Синева

      Синелист… Как же много говорит это слово. Человек, не подверженный чувственному анализу происходящего смело заявит: измерение, что окутано синевой травы, листвы деревьев, небом, отличающимся только на несколько оттенков от наземной природы; в голубизне небосвода виднеются маленькие крупицы, излучающие слабое желтоватое свечение, солнце облепляет земной покров белым пламенем света; где-то вдалеке слышны звуки колоколов; иногда по пути встречаются поля, засаженные пшеницей, а рядом стоят мельницы, в которых хранится хлеб. И он будет прав. А тот, чьё мышление сводится к чувствам скажет: синева природы, что окружает словно тёплым одеялом, навевает ощущение спокойствия, поддерживаемого звоном колоколов, разряжающих суховатый воздух; прогуливаясь по Синелисту, иногда слышится журчание воды, что тут же возвращает сознание в прошлое, пропитанное радостями и печалями, от чего хочется застыть на месте и наслаждаться моментом свободы, упокоения души и лёгким воодушевлением; шелест листвы разгружает разум, позволяя забыть обо всём: рутине, жизни, проблемах, невзгодах, повседневности, печалях и скорби. И он тоже будет прав…       Горечь — единственное слово, ассоциирующиеся у Эмриса с Синелистом. Ведь последняя встреча с тем, кто показал другие краски жизни, отличающиеся от привычных, кто научил многому, что не забудется уже никогда, потому что въелось в подкорку сознания, с Джодахом, случилась именно в этом измерении…       Отблеск света из-за луча, падающего на металлический ободок и кончик перьевой ручки, нисколько не мешал упорно записывать что-то в дневник. Едва чернила успевали подсохнуть, как уже на новой странице был написан новый текст. Он не отличался от предыдущих записей — был описан на белоснежных страницах всё тем же еле читабельным почерком, в котором ясно можно было увидеть неаккуратность и спешку за порывами мысли, что настырно хотела улететь, а ту хватали обеими руками, увековечивая на листах.       «Запись 32. Разговор с Джодахом.       … Прошло не так много времени с последнего разговора с Джодахом, но мне кажется, что прошла вечность. За делами в Ордене дни проходит настолько быстро, что не хватает не только времени, но и сил для отдыха и копания в чувствах, хотя глава говорил чаще заниматься этим. Его советы помогают справиться со стрессом, от которого следует избавиться, потому что очередная аномалия, что может обрушиться на наше измерение, не ждёт и может возникнуть в самый неподходящий момент. А я должен быть в форме, потому что кто знает, что в этот раз потерпит наш мир. И в чём же причина их возникновения? Джодах пытается сдерживать аномалии. Но, кажется, это не продлится долго. Ему необходимо отдохнуть. Именно так и нужно будет сказать при встрече.       <…>       Синелист. Ави, почему Вы не показали это измерение раньше? Оно успокаивает разум. Каждый раз оказываясь на этом острове, покрытым короткой синей травой, с одиноким деревом справа от направления линии горизонта при закате, я перестаю ощущать себя: земля уходит из-под ног (метафорически), тело становится необыкновенно лёгким, голова будто наполняется какой-то жидкостью, которая задерживает проникновение в разум мыслей о работе, об Ордене и о документах (их необходимо будет заполнить. Не забыть!). По-другому выразить свои чувства я не могу — нужно попросить совета. Быть может ощущение невесомости — вина лёгкой одежды. Я не ношу пиджак. Джодах так сказал. Он говорит, чтобы я носил рубашку здесь, в Синелисте, полурасстёгнутой. Так тёплый ветер, дующий с востока, проникает под одежду и помогает телу разнежится. Ави был прав, когда говорил, что это особенное ощущение…»       Перелистнули сразу несколько страниц, что шелестом нарушили природную гармонию звуков, находя глазами короткую первую запись.       «Запись №1. Синелист.       Мне трудно описывать что-то на страницах бумаги, учитывая, что все чувства я старался подавлять. Сейчас же я волен написать обо всём. Не так давно, пару дней назад, Джодах уже приводил меня в это дивное место. Оно полностью отличается от нашего мира. К сожалению, мне не чужда информация об названии этого измерения по моей же вине. Я был очень ослеплён красотой данного мира, что опустил все слова, которые говорил мне Джодах. Несмотря на это, я не чувствую укоризны совести. Мне здесь хорошо. Я испытываю умиротворение. Порой кажется, что место здесь застыло до момента, пока я не напишу обо всех своих чувствах…»       Вернулись к последней написанной странице, добавляя:       «… Я помню тот разговор о чувствах и ощущениях. Он будто был вчера. Представления Джодаха о чувствах действительно поражают.       «Счастье» — это то слово, сказанное им в момент первого посещения Синелиста. Я, на удивление, действительно испытываю интерес к тому, ощущает он это чувство до сих пор- (запись прерывается, а буква не дописывается) Зачем я обманываю самого себя? Сдерживание аномалий, их устранение, работа в Ордене, подписание бумаг, урегулирование вопросов с магами — обязанности, которые выполняет Джод-»       Раздавшийся совсем рядом с ухом звук действительно напугал Эмриса, черкнувшего по бумаге, из-за чего осталось чёрное густое пятно от чернил:       –Эмрис, — голос говорящего по-странному дрожал и казался робким, хотя перед глазами был… Джодах — лидер Ордена, выглядящий испуганнее мыши, загнанной в мышеловку.       Вид главы, пришедшего невесть когда из-за невнимательности Эмриса, не обратившего внимания на звук открытия портала, оставлял желать лучшего. Было похоже, что Ави готовился к встрече, но данное утверждение ставилось под сомнение: растрёпанные волосы, но выглаженные одеяния; мешки под глазами, но общий бодрый вид; действия, в которые ярко виделись ноты беспокойства, но и какой-то странной уверенности, — всё противоречило в образе Архангела, явившегося в разгар излияния чувств.       –Пр-       –Даже не извиняйся за то, что не заметил меня. Я только пришёл, — страдальческое выражение лица чуть ли не повергало в потрясение Эмриса. — Ты помнишь о назначенном разговоре?       Ни слова, ни звука, ничего. В действительности Эмрис помнил о назначенном разговоре: потому-то он и пришёл заранее сюда, в Синелист, в место, которое успокаивает, открывает новые уголки души, в место, которое показал сам Джодах так, будто никто о существовании этого мира не должен был знать — он ведь доверяет? — с личными вещами, чтобы на бумагу высвободить все бури, строющие хаос внутри тела, чтобы провести генеральную уборку в голове и не сказать ничего лишнего… А о чём должен быть разговор?       –Вы неважно выглядите. Взаправду необходим разговор?       Нечитаемый взгляд Ави, в котором, казалось, бушуют все эмоции одновременно, от чего становилось не по себе, пронзал тело насквозь. Парализующее свойство не дало не только совершить какого-либо действия, но и продолжить говорить.       –Эмрис, этот разговор действительно важен! Почему с изменой своему хладнокровию, своей строгости и педантичности и уход к расслаблению сделали из тебя… куклу, не способную рационально мыслить? Я ведь старался для тебя.       –Джодах… Ближе к делу, раз Вы начали… — упомянутые выше качества вернулись, выстраивая вокруг обладателя будто каменный барьер и стены.       –Эмрис… — послышался тихий вздох. — Не так я представлял начало разговора, — неосознанно Ави потёр ладонью лоб.       Послышался хлопок: Эмрис закрыл дневник, даже не дав возможности чернилам окончательно застыть, увековечивая потоки мыслей.       –Ты был здесь снова, чтобы сделать записи в своём дневнике? Мне казалось, что это место помогает расслабится, почувствовать свободу, а не писать что-то…       –Вы хотели поговорить о чувствах? Неужели разговор о таком стоил тех недописанных бумаг и неизученных сведений для выявления характера аномалий и эффективного их ликвидирования? Мы уже достаточное количество раз встречались — не только здесь — и говорили о чувствах, переживаниях и прочих человеческих слабостях, манящих существо, как запретный плод, — Джодах вскинул бровь. Эмрис отмахнулся. — Чем этот разговор должен отличаться от десятков предыдущих?       –Тем, что это разговор не о чувствах, Эмрис.       Восцарившееся между ними молчание скрывало много недосказанностей и каждый не спешил о них ведать собеседнику. Они же доверяют друг другу, не так ли? Многое оба пережили вместе, о многом оба болтали, теряя несчастные часы, которые могли пойти на решение какой-то задачи, поиск информации или урегулирование каких-то вопросов, многое обсуждали не только для отвлечения и отдыха, но и для работы, много проводили времени наедине друг с другом, делясь сокровенным. Однако очень большое количество запретного было скрыто под масками, точно Эмрис и Джодах — актёры, исполняющие роль на сцене.       –Так о чём же?..       Несвойственное беспокойство отразилось тонкими нотами в голосе Эмриса. Раз речь пойдёт не о чувствах, о чём следовало бы догадаться, судя по взволнованному тону Ави, когда он только назначал встречу в прекрасном Синелисте, то о чём она тогда пойдёт? «Неужели аномалии вышли из-под контроля, что означает работу для магов без продыха? Или взволнованность обуславливается чем-то хорошим?» — надоедливые мысли обвивали голову венком.       –Я вынужден вас всех покинуть       Даже сейчас эти слова всплывали из глубин памяти, будучи похороненными в мёртвом болоте из неприятных воспоминаний или давно утерянных деталей прошлого, несмотря на то, как глубоко их закапывали в грязи. И вновь и вновь каждая мельчайшая частица той долгой минуты, проведённой в странном предвкушении: тон, которым те были произнесены, каждая буква, выражение лица Джодаха, сквозившее хладнокровием и безразличием, — врезалась в сердце, беспокойно бьющееся от накатывающейся тревоги.       –Что значит «покинуть»?..       Безразличие.       –… Почему Вы так просто говорите об этом? Что за странное выражение лица? Почему Вы покидаете нас в такой ответственный момент?! — беспокойство и непонимание.       –Эмрис, я не могу рассказать тебе правду       –Почему не можете? Что это за причина ухода, которую вы не можете объяснить?! И если вы решили покинуть нас в период обострения аномалий, то как нам их сдерживать, если более не будет вашей помощи? Мы ведь почти нашли решение, мы на верном шаге для достижения-       –Это необходимая мера       –… Вы решили предать нас…       <…>       С момента последнего посещения Синелиста, оказавшегося финальным в укреплении мнения о предательстве Джодаха, он лишь несколько раз открывал свой дневник, когда одиноко сидел в библиотеке, корпея над книгой, необходимой для получения идей и мыслей о том, что ещё можно сделать для поимки беглеца. Он не читал свои записи. Отнюдь, старался их игнорировать — счастливые воспоминания спокойствия, радости, свободы, что стали чуждыми и уже остались в далёком прошлом; моменты с тем, кто показал жизнь, но нагло воспользовался расшатывающимся положением в Ордене и сбежал — бросил, оставил — навсегда — и открывал последние страницы, описывания на белой бумаге уже не чувства, а — рутинность. Рождение пары новых заметок не помогло совладать с ощущениями, бушующими в душе. Слова, написанные изящным почерком, предложения, выведенные по прошествии нескольких минут, а не в быстром темпе, от которого дрожала рука, смысл, теряющийся в том, действительно ли это мысли существа, а не машины, быть может, захватившей сознание. Всё было не так. Новые записи не блистали неаккуратностью, небрежностью. Оттого и потеряли тот мотив чувств. Ту нить, связывающую сердце и руку, выводящую слова на бумаге… Как когда-то в прошлом…       С тех пор он не открывал его. Забыл, забросил в самый дальний конец библиотеки, доступ к которому имел только он и Джодах — предатель, — пока не покинул Древо Жизни, пока не покинул Орден, пока не покинул Эмриса.       