Разговоры и состояние души

Глаза разлепляются, Даня пытается сфокусировать взгляд. Отбивающие молоточки в висках на секунду затихают, чтобы потом с двойной силой продолжить угнетающий бой. Пара часов сна слишком явно давали о себе знать. Даня тяжело поднимает голову с согнутого локтя. Рука почти не чувствуется и только сейчас начинает неприятно покалывать, будто множество подкожных иголочек попеременно впиваются в мышцы. В темной комнате единственным фонарем светит монитор. Лицо в этом свете — болезненно неестественное, как с эффектом "зловещей долины". Это подмечает Даня, когда случайно ловит себя в экране телефона. Уведомление, разбудившее его, горит равнодушно белым. Приглашение на тусовку выглядит как шутка. Даня трёт глаза более чем остервенело. Веки снова липкие — он плакал? Неудивительно, что такие события уже не откладываются в памяти. Даня тяжело встаёт и тащится в ванную. Он бы хотел устыдить себя за слезы, но сил на это уже не хватало. Может поэтому он и плакал — сил не было, заставить себя что-то сделать было чем-то нереальным. Он жил на скопленные деньги, и этого хватало с лихвой. Самое страшное, что Даня больше не чувствовал желания продолжать заниматься творчеством. Идей не было, как и вдохновения. Музыка тяжёлым грузом давила на грудь, вызывая только чувство вины за каждый потраченный впустую день. Старые песни уже не казались чем-то удивительным, а главное — качественным. Огромные цифры просмотров не откладывались в голове, Кашин упорно не верил, что в этом была его заслуга. Иногда ему казалось, что весь интернет слушает его треки по приколу, не воспринимая всерьез ни смысл, ни исполнителя. Мотивацию это отбивало окончательно, хотя многие друзья в один голос опровергали его уверенность. Кашин бездумно плещет в лицо ледяной водой. Когда идёт обратно за стол, дыхание постепенно утяжеляется. Он держится до последнего, дышит глубоко, запрокинув голову к потолку. Грусть эгоистично отнимает остатки энергии. Кто он такой? Для чего каждый день тщетно старается заставить себя работать? Борьба с собой — дело слишком энергозатратное. Он сам не заметил, как оказался в одиночестве. На самом деле с ним все было хорошо, руки-ноги целы, деньги есть, что можно несколько лет жить безбедно. Каждодневные слезы — последствия творческого кризиса, который скоро пройдет. Полное отсутствие сил — Даня ел в лучшем случае раз в день и спал мало, оно и понятно. Правоспособность он пока не утратил, в соседней подворотне не откинулся: стоит радоваться хоть чему-то. Но вот вакуум, который образовался сам собой, поглотив треклятую новую квартиру и Даню заодно — вот это заставляло переживать сильней обычного. Когда Кашин переезжал, это напоминало новый период в жизни. Он весь кипел и исходился энергией, перенасыщаясь идеями и строя глобальные планы на будущее. В подобном бурлении жизни на кажущиеся мелочи не обращаешь внимание. Так и ссора показалась чем-то несущественным и поверхностным, на чём не стоит фиксироваться — авось само рассосётся. Но время шло, Руслан не писал с того злополучного дня, упрямо поддерживая негласный вызов: кто сдастся первым. А потом начался карантин, лишивший возможности случайного столкновения на какой-нибудь тусовке общего знакомого, что в теории могло бы дать зелёный свет на шаги к примирению. Месяц за месяцем, в жёстких ограничениях и рутине прошло больше года. Тогда люди осмелели и всё-таки начали проводить не слишком масштабные локальные мероприятия. Спраздновать чей-то день рождения или успешный выход трека, потом и просто загулять на несколько дней, так как дел было не то чтобы много. Смерть от скуки не грозила разве что Кашину, который окончательно погряз в самокопании и к тому времени уже растратил все желание выходить в общество. Поначалу друзья удивлялись отказам. Заваливали сообщениями, пытаясь выяснить причины, ведь раньше Даня был за любой движ, особенно если это касалось близких друзей. Но, натыкаясь на железное «я в порядке», ничего не могли противопоставить. Приглашения начали поступать реже. Кашин будто оказался вырезан из привычного ему мира. Но