сундучке с травами оказалось немного корицы, так и насобирали понемногу на тесто и глазурь. Мод Беж порывалась помогать, просеивала муку и тащила имбирь с корицей. А ещё настойчиво хотела добавить сливок, Барб Лазурь едва объяснила ей, что сливки сюда не идут. «Но вкусно же!» — уверяла Мод Беж и слопала целую ложку. Барб Лазурь тогда сказала, что переговорила с Сантой и специально для Мод Беж он принесёт целую гору пирожных со сливками. Люси Грей уже тогда поняла, что в Сочельник придётся провести ночь на кухне, что они с Барб Лазурь и сделали, но горящие глаза Мод Беж явно того стоили. Печенье она вырезала маленьким ножичком — по форме рождественской ели, шаров для неё и даже ангелов попыталась сделать. Провозилась с этим она долгие часы, вся измазалась в сладком тесте, но зато из духовки потом вынула красивое потемневшее печенье. Осталось намешать глазурь с краской, и Кларк Кармин помог разукрасить, после чего Люси Грей аккуратно упаковала печенье. Ей так нравилась обёрточная бумага с напечатанным узором — красным, зелёным, золотистым. А порой сверху были и рисунки на рождественские мотивы, такая прелесть! Но кто ж будет тратиться на красоту, когда живёт в каморке под крышей и едва на пропитание откладывает? Вот Люси Грей, как бы не любила подобные мелочи, всё же была горько научена, каков это — жизнь, и потому на красивую обёрточную бумагу лишь любовалась. И по этой же причине она едва не уверовала в Санту, когда увидела дома светло-коричневый свёрток с зелёными ромбиками по всей поверхности. Сантой оказалась Барб Лазурь — она принесла с производства лишние остатки. Оставалось лишь завернуть печенье и перевязать бечёвкой, и Люси Грей была счастлива — был готов рождественский подарок. Трамвай остановился как раз вовремя, чтобы Люси Грей успела запрыгнуть на ступеньку и влететь в вагон. Запыхавшаяся, она выдохнула, смахнула с лица растрепавшиеся кудри и бережно взяла подарок двумя руками. Может печенье, конечно, и было совершенно обычным в канун Рождества, но Люси Грей думалось, что оно особенное, поэтому и держала она печенье так аккуратно, боясь сломать, и смотрела на него так, будто это была необычайная драгоценность. Небо было белое, словно сливки, а снег падал с него большими хлопьями, медленно, величаво. Это ведь снег — холодный и немножко надменный, но зато такой красивый. Трамвай неспешно двинулся по рельсам, и вагон немного потряхивало. Люси Грей нетерпеливо взглянула на запотевшее стекло и расчистила себе окошко. Она немного опаздывала, а опаздывать Люси Грей не любила. в этот раз даже боялась. Во-первых, когда ты опаздываешь, ты лишаешь человека времени и свободы распоряжаться им, как захочется. А свободу Люси Грей любила. Это было единственное, чем можно взахлёб дышать, жить и мечтать. Люси Грей порой казалось, что её мама была свободой, поэтому-то она сейчас и не здесь. Мать её свободна ныне ото всех и обрела заслуженный покой. Ну а во-вторых, почему Люси Грей ни за что нельзя было опоздать, — её ждал кое-кто. Особенный, как она думала, человек. Свиду и не скажешь, обычный студент, недоедавший и недосыпавший, зато всегда опрятный и вежливый. Но дело было не в форме, дело было в сути. А суть эта — Кориолан Сноу.***
