Аполинария

Все началось с огромного интерната, сделанного из серого кирпича в невесть каком году. Настолько было страшно, в каком году было построено это здание, что порой проходя по особо темному коридору, ученики порой опасались, что скрип половиц разбудит крыс под ними. В интернате учились с понедельника по пятницу пять тысяч учеников, и в этом же здании они спали, ели, делали домашние задания и проводили холодные вечера за книгами или играми во дворе. Несмотря на то, что здание было огромное, почти треть была непригодна, пауки отвоевали территорию, раскинув свои сети, а пол уже проваливался даже от малейшего шага. Так что сначала дети жили в комнатах по двое, а потом уже и по трое. Хорошей и тщательной уборки интернат не видел с тех пор, как только открылся, и каждая парта была помечена несмешным анекдотом или неприличным словом, написанным во время особо скучного урока. И несмотря на наличие уборщиц, получая такой скромный оклад, они не горели желанием мыть окна, парты и даже столы в столовой. После раннего подъема в четверть седьмого ученики, натягивая униформу, спешили ровными и не очень струйками в столовую на завтрак, а после этого и на уроки, утренние разминки и переклички. В восемь утра начинался первый урок. И для учеников одного из выпускных классов, этим уроком сегодня была биология. Отучившись девять классов, ученики уже точно знали, к чему стремиться дальше, с нетерпением ждали результатов экзаменов и взрослой, самостоятельной жизни. Учительница биологии, как впрочем и девяносто процентов педагогов в этом интернате, была неумолимо строгой и даже излишне придирчивой, поэтому класс сидел тихо даже просто по привычке. На последних партах ребята еще смели болтать, шептаться и дурачиться, на средних просто рисовали в тетрадках, и летать в облаках, но отличники на первых партах не могли себе позволить такую роскошь. Среди таких отличников сидела Аполинария. По ней даже не было видно, что она сейчас мыслями не на уроке — вид был умный и в тетради были записи. Но мимолетные взгляды в окно могли выдать скучающее настроение девушки. Несмотря на весну, приятную и цветущую пору, в этом году она встретила их не самым приятным образом — лили дожди, повсюду были лужи, слякоть. Что и говорить, во дворе не погуляешь. И в таких условиях ученики уже сдали свои выпускные экзамены, которые решали судьбу каждого — сдал хорошо — выпускаешься (мечта каждого), не сдал — остаешься на второй год (страх каждого). Вновь серые глаза девушки упали на лужи за окном и она вздохнула чуть тише, чем того мог услышать учитель. Экзамены она сдала отлично — 146 баллов из 150, лучше, чем все в классе и ей уже была предназначена светлая дорога в будущее. Да была бы она светлая, если бы не покрыта мраком. Все другие ученики отправлялись после окончания интерната обратно в родительский дом, поступать в университет или работать, но в случае Аполинарии все было не так. В семь лет она оказалась на пороге интерната вместе с письмом, где была просьба принять девочку в интернат и приложена крупная сумма денег и заверение, что каждый месяц сумма будет удваиваться, если Аполинария будет учиться здесь и впредь. Странности на самом деле были, и даже не одна — почему-то, хоть девочке и было на вид не меньше семи, она ничего не помнила, кроме своего мнения, а при вопросах начинала хныкать и жаловаться, что голова болит. Врачи, полицейские и участковые еще сначала пытались биться над этим вопросом, но красивая сумма денег каждый месяц закрыла всем глаза, справка о «посттравматическом стрессовом расстройстве» была вложена в личное дело, а девочка оставлена в покое. Девочка была не в лучшем состоянии для шестнадцати лет — в отличии от сверстниц, у неё не было озорных пухлых щечек и румянца. С самого детства Полли была болезненно худая, бледная и могла отличиться лишь длинными волосами, всегда заплетенными в две косички. Медпункт она посещала чаще, чем столовую, которую очень любила пропускать, как и физкультуру. Еще в одиннадцать лет она получила диагноз «анорексия», и с тех пор никогда не шла на поправку. Итак, в журнале она была записана как Аполинария Оушен, а выходные, праздники и каникулы она проводила с уборщицей выходного дня — немолодой, спокойной Олин, которая помимо неё воспитывала еще непутевого юношу Нока, который был классом младше, но также очутился непонятным образом, но уже без денег и записок. — Удачи во взрослой жизни! — закончила последний урок биологии в этом интернате учительница и отпустила ребят. Эти слова стояли звоном в ушах на выходе из класса, пока Полли рассеянно выходила на следующий урок. А готова ли она к «взрослой жизни»? А что такое взрослая