День прощания

Мичизу не понимал, какого черта его отправили в Россию. А уже в России ничего не понимал еще больше. Мало того, что странные жители и странный быт, так ещё сегодня из каждого утюга орала какая-то странная песня, где маячила нынешняя дата. «Третье сентябряаааа, день прощанияаааа», – провыл Шуфутинский из уличного динамика. Тачихара поморщился. Песня уже начинала ему надоедать, притом, дичайше. Он вообще крайне паршиво владел русским языком, но благодаря этой задолбавшей его за какие-то часа полтора песне, уже её текст знал наизусть, в то время как русский язык все еще оставался для японского шпиона где-то за гранью. Но расшифровку в виде «дня прощания» Мичизу запомнил отчетливо. Даже не поленился на ломаном русском уточнить у какого-то прохожего, что за песня и в чем ее смысл. Странно, что его пугали злобными русскими. Прохожий со снисходительной улыбкой выдал какое-то неведомое «салям алейкум» и попытался объяснить. Смысл Мичизу кое-как понял, улавливая в пассаже этого случайного прохожего совершенно незнакомые слова. Особенно его заинтересовали «понаехали тут» и неведомое нечто, которое звучало как «совсем дикие в своем Узбекистане». Что за зверь такой этот «Узбекистан», Тачихара решил не задумываться и, тем более, не спрашивать. Главное, что смысл песни удалось понять, – и на том спасибо. Что ж, если действительно этот смысл таков, может быть, это знак, что ему давно пора попрощаться с военной полицией и отрядом Ищеек. Только его личный день прощания будет, наверняка, в совсем другую дату. Впрочем, смысла это никак не меняет... – Тачихара-кун, как слышно? Среди помех еле-еле пробивался голос Дзёно. Жаль, действительно жаль будет прощаться именно с ним. Сайгику все эти годы пытался заменить Тацуо, вот только этого так и не вышло. Но какая теперь разница, учитывая, что это уже, в принципе, становится неважным. Эта миссия – последняя. Что удивительно – в России. Но дальше уже ничего не будет удивлять. Потому что Тачихара в скором времени вернется в Японию, и все прошлое сотрется из памяти, как это было ранее. Но этот день и эту странную песню, которая сопровождает его на протяжении дня как назойливый попутчик, он уже вряд ли сумеет выбросить из головы… – Тачихара-кун, мне нравится эта песня, – отрапортовал Дзено по рации. – А тебе? Нашел же время о песнях рассуждать… Слух Сайгику поистине удивителен, учитывая, что он смог расслышать эту странную песню сквозь помехи, при всем том, что Мичизу старался отойти как можно дальше, чтобы музыка на площади не мешала. – Дзено-сан, не время сейчас... – Отставить. Я жду твоего возвращения, потому что уже успел соскучиться, – долетает до слуха Мичизу по линии связи. И даже вливающийся треск помех не может это перекрыть. Внутри разливается странное тепло и какое-то удивительное желание прожить как можно дольше, при всем том, что за жизнь до этого момента, он вообще не держался. Прямо сейчас он знает, что обязательно вернется. И что обязательно обнимет Дзёно на прощание, – очень крепко. Может быть, даже рискнет сказать ему то, что всегда боялся сказать и не мог решиться. Но сейчас не время думать обо всем этом. Важно услышать диалог Достоевского с кем-то там, чье имя осталось в тени. И Тачихара слушает – очень внимательно, а сердце продолжает греть надежда, что победа останется за ними, и что отряд военной полиции – вечен и, хоть Сайгику и не Тацуо, но всегда будет рядом, а этого более чем достаточно…