— О, вон, смотри! — воскликнул Сеян, кивнув на дорогу. Там, за толпой на остановке, Кориолан углядел подъезжающий трамвай. А из него, выглядывая в окошко, радостно махала девушка. Кориолан совершенно не планировал волноваться, но это вдруг вышло само собой. Он поправил дрогнувшими руками ворот пальто и быстрым шагом пересёк остановку. Они договорились встретиться на Сауф Мэрион-стрит, это предложил Кориолан. Его вдруг посетила мысль, что справить Рождество вместе будет здорово. В первые годы его жизни «вместе» это было с семьёй: мама, отец, бабушка и дорогая кузина с её родителями. А потом началась война, которую почему-то называли Хорошей. Кориолан в детстве сильно недоумевал и расстраивался, что люди вокруг такие глупые. Назвать войну хорошей — и кто додумался? Это же просто отвратительно, с таким же успехом можно лепить прозвище «хороший» на что угодно: хороший голод, хорошая нищета, хорошие смерти. Отец погиб далеко от Родины, за океаном, вскоре после него скончалась и мама, а вместе с этим и всё состояние семьи Сноу, заложенное в линкоры и броненосцы, успешно подорванные фашистами. Корио остался на попечение дяди с тётей, но их вскоре призвали, как военнообязанных — мама Тигрис была медсестрой, прошедшей полевые учения. Вскоре после их отбытия на адрес Сноу пришли красивые похоронки. Кориолан сначала обрадовался, думая, вдруг это тётушка прислала деньги, но потом понял, какую страшную новость хранит за собой филигранная алая надпись. И Корио остался с кузиной и бабушкой. Это были странные годы, которые он помнил смутно. Было холодно, голодно и страшно. Ходили слухи, будто японцы доберутся и до Штатов, будут бомбить, но, к счастью, так слухами и остались. Кориолан ходил в школу, буднично делал уроки и питался тем, что готовила кузина. И это к его счастью, потому что у бабушки получалось просто отвратительное месиво, а денег на кухарку, которая раньше готовила к столу Сноу шедевры, давно не осталось. Зато кормили в школе, ещё и бесплатно, поэтому Корио старался быть прилежным учеником, каждый день пребывая в страхе, что за провинность его лишат этой милости. Так он и выучился, перебиваясь с пустого домашнего супа на школьный ланч. За это время минуло не одно Рождество, большинство из которых справляли в семье Сноу так скромно, что можно было позавидовать беднякам из Западной Вирджинии — пожалуй, у них праздник и то проходил роскошнее. Потом Кориолан понял, что Рождество можно отмечать и с друзьями, когда Фест с Лисистратой впервые позвали его в гости. А потом и Сеян… В общем, взамен омрачённого детства жизнь преподнесла ему радость в юности. С тех пор, как Кориолан считался приятелем Сеяна, дома у Сноу на праздники всегда были индейка, пудинг, а порой и свиной окорок с запечённой уткой — великолепие. А ещё непременно наряжали ёлку. Кориолан помнил, когда они с Сеяном и Тигрис впервые притащили домой живую ель и украсили её так старательно, что она едва не падала. А на двери висел роскошный венок, первый после войны. Это Рождество обещало оставить тёплые воспоминания, потому что Кориолан подумал, а почему бы не пригласить к себе и Люси Грей. Конечно, вместе с тем и Сеяна с его барышней, и кузину, и друзей Люси Грей (им он, правда, звонил втайне от неё самой и предложил не говорить ничего до вечера). Оттого и было волнительно — давно Кориолан не собирал вокруг себя так много людей. Кажется, он уже отвык от того, что дома может быть полно народу и тепла. Двери старенького трамвая со стуком раскрылись, и Люси Грей подобно птице выпорхнула навстречу Кориолану, он едва успел её поймать. Снежные хлопья мигом усеяли её волосы, словно жемчужины. Она, раскрасневшаяся, растрёпанная и радостная, была так красива и мила. Старый шарф прохудился и уже расплетался на шерстяные нити, но так заботливо укутывал Люси Грей, что и его Кориолан нашёл милой деталью. Наверное, стоило подарить ей новый шарф… Где-то на задворках разума закрепилась эта мысль, а Кориолан уже был полностью поглощён её обаянием. Он с замиранием сердца слушал, как Люси Грей приветствует его, извиняется, что так запоздала — пришлось чистить дорожку у дома, а то так замело снегом — смеётся с того, как она похожа на птичку кардинала. Кориолан едва успевал отвечать, да и отвечал-то невпопад, бегая взглядом