Святая простота

      В целом, провалиться сквозь землю — не самая плохая идея. Будь такое возможно, Женя с радостью бы согласилась. Ведь выносить этот взгляд брата, идущего к ним, — сродни пытке. Всё тело сводило от напряжения. — Что ты забыла в Москве? — гаркнул Игорь. Его взгляд остановился на Турбо. Он осматривал пацана с осторожной внимательностью, желая понять, чего ожидать и по какой причине сестра стоит поодаль. — Дела, — едва слышно буркнула девчонка. Валера не замечал происходящего. Он убрал фотографию в куртку и, зажав в зубах папиросу, прикурил. Его спокойствие дёргало натянутые нервы. — Взрослая стала? Отец в курсе?! — сквозь зубы шипел Коновалов.       Глаза болезненно пекло от подступающих слёз. Как унизительно… Отчитывает, как нашкодившего ребёнка. Каждый вздох ощущался глотком жидкого пламени. Внутри всё горело, пульсировало. Женя уже настроила себя на оправдания, как вдруг заметила стоящую неподалёку девушку. Её большие глаза прищурились от недовольства, тонкий пальчик раздражённо теребил чёрный завиток густых волос.       Вдруг их взгляды встретились. Что-то в Жениной душе надломилось. У неё закружилась голова от появившейся кристальной ясности. Она разлилась по мыслям, органам, чувствам, отразилась в глазах. Сделав глубокий вдох, девчонка ответила: — Частично. — Ах, вот как! Давай ему позвоним! — решительно крикнул Игорь. Но вместо ожидаемого страха и покорности на лице сестры появилась маска стальной уверенности. Она глянула на него исподлобья. — Давай. Заодно расскажем, как вместо сессии ты гуляешь с этой блядью.       Слова повергли в шок всех. Игоря перекосило от ярости и возмущения. Девушка крикнула ответное оскорбление и даже бросилась в Женину сторону. Небольшого шага Валеры хватило, чтобы сбить воинственную спесь. Незнакомку приковало к месту страхом перед Турбо и всё, что оставалось, — задыхаться от злости. Пацан же во всю улыбался от будоражащей радости. Было в Жениных словах что-то уличное. Гордое и хлёсткое. — Сегодня выходной, — ляпнул Игорь от неожиданности. Ему было сложно собраться с мыслями, однако слова сестры заставили прийти в себя. — Самое время позвонить. — Валера с наслаждением смотрел на перекошенную харю чушпана. Тот впопыхах подбирал слова. — Мама будет в восторге от твоей компании. — Угрожать вздумала?! Да по сравнению с твоей выходкой, моя… — Думаешь? — надавила Женя. — Если мать узнает про эту, — она кивнула в сторону девушки, — тебе пиздец.       Девчонка застала его врасплох. Игорь наконец осознал — Геша больше не станет его слушаться. Ни как брата, ни как взрослого. А если так, то вытворить она может всё что угодно. Страх ударил ему в голову. Не зная, как сохранить авторитет, Игорь попытался использовать знакомый метод — впервые в жизни замахнулся на сестру. Странное чувство… Игорь думал, что одного удара хватит, чтобы решить проблему. У деда же как-то это получалось. Но в его идеальное уравнение не вписывалась одна переменная. Он замер под гнётом устрашающего взгляда. Серые глаза безмолвно обещали убить. Провинциальные костяшки не коснулись лощёного лица исключительно из-за цепкой хватки тонких пальцев на втором запястье. Через это движение Валера почувствовал Женино требование не вмешиваться. — У этой гопоты набралась? — едва слышная дрожь в голосе сводила попытки казаться спокойным на нет. — А ты чего набрался? — она повернулась к девушке и громко спросила: — Закладывать чужое золото? Или двери вскрыв…       Договорить она не успела. Страх перед пацаном у Игоря померк. В желании защитить девушку от обвинений сестры, он переступил через себя. Для Жени это было куда больнее пощёчины. Валера схватил его за грудки, но был вновь остановлен. Игнорируя вскрик девушки и злобное пыхтение Турбо, она поймала взгляд брата и вложила в свои слова всю желчь, разочарование и обиду. — Что и требовалось доказать. Блядь предпочёл семье. Опять. — Ты кого блядью?.. — девушка снова попыталась встрять, но моментально исчезла за спиной Игоря, стоило Турбо рявкнуть: — Пасть закрой! — Не смей с ней так разговаривать, — прошипел Игорь сквозь сжатые зубы. Женя горько усмехнулась. — Расскажешь родителям обо мне, я молчать не стану. Посмотрим, кому хуже будет.       Она резко развернулась и пошла вперёд, не желая показывать слёзы ни брату-дураку, ни тем более его прошмандовке. Игорь попытался остановить сестру, но получил ощутимый удар в грудь. Он пошатнулся. Женя сорвалась на бег, охваченная острой потребностью сбежать от ситуации. Но пейзаж менялся, а от клокочущих чувств в горле было всё так же трудно дышать.       Силы закончились близ незнакомой детской площадки. Играющей ребятне было не до Жени, чего нельзя было сказать о бабушках, следящих за подрастающим поколением из окон. Они рассматривали девчонку с жадностью голодных гиен. Появление Турбо и вовсе пошатнуло покой. Одна даже крикнула: «Вы откудаво?», но её вопрос утонул в шуме листвы и гомоне детских голосов.       Валера сел рядом. Обнимать и целовать девчонку на глазах жадной до слухов публики — не лучшая идея. Но и оставлять свою Растрёпу в таком состоянии не хотел. Пацан откашлялся, поджал губы и неуклюже коснулся Жениной ладони. Мельком, но так, чтобы обозначить — он рядом. Но девчонка была столь глубоко в своих переживаниях, что не обратила внимание на жест.       Дурацкие слёзы расплывались на штанах тёмными кляксами. Игорь сделал по-особенному больно. За считанные секунды ему удалось обнажить все поганые чувства, которые Женя с таким трудом прятала в далёкие уголки души. Отчаяние из-за необходимости бросить привычную жизнь и уехать в никуда. Обида за предательство то, что предпочёл любовь семье. Ненависть к несправедливости. Но самым тяжёлым было разочарование. В себе. Она ярко ощутила бесполезность попыток простить брата за его выбор. В горле встал ком. Её с самого детства учили, что семья — это всё. Крепость, опора, самое важное в жизни человека. И как можно отказаться от родных из-за чужака?.. Женя закрыла лицо руками. Слишком много переживаний для одного дня. — Чё за девка? — спросил Валера спустя долгое молчание. — Неважно. — Из-за неважного сопли не пускают. — Турбо едва ощутимо толкнул её плечом. — Давай рассказывай. Легче станет. — Немного помолчав, Женя недовольно цокнула и всё же сказала: — Из-за неё я переехала в Казань. — О! Надо ей отвесить поклон. — Если хочешь, чтобы я перестала с тобой разговаривать, действуй. — Ну это уже какая-то радикальщина. Так в чём претензия?       