Любовь с риском для жизни

      За спиной на все лады гремела чужая речь.       Чонгук не силён в лингвистике языков среднеазиатских народов, но нутро подсказывало, что это вряд ли были дифирамбы его храбрости. Проклятые берцы без конца вязли в грязи и цеплялись за ветви поваленных деревьев, но страх и безысходность неукротимо гнали омегу вперёд. Нужно было послушать Хангёля, когда тот предлагал уйти, а не упорствовать ради пары минут информации на плёнке — тогда напарник точно остался бы жив. А теперь Чонгук пытался унести ноги от такой же неминуемой участи, и смерть друга останется на его совести.       Это Гёль должен был выжить — не Гук.       Где-то позади раздалась ещё одна автоматная очередь, заставившая сердце омеги гулко ухнуть в груди и на мгновение замереть от леденящего душу ужаса. Уши заложило, и единственное, что Чонгук слышал — это пульсация крови; бум-бум-бум — каждый удар словно вторил выстрелам за спиной, ещё сильнее подгоняя парня и заставляя выкладываться на полную. В голове на мгновение мелькнула мысль о том, что нужно будет придушить тренера по фитнесу, который уверял, что он в отличной физической форме. По итогу, когда потребовалось спасать свою жизнь в прямом смысле этого слова, Чонгук держался лишь на том, что бег — это единственный способ вернуться домой и не дать смерти Хангёля стать напрасной.       Иначе его муж и двое детей никогда не узнают, что с ним случилось.       Лёгкие горели огнём и требовали остановиться хотя бы ненадолго и дать перевести дух, но омега упрямо стискивал зубы. Мотивировала ещё и флешка, которую Чонгук успел вытащить из камеры друга до того, как его начали преследовать. Адреналин гнал вперёд, но он почувствовал, как через пару метров к бунту лёгких подключились ещё и одеревеневшие ноги, и кубарем полетел на землю, зацепившись носком ботинка за корягу. Гук пытался не кричать, когда что-то острое вонзилось в плечо, а самого по инерции понесло к подножию небольшого склона. Дрожащей рукой омега потянулся к ране, но вытащить торчащий оттуда сучок так и не решился — иначе точно потеряет сознание, которое и так уже готово его оставить.       Голоса раздавались всё ближе. Вдоль позвоночника пронёсся табун ледяных мурашек, а мозг лихорадочно пытался сообразить, куда спрятаться в лесу, где нет ничего, кроме деревьев. Передвигаясь ползком и игнорируя пульсирующую боль в плече, Чонгук пытался отыскать хоть что-то, что сможет спасти ему жизнь. Внезапно глаза зацепились за небольшое углубление в корнях дуба, которое было маловато для того, чтобы спрятаться там целиком, но это единственное убежище.       За неимением других вариантов флешку пришлось зажать зубами, после чего Чонгук принялся лихорадочно работать руками, ломая ногти и пытаясь раскопать и углубить яму хоть немного, чтобы увеличить свои шансы на спасение. Каждую секунду ему казалось, что вот-вот чьё-то оружие упрётся в затылок, а он даже пикнуть последнее слово не успеет. Сердце неслось галопом, пытаясь обогнать в скорости лёгкие, и в глазах от страха уже начало потихоньку темнеть, хоть и так было мало что видно: солнце не так давно скрылось за горизонтом.       Наплевав на всё, омега попытался влезть в образовавшуюся ямку, но та явно была не по размерам. Отчаяние затапливало всё сильнее, а когда чья-то крупная ладонь ухватила его за лодыжку, Чонгук уже не видел смысла держать себя в руках. Весь лес просто потонул в секундном омежьем визге — Гук так точно оглох, — пока его упрямо вытягивали обратно; к ужасу Чонгука, флешка полетела в импровизированный окоп, но это он воспринял побочно, потому что в этот момент вторая рука зажала ему рот.       Дикий ужас и инстинкт самосохранения перебороли всё остальное и заставили сражаться, подталкивая из последних сил сопротивляться сильным рукам. На улице уже сгустились сумерки, темнота буквально обволакивала, но Чонгук всё равно умудрился различить ещё штук шесть тёмных силуэтов, замерших в паре метров от них. Он расцарапал тёмную перчатку на ладони, зажимающей его рот, и начал пинаться в попытках достать противника — пару раз даже получилось попасть по чужой ноге и наверняка оставить синяки. Только после этого омегу с тихим ругательством резко прижали спиной к крепкой груди и прорычали сквозь зубы:       — Да успокойся ты! Сейчас всех боевиков в округе на уши поднимешь! Замри. Нас твой отец прислал.       