по её лицу. Будь у него такая власть, он хотел бы заморозить этот чудесный момент. — Ой, — пробормотала Люси Грей, и взгляд её живо переметнулся вправо. — Это Сеян? Кориолан спохватился и повёл её знакомиться. Ребят Люси Грей ещё видела, лишь слышала о них от Кориолана. — Ох, точно. Да, Сеян, Сеян. — Привет, — по-свойски поздоровался тот, что Кориолану не очень понравилось (такой девушке, как Люси Грей, при первой встрече нужно было говорить как минимум «здравствуй») и протянул руку. Люси Грей улыбнулась и пожала её. — А это Лючия, — продолжил Кориолан, кивнув на спутницу Сеяна. — Она… В уголках губ Лючии затаилась улыбка, и девушка расправила плечи. Кориолан немного растерялся. Рядом с Сеяном Лючия выглядела маленькой — ниже его едва ли не на голову (впрочем, Люси Грей с Кориоланом недалеко ушли) и худая-худая, но она была старше и уже давно училась в институте. Что сказать Люси Грей?.. Кориолан любил располагать знаниями о других, потому что знания — это полезно. Вот и про Сеяна с Лючией ему было известно, что они вроде как встречаются, но а вроде как и нет, и Кориолан пребывал в некотором недоумении. Спрашивать Сеяна напрямую (а уж тем более Лючию) ему казалось странным. Но пока все звали Лючию этим взрослым и роскошным именем, Сеян называл её Лулу, а это, наверное, что-то да значило. — Приятно познакомиться, — сказала Лючия, глядя на Люси Грей, приобрётшую любопытный вид. — Корио много говорил о тебе, рада наконец увидеться. Кориолан посчитал, что это была излишняя подробность, но Люси Грей заулыбалась и польщённо хихикнула. Ей это понравилось? Тогда ладно. Люси Грей вдруг ахнула, требовательно потормошила Кориолана за рукав шерстяного пальто, и он обернулся. Лючия прильнула к плечу Сеяна и ахнула, прикрыв рот ладонью. А Люси Грей протянула зелёный свёрток. — Я… Это тебе, — выдохнула она. Кориолан вдруг понял, что это не просто зелёный, это ромбики — такие маленькие, красивые, с узорным краем. Люси Грей заглянула ему в глаза и добавила: — Подарок. Я сама делала. Она смотрела на него снизу вверх, и взгляд её сделался таким доверчивым, что у Кориолана дыхание перехватило. Люси Грей специально для него старалась, чтобы ему было приятно… А ему и в самом деле было приятно, особенно когда она смотрела вот так. Ещё и улыбаться начала, так нетерпеливо, покусывая губы. Кориолан подумал, что у него онемели руки, потому что почти ничего не почувствовал, когда коснулся свёртка. Пальцы Люси Грей скользнули по его ладоням, и тепло вновь вернулось. — Это печенье, — подсказала Люси Грей. — Немного, но… Оно красивое! «Конечно, красивое!» — захотелось закричать ему. Люси Грей была рождена, чтобы создавать красоту. Ах, как она играла на гитаре и пела… Это было восхитительно-хрустально. Казалось, если слушать Люси Грей слишком тщательно, со скептицизмом, то всё это рассыплется и не достанется тебе никакой песни. Потому что её песни были для того, чтобы лечить души, чтобы даровать свободу. — О, Люси Грей, — пробормотал Кориолан, — спасибо… Я верю. Спасибо. И он вдруг, повинуясь порыву, схватил её в охапку и замер. Люси Грей тоже замерла. А потом Кориолан поцеловал её в висок, совершенно не заботясь, что подобные милования общество предписывает оставлять для дома, а не оживлённой улицы. Люси Грей выдохнула, и Кориолан услышал, что она рада. Не увидел, не заметил, посмотрев на её губы, изогнутые в улыбке, а именно услышал. И это было так приятно — радовать её.***