Он забыл прошлое. Старался это сделать, зарывая вещи, связанные с Ави, в глубинах Древа подальше не только от себя, но и от других волшебников. Там, где никто их не найдёт. Никто, кроме него самого. Надеялся забыть всё, связанное с Джодахом: все воспоминания, предательски всплывающие в сознании в моменты отдыха от работы или от Воланда, учиняющего какой-то ущерб, отражающийся с такой силой физически или морально только на Эмрисе, ликвидирующего последствия каждый раз; чувства, неразрывно скрепляющие обоих с самой первой встречи в Ордене. Хотел… Забыть обо всём…       И шутка ли это судьбы, решившей добить состояние Эмриса, и без того шаткое от эмоциональных потрясений и физических нагрузок, но вместо любого другого измерения при помощи ЦУК он вместе с Бастианом и Лололошкой попали во время пробы работы устройства в Синелист… Безнадёжность…       Поступая так, Эмрис знал, что будет жалеть о совершении необратимого, корить за собственную дурость и глупость, ненавидеть не только Ави, но и себя всем сердцем, саморучно делая из собственного «я» — врага, — однако он прошёл сквозь портал.       Тёмные коридоры Древа, увешанные картинами, захламлённые множеством полок с рукописями и книгами, сундуками с рунами, стеллажами и магическими артефактами, остались позади. Всё теперь за спиной: все предметы, все существа, сроднившиеся за проведённое время вместе в Ордене и не только в его пределах, все чувства, намеренно которые закопали сзади, чтобы выйти со свежей головой. Перед глазами застыло множество светящихся частичек, служащих ориентиром в тёмном Синелисте. Их мягкий свет нисколько не раздражал глаза, наоборот, благодаря нему быстрее можно было привыкнуть к темноте измерения. Причудливые деревья в тени стали похожи на силуэты каких-то существ, находящихся в странных позах: одно очень походило на человека с головой паука, словно протягивающее другому дереву-созданию сладость или, может быть, какой-нибудь предмет. Прячущаяся за пушистыми облаками луна походила на маленького бесёнка, то выглядывая, то снова скрываясь. Все звуки стихли: не было слышно ни журчания воды, ни тихого покачивания травы или колосков пшеницы от ветра, очень слабого. Только где-то рядом одиноко стрекотало насекомое, скрываемое в густых зарослях от глаз и светящихся частиц.       Однако ничего этого Эмрис не замечал: воспоминания яркими вспышками возвращались из глубин памяти. Его лицо не выражало никаких эмоций, кроме хладнокровия и равнодушия, хотя буря в сердце подавала импульсы: хотелось выплеснуть все чувства, копившиеся в закромах сознания столь продолжительное время. Однако желание излить душу от всего: воспоминаний, проведённого времени, эмоциональных откровений, солнечных и серых дней, пропущенных только из-за него, — не сломало прочной стены, укреплённой ненавистью и непониманием того, какой же цели придерживался Ави, сбегая. Эмрис нисколько не недолюбливал Синелист: это прекрасное измерение подарило столько хорошего и приятного, заполняющего уголки души, оно стало отдушиной от тяжёлых будней и скучных выходных. Но возвращаться сюда было трудно. Этот мир словно открылся по-новому — в нём будто не хватало души, он опустел. Теперь ни в чём не виднелась его рука: ни в деревьях, бесцельно смотрящих за новоприбывшим существом, ни в траве, потерявшей блеск, ни в небе, что возвышалось над головой и будто стало намного дальше. Теперь это не тот Синелист, который знал Эмрис.       