Заручка

Раньше, кажется, все было как-то более помпезно и с размахом, как в романах: тайные союзники встречались посреди шумного бала и в укромном закутке обменивались новостями, тайные любовники среди ночи уединялись в роскошных покоях пустынных особняков, предаваясь страсти… А теперь, будь добр, бери, что есть. Заброшенный дом с затопленными первыми этажами, пропахший гнилью и застоявшейся водой. За окнами время от времени проплывали трупы с окровавленными лицами. На весь квартал никаких звуков, кроме плеска волн, редкого писка крыс и далеких ударов металла о металл. Романтика. Жаль, что любовникам это не подошло бы вообще, а союзникам — только с большой натяжкой. Тинан шагнул на балкон, отозвавшийся скрежетом железа, быстро нырнул в более-менее чистую комнату, глянул вокруг. Никого. Странно, обычно Росс являлся загодя… Маску-противогаз Тинан стянул, но никуда класть не стал, рассчитывая на возможный скорый побег. В остатках зеркала, когда-то висевшего в углу, китобой себя рассмотрел и покачал головой: бледность от усталости все сильнее. Так он точно приблизится к любимому восклицанию маменьки: «Сделай что-нибудь со своим лицом, ты похож на мученика с Белого Утеса!» Правда, улыбаться она тоже часто запрещала, слишком уж нагло и, если постараться, похабно получалось. Где-то за окнами, чуть поодаль, раздался одинарный всплеск. Будто что-то крупное сбросили в воду. Тинан замер, прислушавшись, затаил дыхание. Шаги. Твердые и уверенные. Скрип ступеней. Еще пара мгновений — и в комнату со стороны лестницы вошел смотритель. На портупее поверх черного мундира сверкнула крупная, грубоватая булавка из металла, начищенная до блеска. У Тинана была такая же, позволявшая выделиться среди собратьев по оружию для одного конкретного человека. — Здравствуй, Конаган, — с мягкой усмешкой поздоровался китобой. Смотритель не ответил, только повторил любезность и избавился от золотистой маски с устрашающей гримасой. Да, в его лицо с отпечатком породы и резковатыми чертами смотреть было куда приятнее, чем в литой лик раба Аббатства. — Неужели ты настолько не рад встрече? Я успел соскучиться. — Информацию достал? Ах вот как, сразу к делу. Видимо, сегодня его успели довести до белого каления еще в Канцелярии… Обидно. Отойдя к резному письменному столу у балкона, Тинан оставил на нем бликнувшую окулярами маску. Потом достал из небольшого подсумка на собственной портупее, куда более скромной, чем у союзника, сложенную в несколько раз бумагу. Развернул ее, встряхнул небрежно и подал подошедшему поближе Россу. — Я перенес все на одну карту. Те пометки, что севернее — несколько лежек бандитов, какая-то мелочевка. Западнее, те, что соединенные — алтари в домах, сам разберешься. Вот эти две, внизу, показывают места встреч, я сам видел там по несколько людей: здоровыми и праведными они не выглядели совершенно. Смотритель, не сводивший тяжелого и внимательного взгляда с карты, нахмурил брови. — Этого мало. — Увы, больше ничем сейчас помочь не смогу. Росс глянул сверху вниз. Темно-зеленые глаза остались непроницаемыми. — От тебя и так все меньше пользы. — А не много ли ты хочешь, Конаган? Я так и не получил ничего за всю свою помощь после нашего приятного знакомства полтора месяца назад… — Достаточно и того, что я сохранил тебе жизнь, Сорока, и до сих пор это делаю. Тинан положил руку на чужое запястье и чуть сжал. Безусловно, у него нет никаких шансов против Росса, который вдвое крупнее и тяжелее, но так можно хотя бы обратить на себя его внимание. — Мне кажется, — китобой говорил негромко, с расстановкой, не отводя глаз от чужого лица, — что это повышение тебя сильно портит, Росс Конаган. И хочу напомнить, что тебе бы его не удалось получить без моего… небольшого вмешательства. Смотритель почти незаметно поджал губы, но упрямо расправил и без того широкие плечи, выпрямился, будто став еще выше. Проклятый гордец. — Что, не снизойдешь до еретика, который работает лучше твоих ручных подчиненных? — Не считай себя незаменимым. — У меня есть на то полное право. Это я пробрался в Канцелярию, нашел тебя и предложил сделку, на которую ты согласился. Это я выполняю свои обязательства, Конаган. А ты меня используешь. — Ты приносишь сведения о еретиках и преступниках, которые тебе мешают, — Росс сбросил ладонь китобоя, — а я делаю так, чтобы от них не осталось ничего. Мы договаривались об этом. Карта скрылась с шелестом в кармане мундира. — И тебе ни разу не пришло в голову, что я заслуживаю благодарность? Хоть одну? — Не зарывайся, Сорока. Я в любой момент могу притащить тебя в Канцелярию и усадить в допросную… — Не смеши, — резко отозвался Тинан, — это так же вероятно, как то, что моя светлейшая маменька включит меня в завещание! Черты лица смотрителя разве что не окаменели, но он даже не попытался возразить. Да, полтора месяца личных встреч — не шутка, Тинан узнал своего несговорчивого соратника достаточно, чтобы ощутить его интерес и умело его подогревать. В какой момент Росс перестал быть удобным средством для решения проблем и стал крепким мужчиной с сомнительной работой, которого хотелось затащить в кровать?.. Должно быть, когда Тинан начал проводить вечера за слежкой, весьма занимательной и поныне. — Ты не лжешь другим, это похвально, а от твоей радикальной честности можно