Белтейн // Beltane

Была одна история, которую никто не рассказывал в Элдоре уже много лет. Хотя, ей широко делятся где угодно в Альбионе, в множестве вариаций, одна среди множества народных сказок, которые звучат в холодных и темных промежутках зимних ночей, в замке также часто, как в таверне. Однажды ночью Артур сидел за выпивкой вместе со своими рыцарями, когда оруженосец, принятый на службу в качестве рассказчика историй на ночь, предлагает ее. Мерлин, конечно же, тоже тут: сидит, прижавшись спиной к стене, с несколькими другими слугами. Он бегло полирует кольчугу Артура; она приобретет свой приличный вид позже, в его комнате, пока он спит. Он выяснил это на практике спустя месяц или около того. Иногда заходил Гаюс и наблюдал за тем, как броня тихонько работала над собой, а мальчик спал; наблюдал и волновался. Зелья могут быть сварены, артефакты зачарованы, но он никогда не слышал о колдуне, чьи заклинания могут продолжаться даже при его бессознательном состоянии, словно они такие же инстинктивные, как и биение сердца в его груди, вздымание и опадение его легких. Оруженосец не выбирал историю с умыслом. Или, по крайней мере, с сознательным умыслом, но магия в Камелоте растет везде в наши дни, просачиваясь через камни, словно дракон, шепчущий обещания будущего под городом. Или, возможно, сейчас, когда до кануна Белтейна так далеко, что это лишь отдаленные воспоминания о лете, и он хочет вспомнить о теплых временах. Вот эта история: Каждый год накануне Белтейна во многих деревнях Альбиона девушки вплетают цветы в свои волосы и танцуют с молодыми мужчинами, которые прячут свои лица под масками. На самом деле никто не ведется на эти дурачества: это оправдание и ничего более, словно вино и рождение лета. И иногда на Белтейн рождается ребенок, и празднование устраивается в середину зимы для всех, чтобы отпраздновать то, как уменьшаются дни до появления дитя на свет. Но канун Белтейна также один из сокровенных дней для Старых Обычаев, и поговаривают, что время от времени Лорд Херн, Херн Охотник, надевает маску и пляшет с деревенскими девушками. Она будет думать, что знает этого мужчину, человека из ее деревни, но когда она в последний раз развернется в последнем танце в ночи, после возвращения к свету и огням, он уйдет. И когда такое произойдет, иногда в Белтейн будет ребенок без отца, дитя, чьи глаза сияют желтым как глаза Хантсмана — — там, из задней части комнаты, раздается короткое бряцанье брони. Артур кидает раздраженный взгляд поверх своего плеча, и оруженосец продолжает — — ребенок, которого не признает ни один мужчина. И легенды говорят, что если мать не выставит ребенка, если она не отдаст его для Охоты, тогда накануне Белтейна Охотник придет вновь, и на утро детская кроватка будет пуста. И о судьбе ребенка не стоит задумываться: Охотник есть лорд Дикой Магии, жестокий, как лисица, что пожирает своих собственных котят, когда зима слишком сурова. Оруженосец произносит эту часть со смакованием четырнадцатилетнего мальчишки под недовольные стоны отвращения со стороны своей аудитории. Но истории еще не конец. Потому что также говорится, в этом самом королевстве — конечно, торопливо добавляет оруженосец, это всего лишь россказни — говорится, что в этом самом королевстве, много лет назад, была девица что танцевала и осталась одна, а потом понесла дитя. И когда ее запеленутый ребенок лежал на ее руках, на одно мгновение его глаза сверкнули золотом Охотника, и она знала, что Херн придет за ним в канун Белтейна. Но она была не простой деревенской девкой: она недавно вернулась домой из города, где была служанкой для великого травника, ученого мужа, и он обучил немного ее своему искусству. И так, в канун Белтейна, пока другие жители танцевали, в свою детскую кроватку она подложила котенка лисицы, завернутого в пеленки, плачущего почти также, как плачет человеческое дитя, и держала своего ребенка на руках, укрываясь в темноте спрятанного погреба, где она выложила вокруг них толстый круг из соли, на покупку которой она копила целый год. И музыка росла, раздаваясь все громче и громче, и она слышала как половицы над ее головой скрипят под шагом, что не принадлежал человеку, но стучал как лошадиные копыта. Тяжелые шаги проследовали дальше, и затем обратно к двери, но теперь они раздавались вместе с тихим плачем котенка лисицы, закутанного в пеленки. Дверь закрылась и прекратился плач лисицы, но она все равно укрывалась в своем кругу из соли до тех пор, пока музыка снаружи не заглушилась воплем, словно у загнанного оленя. Музыка остановилась и грянул гром на небесах; молнии и дождь ринулись на деревню сверху огромными вспышками, и лай Дикой Охоты раздавался отчетливо и дико и бесстрашно. Деревенский скот вопил от ужаса. Всю ночь бушевал шторм, но ее дверь не открылась вновь, и они ни разу не высунулась за границы своего круга. Даже когда ее дитя засмеялось в ответ на молнию, с глазами, светящимися золотым, и гончими, воющими ребенку в ответ. Утро было безмолвным. Деревенские тропки были вымыты начисто потопом, и отмечены путями массивных гончих и огромных коней. Множество скота было утеряно, и даже глупый человек, что пошел проведать своих животных, был найден утопленным. Но она сохранила свое дитя, и Херн больше не появлялся. И они поговаривают, добавил оруженосец, что дитя все еще живет, ребенок смертной женщины с Дикой Магией в его крови, сын лорда Херна. И мощь его будет великой, выше всякого человеческого волшебника или жреца, величественнее даже Сидхе, что склоняют свои головы, когда мимо проезжает Охота, и которого Старая Магия попытается привлечь на свою службу. — Я бы хотел взглянуть на его последние пять минут в Камелоте, — сухо заметил Артур, и все рассмеялись. Чаши с вином и медом пополнились вновь, и кто-то наполнил чашу и Артуру, так что он не заметил, что Мерлин все еще оставался неподвижным и белым, как соль, в задней части комнаты, с глазами, невидяще уставившимися в пустоту, и началась другая история.