Женя до боли впилась ногтями в ладонь. Плакать перед ним было всё ещё стыдно. Ей нужна была маленькая фора, чтобы совладать с эмоциями. — Тащи мороженое. — Валера рассмеялся. — Говно вопрос!       Через пару секунд пацана и след простыл. Девчонка закрыла глаза. Она всеми силами отгоняла переживания, старалась сосредоточиться на недавних приятных событиях. Попытки были не значительнее пустого звука. Бурлящие эмоции рвались наружу. Что ж…       Женя осмотрелась. Конечно, подобное выражение чувств на людях — неуместно, но выбор между незнакомцами и пацаном был очевиден. Прижавшись грудью к коленям, девчонка заплакала, что было сил. Её громкий плач привлёк множество ненужного внимания. Прохожие переглядывались, шептались. Кто-то даже предложил вызвать милицию. Но Жене было плевать. Она впервые за долгое время позволила себе выплеснуть скопившиеся эмоции, как ей того хотелось. Эффект не заставил себя ждать. Боль уходила со слезами, всхлипами и голосом.       Через несколько минут она обессиленно откинулась на спинку лавки. Чувства не притупились, но хотя бы перестали давить на органы. Чтобы окончательно успокоиться потребуется ещё какое-то время, но для начала хватит и этого.       По возвращении Валера заметил косые взгляды и даже попытался обматерить их владельцев, но Женя его остановила. Предстоящий рассказ требовал множества сил, потому ей не хотелось тратить даже крупицу на кого-то, помимо пацана. Девчонка долго собиралась с мыслями, прежде чем рассказать эту историю. И была она о любви.       Игорь потерял голову от одногруппницы, в одночасье сделав её центром своего мира. Девчонка красивая, с претензией. Привыкла как сыр в масле кататься и на меньшее соглашаться не хотела. Это понимали все, кроме Игоря. Он был настолько очарован, что чётко решил — же́нится. В лепёшку расшибался, лишь бы уважить каждую прихоть своей ненаглядной. Захотела познакомиться с семьёй — сиюминутно! И не важно, что Александр Петрович тяжело переживал недавний уход любимого родителя. Отца этот поступок выбил из колеи. Особенно, когда он узнал, что в невестки набивалась не просто девочка из соседнего двора, а дочка его начальника. Камилла с порога заявила, что пришла узнать о перспективах семьи. Где будут жить, что достанется после свадьбы, какой заработок. И снижать свои запросы она не собиралась. Хочешь жениться, люби и жену баловать подарками да поездками. А то, что женишку ещё учиться несколько лет и собственных денег нет — не её проблема. Да и у них любовь. Ну раз любовь, давайте свадьбу, что ли?.. Матери хамит через слово? Что поделать, строптивый нрав. И старшим положено быть мудрее. Нужно терпеливо учить уму-разуму. Но не слишком часто. С сестрой каждая ссора чуть ли не до драки — так малявка совсем охамела! Не знает, с кем разговаривает. Игоря вспыльчивый характер ненаглядной умилял. Проблем, которые она доставляет семье, в упор не замечал. Он окрылённый улетал в институт, а после развлекал невесту, спуская на неё немногочисленные накопления. Единственный, кому она боялась перечить, — Александр Петрович. И то до поры до времени. Он всегда вставал на сторону своей семьи: разнимал ссоры, терпеливо накапывал корвалол супруге и безуспешно объяснял сыну, что не уживётся девочка в их доме. Она неплохая, но амбиций больно много. А ты молодой, пока такую не потянешь. Но разве влюблённый услышит? Потом из дома начали пропадать украшения. Сначала всё списывалось на невнимательность и перекладывания с места на место. Камилла попалась случайно. Даже как-то глупо… Не рассчитала время, из-за чего была застукана с рукой, глубоко засунутой в мамину шкатулку с фамильными драгоценностями. Отец тащил её за волосы все восемь этажей. Как же девка верещала… Вечером скандал. Игорь ничего не хотел слушать, выгораживал как мог, требовал извиниться перед униженной и оскорблённой невестой. Матери пришлось вызывать скорую из-за нервного срыва. А дальше всё как снежный ком. Дом превратился в поле битвы. С начальником отец рассорился в пух и прах. Договорились, что Александр Петрович не пишет заявление на эту дрянь, а начальник позволяет уйти по собственному. Потом чемоданы, споры, сборы, бесконечная ругань с Игорем и… Казань. Если бы тётка не успела получить трёшку — хана. А дальше он и сам принял участие в этой утомительной истории. — Так если у папаши деньги карманы жмут, на кой она золото хотела тиснуть? — Видимо, денег брата не хватало на все её причуды. А может, папаша перестал финансировать. Не знаю. — А братец чего не поехал? — Перевод занял бы много времени, так что… — Он остался держаться за юбчонку. — Женя ограничилась кивком. Грубое сравнение было недалеко от правды. — Ну… Херово, чё. Но он бы не прижился у нас. — Это точно, — она положила голову ему на плечо. Согласие с её точкой зрения растекалось по душе тёплым молоком. — Ему руки надо беречь. — Нахера? — Он — будущий хирург. Одна драка, и крест на карьере. Пусть лучше здесь сидит, в безопасности. — Ну, ты не раздувай. У нас тоже безопасно, — Женя смерила его насмешливым взглядом и демонстративно подцепила губу пальцем, показывая вставленный зуб. — Такого никогда не повторится. — Ты не можешь этого гарантировать. — Её умиляла его уверенность. Но Валера, услышав в словах снисхождение, вдруг повернулся, взял за руки и, посмотрев в глаза, сказал: — Могу. И гарантирую, — тон, не терпящий сомнения. Он не успокаивал. Пацан искренне верил в свои слова. У Жени приятно ёкнуло сердце. Она смущенно рассмеялась, отвела взгляд. — Я серьёзно! — Верю, — едва слышно ответила она. — Пока мы вместе, мою девчонку никто пальцем не тронет.       "Пока мы вместе". Важная оговорка, неприятно резанувшая слух. Но Женя не стала акцентировать на ней внимание. Искренность и решимость парня внушали уверенность, что всё будет так, как он сказал. Женя коснулась его щеки невесомым поцелуем. — За лимонадом идём? — Может, ты ещё что-нибудь хочешь узнать? — А ты хочешь рассказать? — девчонка, подумав, отрицательно мотнула головой. Валера поднялся, протянул ей руку. — Ежели передумаешь — не стесняйся. А теперь по коням. У нас в восемь поезд.       