Каждый шаг давался с трудом и открывал всё новые двери старых воспоминаний, но Эмрис даже бровью не вёл, бесцельно бродя по обширным полям, сменяющихся то пшеницей, то простой травой, лугами или речушкой, которую приходилось обходить, чтобы продолжить прогулку. В свете крохотных частичек трудно было заблудиться, но маг намеренно следовал не по тем тропам, уже обошедшими в обе стороны вместе с Джодахом. Он убегал от него, хотел привести голову и мысли в чувства, однако с мерно шедшими минутами тревожность всё более нарастала без причин и предпосылок. Она не сбивала с дороги. Возможно, именно этой путницы не хватало Эмрису — всё осточертело: каждая пылинка этого мира, каждая веточка, каждая букашка — не вызывая никаких эмоций.       А мыслей не было. Ни единой. Только тихая пустота и скорбь по умершему былому. Совсем ничего… Ни звука, ни шелеста, ни ветра. Пустота…       … Пустота, раскинувшаяся по полю, на короткий миг тронула струны души. В действительности, Эмрис желал немного отдохнуть после дороги. Однако ни дневника, ни ручки — атрибутов, без которых посещение этого мира не обходилось — не было рядом, но это не огорчило его: он занял место посреди поля, редко усеянного цветами, снял пиджак, отложенный на траву рядом с собой и расстегнул пару верхних пуговиц. Ветер тут же забрался под одежду, обволакивая грудь и ключицы теплом. Вновь то давнее осознание свободы и невесомости настигло его, несмотря на нахождение не на летающем островке, а на целой земной поверхности. Невзирая на давно изменившийся характер, мировоззрение и привычки, Эмрис не изменял себе в удовольствии и наслаждении этими чувствами, ощущаемыми спустя столь продолжительное уже ушедшее в небытие время… Счастье…       –Я знал, что ты придёшь.       Неожиданно раздавшийся рядом с ухом знакомый голос встрепенул Эмриса, оживил, возвращая в сознание.       Перед ним стоял Джодах.       В нём произошло немного изменений на первый взгляд: исхудалые щёки придавали больше остроты чертам лица, окрасившиеся от чего-то волосы отдавали теперь не чистым серебром, блестящем оранжевым в лучах солнца, и голубовато-белым при луне, а пыльным металлом. Но глаза… Ох, эти чудесные глаза, окутывающие омутом всякий раз при встрече взглядами. Они нисколько не потеряли искр спокойствия и неопределённой загадочности.       –Вы…       От чего-то не хотелось нападать. Не столько из-за неравноценных сил, сколько из каких-то других убеждений: возникло желание узнать, куда он пропадал, что видел и последняя ли это их встреча. Не могла же на него оказать такое влияние природа, не так ли? Ведь в сердце давно теплится зловещий гнев, готовый был обрушится на Ави при первой же возможности — встрече или поимке. А сейчас — в тишине — кажется, что время, потраченное ими вдали друг от друга, такое незначительное, столь короткое, что поиски беглеца-предателя видятся простой глупой игрой, затеянной, вероятно, ради забавы, а не из каких-то благих целей.       Джодах тихо сел рядом, шелестя одеждами и крыльями. Эмрис скучал по этому звуку.       –Я тоже скучал по тебе… — совсем невзначай произнёс Джодах, прежде чем Эмрис успел бы сказать почти те же слова. - Все мысли сводятся только к тому, как много времени мы пропустили, находясь далеко друг от друга.       Ави перевёл взгляд на Эмриса. В нём более не виднелась та странная преграда, возникающая во всякий момент разговоров или выступлений перед магами Ордена, будто созданная только для сдерживания эмоций или скрытия откровений.       Послышался тихий вздох со стороны Архангела.       –Как долго ты ещё будешь меня искать, Эмрис?       Ладонь, не облачённая в перчатку, что была снята, аккуратно огладила щеку Эмриса, а губы накрыли чужими…