его, казалось, это не волновало. Как минимум, волновало в меньшей степени, чем своя квартира. Удобное расположение и приемлемый вид из окна теперь не играли никакой роли: из дома он не выходил, питаясь доставкой, а окно было занавешено плотными шторами на постоянной основе. Кашин выдыхает сквозь стиснутые зубы, утирает нос рукавом. Щипать в глазах перестает, зато теперь прояснившийся взгляд улавливает медленно плавающие в свете монитора пылинки. Такая мелочь бьёт больно, вызывая странно нервозное состояние. Кашин заставлял себя изо дня в день протирать редкие поверхности, но его усилия были настолько бесполезны, что хотелось в очередной раз утопить опухшее лицо в слезах. Блядская квартира не желала получать прилагательное «чистая». Пыль была везде, появляясь, кажется, сразу после того, как Даня полоскал тряпку. Даже сейчас воздух — тяжёлый и плотный. Даня высовывается сквозь шторы, щурится от неприятного солнечного света и приоткрывает окно. Это действие бесполезно, как и его попытки заставить себя работать. Не ощущается даже слабое дуновение, лишь спертый воздух применяет удушающий прием в вольной борьбе. Глубоко в голове отдаются постукивания. Кашин роняет себя на кресло и неопределенное количество времени просто сидит, не двигаясь. На подкорке будто черт пляшет, силясь, наконец, свести с ума, чтоб не мучился больше. Но биты сочетаются между собой, странно напоминая его стиль треков. Даня подаётся вперёд, замерев рукой над мышкой. Вслушивается в густую тишину и пытается выстроить в голове похожую мелодию. Тщетно — еле слышные звуки погружаются глубже в толщу воды, пока не пропадают вовсе. Кашин вздыхает, но в целом, все это — предсказуемый результат. Он нажимает на иконку игры в боевой готовности оторваться от реального мира на несколько часов, но его вновь выдергивает настойчивое сообщение на телефоне. «Если всё-таки передумаешь, приезжай. Мы начали, но пока что неполным составом. Руслана не будет, хоть ты и не спрашивал. Он, кстати, пытался узнать у меня твой адрес, так что ходи оглядывайся, хуй знает, что у него на уме. Хоть я и не сказал ему ничего» Даня хмурится, не понимая, что его в этой ситуации смущает больше: внезапный интерес Руслана или сомнительный отзыв друга о нем. В голове что-то щелкает. Он выключает компьютер, не глядя, натягивает мятую, хоть и чистую футболку, накидывает дутую куртку и спешит вниз по лестнице к подъехавшему такси. По дороге забегает в алкомаркет и берет недешевый алкоголь в подарок — день рождения, всё-таки. В чужой квартире его встречают с громким удивлением. Интерес пропадает быстро, Даня рассеянно обводит взглядом новые лица. Его знакомят с парой человек, но он все равно придерживается старого круга общения. Друзья завуалированно пытались узнать о здоровье, на что Кашин отмахивался привычным «все нормально». Да, он похудел, что футболка казалась на несколько размеров больше, хотя раньше была впритык. Нет, не от нервов и голодовок. Да, под глазами вполне видные синяки — подрался в подворотне, защищая свою честь, с кем не бывает? Без шуток — синяки были всегда, только почему-то раньше их никто не замечал. Да, он выглядит усталым, но кого в наше время не мучает бессонница? Главное, чтобы на общении это не сказывалось, а Даня шутит и смеётся, и ведёт себя абсолютно нормально. Да, на футболке знакомый рисунок с большой "М" и химической формулой, это же мерч Руслана кажется? Руслана? Даня недоуменно отражает взгляд друга. Смотрит на себя в зеркало и с трудом удерживается от желания пробить рукой лоб. Вместо этого пытается перевести тему слабым «нет, у него формула другая была, водки, кажется». Ему не возражают. Но переглядки и сочувствующие взгляды становятся невыносимыми. Когда Руслан оставил у него свою футболку? Почему Даня так спокойно присвоил ее, сунув в шкаф? И почему именно сейчас она так удачно попалась под руку, когда, казалось бы, дела до бывшего недруга уже не было. Нежелательные воспоминания, давно давящие и набирающие силу, получили долгожданный толчок и разом вылились в голову бешеным потоком. Руслан не просто забыл свою футболку. Он оставил ее