Девчонка с трепетом проверила время на часах и, взяв пацана за руку, позволила увести себя подальше от переживаний.       Турбо хватило несколько шагов по родной казанской земле, чтобы вспомнить цель своего отъезда. Работа ещё не окончена. Рано расслабляться. Он проводил девчонку и, дав слово сводить её через пару дней в горсад, поспешил домой. Деньги обжигали руки. Как назло, Кащей не брал трубку. Никто из конторы понятия не имел, где он. Впервые за долгое время Турбо накрыл страх за собственную шкуру. Вдруг папаша вздумает поискать в комнате что-то на продажу? Если прижмёт синька, он прочешет всю квартиру и найдёт деньги. Проходили, знаем. Или, может, на улицах уже поджидает патруль с Юнусычем во главе? Этот состряпает ордер на обыск в считанные минуты. А если Кащей его подставил? В конце концов, пацан не знал ни продавцов, ни условий сделки. И чё делать, если за ним придут бандосы? Патронов-то нет. А деньги за их продажу на руках. Нет, выходить пока рискованно.       Пришлось ждать. Валера нервно прислушивался к шорохам в подъезде, замирал, когда батя заходил домой, обрывал телефон Кащея и ждал… Долго, мучительно. Страх задавил настолько, что пацан и вовсе перестал есть. Чуть не рухнув в обморок, он понял — дальше так продолжаться не может. После пятидневной пытки, Валера пересилил себя и потратил весь воскресный день на поиски старшего. Бесконечно оглядываясь по сторонам, он продолжал идти по знакомым адресам. Пацан побывал везде: у собутыльников, в автомастерских, на местах сборов. Безрезультатно. И вот, когда хотелось взвыть от усталости и отчаяния, пацану улыбнулась удача.       Скорлупа, заметив Турбо, поспешно избавилась от сигарет. Они стыдливо отводили глаза, ожидая грядущего наказания. — Ну, здарова, — Валера пристально смотрел на ещё не потухшие бычки. — Вас давно не шугали, смотрю. — Младшие, понимая свой косяк, боязливо переглядывались. — Так, ладно. Будете мне полезны, отделаетесь поджопниками. Кащей где?       Щедрость старшего вскружила головы, а потому они напряжённо совещались, по крупицам собирая информацию. Валера не торопил. Его терпение было вознаграждено. Выполнив обещание с минимальным наказанием, пацан поспешил к одной из пассий Кащея. Даже странно, что он сам не додумался заявиться по знакомому адресу. К огромному облегчению, старший был на месте.       Турбо встретила недовольная сонная девица. Её растрёпанный вид и сильный запах перегара прозрачно намекнули на бурные события прошлого вечера. Едва ли Кащей в лучшем виде. — Кость, к тебе, — крикнула она вглубь квартиры.       Ответом стал булькающий мат и тяжёлые шаги. Лишь завидев Валеру, старший сильно зажмурился, задержал дыхание в попытке прийти в себя. — Оп-па-па. — Турбо вошёл, прикрыв за собой дверь.       Кащей кивнул девушке на кухню, но та не двинулась с места. Воспалённое сознание дало сигнал телу. Мужчина уже дёрнулся, чтобы замахнуться на хозяйку квартиры, как вдруг пацан преградил ему путь. — Деньги забери. — А чё за борзость? Осмелел? — Нет. Но деньги должны быть у хозяина. — Формулировка приятно щекотнула самодовольство Кащея. Голова дёрнулась в горделивом кивке.       Валера достал из кармана толстую пачку денег, перевязанную резинкой, и протянул старшему. Девушка привстала на цыпочки, чтобы увидеть такую диковинку. Это действие не укрылось от пацанов. — Три тысячи. — Молодчик. Знал, что не подведёшь, — Кащей забрал и любовно провёл пальцами по купюрам. Те приятно зашелестели. — Я пошёл, — старший что-то промямлил в ответ, но это уже не волновало пацана. Поравнявшись с девушкой, он твёрдо добавил: — Спиздишь хоть одну — убью.       С её лица мгновенно схлынула краска. Поняла — не шутит. Что происходило дальше — Валеру не волновало. Из подъезда он выходил в наилучшем расположении духа. Закончилось.       С облегчением пришла и усталость. Глаза предательски слипались, и пацан еле добрел до дома. Он уже представлял, с каким удовольствием рухнет на кровать и забудется глубоким сном, но пришлось мгновенно взять себя в руки. Виной всему стал свет на кухне. Валера напрягся. Стены этого дома забыли запах свежеприготовленной еды, да и батя, даже если бы дох от голода, не стал греметь кастрюлями. В горле встал ком. Он бесшумно закрыл дверь и, прижавшись к стене, подкрался к кухонной двери. Шкворчание масла разбавилось тихим мурлыканьем мелодии себе под нос. Всё встало на свои места. Усмехнувшись, Валера зашёл на кухню.       Женя вскрикнула от неожиданности, но тут же залилась смехом. — Чего пугаешь, дурила картонная? — А сама-то? Подумал, меня убивать пришли. — Девчонка обняла его за шею и звонко чмокнула в щёку. — Ты недалёк от правды. Как закормлю тебя! — от её искренности сердце ухнуло куда-то вниз. Ну что за девчонка?..       В его отсутствие она успела перемыть посуду, начистить картошки и начать готовить… что-то. Валера впервые видел, чтобы лук жарили в кастрюле, но лишних вопросов задавать не стал. Ей виднее. — Вообще, Туркин, избавляйся от дурацкой привычки, — Женя кивнула в сторону, мол: «не мешайся». Пацан покорно сел за стол и, подперев лицо рукой, с блаженной улыбкой принялся наблюдать за девчонкой. Она же вернулась к готовке. — И напиши мне свой телефон! Терпеть не могу сидеть и гадать где ты, что с тобой. — Будет сделано. Ты как сюда влезла? — Твой папа открыл мне.       О нём-то Валера и забыл. Чтобы не пугать девчонку, он настороженно прислушался, но кроме Жениной возни ничего не услышал. Девчонка словно почувствовала его напряжение. — Он ушёл. Открыл мне дверь, мы немного поговорили, а когда я вернулась с едой, его уже не было. — Дверь не закрыл? — Женя кивнула. Валера нервно сжал волосы на затылке. — Старайся меньше с ним трепаться. — Почему? — Жень, просто. Если сказал не надо, значит не надо. — Ладно-ладно, поняла.       Его тон и критичность неприятно кольнули где-то в районе сердца. Женя прикусила язык. Очень хотела ответить колкостью или, на худой конец, выяснить причину такой перемены настроения. Но предчувствие подсказывало, что лезть с вопросами сейчас — бесполезно. Сам расскажет, когда захочет. — На среду ничего не планируй. — Строгость в голосе удивила девчонку. — А что будет? — Мне надо тебя представить пацанам. — Она вдруг рассмеялась. — Смотрины устраиваешь? — Да.       