Горячо и холодно

На улице давно не сентябрь, а жуткий декабрь. Снега, как и всегда, нет, но Саяке холодно. А ее рукам с нарушенным кровообращением — тем более. Она прячет их поглубже в карманах, чтобы жуткий ветер не покусал. Вообще, спроси ее сейчас, чего б хотела, то Саяка без укола совести сказала бы, что хочет отправиться обратно домой. В общежитие, точнее. Там тепло и спокойно. Можно пораньше залезть под одеяло и заснуть неспокойным из-за нарушенного режима сном. Но таким приятным… Но это хорошо, что ее никто не спрашивает. Потому что она бы соврала: вину все-таки бы испытывала жуткую. Не пойти в кино в день рождения своего парня по его душераздирающей просьбе — то еще преступление. У Сатору в последнее время дел невпроворот. Потому что теперь он официально стал магом особого уровня, ответственность перед которым возросла раз в двадцать девять( столько раз Саяка один раз пыталась до него дозвониться. Вся извилась, накрутив себя), а свободные часы сократились в столько же. Поэтому, когда они в очередной раз засыпали вместе( хоть Годжо уже и выпустился, и Яга из общежития гонит его чуть ли не веником), когда Саяка слышит этот вопрос, то внутри все переворачивается: — Не против в понедельник со мной в кино сходить? Там к Рождеству новую комедию показывают, — говорит Сатору, заправляя чужую прядь волос за ухо, а затем повторно приглаживая ее, словно бы без этого жеста волосы встали бы и убежали. — Так это же твой день рождения будет, — Саяке не нужно даже в календарь смотреть, чтобы это знать: засмотрела до дырок, — Разве ты не хотел бы как-нибудь по особенному отметить? — Не, — даже не думает над ответом Сатору, — Я только с тобой в этот раз хочу. Мы давно вместе время не проводили, а выходной мне дали только на день рождения. Так что, ты не против? Саяка вздыхает. Зиму ненавидит, выходить куда-то из дома в это время — уж точно нет. Ей хватает и заданий. Но это же Сатору Годжо. Он сам по себе заноза в заднице, но так мало же ему: он еще и со своим появлением перевернул привычный поток жизни. Но вздыхает все же не из-за этого. А из-за мешков под такими прекрасными голубыми глазами. Из-за синяков на белоснежной коже. Из-за проявляющийся слегка складки между бровями. Люди, вы о чем? Ему исполнится только двадцать один год! Саяка тянется рукой к лицу Сатору, большим пальцем аккуратно проходится по нижнему веку. А он, как котенок( не кот даже), ластится, трется об протянутую ладонь. Иногда Саяке, ну только по секрету, кажется, что женщиной в их отношениях был именно Сатору. Он не боялся открыто проявлять свою любовь везде. Несмотря на взбалмошное поведение, он отличался проницательностью. Особенно, когда дело касалось Саяки. И добивал ее тот факт, что Сатору, будучи идеальным во всем, умел готовить такие шедевры, что словами не передать как вкусно. Это заставляло переживать. Но, как только он касался ее своими теплыми ладонями, все куда-то улетучивалось. Саяке трудно это признать даже самой себе, но ей безумно нравится, когда он гладит ее по голове или просто расчесывает волосы. Ее собственные руки всегда были холодными. Иногда люди, касаясь ее кистей, вздрагивали. А один противный мальчишка из начальной школы назвал ее жабой. Но Сатору никогда не отстранялся от ее рук, какими бы холодными они ни были. И тогда, когда они лежали тем вечером, не отстранился. И сейчас. Саяка хотела уже позвонить ему и поинтересоваться, где же засранца носят черти. Однако в момент подъехала машина, из которой, чуть ли не дожидаясь полной остановки, выпрыгивает Сатору. И замедляться не собирается: несется прямо на нее. А когда добегает, сгребает в объятия, чуть ли не роняет обоих на землю. — И тебе привет, — бурчит Саяка куда-то в шею. Ей богу, иногда Сатору был похож на котенка, а иногда — на гигантскую, но безгранично добрую собаку. Сатору ничего не отвечает, только лишь губами сухо касается ее носа, затем лба, щек… нет, ну точно псина облизывает хозяина при встрече. Но Саяке не хочется его останавливать, хоть ни котов, ни собак она и никогда не любила. Только лишь обнимает поперек его талии, прижимаясь ближе. Сатору хватает ее ладони своими, а затем отрывается от ее лица. — Прости. Долго ждала? — он почти тут же срывается с места, за руку ведя ее во внутрь, — Пошли. А то холодно. И руки старается не выпускать, пока кино не подойдет к титрам. А Саяка их и не вырвет из его теплых ладоней, пока способна дышать.