Вороной

Эй, рыцари с низин, вы тут Забрались в дебри гор, Не ведая о том, что ждут Вас гибель и позор. Не будет вам пути назад, Покайтесь-ка в грехах: Вы попадете прямо в ад, Затеяв бой в горах. — И больше никаких драк. Договорились. – кинул римлян, снимая и прижимаю к себе свой холодный шлем. С уверенностью он схватил руку Джедидайя, крепко пожимая её. Их диорамы давно уже не дрались. С трудом удавалось поднимать уставший народ. Но они не останавливались. Они будто ненавидели друг друга, но прикончить и не пытались. Все это была как-будто нелепая игра, в которую они себя затянули, с каждым днем уменьшая удары и больше разговаривая. Но на следующий день Джедидайя нарушил договор. Набросился на полководца без слов с кулаками, но за то с безболезненными ударами. Точнее, было видно, как он старался из-за всех сил бить мягче. — Ты что... Ты что блять творишь? ! – Живя долгое время среди "гигантов", невозможно было не научится такими словечками. Мигом стряхивая с себя ковбоя, Октавиус встал на ноги, гордо отряхивая хитон без доспехов от пыли. – Грязный лжец. Варвар, вот ты кто. Тут встал Джедидайя, подходя к другу и хватая на этот раз его за шиворот. — Изменишь своим принципам и не ударишь? — Слушай, а ты напился пожалуй.- Октавиус, аккуратно отстраняя Джедидайя от себя, принюхался. — Нет! – Завизжал ковбой, на этот раз отпрыгивая сам. Римлян покачал головой. — И в правду. Октавиус опустил глаза. Как бы ему хотелось, что бы Джедидайя действительно сейчас был пьян. Пьян, и поэтому творил все это. Но тут он вздрогнул, почувствовав на себе слишком пристальный взгляд мужчины. Мужчины, который в добавок ехидно улыбался. Улыбался, расширяя эту нелепую улыбку ещё, когда не хотя полководец поднял глаза, так же улыбаясь. Их глаза встретились. И у обоих в этот момент в очах вспыхнул огонь, заставляющий обоих наброситься друг на друга. От чего тто ему было хорошо. От чего-то, что прикрывало боль в щеках. Вдруг мужчина поймал себя на мысли, что ему нравится факт того, что Джедидайя находятся на его бедрах. Уловив небольшое возбуждение, Октавиус согнулся в животе, кашля. Не ожидав именно таких действий, ковбой сначала похлопал в удивлении глазами, а потом заугарал над "другом". — А ты чего так? — он добродушно похлопал рукой по плечу друга. – Уж не от моих ударов ли? — Не такой ты и сильный, Джедидайя, хочу сказать я тебе. Поэтому, думаю, что мы сможем по твоей воли продолжить без ущерба мне... Но больше ковбой не нежничал. Это был вызов, который он принял. На следующий день щеки Римляна так покраснели, что пришлось закрыться в шатре и не приглашать даже верного оруженосца. *** — А откуда у тебя такой вообще хороший вороной, а? — Ты про что? — ковбой построил удивлённые глазки, крутя в пальцах только что опустевший стакан с виски. Был вечер, когда римлян перебрался на сторону Дикого Запада. Прошёл месяц с того момента, как они продолжили драться каждый день, но без ненависти друг к другу. Было вообще трудно усидеть ночью, когда на "свободе" происходило все самое интересное. И все таки на этот раз, встретив Джедидайя, Октавиус решил сам пригласить его в салун. Единственный небольшой салун, в котором работал неуклюже слепленный немец. — Не строй из себя дурака! Я о той лошадке, которая появилась у тебя резко в табуне... Она некрасивая, и не сравнится ни с одной римской лошадью в прекрасности, но я видел её крепкие ноги и мощную шею... — О, этого мустанга поймала Мисс Джонсон и продала мне его за семь долларов. — Семь долларов? ! О боги. Я отдал бы за неё все двадцать. И не важно где бы я их нашел. Такие лошади – большая редкость. Наверное привезли новый экспонат и она сбежала от туда. — Не продается. — Уже серьёзно ответил ковбой, подливая себе и другу хорошего виски. — Лошадка действительно хороша. И мне нужнее. — Как только мисс Джонсон могла упустить такую лошадь? Не пойму. Ты её хорошо знаешь, ну-ка, объясни мне. Она вроде как мексиканка и любит кататься верхом. Я видел, как чудесно эта женщина владеет лассо. — Она больше не сможет ездить. По какой-то причине у неё отказала правая нога. Она ни кому не говорит об этом. — Сейчас Джедидайя поставил стакан особенно громко, от чего римлян вздрогнул и закусил нижнюю губу. — Она тебе нравится? — Мисс Джонсон?! Ковбой приподнял бровь, с непониманием глядя на Октавиуса. Тот тем временем покраснел. Нет, не то чтобы Джедидайя часто говорил о ней, но при каждом упоминании этой молодой мексиканки, друг всегда начинал прислушиваться, а рассказывал сам о ней с восхищением. — О, черт тебя побери! Нет–нет. Ты мне никогда таких вопросов не задавал. Да и если бы, то тебя я рассказал в первую очередь... – Он замялся, отводя взгляд в сторону. Самое обидное то, что никто задавал вопросы тот человек, которого он больше всего любит. Октавиус, хоть и не был прекрасен как милые дамы в длинных и дорогих платьях, но был мил ему. А еще с каждым разом он становился как настоящих полководец, а не только его фигуркой. Он мог вести за собой людей. Его фразы и поднятие духа поимели смысл. Он больше не был трусом, как когда-то. Поэтому с каждым днем ковбой ощущал к своему другу что-то большее. И с