Женя остолбенела. Знакомство с остальной частью конторы не входило в её планы. И, судя по его нервному взгляду, Валера разделял её нежелание. — И зачем? — Такие правила. — Турбо устало потёр шею. Он долго подбирал слова, позволяя шкворчанию еды заполнить гнетущую тишину. — Там ничего сложного. Придёшь, познакомишься с каждым. Они же должны знать, за кого заступаться, если к тебе пристанут, пока меня рядом не будет. Только сильно не быкуй, ладно? Пацаны могут жестить, ну там… из-за твоего бати. Ты не думай, они неплохие. Просто для них люди с хорошей семьи что-то типа личного оскорбления. Вякнут пару раз, я популярно объясню, как с тобой говорить не надо. Да и всё. Ничего сложного.       Она долго молчала, стараясь удержать внимание на еде. Получалось с трудом. Женя понимала, что у пацанов свой взгляд на мир и, раз уж она умудрилась влюбиться в одного из них, нужно уважать эти законы. Девчонка не раз слышала от взрослых, что женщине нужно быть мудрее, хитрее, гибче. Наверно, так правильно. Вот только чувствовала себя она отвратительно. Она же не купюра, чью подлинность нужно определять!       Женя до боли прикусила губу, чтобы не ляпнуть лишнего. А вдруг из-за её молчания разговор сойдёт на нет? В тишине под его весом скрипнул стул. В голове что-то щёлкнуло, призывая девчонку к незамедлительной обороне. — Не хочу. — Жень. — Она резко обернулась. Турбо оказался совсем близко. — Ещё шпана меня не оценивала! А дальше что? Я вашу сраную систему знаю. Может, мне Марату потом тапочки в зубах принести?! — Валера глянул на неё исподлобья. Женя с трудом выдерживала этот взгляд, но глаза не отводила. Она была уверена в своей правоте, а потому сказала всё, что было на сердце: — Мне насрать на контору и её правила, ясно? — пацан подошёл вплотную. — Не пойду, — твёрдо заявила девчонка.       Когда его рука поднялась на уровень её лица, Женя рефлекторно зажмурилась. Любовь любовью, а страх перед болью никуда не делся. Однако пальцы лишь мягко заправили прядь растрёпанных волос за ухо. Она удивлённо посмотрела на пацана. Второй рукой Валера ласково обнял её за плечи. Как же быстро билось его сердце… Он обречённо вздохнул и опёрся подбородком о её макушку. — Я сам не хочу тебя туда вести. Но, Растрёп, мне это нужно. Не сделаю, пацаны морду начистят. — За что?! — Подумают, что с тобой что-то не так, раз ссу тебя показывать. Ну, или что плюю на правила. У нас за такое пи́здят. — Её молчание вселило надежду. — Не обязательно торчать с ними или наведываться на поклон. И из-за Марата не волнуйся. — Он может меня подставить. Сболтнёт какую-нибудь херню, и ему поверят. — Я буду верить тебе. — Даже если у него будут доказательства? — Обещаю верить тебе, — настойчиво повторил пацан. Жене понадобилось время, чтобы обнять в ответ. Смотрины всё ещё ущемляли её эго, но перспектива расправы с Валерой загасила пламя упрямства. — Чёрт с тобой. В среду, значит в среду.       Согласие неприятно обожгло изнутри, не успев слететь с губ. Она переступила через себя. Да, ради Валеры, но всё же переступила. Поставила его нужды выше своих. Позже этот вечер ещё не раз всплывёт в памяти огромным облаком сожаления.       Но это будет потом. А сейчас девчонка пыталась оправдать своё решение пониманием. Взрослые же объясняли, что такое любовь… Значит, так правильно. В какой-то мере даже благородно. Только от этой мысли, равно как и от поцелуев пацана, ей было тяжело. — Я пойду, — Женя отвернулась к плите. Не хотела, чтобы он заметил её испортившееся настроение. — А чё так? — Не хочу по темноте шататься. — Аргумент показался ей слабым, потому она торопливо добавила: — Я сама дойду! Мало ли, кому взбредёт с тобой языками сцепиться. — Так оставайся. — Девчонка нервно усмехнулась. — На коврике мне постелишь?       Вдруг он преградил Жене путь, опершись обеими руками на столешницу. Девчонка замерла. Внутри всё онемело от напряжения. — У меня под боком. Устроит? — шепнул он.       Хотела бы она спать с ним в обнимку? Да. Хотела бы она спать с ним? Не сейчас. И, может, не в этом месяце. Слишком щепетильная тема, не терпящая спонтанности. — Если не приду домой, маман сума сойдёт. — Я тебя завтра отмажу. — Нет уж. — Строго сказала девчонка. Она впопыхах принялась доделывать ужин. — Мне надо морально подготовиться к встрече с твоими пацанами. Да и родители могут заинтересоваться, с кем я постоянно гуляю. — Я же сказал, проблем не будет. — Тебе верю. А пацанам — нет. Пока нет.       По его недовольному лицу было заметно, что слова задели за живое. Пацан ушёл с кухни, оставив гостью. Как вовремя он это сделал. Женя нуждалась в пространстве. Воздухе. Пока она не знала, насколько правильны её действия. По опыту, основывающимся на наблюдениях за отношениями родителей, всё казалось нормальным. Скоро небольшая перебранка забудется, и они продолжат жить как жили. Разговаривать, смеяться, целоваться. Главное не поднимать острую тему.       Валера подкрепил её уверенность разрезанной по середине фотографией из фотобудки. — Ну вот… — смущённо буркнула Женя. — Фотки попортил. — Здрасьте. Она такая же моя, как и твоя. Всё поровну, — он протянул ей первые два кадра.       Женя поджала губы, пряча фотографию в карман. Его честный, донельзя милый ответ разогнал гущу тревог. Девчонка поцеловала пацана и, оживившись, поспешила домой. Валера не стал её задерживать. Сил на мысли о произошедшем и грядущем не было. К счастью, как только пацан оказался в горизонтальном положении, его сморил сон.       Следующие несколько дней прошли на удивление тихо. Он постепенно готовил Женю к смотринам, рассказывал тонкости общения с пацанами, терпеливо игнорировал её язвительные шуточки и помогал справляться с приступами паники. Однако в его действиях было мало благородства и любви. Валера до тошноты боялся предстоящей встречи. Как отреагируют? А если её спровоцируют и реально придётся выбирать чью-то сторону? Сильнее этих вопросов напрягало само их наличие. Турбо старался усидеть на двух стульях, за что и расплачивался своими нервами.       