сознательно, в полной уверенности, что у Дани ей самое место, что он к нему ещё вернётся. И вернулся бы. Когда меняться одеждой стало чем-то нормальным, можно даже сказать, обыденностью? Кашин приложил сколько сил, чтобы забыть моменты запретной близости и что теперь? Блядская случайность рушит построенную на нереализованных мечтах и смирении жизнь. Руслану не нужно быть на празднике, чтобы напомнить о себе — Кашин сделает это сам. Злость бурлит под солнечным сплетением. Даня переходит в режим невнимательного слушателя и думает. Творческий кризис подошёл внезапно, ещё до ссоры он терял мотивацию и вдохновение, не в силах выдавить из себя и простейшего бита. Руслан упорно искал себя, пробуя в разных стилях и пения, и музыки. От жгучего взгляда в спину становилось не по себе. Даня не хотел бы вспоминать тех моментов совместного тура, но мысли уже ему не подвластны. Футболка висит на плечах и холодит тело, пропуская сквозняк. А ведь они могли бы найти друг в друге силу, наверное? Принять действительность, где-то уступить, а где-то быть упрямее, может, тогда бы и не было негласного вызова: кто продержится дольше? Они проиграли оба, и Кашин упорно не хотел это принимать. Лёгкая ссора пришлась на болезненный пик, когда Даня разуверился в себе, как в человеке творческом. Удар по больному, чужие злые глаза и громкий хлопок дверью. Они часто подло выводили друг друга на эмоции, но в этот раз все зашло слишком далеко. Кашин не помнил, как отыскал в кратчайшие сроки новую квартиру. Как бездумно сваливал вещи в одну кучу для перевозки. Как передавал вещи Руслана его другу под предлогом, что тот забыл после очередных съёмок — и похуй уже на недоверчиво-подозревающий взгляд. Кажется, он вечно жил в квартире, пропитанной пылью, с неплохим видом и высокими потолками, с запертой дверью неудавшихся отношений. Память с готовностью создавала желанные провалы. Только вот жизнь не поменялась и, кажется, стало только сложнее. Сложнее, но не хуже — напоминает себе Даня. С ним все в порядке, нужно было только выспаться и поесть разок нормально — и пройдет эта лёгкая, но затянувшаяся грусть. То, что он сам ткнул себя носом в нежелательные воспоминания — его вина. Но больше такого не повторится, правда ведь? Не повторится в плане полностью пройдет? И Руслан пройдет окончательно? Мысль жалит крапивным ядом. Даня не думает, только опрокидывает в себя очередной стакан. Вокруг всем уже все равно на его нездоровый вид. Музыка незаметно становится громче. Друзья привычно веселятся и пьют. Даня невольно цепляет эту непринужденную атмосферу. Цепляет и погружается в нее с головой. Вспышка камеры слепит глаза в какой-то момент, и Даня обнаруживает себя в толпе для общего фото. Остаток вечера проходит мимо него. Невзирая на уговоры, Даня заказывает такси и уезжает поздней ночью, вусмерть пьяный, зато почти счастливый. В квартиру возвращаться было тошно, он просит высадить его в соседнем парке. Куртка держится на плечах на честном слове. Горло окольцовывает петля холодного воздуха. Первый снег скрипит под ногами, не желая таять в ближайшие пару часов. Шум машин остался где-то далеко, богом забытый парк кажется подозрительно спокойным из-за своей пустоты. Редкие скамейки, покрытые темными листьями, сейчас блестят в свете фонарей белым покровом. Первый человек, которого Даня выцепляет мутным взглядом в этом парке — мужчина с собакой внушительных размеров. Подозрительный взгляд провожает его до следующего фонаря. Даня был уверен, что не выглядит настолько пьяным: это мир под ногами то расширяется, то сужается. Однако неосторожный взгляд того уёбы способствует падению настроения, и после значительного подъёма идёт блядский откат, возвращая к родной апатии. Одной рукой Кашин на похуй счищает снег, заваливается на холодную скамейку, доставая сигарету. От никотина плавит ещё сильнее. Откат сил давит на мысли, красит их в насыщенно чёрно-белый, воруя лишние цвета. Депрессантом сейчас служит алкоголь, хотелось привычно пустить слезу и уснуть за компьютерным столом. Но ноги противно гудят от непривычных нагрузок, вставать — лень, и