одной стороны ковбоя это радовало. А с другой, когда рядом с ним сердце особо ныло, становилось уже не так хорошо. — А хочешь я тебе вблизи покажу Мустанга? И прокатиться даже дам. — Не врешь? ! — Октавиус даже немного приподнялся, со скрипом отодвигая стул. — Да зуб даю. Вижу, что своим предложением я тебя заинтересовал. Ну раз так, то я уверен, что ты не откажешь проведать мустанга хоть сейчас. *** Вороной был прекрасен по своему. И был крепким. Очень крепким. То, что нужно Октавиусу. Будто специально гиганты слепили большинство лошадей римлян не такими сильными. Не такими хорошенькими. Он сводил взгляда со стороны, где ржали кони. Не слушая больше друга, полководец теперь только кивал, прислушиваясь только к звукам в табуне. Но тут перед мужчиной пощелкали пальцами и заставили прийти в себя. Октавиус вытаращил от удивления глаза, облокачиваясь назад, на спинку стула. Через небольшой на улице круглый стол, разделяющих их, протянулся Джедидайя, облокачиваясь только об ладонь, дабы не упасть. — Эй, я же вижу, что ты не слушаешь. Что занимает твои мысли? Перед глазами полководца сначала предстала голая шея Джедидайя, а потом взгляд пришлось поднять на его недовольную физиономию, и, сжавшись, нелепо заулыбаться и закивать. — А, да. Хороший вороной. Как назовешь? — Ну только что говорил! *** В прочем, пришлось все таки прислушаться к разговору. Ковбоя больше злить не хотелось. Тем более, у Октавиуса уже появился план. План, который даже не хотелось обдумывать. Он был таким подлым. Таким не правильным. В него входило сначала кража мустанга, потом наконец уже перестать жаться как девчонка и засосать ковбоя, но эта идея быстро откинулась. Правда возвращалась она снова и снова. Римлян уже бежал от неё. Нет, нельзя было так просто... Он же ведь даже был просто статуей Римляна! Был, зная, что вообще-то многие греки и римляне любили брать себе в постель юношей. Но откуда же кого-то может взять Октавиус? Тем более любовь была первая. Он же не всегда жил. Не жил как люди целыми днями, а оживал только по ночам. И раз давалось так мало времени, то какая речь могла идти о любви? Хотя, как бы это не было странно, это чувство нельзя было не отличить от чего-то ещё. Даже для восковой фигурки трудностей это составляло мало. Но что же входило в основные занятия? Бой с ковбоем. Но теперь, когда у них было с каждым разом все меньше боёв, то Джедидайя стал практиковаться во сне. Либо уходил куда-то. Например, в салун, где мой повеселиться уже с дамами, заставляя Октавиуса ещё больше ревновать. Ночую у дома знакомого было тихо. Так тихо, что было слышно, как лошади ходят. Это было на руку Римляну. Убеждённый тем, что никого нет дома, он с лёгкостью пробрался к загону с лошадьми. Перед глазами уже мелькал желанный объект. Его чёрная грива развивалась на лёгком и теплом ветерке. Заворожившись, Октавиус замер на террасе. И даже не сразу очнулся, когда к его горлу представили холодное лезвие, заставляющие тихо пискнуть. — Я так и знал... Резко римляна отпустили, пихая в спину. Конечно, совсем расслабившись, он упал лицом в пол, но тут же перевернулся на спину. Вглядываться в лицо не пришлось. Он сразу узнал лицо Джедидайя. — Я так и знал. Ты. Грязный. Вор. Чего-чего, а именно от тебя такого ожидать было трудно. Серьезно, я думал, что мы друзья! Я даже стыдился, что так очевидно тебя подозревал. Мне было стыдно, что я ждал тебя. Стыдно от мысли, что ты даже можешь подумать о таком. Серьезно, Октавиус? ! Римлян, ещё больше приахуевшись от того, что ковбой с лёгкостью выговорил его имя, сам не ожидая от себя того, быстро нашел что ответить. Джедидайя наклонился над полководцем, уже сжимая руки в кулак, как прислушался. — Вообще-то ты прав. Я грязный подлец. И пусть уж я в твоих глазах буду ещё ужаснее. Пусть. Но это не единственное зачем я сюда пришёл. Ковбой, как обычно, когда ничего не понимал, приподнимал бровь не моргая. В этот момент было даже трудно подумать, что Октавиус схватить его за шиворот, притягивает к себе для неудобного поцелуй, который ковбой сразу порвал. — Сука! Решил теперь играть с моими чувствами, что бы отвести все внимание от себя! ? Ну знай, что так просто тебе это с рук не сойдет! Начался новый бой. Только именно этот мой отличался от всех тех, которые были раньше. Каждый из них старался оказать верх, целуя своего партнера и стараясь проникнуться языком. Наконец первым сдался Октавиус, решая этим дать понять, что ни капли не врал. Просто его слова в такой момент слишком хорошо походили на ложь. Ковбой неуверенно немного отвернул голову. — Что? — Что? — прошипел Джедидайя.– Так ты не наврал, ужасный подлец? Но ты все равно ужасен. Римлян только слегка улыбался всем этим словам, все больше и больше раздражая ковбоя. В конце концов тот так же расслабился, глядя в чёрные глаза своего друга. Вдруг пришлось сначала недовольно замычать и забить ногами, когда, заметив беззащитность Джедидайя, полководец решил воспользоваться шансон. Но вскоре мужчина уже сжимал хитон того, и мыча в поцелуй с удовольствием. Пока римлян дал себе и партнеру отдышаться, в добавок стягивая с того жакет, ковбой прошипел: — Сволочь. Он твой.