Никогда прежде такие вещи его не заботили. Бабы либо сами искали его расположения и заранее выведывали все правила, либо сливались на стадии первого поцелуя. Здесь же всё в разы сложнее. Она сложнее. Своевольная, рациональная, горделивая, доверчивая. Всё, во что Валера влюбился без памяти, сейчас ощущалось бременем. Он сам себя извёл настолько, что стал сомневаться не только в необходимости смотрин, но и в отношениях с девчонкой. Всё же было хорошо. Ну да, ныкались, как крысы. Зато это было единственной причиной для возможного наказания.       Из-за этих мыслей Валера перестал подходить к зеркалу. Тошно смотреть в глаза ссыкливого труса. Предать любимую из-за страха… Жалкий ублюдок. Ему было стыдно даже просто держать в руках её фотографию. Но по иронии судьбы, именно она вернула пацану ощущение почвы под ногами. Каждый раз глядя на их поцелуй, Валера вспоминал пережитое рядом с Женей счастье. Оно текло по венам, проникало в каждую клеточку сердца, наполняло его смелостью. Они точно со всем справятся.       К удивлению, день, которого Турбо так боялся, пролетел незаметно. Несмотря на положительный исход, пацан не позволил себе расслабиться. Но на следующий день всё было тихо. И через неделю тоже. Валера лишь успевал хлопать глазами, пока Женя методично влюбляла в себя пацанских баб. Со стороны не было видно её усердия. Девчонка как-то легко и играючи вошла в его окружение. Молчала, когда говорили пацаны, но не отмалчивалась, если требовалось высказать свою точку зрения. Вступала в разговоры с девчонками, будто дружила с каждой из них много лет. Шутила, подбадривала, слушала и совершенно искренне помогала. Но что особенно радовало Валеру — знала своё место. Он не обращал внимания на её напряжённое дыхание и расковыренные в кровь заусенцы. Да и был ли смысл искать что-то неладное в ситуации, полностью его устраивавшей?       Трёх недель хватило, чтобы бесповоротно очаровать девчонок. Вскоре их отношение воздушно-капельным путём заразило пацанов. Они не выделяли Женю, хотя Валера замечал одобрительные взгляды своих одноконторцев. Были и те, кто не жаловал новенькую. Что их конкретно бесило — непонятно. Но они не лезли на рожон. Сраться с бабой не хотелось равно как и портить отношения с Зимой и Турбо. Пока не позорит контору, пусть остаётся. И Валеру этот расклад вполне устраивал.       Роза уже час курила в открытую форточку своего москвича. Лёд голубых глаз впился в окна квартиры на втором этаже. Подниматься не хотелось так же сильно, как и признавать причину своего нежелания. Роза достала ещё одну сигарету, недовольно хмыкнула. Ей ужасно хотелось спрятаться от постоянных разговоров с людьми в своей квартире. Перепалки, обвинения, молчаливые бойкоты. Она отвыкла от этого, и вот опять!       Вдруг нахмуренные брови округлились от удивления. Роза точно помнила разговор брата и Жени накануне. Речка, подружка, ночёвка. Так какого хрена она сейчас вбежала во двор под ручку с Туркиным-младшим? Радостно-взволнованная улыбка на лице племянницы и довольство во взгляде Валеры расставили всё на свои места. Может, Розе и не хватало нескольких деталей для полноты картины, но сюжет ясен — девчонка по уши вляпалась в пацана. — Дура… — Роза скривилась, увидев их быстрый поцелуй.       Влезать в отношения она не собиралась, а потому, затаившись, прикрыла уставшие глаза. Что ж, если девке так хочется хлебнуть горя — не её забота. Взрослая уже, должна быть башка на плечах. Да и на что ей родители?! Пускай сами следят за своим чадом!       Время шло. Лишь на второй неделе Роза поняла, что в квартире слишком тихо. Столь долгожданное спокойствие не принесло ожидаемой радости. Наоборот, чертовски насторожило. Присмотревшись к родне, женщина поняла — в семье огромные проблемы.       Анна Львовна заботам о дочери и муже теперь предпочитала светскую жизнь в театрах, кино и гостях. С Женей она говорила исключительно упрёками и колкими замечаниями по типу: — Причешись. Ходишь как лохудра.       Куда она пойдёт с такими растрёпанными волосами, надолго ли, с кем именно, поела ли она сегодня — без разницы. Ни одного вопроса. Лишь изредка вечером Анна Львовна заглядывала в комнату дочери и, убедившись, что та на месте, уходила. Александр Петрович не удостаивался даже этого. Более того, казалось, что пустая постель теперь нравилась женщине гораздо больше.       Коновалова такое положение дел устраивало. Собирать по кускам конторских пацанов, склонившись над операционным столом, было интереснее бесконечных выяснений отношений. Дома сил хватало лишь на заготовленные вопросы «Как день-что нового-поедим?», скорый ужин и короткий сон. Потом опять на работу. Домой. Ужин. Сон. На работу. Роза отлично понимала брата. После смерти мужа такой ударный режим был единственным способом не сойти с ума. Но от чего именно искал спасение Александр Петрович — неясно.       А Женя цвела. Дом, бывший некогда её крепостью, стал темницей. В нём она томилась долгие часы до утра, чтобы с рассветом сбежать. Роза надеялась, что ей просто кажется и лишь из-за работы она не замечает, как Женя забегает домой поесть или почитать в своей комнате. Чтобы проверить догадку, она даже купила любимые пирожные племянницы. Но те остались нетронутыми ни в этот, ни на следующий день. До пугающего очевидно.       Дни складывались в недели. На учебники по физике вуалью опустилась пыль. Не плотная, но уже достаточно заметная. Чистый стол. Пустые тетради. Нетронутые карандаши и ручки. Всё пало жертвой светлой любви.       Любившему единожды несложно понять влюблённого. И, признаться честно, отдай девчонка своё сердце кому-то другому, Роза бы лишь пожелала им счастья. Но даже мимолётной мысли о Туркине было достаточно, чтобы внутри всё сжалось от страха и ненависти. Судить ребёнка по поступкам отца — низко. Но боль в груди по прошествии многих лет не давала о себе забыть. И с каждым днём становилась всё сильнее, ведь во дворе звенел его смех. От волос Жени пахло его квартирой. Воспоминания обрушивались на женщину волной острых иголок.       И вот в одно воскресенье переживания достигли апогея. Взбеленившиеся эмоции не позволили уснуть. Роза мерила шагами спальню, пыталась успокоить себя чтением и ромашковым чаем. И вот, выйдя из комнаты за очередной чашкой, она заметила, что в прихожей нет Жениных кроссовок. Всё внутри напряглось. Где может быть подросток в половину четвёртого утра?       