передышка

Все наконец-то заканчивается. Хотя нет, громко сказано. Вся история с преследованием Шаль подходит к концу, это верно. Можно больше не беспокоиться о том, чтобы постоянно оглядываться назад, быть начеку. Все это далеко позади. В честь такого Хинао, видя их лица, потирает руки и широко улыбается, только выглядит это почти угрожающе. — Давайте замутим праздничный ужин! Чур все оплачивает Азами-сан! Азами, естественно, очень сильно против, но он ничего не может возразить, потому как именно он упускает Содзе и дает тому разнести кафешку в хлам. Хинао уже предвкушает праздничный фуршет за чужой счет и оплату ремонта, а Азами может лишь горестно вздыхать, попутно перебрасываясь оскорблениями с Сибой, который вдруг вспоминает про сломанную машину и тоже хочет компенсацию. В общем, в кафешке стоит шум и гам, и атмосфера в целом довольно веселая, несмотря на недавно пережитое. Даже Шаль — в добытом Сибой откуда-то моднявом платье — бегает туда-сюда с крайне воодушевленным выражением, хотя еще недавно сидит в чертовой клетке, где ее… Когда Тихиро это вспоминает, он едва не вздрагивает; резко отводит взгляд в сторону, стараясь абстрагироваться. В такой суматохе он ощущает себя слегка лишним, но его насильно затаскивают на вечеринку, говоря, что нужно отвлечься, а это самый легкий способ. Он этого не просит, такое от него крайне далеко. Но Шаль очень просит — заглядывает в глаза и хватает за руку, разве такой можно отказать? Потому он приходит. Садится в уголок и наблюдает за всем оттуда, изредка односложно отвечая на попытки с ним заговорить. Такое веселье не для него, но для Шаль он может и постараться сделать вид, что ему интересно. Она сегодня — главная принцесса вечера, Хинао так и вертится вокруг нее, и той только льстит. Сам Тихиро, признаться, пока не в том состоянии, чтобы активно отвечать на все ее запросы, левая рука отдается болью при каждом лишнем движении, но он правда старается хотя бы оставаться участным. Задумавшись, смотря на то, как Шаль пытается выбрать лучший вкус чая с шариками на выбор, Тихиро едва не упускает момент, когда его рядом на диване потесняет Сиба. Тот выглядит таким жутко сосредоточенным, что невольно становится страшно, вдруг еще какая опасность грозит на горизонте, но вместо этого тот убийственно серьезным тоном произносит: — Тихиро. Надо выпить. Ставит две рюмки на стол, наливает туда из стеклянной бутылки. Выглядит как не самый дорогой виски, такой Сиба пьет после смерти отца. Кажется, любимый бренд. Он бросает на Сибу выразительный взгляд. — Мне еще нельзя. — Это все фуфло. Про возраст и так далее. Я серьезно. Тебе очень надо выпить. Сиба подсаживается ближе. — Поможет развеяться. Расслабиться. — Сиба-сан… — Тихиро, не будь редиской, ну давай же. — Мне, — опережает его Тихиро, — нельзя пить по медицинским показаниям. Некоторое время Сиба критично на него смотрит. Он, наверное, уже слегка подшофе, сложно его винить после недавнего, и Тихиро не собирается зачитывать лекцию, лишь фыркает. Но себя в это болото он затянуть не даст, ну уж нет. Алкоголь — строго после совершеннолетия. Может, размышляет он, к тому времени удастся вернуть все мечи, и будет даже повод. Он смотрит в мутную жидкость в рюмке перед собой, но та лишь переливается золотом под блеклым светом ламп, не более. Неожиданно, рука Сибы обхватывает его за шею и притягивает к себе. Вздыхая, он начинает крайне нудным тоном зачитывать: — Знаешь, я бы в это все даже поверил, и, наверное, до двадцати лет от тебя отстал, но совсем недавно врачи сказали тебе лежать в постели мирно и отдыхать, и что ты сделал? Отправился вытаскивать Шаль. Так что не надо мне тут лапшу на уши вешать, что ты соблюдаешь их предписания. Пей, Тихиро! Сегодня повод, с моего разрешения можно! — Отстань от пацана, — встревает Азами, и Сиба жестом его прогоняет. — Твоего мнения не спрашивали! — Тихиро-кун, серьезно, если не хочется — не надо. Не слушай этого идиота. — Азами! Отвали! — Что ты пристал к человеку? Они весело переругиваются, и Тихиро со вздохом понимает, что это не закончится никогда. Потому он берет рюмочку, вертит ее в руке и залпом осушает, так, что глаза у Сибы и Азами на лоб лезут от удивления. Первый тут же аплодирует, и это привлекает внимание Хинао и Шаль, и первая тут же грозно рычит: — Я что говорила про выпивку в моем кафе?! — Да ладно, у нас праздник! На вкус виски Тихиро вообще не нравится, но он решает не подать виду и просто возвращает рюмку назад, прося ему больше не наливать. Таким поступком Сиба воодушевлен, сразу начинает радостно сверкать глазами и что-то доказывать Азами, а последний пропускает все это мимо ушей и лишь скептически смотрит на Тихиро, будто бы не веря. Потом хватает Сибу за шкирку и, извиняясь, тащит его подальше, прося отдыхать. Праздничные вечера праздничными вечерами, но надо и знать, когда останавливаться. Следующей гостьей рядом оказывается Шаль. Она присаживается рядом и с довольным прищуром смотрит на Тихиро, после чего гордо показывает на себя: — Красиво, да? — Хм… — на секунду он якобы задумывается. — Довольно мило. — Мне тоже нравится. И вся эта еда… Это правда все ради меня? Кажется, Шаль все еще не верит в собственное счастье. Нормально в ее положении. Столько ужасов происходит за последний месяц, а с ней — еще дольше. Взглядом Тихиро пробегает по окружению: вся эта вечеринка — просто повод отвлечься, для каждого свой, но они собираются здесь, потому что спасают Шаль. — Да. Все это — для тебя. Губы у Шаль начинают дрожать, она тут же куксится и начинает вытирать слезы. Тихиро с трудом припоминает, как Сиба успокаивал его три года назад и неловко похлопывает ее по плечу, но Шаль не расстроена — это слезы счастья, и она начинает широко-широко улыбаться. — Честно? Я так счастлива. Счастливей, чем когда ты мне купил то мороженое. Да и чай с шариками у Хинао-тян вкуснее… Это ничего? Ты не в обиде? — Нет, конечно. Она же сделала его специально для тебя. — Ну если что!.. Твое мороженое мне тоже очень понравилось! — Шаль разводит руки в стороны. — Во-о-от настолько! Так что спасибо, Тихиро! За мороженое! И булочку! Крики сзади становятся интенсивней, и они оба отвлекаются. Кажется, Сиба притаскивает еще немного выпивки, и Хинао ее находит. Хочется спросить, о чем он вообще думал, но Тихиро слишком хорошо понимает (не думал, вот и все), и потому лишь качает головой. Эта безалаберность у него явно нашла отклик с отцовской. Сразу видно, что они были приятелями. Шаль смотрит на то, как Хинао грозно угрожает метелкой, и затем наклоняется к Тихиро и громко шепчет: — Ой. Что это они делают? — Сейчас Хинао сделает из Сибы отбивную за то, что тот нарушил все правила кафе. Хинао замахивается метлой. Видок у нее грозный. Сиба взвизгивает, когда едва уклоняется. — Тебе весело? Стоит этому вопросы оказаться озвученным, Тихиро вдруг дергается, как в исступлении, смотрит вниз. Шаль даже не смотрит на него, вся поглощенная развивающейся сценой между Сибой и Хинао, которая пытается отобрать у первого очередную бутылку алкоголя. Весело ли ему? Тихиро смотрит туда же… но мыслями он совершенно далеко. Все это глупо, эта маленькая вечеринка. Дела еще не окончены. Но ему почти смешно смотреть на то, как Сиба пытается швырнуть бутылку Азами, отчего тот протестует, и уголки губ невольно поднимаются, все выше и выше. Да, наверное. Ему… Наверное, ему весело. Взгляд невольно падает на отражение в стекле рядом, и он видит себя с почти забытым выражением лица — с едва заметной улыбкой, как когда-то давно после глупых выходок отца. Но вместе с тем в отражении виден и шрам, белый рубец и вечное напоминание о том, что месть еще не завершена, что где-то там остались мечи. Улыбка на секунду замирает, и затем исчезает, вновь уступая угрюмому равнодушию. Какое право он имеет веселиться, пока все это не закончилось? Он дал себе клятву. Обещание. Но до конца так далеко, Тихиро так много не сделал, слишком много… Нельзя отвлекаться даже на незначительные глупости, нужно идти вперед до самого конца, до тех пор, пока он не добьется своей цели. Чего бы это не стоило. Отражение в ответ смотрит волчьим злым взглядом, и Тихиро думает — так, именно так. Никак иначе. Ничего большего он не заслужил, включая дозволение веселиться. Как он может? Шрам — как метка. И она не исчезнет, пока… Пока весь этот кошмар не закончится. Неожиданно, чья-то рука ложится сверху, прикрывая рубец. Его все еще видно, но Тихиро отвлекается на вытянувшуюся позади Шаль: она пытается прикрыть шрам пальцами, неумело, после чего неожиданно серьезным голосом произносит: — Не грусти, Тихиро. Но разве я заслужил веселья? Я еще ничего не добился. Клинки отца все еще не на месте. Хисяку — не мертвы. — Я знаю, ты очень переживаешь, хоть и не говоришь… Когда мама умерла, я тоже только об этом и думала. Но мама всегда говорила, что нужно переключаться. Что это полезно! Тем более, ты очень сильно постарался. Спас меня! Для меня это очень важно. Поэтому, хотя бы в мой вечер, нет ничего плохого в небольшом веселье. Ты же делаешь это, потому что я тебя попросила. А не потому, что ты решил все бросить. Разве нет? Тихиро поднимает глаза и встречается взглядом с Шаль; без улыбки или кривляний, она выглядит совсем иначе, чем в их первую встречу. Если подумать, один раз он уже сбегает с поля боя, прочь от отцовского клинка, и все ради нее. Тогда он ставит ее выше мести. А сейчас? Он смотрит в отражение. Оттуда на него в ответ — он сам же, но вместе с Шаль, которая все еще пытается закрыть шрам рукой. Того почти не видно, и в ответ на него смотрит старый Тихиро, который только учится мастерству кузнеца. Отец… Отец сказал бы то же самое. Хотя бы на один день можно притвориться, что все хорошо. Потому что это праздник ради Шаль, а Шаль настрадалась гораздо больше, чем он. Она еще совсем ребенок, и то, что он спасает ее — правильный поступок. Ради такого, наверное, можно один раз и отвернуться от изначальной цели. Тихиро кладет руку на голову Шаль и треплет ее по волосам, после чего хмыкает. — Да. Пожалуй, ты права.