Темень спустилась быстро. Они едва до дома дойти успели, как уже зажглись фонари, а небо приобрело тёмный лиловый оттенок. — Корио! — воскликнула кузина, распахнув перед ними двери. Гостям Тигрис обрадовалась — ждала с самого утра, когда наконец сможет их увидать. Они с Лючией обменялись поцелуями в щёки, с Люси Грей тепло поздоровалась и обменялись любезностями. Кориолан приводил Люси Грей к себе не первый раз, и кузина уже принимала девушку как родную. Будто они уже стали семьёй. Впрочем, Кориолан задумывался об этом. Стать семьёй Тигрис и Люси Грей могли лишь в одном случае, и это его вгоняло в некоторое смущение. Чтобы он и Люси Грей… Ох, нет, им пока явно не стоит даже заговаривать на эту тему. Но сегодня, конечно, всё было по-особенному — всё-таки они вместе встретят Рождество, Люси Грей останется у него на ночь. Это было волнительно. Сеян похлопал Тигрис по плечу и сказал, что у неё чудесное платье. Кузина разулыбалась, и Корио знал, почему — она сшила его сама. Такое красное в клетку, с пышной юбкой и рукавами-фонариками. Тигрис очень шло. А у девочек платья оказались тоже прелестны. Кориолан помог Люси Грей снять куртку, и под ней взору открылись оборки, по которым цвет струился сверху вниз: от красного до фиолетового. «Радуга», — понял Кориолан. На ней было платье, сшитое под радугу. Люси Грей довольно заулыбалась, поймав его восхищённый взгляд, и тихо сказала: «Это мамино». Зимой радуга, пожалуй, странное явление. Но Люси Грей любила разные странности и необычные вещи. Да и к тому же что может оттенить цвета радуги лучше, чем снег, идеальный в своей белизне? — Красиво очень, — сказал Кориолан. — Ты прямо как фея. — Да, рождественская, — довольно добавила Люси Грей. Его девушка — фея. Его Люси Грей волшебна. Волшебная Люси Грей скрылась за дверьми вместе с Тигрис, а Кориолана хлопнули по руке. Он обернулся. — Рот-то закрой, — по-доброму посоветовал Сеян. — Что так удивился? Но про фею было хорошо. — Я бы сказала, славно, — добавила Лючия и улыбнулась. — И мило. Феи — это здорово. Кориолан двинул плечом, мол, само собой разумеется. Сеян бережно помог Лючие снять шубку. Когда руки девушки вынырнули из пушистых рукавов, они показались совсем худые, даже охваченные бархатом. Лючия оправила роскошное платье, бордовое, как вино. К бледной коже Лючии очень шло. Платье охватывало её хрупкую фигуру, струилось вниз дорогим бархатом, широкий пояс охватывал тонкую талию и был завязан пышным бантом. А на воротнике поблёскивали вышитые золотыми нитями звёзды. Сеян моргнул и отвёл взгляд, словно не зная, куда смотреть. Но Кориолан знал, что ему понравилось, — по Сеяну было видно. Просто он в ступоре. Ну и кто тут удивился? — Да-да-да, — съехидничал Кориолан, похлопав его по спине. — Рот-то закрой. Печенье отправилось на кухню, где его уложили в хрустальную чашу. Ель Кориолан с Сеяном ещё утром затащили в гостиную, но она пока зеленела, свободная от стеклянных шаров и ангелов. Лючия с интересом оглядывала высокие потолки дома Сноу, а потом выглянула в окно и восхитилась, что отсюда целиком видно пекарню. Люси Грей это тоже понравилось, и она на пару с Лючией стала увлечённо рассматривать улицы, распростёршиеся внизу. По городу начали зажигаться огни, и Денвер вспыхивал изнутри. — Правда здорово? — полюбопытствовала Лючия, обернувшись, и улыбнулась. Золотой свет от свечи падал на её лицо, очерчивая прямой нос и делая глаза бездонными. Сеян покивал, заворожённо глазея на неё. Лючия хихикнула и вновь повернулась к окну, а Сеян так и застыл. Кориолан на всякий случай пихнул его локтём в бок. А потом к ним повернулась Люси Грей. Она раскинула руки в стороны, а потом прижала их к груди аккурат около сердца и весело сказала, что дом Сноу чудесный. У них с ребятами из окна каморки под самой крышей видно лишь обшарпанный двор да трубы. Кориолан сказал, что прекрасный вид — заслуга его отца, а самому стало жаль Люси Грей. Наверное, поэтому она не спешила приводить его к себе. Не потому что стеснялась, а из-за того, что думала: Кориолану, привыкшему к такому