жизнь? Что её ждет, как только часы переступят за шесть, и уроки кончатся? Что её ждет, как только все начнут покидать интернат? Как подготовиться к взрослой жизни, когда сам не покидал пределы родной клетки? Ты меня не подождала, — раздался озорной голос за спиной. Вслед за голосом произошел хлопок по спине. —А? — ошарашенно вскрикнула Полли, — Отстаньте! —Ты чего, это я, — успокоил девушку озорной голос. Это была Бриджит, подруга детства Полли. Аполинария была не из популярных учениц — она была из тех, которых поджидали за углом и выливали на них ведро воды, клеили жвачки в волосы и подкладывали в тапки тараканы. И единственная, кто с ней дружил, была не самая популярная девочка интерната, а всего лишь Бриджит. Спутанные волосы, вечно одета не по униформе, жует жвачки и болтает о парнях — вот такой была лучшая и единственная подруга Полли, по совместительству еще и одноклассница. Часто именно Бриджит спасала Аполинарию от издевательств одноклассниц и могла за неё заступиться, иначе все доходило до драки — Полли могла спокойно накинуться на задир и сила не соответствовала физическим параметрам. Но как часто бывает, из-за этого она стала вовсе чуть ли не изгоем. —Я думала, опять эти дуры. Задумалась, извини, — буркнула Аполинария, унимая ритм сердца. —О чем думаешь? —О жизни, о экзаменах. —Я думала, я не сдам. О бооооже мой, как я вообще выжила. —Поздравляю, что сдала. Теперь ты домой, да? —Да, конечно, ура! Я так уже соскучилась по сестренкам и мамуле… АААА! Какая радость, что я смогу работать с ними на ферме и не уезжать в этот вонючий интернат, чтобы он сгорел! —Рада за тебя, а я… —Тебе же некуда ехать, да? —Да, некуда. —Я все еще хочу верить, что ты найдешь свою семью. Когда-нибудь. —Да не найду я никакую семью! — неожиданно крикнула Полли, привлекая внимание, пришлось снизить голос, — Не нужна мне никакая семья, мне и одной хорошо. —Давай ты поживешь у меня на ферме? У нас шикарная ферма, места хоть отбавляй, да, придется много работать, но чистый воздух, коровы, куры… А рядом город, а там машины, кинотеатры… Ты же о всем этом мечтала! —Мама не будет против? —Устроим тебя к нам, будешь работать, деньги получать. Ты моя семья, не забыла? —Да, я так и сделаю. Спасибо. Когда уроки кончились, уже было точно принято решение — Полли едет к Бриджит на ферму, и взрослая жизнь казалась теперь не такой страшной, и даже интересной. Только представить, они будут лежать на сеновале, смотреть на звезды через дырку в крыше (Бриджит рассказывала, как они так лежат с сестрами), возиться с курочками и печь пироги, рыбачить и ухаживать за полями, а по выходным ездить в город в кинотеатр и настоящие огромные магазины, где есть одежда и даже обувь! Да как Полли могла о таком мечтать? После ужина к Полли подошла её классная руководительница, которая решала все проблемы в течении года, и, попросив отойти в сторону, начала говорить приглушенным тоном: —Аполинария, я знаю о твоей сложной ситуации. —Да… — растерянно ответила она. —И я прекрасно знаю, что тебе некуда идти. Не криви лицо, дослушай меня. Ради тебя сделали исключение. Будешь работать у нас, уборщицей. Олин тебя всему научит, ты девочка способная… Будут платить. Сможешь выезжать, потом может и накопишь и уедешь в город. —Это чудесное предложение… Спасибо. Все перевернулось. Не обязательно даже выходить из комфортной зоны, и покидать Олин и Нока — можно продолжать жить привычной жизнью, только вместо уроков заниматься спокойно уборкой и пить чай в подсобке с другими уборщицами. Дыхание даже перехватило. Зайдя в комнату, она упала на жесткую кровать и уставилась в серый неровный потолок. Глаза закрылись и она уснула в ту же минуту. Проснулась же она в три часа ночи. Голова раскалывалась, понять где она, было сложно. Рядом спали соседки по комнате, которые уже составили вещи возле кроватей и были готовы на финальный взлет из клетки учебы в этот открытый мир возможностей. Решить, куда она направит свой путь дальше, Аполинария так и не сумела. Обе перспективы веяли своим спокойствием и тоской — что-то менять не хотелось, как бы это ни было необходимо. Она подошла к своему письменному столу и взяла с него расческу, которая была подарена Бриджит на Женский день. Все-таки стоит уехать от противных детей в спокойную фермерскую долину. Мысль, что у неё будет семья с пятью сестрами и даже мамой, больше пугала, чем радовала — Полли так привыкла к этой одинокой жизни, что не хотелось когда-либо привязываться к этим странным понятиям, как «родители». А вдруг они не примут её агрессию и отсутствие аппетита? Собрав все свои тетради, журналы и два пыльных платья, Полли поняла, что кроме расчески, у неё