Ворона над мостом

*** Если бы кто-то спросил Лойсо Пондохву, сколько времени он провёл в заточении, он бы ответил, что три вечности. Первую вечность Лойсо ненавидел кеттарийца, мечтал выжить ради того, чтобы добраться до него и отомстить. И обязательно уничтожить всё, что кеттариец любит, и всех, кого он любит. Шел я лесом, вижу мост, Под мостом ворона мокнет. Взял ее за хвост, положил на мост, Пускай ворона сохнет. Вторую вечность он жалел себя и порой думал сдаться – позволить умереть женщине, из чьего сна овеществился этот ядовитый крохотный мирок, и пусть его самого не станет вместе с персональным адом. Но он поддерживал жизнь в ней, потому что мечтал сбежать на любых условиях, даже не обязательно мстить Чиффе. Лишь бы сбежать, скрыться от всех. Шел я лесом, вижу мост, На мосту ворона сохнет. Взял ее за хвост, положил под мост, Пускай ворона мокнет. Третья вечность длилась дольше всего, но ему не было тяжело ждать. Он не испытывал ненависти к Джуффину Халли, потому что понимал его. Он не желал мстить и уничтожать миры. И именно поэтому он не мечтал больше сбежать. Лойсо знал, что он будет свободен, и для этого не придётся хитрить. Рано или поздно, так или иначе. Шел я лесом, вижу мост… Над мостом ворона кружит. Мне её теперь не взять за хвост, Мост вороне больше не нужен. Шел я лесом, вижу мост, Над мостом – пустое небо. Вспоминаю ворону, её полёт… А может, вороны никогда и не было? *** Если бы кто-то спросил Лойсо Пондохву, не потерял ли он рассудок за эти три вечности, он бы ответил, что приобрёл рассудок. Бесконечный стишок про мокрую ворону больше не крутился в голове – он получил логическое завершение, а жажда разрушения заместилась любопытством исследователя и путешественника. Сиганув вниз с канатной дороги, Лойсо провёл, как ему показалось, ещё примерно вечность – не такую вечную вечность, как одна из тех трёх, а такую обычную рядовую вечность, когда просто некогда вести счёт времени, а впечатлений в каждом дне хватает на добрую дюжину лет, поэтому проще назвать это вечностью, – скитаясь по этому молодому миру, пробуя свою свободу на вкус. В конце концов, бывший Великий Магистр Ордена с Дурацким Названием, как он сам себя теперь называл, захотел иметь свой домик с садом. Раз уж ему предстояло жить и скитаться в этом мире, то лучше, чтобы было, куда возвращаться из своих скитаний, так он решил. Он знал, что достаточно именно захотеть: в молодом мире реальность пластична, она изменяется под нужды своих обитателей. При этом изменения реальности идут во всех направлениях времени сразу. Поэтому вскоре Лойсо уже сидел на веранде собственного старенького дома, обросшего плющом, и делал из бумаги фигурку крупной птицы. Джуффин опознает и придёт к нему по любому проводнику, но хотелось чего-то узнаваемого и символичного. *** – Ты принес? – Любопытно, что даже имея в своём распоряжении целый новый мир, люди всё равно склонны больше всего интересоваться сплетнями о себе. Книга в потрёпанном переплёте легла на стол напротив Лойсо. Заголовок «Притчи о Великих Магистрах» внушает ему надежду на несколько часов самолюбования пополам с самоиронией, неизбежной для человека, которому пришлось настолько сильно поменять своё жизненное кредо. Джуффин приходит достаточно часто с тех пор, как Лойсо отправил ему приглашение в виде бумажной вороны. Бегать через коридор между мирами для старого лиса – одно удовольствие, поэтому Лойсо даже соскучиться не успевает. Но в последний раз он заказал книгу о своих похождениях в качестве сувенира с родины. Сейчас он не хочет тратить время на полноценное погружение в книгу, но всё же не может удержаться от того, чтобы открыть первую попавшуюся страницу. «Однажды Великого Магистра Ордена Водяной Вороны Лойсо Пондохву спросил послушник: – Скажите, Учитель, что вы будете делать, если встретите в лесу чиффу? – Съем, – хладнокровно ответил Магистр Лойсо. – Гм, – недоверчиво сказал послушник. – А если чиффа окажется Кеттарийским охотником? – Ну, значит, не съем, – легко согласился Лойсо и убил послушника, задававшего слишком личные вопросы». Лойсо рассмеялся так, будто читал эту притчу впервые. *** Джуффин всем телом почувствовал его прозрачный невесомый смех: ощущения немного похожи на то, как бывает щекотно, когда рядом смеётся призрак. Но Лойсо не призрак, не наваждение – он живой, тёплый и самый-самый настоящий. В прохладе и вечерней сырости сада тепло – нет, даже жар – его тела чувствуется даже на расстоянии, как будто часть раскалённого ада находится в его груди с момента освобождения из ядовитого мира. Будучи идеальным зеркалом, Лойсо Пондохва должен отражать его, джуффинову внешность, его же повадки и характер. Он теоретически знал, что так происходит, с кем бы тот ни общался, но никогда не ощущал этого эффекта на себе. Общаться с Лойсо Джуффину всегда было приятно, но не за счёт внутренней и внешней схожести с собой, а за счёт ощущения полного дополнения друг друга. Если бы кто-то спросил Лойсо Пондохву, почему не для всех он – зеркало, он бы ответил, что нет смысла быть зеркалом для того, кто видит истину, принимает её и считает совершенством без всяких прикрас. Сам же Джуффин меняется под взглядом Лойсо: снимает маску сэра Почтеннейшего Начальника и становится самим собой – Чиффой.