Роза стремглав направилась в комнату племянницы. Нет, это какой-то бред! Женя наверняка спит у себя в постели, а кроссовки… Постирала. Оставила проветриваться на балконе. Уснула прямо в них! Одно предположение смехотворнее другого, но это всё, что ей оставалось. Ведь правда, в которой девчонка была не пойми где, отзывалась страхом.       Комната встретила женщину ледяным спокойствием. Постель не тронута. Ни намёка на присутствие девчонки. Но желание оправдать её было настолько сильным, что Роза начала ходить из стороны в сторону, ища… хоть что-то, оправдывающее Женино отсутствие. Нет, она не боялась подросткового бунта с побегами из дома. За год жизни под одной крышей Роза успела узнать характер маленькой родственницы. И это знание дало ответ на волнующий вопрос. Только замечать его упрямо не хотелось. Реальность была слишком жестока. Роза заметила маленький уголок фотографии, притаившейся за портретом Петра Александровича. Сердце бешено колотилось в груди. Разум умолял остановиться и не рушить спасительное неведение. Но грубые пальцы аккуратно отодвинули стекло книжной полки и достали спрятанную половину фотокарточки. Целующиеся подростки сияли от счастья.       Она содрогнулась. Перед глазами встала картина: Женька с ребёнком на руках да под ручку с новоиспечённым зятьком стоит на пороге и по-дурацки улыбается. Молодёжь торжественно топает в её комнату, а за ними в квартиру вваливается папаша горе-жениха и заплетающимся от водки языком мямлит поздравления.       В тишине раздался громкий шлепок. Болезненной пощёчиной Роза привела себя в чувства. Нет, племянница не настолько глупа. Да и понятия морали, вбитые дедом, не могли бесследно исчезнуть. С другой стороны, ей известно, как можно переделать себя в угоду любви.       Оставалось лишь одно. Изменить Женины чувства к мальчишке не в её власти, зато показать, к чему всё это может привести, — вполне. Ведомая благими намерениями, Роза зашла в свою комнату и достала припрятанный в шкафу фотоальбом. Сердце сжалось. По прошествии стольких лет он ощущался в руках по-новому. Ношей… Рана, не напоминавшая о себе долгие месяцы, болезненно заныла. Но раз уж решила…       Заварив крепкий кофе и вооружившись пачкой сигарет, Роза оккупировала кухню. Тиканье часов отдавалось пульсацией головной боли, и с каждой минутой затея казалась ей всё более абсурдной. Да ещё так сильно клонило в сон… К счастью, вскоре в замочной скважине скрипнул ключ.       Тётя была права далеко не во всём. Любовь действительно кружила голову, согревала душу. Но куда чаще Женя из-за неё страдала. Наслаждаться подарком судьбы можно было в строго отведённое время за закрытыми дверьми. Ради нескольких часов счастья приходилось тратить уйму времени на соблюдение абсурдных уличных правил. Многие обещания Турбо канули в Лету. Так, например, ей каждый день приходилось участвовать в разговорах с пацанскими девками, придумывать отговорки, чтобы раньше уйти домой, и постоянно держать лицо. Перед кем и зачем — Женя не знала. Но она всегда должна была помнить о том, что её молодой человек — пацан. Хочешь не хочешь, а соответствовать придётся. Всё это безумно давило. Ей хватило нескольких дней, чтобы ощутить пропасть между ней и уличными ребятами. Неплохие по своей сути, они были круглыми невеждами. Пацанов интересовали исключительно драки и как лучше к ним подготовиться. Пока старшие становились быстрее, выше, сильнее, младшие выясняли слабости других контор. Бабы не лучше. Поверхностные, слегка высокомерные из-за своего статуса. Для каждой её пацан был центром мироздания. Мечтой, опорой и надеждой на светлое будущее. Говорить о работе, учёбе и планах на жизнь было не принято. Женя как-то заикнулась о своём увлечении физикой, на что получила десять пар удивлённых глаз. Лишь девушка Зимы, Любовь, чуть прищурилась. И, возможно, Жене хочется принимать желаемое за действительность, но на долю секунды она увидела в её глазах интерес. А может, и одобрение.       Несмотря на правильное воспитание, Женя чувствовала себя выше их всех. Её тошнило от собственного статуса, людской глупости, невоспитанности, но больше всего от абсурдных правил. Ей, как оказалось, нельзя здороваться с пацанами из других контор, даже если они её одноклассники, пропускать общие сборы и игнорировать универсамовских. Как сказал Зима: «Мы — твоя новая семья». Тогда она лишь тихо рассмеялась, за что Турбо получил от друга ощутимый удар в плечо. — Такие правила, — сквозь зубы прошипел пацан.       Женя задыхалась от этой жестокости. Если бы не помощь Вахита и Валеры, и вовсе сошла бы с ума. Их наставления и предупреждения в совокупности с Жениным усердием помогли девчонке стать «своей» в кратчайшие сроки. Радости, впрочем, от этого она не испытывала.       Но у всего была и приятная сторона. Словно в награду за старания, каждый день заканчивался обязательным посещением Валериной квартиры. Там Женя понимала, ради чего так старается. За закрытыми дверьми её хулиган превращался в уступчивого, милого парня с заразительным смехом. Он купил (по крайней мере, так было сказано Жене) магнитофон, чтобы слушать её любимые кассеты. С энтузиазмом поддерживал её желание побороться и всегда проигрывал, порой нелепо поддаваясь. Но с особым трепетом и наслаждением Женя хваталась за рассказы Валеры о себе. Иногда пацан становился излишне сентиментальным и делился воспоминаниями о времени, где не было улицы. Маму он упоминал крайне редко, но без злости. Про отца совсем не говорил. Зато ему нравилось вспоминать школу. Женя закрывала глаза и следовала за его рассказом, как за музыкой. В её фантазиях они учились в параллельных классах, изредка встречались на дискотеках, играли в снежки и ездили в походы. Обязательно с гитарами и запечённой в костре картошкой. В несуществующем мире их история также началась с незначительной перепалки. А потом они повзрослели, поступили в разные институты и встретились благодаря школьным друзьям. Женя знала, что вне зависимости от обстоятельств вверила бы ему своё сердце на безвозмездной основе. И Валера бы его принял всё с той же широкой улыбкой. Как было бы чудесно…       Всему на свете суждено закончиться. Так и её фантазия, превратившись в глубокий спокойный сон, прервалась от ощущения тяжести на талии. С трудом разлепив сонные глаза, Женя ужаснулась. По стене его комнаты растекались яркие солнечные лучи. Голова гудела из-за недосыпа. И в других обстоятельствах она бы осталась в тёплых руках спать дальше. Девчонка вскочила, выбежала в коридор и, наспех натянув кроссовки, выбежала прочь. Отдалённо она услышала недовольное мычание Турбо, но сейчас совсем не до разговоров. Все объяснения потом.       