Чонгуку хватило пары секунд, чтобы понять, что говоривший изъясняется на корейском, и перестать, наконец, вырываться. Облегчение накатило гигантским девятым валом, потому он позволил себе расслабиться в сильных руках, уплывая из реальности, в которой его чуть не убили.       — Даже не думай отключаться! — снова тот же стальной голос. — Господин Чон захочет убедиться в том, что ты цел, так что оставайся в сознании.       Голову словно замотали в толстый слой ваты, из-за которой Чонгук не мог понять, чего от него хотят, и кто такой господин Чон.       — Домой хочу, — проскулил побитой собакой.       Омегу перехватили поудобнее, задев при этом плечо, из-за чего он снова тихонечко взвизгнул от боли.       — Чёрт, он ранен, — бросил альфа кому-то, и рядом тут же материализовалась ещё одна пара рук. — Только давай осторожнее, за него потом голову снимут.       — Не нуди, Феникс, я не дебил, — проворчал тот, второй.       Голос говорившего был намного моложе и почему-то совершенно не вязался у Чонгука с внешним видом военного — слишком мягкий и бархатный.       Вояка с позывным «Феникс» снисходительно фыркнул и отвернулся — должно быть, проверял периметр; двое других так и стояли чуть поодаль, сканируя местность в прицел, и Чонгук подумал о том, с какими мыслями они отправились спасать его. Наверняка решили, что омеге стоило сидеть дома, а не корчить из себя Железного человека... Он часто слышал о том, что это вообще не его профиль — по местам боевых действий с камерой прыгать и себя под пули подставлять, но Чонгук просто не умел жить по-другому. Не мог, как папа, целыми днями по инвесторам ездить и выбивать деньги из каждого для своего благотворительного фонда. Это, конечно, тоже важное дело, но в мире страдают не только дети, а попивать каждые выходные шампанское, ведя бессмысленные беседы — для этого много ума не нужно.       Должен же кто-то и жизнью своей рисковать ради других.       К слову об этом — голоса боевиков по-прежнему раздавались неподалёку, но те словно не понимали, куда их цель могла подеваться.       — Сейчас будет больно, — тихим шёпотом предупредил Чонгука молодой альфа, заглянув ему в глаза и будто пытаясь загипнотизировать.       — Сколько их? — так же тихо поинтересовался Гук, чтобы отвлечься.       Не уточнил, про кого говорил, но это и не нужно — его поняли с полуслова; альфа вскинул голову в сторону товарищей, что наблюдали за периметром.       — Я насчитал двенадцать человек, — ответил наконец. — Но их, скорее всего, намного больше, так что ты должен постараться не шуметь, иначе нам всем будет хреново. Я, знаешь ли, в эти выходные как-то не планировал с абреками знакомиться.       Чонгук кивнул, слабо усмехнувшись шутке, и снова стиснул зубы почти до скрежета, когда чужие руки начали фиксировать ветку бинтом; не сказать, что было приятно, но вполне терпимо, так что он почти не пикнул.       — Может, лучше дёрнуть?       От голоса Феникса, раздавшегося над ухом, омега вздрогнул. А вот второй альфа, всё ещё занятый его плечом, лишь вскинул раздражённый взгляд на своего товарища.       — Себе что-нибудь дёрни, умник. Я не собираюсь оставлять ему там занозы и грязь — хрен знает, насколько глубоко инородное тело вошло в ткани и как близко к вене.       — Ладно, остряк, тогда давай быстрее — валить отсюда пора, а парнишка нас и так сильно тормозить будет.       Ворча себе под нос, медик — ну, Чонгук надеялся, что тот медик — закончил возиться с фиксацией сучкá в плече и отступил на пару шагов, окидывая внимательным взглядом близлежащую местность.       — Я закончил, кэп, можем выдвигаться.       — Нет, стойте! — отчаянно начал вырываться омега, причиняя самому себе боль. — Моя флешка!       Без неё все чонгуковы сегодняшние «геройские» поступки будут бессмысленными — ровно, как и смерть Хангёля; избавившись, наконец, от сдерживающих его рук, Чонгук кинулся к яме и лихорадочно зашарил руками по земле, откидывая в сторону мелкие веточки и сухие листья. К его счастью, флешка обнаружилась довольно быстро между двух крепкий корней, и омега крепко стиснул ту в здоровой руке, прижав к груди, словно оберег от всех несчастий. Только после этого он смог облегчённо выдохнуть и кивнуть командиру отряда, давая понять, что готов покинуть это забытое Богом место.       