ничего и не осталось. Оказалось, за девять лет в интернате можно ничего и не приобрести, и уехать из него с одним чемоданом. Один журнал Аполинария так и не распечатала. Это был один из дешевеньких журналов о моде и дизайне моды, которые так любила Олин и каждый раз, прочитав, отдавала их всей своей подопечной. Но этот журнал она заказала сама с подзаработанных денег за мытье подоконников на выходных. —Раз уж сегодня такой праздник, распечатаю сейчас, — прошептала Полли. В новой жизни журналы не будут праздниками, там они продаются в огромных магазинах. Дрожащими руками она зажгла подсвечник и канцелярским ножом распечатала заветный журнал. Тут же она поднесла раскрытый экземпляр к носу, чтобы вдохнуть запах типографии, как тут что-то выскользнуло из страниц и упало девочке на колени. Это было письмо. —Опять деньги… — сонно пробормотала Аполинария и уже решила послушно отложить их и отдать завтра, как впервые что-то заклокотало внутри. Ведь не обязательно послушно передавать все то, что присылается ей. Она сможет помочь этими деньгами семье Бриджит, и станет не просто обузой, а настоящей любимой дочерью. Пальцы быстро открыли конверт, но внутри были не купюры, а письмо. Сердце заклокотало еще сильнее, и душа была готова выпрыгнуть из пяток. Это было письмо для Аполинарии, девочки из интерната, никому не известная и никому не нужная. Глаза быстро-быстро забегали по бумаге, читая строки: «Поздравляем с окончанием интерната. Надеюсь, выпускные экзамены прошли блестяще, и ты показала свой интеллект лучшим образом. В семь утра следующего дня ждем тебя на парковке перед колледжем. Тебя встретит наш личный водитель, белая машина. Не опаздывай и не перечь. До встречи. Твои родственники.» —Это шутка какая-то? — пробормотала девочка, переворачивая письмо. Оно тут же рассыпалось, как будто и не существовало, — Опять дуры издеваются, или я таблетки не выпила? Нервно Аполинария вытащила бутылек с лекарством и посчитала количество синих таблеток. Все сходилось. —С голода не привиделось… — еще более рассеяно пробормотала она. Но тут же появилась слабая, легкая, невесомая надежда, о том, что вот оно, тот момент, которого Полли, наверное, и ждала — её нашла своя же семья. На проводе. Она прочитала письмо, все прошло по плану, насчет того, пойдет ли она на наше предложение — не знаю. Письмо после прочтения разложилось на атомы, никто кроме цели его не прочитал. Отправляюсь на ночлег, утром прослежу за тем, как она поступит. Конец связи. В темноте ночи, приятном запахе журнала и подсвечника эта идея казалась более заманчивой, чем при свете дня, когда она в шесть утра уже сидела в столовой и ела последний завтрак в этих стенах. День был и правда праздничный. Даже до этого она не раз видела, как толпы наряженных старшеклассников уезжали, и их лица сияли, гремели чемоданы, ревели машины, набивались автобусы, крики и радостные возгласы были и тут и там. И вот, она та самая старшеклассница, выпускница, которая покидает это место. Но кричать от радости совсем не хотелось. Бриджит опоздала на завтрак, и радостно плюхнулась на свободное место рядом с Полли. Обычно за их столом никто не сидел, но сегодня все девочки прощались с выстроенной репутацией и сидели даже с изгоями и неудачниками —Доброе утро, — заулыбалась Бриджит, — Я звонила маме, она не против. Они придут через час. —А, насчет этого… Извини, Бриджит. Другие планы, — вдруг стало страшно, что подруга начнет отговаривать, — Я поживу в интернате. Предложили работу уборщицей, ну и я думаю, мне так будет лучше… —Ты чего? Какая уборщица в интернате? Что за ерунда, Полли? Мы дома будем всегда вместе, как и хотели! —Ты хотела! — снова крикнула Полли, — Я не хочу на ферму! Я хочу жить всегда в интернате, мне так проще. Я никаких мест, кроме этого не знаю, мне тут хорошо! —Ты что, дура? Не успела Бриджит продолжить, как к столику подскочил Нок, второй подопечный Олин, младше классом. Несмотря на то, что ему было пятнадцать лет, выглядел он гораздо младше — его светлые волосы и веснушчатые щеки не прибавляли ему возраста. —Доброе утро, девочки. Поздравляю с выпускным. —Свали, Нок, — буркнула Бриджит. —Что случилось, Бриджит? — обеспокоенно сказал юноша. —Поговори с этой дурой — она хочет тут жить, уборщицей работать. Что за бред? Полли, это так? Отстаньте оба от меня. Я это обсуждать не хочу. —Конечно, зная её колкий характер… — начал Нок, но тут же замолчал под взглядом Бриджит, — Впрочем, я буду скучать по тебе, Бриджит. —Убери свои щенячьи глазки, — съязвила та в ответ. У Полли перевернулось все внутри. Если она сможет обмануть Бриджит, то Нока не удастся — он теперь думает, что девочка останется жить тут.