Даня устало запрокидывает голову, всматриваясь в чёрное небо с тускло горящими звёздами, позволяя редким снежинкам лениво приземляться на лицо. Усталость напоминает ему что-то, что-то далёкое и родное, потерянное в похожих ярких образах, но все ещё единственное. Тогда ноги также гудели от непривычных нагрузок, а ещё — от ненормированного режима сна. Толпа задыхается в истошных криках. Даня рвано мечется взглядом по клубу, натыкаясь, в основном, на свою женскую аудиторию. Невыносимая духота изматывает, Дане хочется скинуть худи, но позволить он себе может только полотенце на волосах. Дыхания не хватает, и он отрывается от микрофона, беря ртом воздух. Руслан продолжает его строчку, давая ценную секунду передышки. Вместе они поют одну из песен Кашина, и этот момент кажется поистине историческим. Совместный тур, почти полный зал и такая отзывчивая, хоть и молодая, аудитория. Вместе с Русланом Даня тянет очередную строчку. Друг берет слишком высокую ноту, сгибаясь пополам, вызывая отчаянный крик толпы. Кашин под шумок делает глоток из непрозрачной бутылки, и алкоголь обжигает горло, даря желанное расслабление. Руслан поет песню своего авторства, ему подпевают, но не слишком активно. Даня поет лирику, обнимая стойку с микрофоном, текст песни «Любовь» кажется немного жёстким для такой душещипательной мелодии. И снова они вместе поют одну из популярных песен Дани, снова скачут и провоцируют аудиторию на крики. Руслан кричит что-то про их совместный трек, мол, пока они живы, «Мемы» будут выходить каждый год. И где сейчас это обещание? Руслан делает пару глотков воды, остальное выплескивает на визжащую толпу. В глазах плывет периодически, Кашину снова кажется, что из сегодняшнего вечера он не запомнит ничего: слишком много впечатлений, эмоций и своего отрицания происходящего. Если Дане до сих пор тяжело признавать, что он уже способен собрать подобный клуб, то Руслан не слишком думает о таких вещах. Ему было проще — чаще всего он держался за спиной, Кашин не видел его даже боковым зрением. На рожон не лез, только если Даня совсем выдыхался, то перетягивал на себя одеяло. Взгляд в спину казался обжигающим, но тогда Даня объяснял его себе совсем по-другому. Крики толпы, оглушающая музыка и невыносимая духота ещё долго преследуют Кашина, даже после ухода со сцены. Он вспоминает горящие глаза фанатов, безумно скачущий свет и неизменную фигуру, делящую с ним сцену и песню. Вспоминает, потому что ему кажется, что он как всегда забудет эти моменты. Их могут вытеснить воспоминания о туре в других городах или мозг сможет замять концерт в столице, ведь волнение было колоссальным — не зря Даня заменил привычную воду на алкоголь. Шум в ушах постепенно сходит на нет. В руках — пустая бутылка, которую он бездумно вертит в руках уже долгое время. Гримерка пустует. Но стоило только об этом подумать, как негромкий стук раздается в дверь. Руслан выглядит лучше его, но такой же взмыленный и уставший. Руслан расслабленно усмехается, раскидываясь в кресле, вспоминая какой-то тупой момент с фанаткой. Руслан негромко говорит, занимая все внимание, заставляя плывущего Даню ещё сильнее смотреть куда-то ниже носа. Кашин кивает-смеется-шутит и это пиздец как похоже на заученный сценарий. Кажется, от него слишком разит алкоголем, когда Руслан, наконец, притягивает его за затылок и глубоко целует. Даня чувствительнее под градусом, Руслан умело этим пользуется, хотя сам не упускал возможности на концерте хлебнуть из чужой бутылки с не водой. Руслан забавно морщит нос, когда Даня своим излюбленным движением тычется губами в шею. Чужие пальцы в ответ ползут под худи, обжигают холодом, от которого хочется вытянуться в струну и вздохнуть с придыханием. Даня был уверен в том, что память у него на редкость плохая, и что этот день он больше не вспомнит. Но до сих пор почему-то дотошно живы в голове те моменты, где они тяжело ютятся на одном кресле, целуются влажно, дышат шумно в перерывах. Даня не помнит, как оказывается в квартире. Осознанности — ноль, он не может собрать мысли в кучу, не может нормально раздеться и хотя бы