Тихий короткий свист, и небольшая группа из девяти человек собралась рядом с ними.       — Всё, парни, пора выбираться отсюда. Выдвигаемся.       Двигаясь слаженно, словно единый механизм, альфы встали клином: трое впереди — головной дозор, по бокам от Чонгука — четверо мужчин, по двое с каждой стороны, включая медика, Феникс за спиной задавал ему направление железной рукой и ещё трое замыкали отряд, прикрывая тыл. Едва они успели выбраться из неглубокого оврага, снова началась гонка на выживание, но теперь, в компании тренированных бойцов, бежать было намного легче и не так страшно. Да и Феникс не давал Чонгуку расслабиться, заставляя сосредоточиться на своих чётких приказах, которым подчинялись все без исключения.       — Почти на месте, — подал голос один из альф, что до этого хранили молчание.       — Повезло, что они тут мин не понатыкали, — порадовался ещё один — очевидно, сапёр. — Иначе туго пришлось бы.       Чонгук уже собирался было спросить, куда именно они направляются — тут ведь нет ничего, сплошной лес, — но омегу неожиданно вывели на небольшую полянку, в центре которой обнаружился вертолёт. Глаза сами закатились к небу: ну, с вертолётом-то он и сам мог бы себя вытащить, — а после Чонгук подал руку спецу, который втянул его внутрь. Специально отвернулся от окна, потому что уже мутило от одного только вида деревьев, и мысленно молился, чтобы это всё скорее закончилось: наверное, Гук теперь долго в парке гулять не сможет.       Бойцы, сопровождавшие омегу, едва успели занять свои места, как прозвучал новый приказ:       — Поднимай птичку, быстро! На шум мотора сейчас эти шакалы сбегутся!       Пилот был явно привычен к недовольству командира, поэтому лишь молча кивнул и запустил винты. Взлёт сопроводился звуками автоматных очередей, которые с дробным звуком отскакивали от поверхности кабины; Чонгук мёртвой хваткой вцепился в ремни, которыми его кто-то оперативно успел пригвоздить к сиденью, и зажмурился.       Только бы всё обошлось…       Через пару минут омега почувствовал, как ему легонько постучали по колену, и знакомый голос с бархатными нотками привлёк внимание.       — Можешь расслабиться — мы успели вовремя, уже всё в порядке.       Чонгук распахнул глаза, благодарно улыбнувшись в ответ, потому что на большее его не хватило, и позволил себе, наконец, упасть в спасительное небытие.

_______________

      — Эй, проснись! — тормошил Чонгука кто-то за плечо.       Он еле разлепил веки и наткнулся взглядом на наушники, которые протянул ему Феникс; сейчас, когда всё было позади, командир и члены его отряда стянули повязки с лица, и Чонгук мог рассмотреть резкие черты. Какое-то время он просто заторможенно всматривался в наушники, не понимая, чего от него хотят, а потом принял и надел, прижав плотнее к ушам: наверно, это отец, который хочет убедиться в его безопасности.       Но услышал Гук вовсе не облегчённые выдохи.       — Какого хрена тебя вообще туда понесло?! — буквально разорвались динамики. За окном громыхали лопасти вертолёта, немного заглушая крик, но отряд спецназа однохренственно всё расслышал — вон, как улыбаются. — Сегодня вечером ты должен был помогать папе с организацией благотворительного вечера, а вместо этого я узнаю, что тебя занесло в самое пекло! Твоё счастье, что я твой GPS по привычке проверил!       Чонгуку пришлось немного оттянуть наушники от ушей и позволить отцу выплеснуть беспокойство за единственного сына тонной нравоучений. В общем и целом, каждая журналистская вылазка омеги заканчивалась практически одинаково: отцовскими упрёками и вечными обещаниями запереть его где-нибудь до конца жизни, — но он всегда находил способ улизнуть от отряда своих телохранителей. Правда, сегодня всё воспринималось иначе, поскольку Чонгук помнил остекленевший взгляд Хангёля, когда вынимал камеру из рук друга, и решил, что в этот раз было бы лучше, если бы его попытка сбежать провалилась. Он покрепче сжал пальцами флешку, как единственную память о жертве товарища, и почувствовал её непомерную тяжесть.       Кусок чёрного пластика теперь весил целую жизнь.       