Женя мчалась по пустым улицам города, придумывая отговорки на случай, если родители среди ночи заметили её пропажу. Если же нет, можно косить под дурочку, настаивая на утренней пробежке.       Когда дверь закрылась, Женя прислушалась. Тишина… Её сердце сжалось в робкой надежде. Шаг, другой. Ещё мгновение, она юркнет в комнату и… — Иди-ка сюда. — От немигающего взгляда тётки все внутренности скрутило. Во рту появился гадкий кислый привкус, будто вот-вот стошнит. Еле шевелящимся языком Женя промямлила: — Я б-бегала… — Родителям будешь в уши лить. Сядь.       Коленки дрожали так, что она не могла нормально идти. Голос тётки звенел как у глашатая, объявляющего начало казни. Женя, стараясь не встречаться с ней взглядами, рухнула на стул. — А-а п-папа и м-м-м… — Саша на смене, Аня… без понятия.       Роза тяжело вздохнула и принялась заваривать чай. Состояние девчонки совсем не радовало. Не дай боже ещё удар хватит. Женя старалась глубоко дышать, чтобы сосредоточиться и понять, что от неё хотят. Широко открытые глаза впились в гладкую обложку альбома. Непонимание пугало лишь сильнее. Словно услышав её мысли, Роза сказала: — Я забуду о твоей вылазке, если молча меня послушаешь. Договорились? — Женя судорожно закивала. — То-то же. Какие уж сделаешь выводы, не знаю, но моя совесть будет чиста.       Она поставила перед Женей чашку, села напротив и, закурив сигарету, взяла альбом. Обжигающие воспоминания накрыли с новой силой. Но надо. Ради этой маленькой дурёхи надо. — Тебе дед рассказывал, почему я в Казани? — Он мало п-п-про тебя г-говорил. — Справедливо.       В сонной тишине зашелестели страницы. Жене стоило немалых усилий, чтобы прийти в себя и сосредоточить внимание на рассказе. Она мельком глянула на Розу. Не похоже, что она злится или задумала что-то плохое. Девчонка сделала несколько медленных глубоких вздохов. Наконец мысли, метавшиеся в агонии, прояснились.       Женя принялась с интересом рассматривать людей на чёрно-белых снимках. Посиделки с гитарами, частые (судя по вклеенным билетам) походы в театры и на балет, танцы босиком под открытым небом. Каждая страница была заполнена воспоминаниями.       Лишь спустя несколько минут Женя с удивлением узнала в одной из девушек свою тётю. Внутри что-то болезненно сжалось. Судя по датам в уголках страниц, прошло около двадцати лет. Но почему тётя, которой нет и сорока пяти, выглядит почти на шестьдесят? Куда пропали роскошные длинные кудри, благородная томная улыбка, платья? Сердце подсказывало, что за такими разительными переменами стоит по меньшей мере трагедия…       Вдруг Роза ткнула пальцем на молодого человека из компании. Кудрявая макушка, широченная улыбка… У Жени перехватило дыхание. — Узнаёшь?       Было бы глупо притворяться, что она не узнала отца Валеры. Удивительное сходство. Настроение тёти не предвещало ничего хорошего, даже несмотря на то, что на фотографиях они стояли в обнимку. — Ты не помнишь моего мужа, да? — наконец спросила Роза, заметив изменения в лице девчонки. Женя отрицательно качнула головой. Тётя любезно указала на одну из фотографий. В мужчине на пленке не было ничего необычного. Щупленький, с большими глазами и смешными оттопыренными ушами. — Мы с Федей приезжали только раз, так что не удивительно. — Причём здесь дядя Лёша? — Уже дядя… — сдержать раздражённый смешок не удалось. — Мой муж дружил с ним с первого класса. — И? — Не перебивай, да? — Женя нехотя кивнула. Тётя медлила. Закурив, она указала на другую фотографию. На ней Федя как заворожённый смотрел на Розу. — Я его сразу заметила. Такой смешной, лопоухий. Да ещё и с меня ростом, господи боже! Робкий, гулянки не любил. Я сразу решила: мы не пара. Но он как-то вызвался меня провожать. Мы до дома не успели дойти, а я уже знала: хочу за него замуж. — Так не бывает. — Когда встречаешь своего человека, бывает. Для меня в тот вечер мир перевернулся. Все мои ухажёры, холёные московские студентики, и ногтя его не стоили. — Я правда не понимаю, к чему ты ведёшь. Может, расскажешь с начала? Или самую суть? — Суть… — по спине пробежал неприятный холодок. В привычно безжизненных глазах тёти Женя рассмотрела искры злости. — Туркин убил моего мужа. Как тебе такая суть? — Неправда! — взвизгнула девчонка, вскочив со своего места.       Её разрывало от злости и негодования. Да что за бред? Сама же показала фотки, где они все из себя друзья-приятели. И убил?! Да будь это правдой, он бы до сих пор сидел за решёткой! Но в тяжёлом, непоколебимом взгляде не было ни намёка на желание обмануть. Женя не верила тётке, но чувствовала, что узнать правду можно, только услышав историю целиком. Вдруг убийство — это метафора? — Расскажи всё с начала, — пересилив себя, Женя села на место. Она не сводила с Розы взгляд. Та лишь затянулась и, немного подумав, кивнула. — Перебивать не стану. — Вопросы не возбраняются, — она перелистнула на первую страницу. Песни, скудно накрытые столы в маленьких комнатах общежития, приталенные платья, расклешённые брюки. Бедное студенчество с живым интересом в глазах. — По окончании училища его распределили в Москву. Толковый был токарь, с людьми сходился без труда. Наверное, поэтому его и занесло в нашу компашку. — Зачем тогда сюда вернулся? Да ещё и с тобой? — Любили друг друга так сильно, что сбежали сюда из Москвы. Твой дед не дал бы нам жизни.       Роза моментально поняла свой просчет. Женя недовольно скривилась. Очевидно, слушать версию, в которой любимый дедушка представал в нелучшем свете, она не хотела. — Твой папа по молодости виртуозно играл на виолончели. Пальцы в кровь стирал на репетициях. Наверняка на левой руке шрамы остались. Ему пророчили большое будущее. Но твоему деду сохранить династию медиков было важнее счастья своего ребенка. Как только поняла это, забрала документы из меда и купила с Федей билет в один конец. — Дедушка любил свою семью! Он бы никогда… — Никогда, но даже на свадьбу ко мне не приехал, — вдруг перебила Роза. Женя отчётливо слышала в её голосе огромную обиду. Женщина сделала глубокий вдох, слегка размяла плечи. — Не важно. Это наши с ним дела. Тем более разговор про Туркина. Они с Федей за одной партой сидели от звонка до звонка.       