умыться. Алкоголь на голодный желудок — это всегда плохая идея. Но ещё хуже, наверное, пить снотворное под градусом. Кашин не может по другому, у него — полная дезориентация, кажется, он не в силах вспомнить дорогу на кухню. Потерянность, от этого разочарование. Все это так и манит выйти в окно, высокое и длинное, доходящее почти до потолка, отвратительно пыльное и ожидаемо пустое за месяцы жизни в этой квартире. Подобные мысли пугают ещё находящегося в адеквате Даню. По опыту он знает: не уснет даже несмотря на алкоголь в крови. Снотворное сильное, используемое в самых критических случаях. И Даня не может назвать другой, более экстренный момент для применения. Пара таблеток жжет язык несколько секунд, пока не исчезает, унесенная потоком хлорированной воды из-под крана. Кашин вытирает рот тыльной стороной ладони и замертво падает на кровать. Утро наступает глубоким вечером. Даня по частям собирает тело. Голову изнутри разрывает то от постукиваний базового бита, то от препарированного на разные дорожки «Лицемера». Музыка срывается на незнакомый, но странно приятный мотив, который Кашин упорно не желает ловить. Знает ведь — только протянешь руку, как выскользнет мысль скользкой рыбой. И так голова тяжёлая, а тело слабое, может, из-за давнего приема пищи. Даня пытается нащупать телефон, который оказывается почти разряжен, разочарованно отбрасывает его под кровать. Постукивания не прекращаются, хочется закрыть уши ладонями, берушами, наушниками, чем-нибудь, что только под руку попадется. Грудь странно жжет от отсутствия сообщений. Ребята выложили фотки в телеграмм канал. Никто не поинтересовался, как Даня добрался до дома и... Почему не появлялся в сети два дня. В идеале, сейчас он должен в ахуе смотреть на дату. Проспать несколько дней? Это уже на слух звучит нездорово, что уж говорить о реальности. Но Кашину удивительно все равно. Грудь жжет от тянущей слабости и недостатка кислорода. Лёгкие будто отказываются фильтровать этот мертвый пыльный воздух. Дыхание даётся тяжело, сбиваясь от малейших действий. Как у него выходит встать с кровати и не рухнуть под нее — удивительно точный вопрос. Однако когда неизвестные мотивы перестают бить по ушам, Даня осознает, что что-то било не в его сознании, а в его дверь. Ритмичные удары, упорно нескончаемые, будто человек за дверью не мог смириться и просто ему написать, оставив тщетное занятие: пробивать дыру в дереве. Даня плетется сначала в ванную, чуть не уснув в сложенной из ладоней лодочке теплой воды. Потом к шкафу, долго раздумывая, соответствует ли его худи приему гостей. Но гость не уходил, не понимая явных намеков. Кашину было похуй и на свое лицо, и на внешний вид. Тянуть время долго не получается, он чувствует, что может уснуть в любой момент. Дверь возвышается осуждающе, ведь никому не приносит удовольствие выдерживание серии ударов без возможности ответить. Кашин трёт глаза, отгоняя абсурдные мысли. Наваливается всем телом на дверь, параллельно поворачивая ключ. Чуть не вываливается в подъезд, придерживаясь за ручку, и не сразу узнает фигуру на пороге. Руслан сверлит взглядом, чуть склонив голову. Черная шапка с подвернутыми краями с натяжкой закрывает полголовы, оголяя часть бритого затылка. Черная куртка выше бедер распахнута. Щеки не красные, кожа успела отогреться в тепле подъезда. Одна рука надёжно спрятана в кармане, другая сверкает татуировками и красными костяшками. Руслан поджимает губы, смотрит серьезно, ожидая реакции. Ее не следует. Даня просто замирает, не зная, что ещё можно сделать, как люди должны реагировать на бывших друзей, без спроса появляющихся на пороге. В любой другой ситуации он бы смутился, наверное. А может стал бы кричать, обвинять, вспыхнув, как хворост сухой — и не состоялось бы никакого диалога. А может он произнес бы слабо, что скучал, и кинулся бы другу на шею. Нет, кажется последний вариант мозг спутал с сериалом на России 1, которые так любила смотреть в детстве мать. Странная ассоциация могла бы вызвать смешок. Но не вызвала ничего. Глухая пустота внутри продолжала существовать. Ватное тело только по непосягаемой