схватить обморок. Но себе ты когда врать перестанешь? Дыхание Конагана стало шумным. Раздражается. — Или кроме Семи Запретов, этих добровольных кандалов, тебя больше ничто в жизни не интересует? Ах, точно, забыл, что на первом месте у тебя работа, изничтожение неугодных Кемпбеллу мошек. Через секунду Тинан почувствовал, как ткань у основания его капюшона резко, мертвой хваткой сжал кулак смотрителя. — Твой бы язык да в дело… — слегка рокочуще произнес Конаган, не отпуская, то и дело срываясь взглядом к губам китобоя. Так близко, что Тинан не сумел отказать себе в удовольствии — с самой небрежной усмешкой произнес на выдохе: — Так предложи мне что-нибудь весомое… — он облизнул губы. — Если награда будет того стоить, я возьмусь. Поверить сложно: он впервые так нагло и открыто пользовался советами своих воспитательниц из «Золотой кошки» — и, судя по дрогнувшей руке у ворота, пользовался не без успеха… Помедлив, Росс вдруг разжал пальцы и отступил на шаг, шумно выдохнув через нос. Лицо его, не лишенное грубоватой красоты, вновь стало бесстрастным. — Посмотрим, с чем явишься через три дня, — выговорил он явно не без труда. — А до тех пор последи за языком и не подцепи чуму. Почти тут же Конаган отвернулся, явно собираясь уходить. Тинан едва не опешил: еще никто не пытался победить его его же оружием. Для шантажа нужно уметь рискнуть куда как большим, чем призрачные возможности. — Тогда мне проще, — бросил китобой в укрытую черным мундиром спину, — как всякому еретику, отправиться прямиком в Бездну: хотя бы работать не заставят… Там и увидимся, праведник, когда жизнь закончится. Попытаться уйти после такого, может, и было опрометчиво, но иного пути и иных слов уже не подобрать: играли теперь по-крупному и почти не шутя… Стоило неторопливо направиться к балкону, как на плече крепко сомкнулась ладонь и повернула рывком. Ожидавший гневную отповедь Тинан замер, когда ощутил на подбородке чужие пальцы в перчатках, а бряцнувший об пол металл вовсе не заметил: порывистый, почти кусающий поцелуй вышиб и дух, и мысли. Одного касания губ оказалось достаточно, чтобы тело прошило насквозь, как электрическим разрядом. Ослабевшими руками Тинан притянул Росса за воротник, целуя в ответ так, что дышать становилось тяжело. Нетерпеливые и жадные прикосновения балансировали на грани с грубостью. С глухим коротким рыком Росс вдруг подхватил Тинана под бедра и через миг усадил на оставшийся в полушаге письменный стол. Дорвавшись друг до друга, они постоянно сталкивались руками, губами, как потерявшие разум. Лязг застежек своей портупеи и камзола летел мимо ушей, пока Тинан цеплялся за кожаный ремень смотрителя. В мешанине вздохов, как только выдалась возможность, китобой приластился к ладони у лица и бездумно цапнул зубами чужую перчатку, на самом кончике пальца, упрямо потянув к себе. Конаган позволил ее стащить, не отводя глаз. На языке остался горьковатый привкус обработанной кожи. Несколько верхних пуговиц рубашки поддались Россу, до сих пор не давшему ни единого замка на себе расстегнуть. Крепкая хватка под коленями, даже сквозь ткань, выбила такие мысли прочь, когда вдруг над ухом раздалось тихое, хриплое: — Избегай зова плоти, жаждущей удовольствия… Тинан, чувствуя нарастающую тяжесть внизу живота, сжал пальцы на чужих плечах и прикрыл глаза. Он никогда бы не подумал, что его до безумия может возбуждать читающий Запреты во время прелюдии Конаган, но, именем Бездны, хотелось только, чтобы он не останавливался. — Воистину, легчайший способ загубить жизнь… В тишине влажные губы смотрителя приникли под челюстью, целуя долго, явно оставляя алые следы, которые проявятся потом. — …беззаботно предаться плотским наслаждениям… Шепот с хрипотцой, согревший шею, прекратился. Конаган посмотрел в глаза и шумно сглотнул. Наклонился для поцелуя, произнеся вполголоса: — Ежечасно помни о Запретах и спасешься. А после жарко выдохнул в губы — и отклонился назад. Тинан, с трудом владеющий собой, молча наблюдал, как смотритель убрал руки и кое-как одернул форменный мундир. Одарив еще горящим взглядом, Росс отошел, чтобы поднять оброненную маску, не оглянулся и затем, через плечо только бросил: «Три дня», и направился к выходу. Нет, в голове к этому моменту был целый список того, что стоило бы высыпать на смотрителя, но Тинан не сумел собраться сразу. Его все-таки подловили, переиграли… И подло бросили. Губы привычно искривились в усмешке, прежде чем китобой сказал громко, от души и с чувством: — Сукин ты сын, Конаган! Тот даже не замедлился, скрывшись на лестнице. И откуда взял столько самоконтроля, сволочь, когда Тинан с досадой ощущал, что ни ноги, ни руки ему сейчас не помогут хотя бы немного? Неужели хваленые святые Запреты помогли? Китобой рассмеялся не без горчинки, подрагивавшими пальцами пробуя застегнуть камзол. Три дня, значит… Да за это время можно весь Дануолл дважды превратить в развалины вроде Радшора. Проклятый эгоист и гордец, фанатик, служитель Аббатства, чтоб его… Хочет — получит. Тинан до сих пор чувствовал испаряющийся из тела жар, фантомные касания губ, и за продолжение готов был перевернуть столицу вверх дном. Самодовольная улыбка, однако, понемногу вернулась: Тинан многое отдал бы, чтобы увидеть, как Конаган выкрутится после будущих вопросов о его пропавшей перчатке.