Но сейчас у него была возможность предоставить полученную информацию отцу, а уж тот разберётся, что с ней делать. Чонгук не знал, кто дал наводку на то, что эти нéлюди будут сегодня обсуждать очередной теракт, письмо было анонимным, но им с Хангёлем удалось заснять всё на плёнку, а теперь, возможно, получится предотвратить и само действие: в кадр попали лица всех, кто присутствовал в той хижине. Оставалось надеяться, что теперь они тысячу раз подумают перед тем, как что-то провернуть.       Но надолго ли этой передышки хватит, и не сделал ли омега хуже, вмешавшись во всё это? Вдруг, не реализовав этот план, духи придумают что-то пострашнее?       — Я больше так не буду, — в очередной раз соврал, но отец и так не поверил.       — А больше и не надо, — раздался громогласный ответ. — С завтрашнего дня я приставлю к тебе целый отряд нянек, которые глаз с тебя не спустят. И это будут не те идиоты, от которых ты умудрился сбежать уже трижды, так что о своих миссиях можешь забыть.       Омегу затопило возмущение, но вслух возмутиться не успел, как отец уже отключился. Чонгук бросил мимолётный взгляд в сторону Феникса, лицо которого выглядело совершенно бесстрастным — очевидно, был согласен с отцом, — и обхватил себя здоровой рукой. С одной стороны он понимал, почему родитель так поступает, но с другой... Гук ведь уже не пятилетний ребёнок, в конце-то концов, чтобы носиться с ним, как с писаной торбой!       От нечего делать выглянул в окно. Пока был в отключке, вертолёт уже успел пересечь лесополосу и теперь летел над небольшими деревушками, расположившимися у подножия гор. Проплывающую мимо местность Чонгук знал неплохо — частенько пролетал здесь, когда возвращался после очередной миссии к отцу в часть. Эта новость пролилась бальзамом на израненную душу: значит, до полной безопасности недолго осталось. Буквально через пару минут он увидел знакомые серые стены с колючей проволокой наверху, и вот вертолёт уже приземлился на взлётной площадке. Самой приметной фигурой здесь был, естественно, отец; Чонгук пытался подготовить речь в свою защиту, но не успел и рта раскрыть, как его сгребли в медвежьи объятия. От удивления омега даже про раненое плечо забыл, но с каждой секундой тиски становились сильнее, и ему пришлось пискнуть, чтобы вновь обрести свободу.       — Здравия желаем, товарищ генерал, — вмешался командир отряда. — У вашего сына «боевое» ранение — Кот сделал, конечно, что смог, но ему бы в медчасть...       В глазах отца вспыхнул недобрый огонёк.       — Порка ему нужна хорошая, а не помощь медиков! Так, ладно. Насколько я знаю, ты в той дыре не один был — где твой напарник?       Смерть Хангёля с новой силой навалилась на плечи, и Чонгук почувствовал непомерную вину за то, что не послушал его; глаза застили слёзы, а в горле встал ком размером с остров Чеджу, так что омега просто покачал головой. Брови отца сошлись на переносице, давая понять, что сейчас разразится буря — только в этот раз Чонгука не за съеденную без спроса конфетку отчитывать будут...       — Ну что, допрыгался, дорогой? Мало тебе было того, что я переживал, и папа твой себе места не находил, — на острые ощущения потянуло? Ты хоть понимаешь, что у него двое детей сиротами остались? Его мужу-вдовцу теперь их в одиночку поднимать! Эх, Гуки, Гуки... Когда же ты, наконец, поймешь, что тебе всего двадцать три, и ты не готов к серьёзным операциям? Может быть — только может быть! — ты и будешь отличным журналистом, но до сегодняшнего дня тебе просто везло. Вам везло. А что теперь? Ради чего?! Не предупредив, не попросив помощи, полезли в самое пекло! Ты видел, сколько парней я отправил за тобой в этот район?! А они тренированные бойцы, сын! Парни, привыкшие работать в той местности! И вы — омега с непомерным упрямством и пацан-альфа с камерой... Это того стоило, Чонгук, ответь мне?!       Он молча протянул отцу флешку на раскрытой ладони. Сил оправдываться не было, да и не помогут тут никакие объяснения. Тот прав. Во всём.       — Это то, из-за чего мы туда отправились. О чём говорили эти сволочи, я не знаю, но в анонимном письме речь шла о теракте. Хангёль успел заснять лица всех, кто там был — до того, как... как нас заметили.       Отец, тяжело вздохнув, забрал кусочек пластика с важной — Чонгук надеялся, что так оно и есть — информацией и направился в сторону медчасти.       — Разберёмся, что вы там наснимали. Но имей в виду, Чон Чонгук — это была твоя последняя выходка. И ещё — мужу Хангёля ты о его гибели сообщишь сам!       Слова отца заставили омегу споткнуться на ровном месте. Нет-нет, он не сможет! Как ему смотреть в глаза Кихёна, который ещё вчера с волнением желал им успешной вылазки? Как сказать о том, что его Хангёль больше не вернётся, не будет возиться с мелкими, не... да ничего уже не будет, потому что его нет? И случилось это только из-за того, что Чонгук — слишком самонадеянный дурак, а друг всегда был уверен, что у него всё под контролем...       Да, отец придумал идеальное наказание в этот раз. Это не привычный домашний арест, не строгий выговор и даже не отбытие повинности на вечерах, организованных папой, где Гук должен был быть милым и очаровывать инвесторов. В этот раз всё намного сложнее, и Чонгук просто не вывезет.       — Па-ап, — проскулил он, пытаясь нагнать товарища генерала, от которого успел отстать, погружённый в свои мысли.       — Я сказал сам, Чонгук. Это был твой друг, которого ты вытащил для прогулки в аду, и теперь это твой долг. Платить по счетам за свои ошибки, сын — вот что сложнее всего. Надеюсь, это тебя хоть чему-нибудь научит.       С этими словами мужчина быстро преодолел всего три ступеньки и распахнул дверь медчасти.       — Принимайте бойца! — раздался его громогласный голос, и в ответ тут же послышался звук торопливых шагов; слово, которым отец его представил, било омегу наотмашь не хуже увесистой пощёчины: он позор семьи, а не боец... — Давай-давай, сын, не тяни время. Нам ещё с твоим подвигом разбираться.       Чонгук вошёл в прохладное помещение и тут же попал в заботливые руки медиков. Генерал Чон же, бросив напоследок, что будет ждать сына в своём кабинете, ушёл, на ходу доставая рацию.       Обработали омегу довольно быстро, или это просто он так глубоко ушёл в свои мысли, что не заметил, как пролетело время. Но, так или иначе, спустя всего полчаса, Чонгук уже подходил к залу для конференций, куда его направили в поисках отца. Подойдя к приоткрытой двери, он замер, услышав знакомые звуки, в которые ещё несколько часов назад вслушивался, сидя под крошечным кустом рядом с полуразвалившейся хижиной в лесу. Ненавистные голоса звучали из конференц-зала, а у омеги перед глазами разворачивались события сегодняшнего дня, будто кто-то запустил фильм, напрямую подключив штекер к мозгу.       Но погрузиться в это топкое болото из эмоций и воспоминаний ему не дали. Чей-то тихий голос бубнил параллельно с гавкающими, отрывистыми фразами боевиков — видимо, переводчик, — что выбивалось из общей картины, а потом резкий возглас одного из папиных сослуживцев заставил Чонгука подпрыгнуть на месте.       — Твою ж за ногу! Вы это видели?! Все, все морды в кадре! Стойте-ка... Так это же, это...       — Да погоди ты, дай дослушать! — Генерал оборвал восторги невидимого Чонгуку собеседника.       Он будто прирос к полу. Знал, что мог в любой момент войти в комнату, и ему никто и слова не сказал бы, но омеге чертовски сильно хотелось узнать настоящую реакцию на ту информацию, что ему удалось раздобыть ценой жизни Хангёля. При нём, он уверен, отец и все, кто там присутствует, половину информации скроют. Покивают для важности, скажут «Спасибо» — и это при лучшем раскладе! — и разойдутся. А Чонгук знать хотел!       Судя по звукам, видео как раз подошло к моменту, когда их с товарищем засекли: голоса стали громче, послышались звуки выстрелов, кто-то раздавал команды... Не выдержав, Чонгук чуть-чуть приоткрыл дверь и застал те самые моменты, во время которых его друга и не стало. Камера сделала несколько кульбитов в воздухе и шлёпнулась на землю, взяв в кадр лицо Хангёля; в глазах альфы — лишь первобытный страх и... запись оборвалась.       Не сдержавшись, омега снова начал реветь взахлёб, терзаемый непомерным чувством вины, которое давило на грудь с такой силой, что перестало хватать воздуха. Он буквально рухнул в руки подбежавшего отца и, кажется, на Чонгука накатила истерика, поскольку он не мог остановиться. Тому пришлось несколько минут прижимать сына к себе, пока ядовитые слёзы не выплеснулись наружу до конца, и омега не начал чувствовать себя полностью опустошённым.       Да, сообщить Кихёну о смерти мужа — это то наказание, которое Чонгук с радостью примет, несмотря ни на какие последствия.