божьей воле продолжало удерживаться на ногах. Прекратившиеся удары сменились на звон в ушах. Глаза, казалось, не могли раскрыться больше одной второй. Даня хотел спать. А ещё больше — проснуться и понять, что все это сон. И что Руслан — лишь созданный мозгом образ для облегчения последствий усталости. И всё-таки некрасиво так стоять, молча. — Хотел что-то? — не придумывает ничего лучше Даня. Руслан не меняется в лице. Выдерживает паузу перед ответом. — Поехали в город. — Чего? — Тебе нужно на улицу, — безэмоционально требует Руслан. Даня хотел бы удивиться. Среагировать, как нормальный человек. Но его максимум — заторможенно качнуть головой и выдавить: — Не нужно. Был недавно. Руслан молчит. Стоит над душой, смотрит исподлобья. Даня устало смотрит в ответ в надежде, что ситуация решится сама. Молчание неприлично затягивается. Внутри будто сжимается ржавая пружина — это неприятное ощущение, вызванное подвешенным состоянием из-за абсурдности ситуации. У Кашина не было сил что-то спрашивать, а уж тем более выяснять и предъявлять в контексте давней ссоры. — Хуй знает, чё стоишь. Пройдешь, может? — сдается Кашин, делая шаг внутрь квартиры. Совесть не позволяет захлопнуть дверь перед носом бывшего друга. Друга, который не вызывает ровно никаких чувств. Даня просто осознает, будь на месте Руслана кто-нибудь другой — все одно. Люди виделись ему странно одинаково. Руслан видится ему смазанной фигурой, которая могла бы стать любым из его знакомых. Даня прислоняется к стене с видимым облегчением и ждёт. Уже все равно, что хочет от него Руслан, может, за футболкой пришел? Так пусть сам ищет в недрах шкафа, Даня, кажется, больше и шагу не ступит. Руслан оглядывается с интересом, но быстро бросает это дело, кидаясь острым: — Пиздец у тебя душно. С отоплением проблемы что-ли? — Мозг не еби. — вяло просит Кашин. Руслан странно косится на него, нахмурив брови. — Чё с тобой в последнее время? Не спишь, видимо, ещё и не ешь. Меня на порог пустил, хотя год как в ЧС кинул. — Все нормально. — Пиздишь, — изрекает Руслан. — Кого? — заторможенно уточняет Даня. — Не меня, и похуй. Хотя лучше бы пиздил, чем вот это... — бормочет под нос Руслан. Даня не реагирует, мозг совсем не отрабатывает противоречивую информацию. В руки прилетает куртка, и Даня хватает ее рефлекторно. Крутит вопросительно, искренне не понимая нужды. Руслан пропадает в его комнате, иногда ругаясь бессвязно, видно, что-то выискивая. Появляется в коридоре с телефоном и кошельком, рассовывает их по чужим карманам. Выуживает оттуда пачку сигарет и забирает себе. — Одевайся, а? — нетерпеливо требует Руслан, будто Даня должен воспринять его действия, как должное. — Нахуя? — делает отрешенную попытку всё-таки узнать причину Кашин, медленно погружая руки в рукава. — В центр поедем, я машину подогнал. На пару часов буквально. Спрашивать ещё раз, нахуя, чрезвычайно лень. Силы оставляют Даню, когда он продевает вторую руку в рукав. Руслан вздыхает устало, приближается и самостоятельно застегивает молнию. Кашин рассматривает знакомую татуировку на руке. Помнит, как Руслан долго сводил рисунок во всю ладонь, чтобы набить что-то более вразумительное. Зачем помнит — вопрос актуальный. — Отъебешься, если поеду? — Руслан прячет руки в карманах и покачивается на пятках. Медленно кивает. — Отъебусь. Даня удовлетворяется ответом и первым выходит из квартиры. В машине предпринимает ещё одну попытку уснуть, но Руслан на светофоре сует ему холодную бутыль воды, которая дает хоть какую-то бодрость. Пейзаж за окном сливается в размазанное полотно, и Дане кажется, что все вокруг его — обман, а за окном на самом деле зелёный хромакей, вместо которого на монтаже подставили картинку двигающихся домов. Кашин ковыряет в тарелке вилкой, наверное, долго. Руслан поел уже давно, и сейчас равнодушно сидит в телефоне. Кусок в горло не лезет, Даня жуёт медленно, силясь почувствовать вкус еды. Внутри что-то переворачивается, и он поспешно закрывает рот и ретируется в уборную. Рвет его долго и болезненно, кажется, выходит двухдневная выпивка. Глаза слезятся, ребра ноют как после