светлому просторному дому, у неё будет неприятно. И, пожалуй, это была правда. И ещё одна причина, по которой Кориолану хотелось однажды сказать Люси Грей: «У тебя будет новый дом». — Ой, смотри, там кошка! — воскликнула Люси Грей, тормоша Лючию. — Бродячая. Люблю вольных животных. И они углядели ещё что-то. Сеян переглянулся с Кориоланом, и они решили пока вытащить коробки с ёлочными игрушками. Тигрис поставила пластинку, и по комнате разлилась нежная мелодия. Рождественский альбом хранился в семье Сноу уже давно, Кориолан помнил эти песни с детства, и они были горячо им любимы. Люси Грей с трудом доставала до верхних веток. «Я бы тебя поднял, ты только скажи», — с беспокойством думал Кориолан, то и дело поглядывая на неё. Но Люси Грей была упряма и пыталась сделать всё сама, ей, пожалуй, не понравилось бы. Тем более ей, кажется, нравилось вешать шарики высоко-высоко, чтобы они переливались в свете люстры. А игрушки были красивые, ещё отец с мамой покупали. Маленькие Тигрис и Корио очень их любили и могли разглядывать часами, пока наряжали ёлку. Тут были и стеклянные шары, расписанные вручную, и полумесяцы с перламутровыми жемчужинами, и имбирные человечки с глазами-бусинами, и даже большая Вифлеемская звезда. А ещё гирлянды с бумажными флажками, маленькими колоколами и деревянными лошадками. Правда, во время войны пришлось продать дорогие игрушки, и Сноу лишились красивых шариков с позолотой и ангелов, у которых были серебряные крылья. — Смотри, на собаку похоже, — сказала Люси Грей. — Да, но вообще-то это был Рудольф, — поспел заметить Кориолан. Люси Грей засмеялась. — Потрепала же его жизнь. — Ты не представляешь, как. Люси Грей погладила Рудольфа по облупившемуся боку и поселила на ель. Подхватив стеклянный шарик, внутри которого золотилась фольга, Лючия ухватилась за руку Сеяна, поднялась на носки и попыталась устроить шарик повыше. Кориолан скосил на них взгляд. — Хочешь, помогу? — просто предложил Сеян, оценивающе глядя на верхушку ели. — Я сама, — запротивилась Лючия. — Ну ладно, тогда так. И он совершенно легко подхватил её, будто Лючия весила не больше её бархатного платья, и поднял, посадив себе на плечо. Лючия ахнула и протянула руку. А Сеян, бережно обхватив её руками, запрокинул голову и наблюдал, как она вешает шарик на высокую ветвь. Кориолан недовольно нахмурился, думая, что Сеян украл у него блестящую идею. Вообще-то он первый так придумал. Но Люси Грей… Кориолан решил, что если впредь представится шанс поднять её на руки, он обязательно предложит. А потом он поймал её взгляд. — Ты чего? — полюбопытствовала Люси Грей, ухватив его за руку. — Укололся? — Что? А, нет-нет, всё славно. Это я так… В дверь позвонили. Люси Грей повернула голову. — Кто это? — удивилась она. — О, — отозвался Кориолан, — тебе понравится. — Пришли? — взволнованно спросил Сеян и подхватил Лючию на руки, когда та ласково потрепала его по макушке. Она склонила голову и прижалась к Сеяну, тугие кудри скользнули по её груди. — Да. Думаю, да. Пойду открою, — сказал Кориолан. — Люси Грей! Пойдём со мной? Она улыбнулась, кивнула и поспешила обогнуть ель, протягивая ему руку. Её пышное платье взметнулось яркое каруселью. Он взял Люси Грей за руку и ощутил, как холодна её ладонь. Ключ щёлкнул, дверь стала отворяться. А Люси Грей вдруг обняла его за руку и прислонилась подбородком к плечу. Принимать от неё что-то настолько нежное было до жути приятно. Кориолан невольно расправил плечи. Заметённые снегом и немного растрёпанные, они заступили на порог. Люси Грей при виде ребят замерла и ахнула. — Привет, — пробормотала Мод Беж, тут же прильнув к ней в куртёхе, которая явно была девочке велика, запрокинула голову и доверчиво улыбнулась. — А мы к вам. Нас Корио позвал.