Девчонка с большим интересом рассматривала фотографии со скромной свадьбы. Бракосочетание её родителей запомнилось пышным платьем, большими букетами и бесчисленным количеством гостей. Вспомнив об этом, Жене показалось, что самым счастливым человеком на тех фотографиях был дедушка. Родителей же украшали очень сдержанные улыбки. Здесь всё было с точностью наоборот. Молодые люди… искрились. Снимки были пропитаны счастьем. Девчонку до мурашек пробирал каждый взгляд Феди на свою невесту. Такие молодые и влюблённые… — По приезде он был первым, с кем меня познакомил муж. Я почувствовала, Туркин — трусливая крыса. Но я тогда была молодая. Думала, раз Федя с кем-то дружит, то и я должна. А спустя восемь лет с нашего переезда появились эти… — её лицо скривилось в отвращении, — пацаны. Пидорасы, возомнившие себя хер пойми кем. Крушили всё, до чего могли дотянуться, и даже не понимали, зачем это делают. Весело было. Сильными хотели себя почувствовать. А по факту — сброд. Ясное дело, Туркин, ничего из себя не представлявший, очень гордился своим пришивом. Я была на втором месяце, когда он попытался Федю затащить в контору. Они тогда страшно разругались. Федьке было не до того — всё делал, чтобы ребенку было где жить, что есть. Квартиру нам выбил, на повышение шёл. Может, это Лёху и взбесило. У него-то семья не сложилась. — Почему не сложилась? — едва слышно спросила Женя. — Ребёнка-то он заделал, женился, а мозгов не прибавилось. Получки пробухивал, остаток на контору спускал. У нас все на заводе знали, что дома он руки распускал. Его жёнушка ждать чуда не стала. — Роза, помедлив, перевернула очередную страницу. Она знала, что одна из фотографий поразит Женю. И правда. Девчонка наклонилась ближе, не веря своим глазам. Та же кухня. За тем же столом… Федя гладил кудрявые волосы шестилетнего мальчика, сидящего на коленях супруги. Новый год, сладкий подарок в маленьких ручках, нарядная одежда. Единственное, что не вписывалось в эту картину, — большой синяк на лице ребёнка. — Она его оставила под дверью, как котёнка. Валерка жил у нас ещё две недели, пока Федя искал его мамашу и пытался вывести Лёху из запоя. — Где она сейчас? — Женя, ведомая желанием утешить брошенного ребёнка, сама не заметила, как коснулась фотографии. На душе стало паршиво… — Кто ж её знает? Умотала в поисках лучшей жизни. — Несостыковка получается, — едва слышно сказала девушка. — Зачем убивать человека, которому можешь доверить своего ребёнка? — Ты удивишься, но некоторые люди любят деньги больше жизни. — девчонка посмотрела на тётку с недоверием. Но та лишь усмехнулась и добавила: — Напомню, ты из-за этого в Казань переехала. Всё-всё, извини. А Лёха… У пацанов свои нормы морали, — безоговорочная правда. Нескольких недель бок о бок с универсамовскими хватило, чтобы это усвоить. Девчонка не могла дышать из-за вставшего в горле кома. Где-то в глубине души она понимала, что при всей своей доброте и нежности, Валера всё ещё пацан. Возможно ли, что и он когда-нибудь… — Лёха знал, что на заводе получка. Знал, какими дворами мы ходим… — Если парень провожает девчонку, его не тронут! — крикнула Женя, стараясь перебить поток собственных предположений. — Если пацан провожает, — с нажимом поправила Роза. Её голос дрогнул: — Я… их двоих в тот вечер потеряла. А эта мразь живёт до сих пор. Забил друга из-за надбавки в двадцать рублей, и всё равно живёт.       Беспросветное отчаяние. Тяжёлые слёзы. Всхлипы, которые ей не удавалось сдержать. Женя не могла описать всю глубину своих сожалений и стыда. Голова гудела от всего услышанного. Самым тяжёлым для девчонки оказалось непонимание. Кто прав, кто виноват, на чьей стороне остаться и есть ли эти стороны. — Почему его не посадили? — Не смогли доказать вину. — Роза растерялась, не понимая, из-за чего именно плачет девочка. История не из лёгких, но она не думала, что Женя настолько впечатлится. Женщина накрыла ладонь племянницы своей. — Я очень хочу ошибиться насчёт Валерки. Но однажды я поплатилась за игнорирование хренового предчувствия. — Где… почему дедушка не помог? Почему не забрал в Москву? Почему никто ничего не сделал?! — Что я говорила про династию? Мой брак стал для него предательством. А у офицеров с предателями разговор короткий. — Женя зажмурилась, обхватив голову руками. — Дедушка так поступить не мог! И Валера. Он не такой… Они же… Я их знаю. Я точно знаю. Они такого не могли… — она всё судорожно всхлипывала, повторяя слова, точно мантру.       Роза не настаивала на своей правоте. История рассказана, но поможет ли она — пока не ясно. Главное, что получилось дать племяннице пищу для размышлений. В груди медленно разрасталась гордость. Ведь, несмотря на влюблённость, Женя ещё не утратила способность сочувствовать и анализировать. Женщина залпом допила кофе и, вздохнув, захлопнула альбом. Громкий звук выдернул Женю из оцепенения. — Ты запомни, людей не переделать. — Дети — не их родители. — Тоже верно. Но дети — плод воспитания. Валерка наверняка хоккей любит, — заплаканные, полные горечи глаза моментально опустились вниз. Правда… — И столовой ложкой ест сгущёнку прямо из банки. Так вкуснее. — Последнее предложение было похоже на слова Турбо вплоть до интонации. — Лёшка всегда так говорил. — Это совпадение. — Нельзя быть настолько наивной, — сказала тётка, прикуривая очередную сигарету. — Ты не думай, людей не переделать, — женщина хрипло рассмеялась, с жалостью глядя на племянницу. — Я Туркина знаю как облупленного. Говно человек, и сынок его такой же. Даже хуже. А ты девка хорошая. Добрая. Не ищи в этом уроде того, чего нет. — Он не урод! — Надеюсь, Геш. Надеюсь.       Огромное количество информации, свалившееся на неё вкупе с недосыпом, отозвалось тупой болью в голове. Бледность щёк и пустой, практически неживой взгляд дали Розе понять — нужно заканчивать. — Я не стану лезть в ваши отношения. Сама думай, что для тебя лучше, — она чуть наклонилась и мягко, почти ласково, добавила: — Если понадобится моя помощь, не бойся попросить. Хорошо? — растрёпанная макушка кивнула безвольным болванчиком. — Иди спать. Родителям я ничего не скажу.       Повторять дважды не пришлось.