забива, в животе, как в его холодильнике — мышь повесилась. От последнего сравнения накатывает очередная волна тошноты, но выходить уже нечему, Даня просто давится, согнувшись над унитазом. Выходит из кабинки, умывается, избегая взгляда в зеркало. Руслан стоит на пороге уборной, зачем-то следит. Взгляд будто виноватый, но одновременно странно решительный. И это единственные эмоции, которые Даня смог считать за этот вечер. Они возвращаются за стол. Тарелки уже унесли, в том числе с недоеденной едой. — Прекрасно. На сегодня я от тебя отъебываюсь, как обещал. Даня думает долго, не находя связей между словами Руслана. Дане хочется корить себя за алкоголь и снотворное, за голодовку и похуизм. Но мозг отзывается вяло, привычно переходя в режим полусна. Кашин не помнит, как оказывается у своего дома. Ключи холодят пальцы, когда он отрешённо тычется в замочную скважину. В квартире воспоминания благостно улетучиваются. На утро он вновь просыпается за компьютерным столом. Болит шея, в животе тянет противно — тело вспомнило о физической потребности в еде. Даня смаргивает слезы - умывается - переодевается. Долго смотрит в экран заряженного телефона, не зная, что делать дальше. Приходит в себя, когда на кухне раздаются странные звуки, а сам он чувствует себя зависшем в коридоре. Руслан вызывает удивление, и Даня сонно трёт глаза. — На ходу не спи, а? — стоя спиной, замечает Руслан, — Блядская пиздень, — очередная кастрюля летит обратно на полку с громким звоном. Даня хмурится, упорно пытаясь оценить состояние раскрытого и никому не нужного холодильника. Бутылка забытого вина заискивающе глядит с нижней полки. Руслан одной рукой без сожаления хлопает дверцей холодильника. Поворачивается лицом и, наконец, одаривает вниманием. А точнее, просто молча сверлит взглядом, вызывая уже что-то похожее на опасение. Даня честно пытается заставить себя догадаться, о чем с таким лицом может думать бывший друг. Почти сразу бросает это дело, ведь грудь непонятно сдавливает и не отпускает. — Скажи уже, чего ты от меня хочешь. Не пойму — хоть убей. Лицо Руслана искажает болезненная усмешка. Он обессиленно машет рукой, уже не в силах держать Данин взгляд. Кашин с трудом вспоминает, как вообще добрел до двери и пустил друга в квартиру. Кашин отводит глаза, внимание привлекает блядская пыль на столешнице. Внутри что-то привычно разбивается с высоты пятого этажа и кажется, это остатки его терпения. — Блять, сказал бы что ли, — машинальным движением Даня берет тряпку, швыряя в раковину под холодную воду. Слой пыль располагал к рисованию и сумасшествию. Запястье перехватывают, когда Даня уже заносит тряпку над поверхностью. С нее капает. Пальцы неприятно влажные и холодные. Руслан мечется взглядом исподлобья, на лице что-то похожее на удивление. — Совсем ебанулся? У тебя еды дома нет, какая, блять, пыль? Ты чем питаешься вообще? Кашин вырывает запястье, и это первая эмоция, так отчётливо играющая на его лице. Руслан сдерживает какое-то чувство, послушно убирает дрожащую руку в карман штанов. Даня равномерно качает головой. В голову не приходил такой простой ответ на свой вопрос. Пришло только логичное удивление: зачем Руслан возится с ним, как с ребенком малым. Но нет, мысль неверная, возятся с ним, как с ребенком взрослым, соблюдая ощутимую дистанцию. Руслан не привлекает к себе внимание, говорит мало, в перерывах пишет тексты песен, когда они едят за одним столом, ведь Даня растягивает прием пищи на час. Вот и сейчас он заворожено наблюдает, как Руслан быстро скользит пальцами по экрану телефона, заказывая еду. Как стреляет вызывающим взглядом и гасится от чужой усталой отстранённости. И снова они едят вместе, сидя друг напротив друга, не говоря ни слова. Даня съедает не больше трети порции, и этого уже достаточно, чтобы растерять последние силы на переваривание пищи. Тело тяжелеет и привычно не слушается. Наверное, через какое-то время должна была прийти бодрость, но Даня не дожидается. Просыпается в новом дне не помня, как добрался до кровати. Все это похоже на странную рутину, к которой привыкаешь быстро, как только перестаешь обращать внимание. Но у Дани наоборот — с каждым днём сил будто становилось больше. Он чаще задавал себе неоднозначные вопросы, терялся в ответах, погружаясь в длительные размышления. Руслан был в каждых его делах, значился, как постоянная в уравнении. Даня привыкал делать нормальные для человека вещи, есть пару раз в день мелкими порциями, ложиться в определенное время и не под утро, а ещё гулять. С последним было все странно. — Новая куртка? — замечает Даня, скосив взгляд. Руслан медлит, вдыхает глубоко и размыкает крепко сжатые губы с характерным звуком. Сигарета оказывается меж пальцев. Он узкой струёй выпускает дым изо рта и, наконец, отвечает. — Новый мерч, — окурок летит в ближайшую, запорошенную снежком урну. Даня одобрительно кивает головой. Они наворачивают уже третий круг по району. Ноги тонут в снегу, видимо, это уже традиция — не чистить даже тротуары в этом городе. Ветер редкими порывами жалит кончики покрасневших ушей. Даня не курит, но его белый пар изо рта схож с сигаретным дымом Руслана. Тот в привычной черной шапке, татуировка выгодно выделяется на оголенной шее. Короткий черный пуховик с натяжкой закрывает бедра. Руслана, видимо, не напрягала погода, и он продолжал ходить в штанах с крупными дырами, оголяющими покрасневшие колени. — Поздравляю, — просто говорит Кашин, и этот ответ ему кажется вполне исчерпывающим. В голову приходит верная мысль: нужно глянуть телеграмм Руслана. Может, с новинками ознакомиться и мерч оценить. Да и в принципе влиться в новостной поток, кажется, что Даня отстает на несколько месяцев, живя в своем прошлом. Руслан останавливается внезапно, Даня по инерции останавливается чуть позже. На лице друга — надпись по типу «Шутишь, блять?» Кашин с трудом удерживается, чтобы не покачать отрицательно головой. Головой, которая, к слову, будто просветлела в последние дни. Мозг из неподъемного груза, который разучился проводить информацию, стал похож на что-то живое и функционирующее. Глубокие синяки под глазами разбавлялись лёгким румянцем после прогулок. Тело в целом начало его слушаться, что не могло не радовать. Но взгляд Руслана наводит на мысли о чем-то крайне серьезном и страшном. Однако друг, поняв, что немного бессмысленно стоять без действий и глядеть с немым вопросом, двигается к Дане. С абсолютно спокойным, немного похоронным видом он прикладывает руку тыльной стороной к чужому лбу. Выдерживает несколько секунд. Спускается двумя пальцами к шее, надавливает, смотря исподлобья, сжав губы. Сухая кожа — прохладная, посылает мурашки по всей шее. Даня распахивает глаза и послушно ждет, хотя держать взгляд Руслана становится все более неловко. Сердце ускоряется с каждой секундой, Даня разочарованно размышляет, как же тело его подставляет в такой момент. Руслан непонимающе качает головой, убирая, наконец, пальцы. — Температуры нет, но сердце хуярит, будто кросс бежал. Но это не критично вроде... — Даня вопросительно склоняет голову. До Руслана доходит, наконец. Он сдавленно матерится и кивает пару раз, признавая свою неправоту. Но снова скупится на объяснения, говоря ёмкое: — Извини, конечно, но я не так часто получаю от тебя комментарии, чтобы просто поверить в твое адекватное состояние. Может чё снова подцепил и молчишь идёшь, — Руслан будто прячет смущение в вороте пуховика, говорит быстро, с деланной безучастностью, — Курьер с едой через час будет. Мне ехать нужно, как никак, альбом новый, тур скоро. Руслан уходит первым, хлопнув по плечу на прощание. Даня двигается к дому нога за ногу, пытаясь безуспешно все обдумать. Ему почти не охватить всей информации, не выходит прийти к какому-то итогу, финальному решению. А Руслан, как неизменная составляющая, каждое утро стучится в дверь. Даня на энтузиазме: он раз за разом вытягивает себя в реальный мир, силясь замечать приятные мелочи, помимо негатива в виде вечной пыли. Слезы без причины стали редким явлением, бессонница продолжала мучить, но иногда получалось засыпать и без таблеток. Руслан же кажется обычным, скорей всего, он решает для себя, что будет проще игнорировать вчерашнюю ситуацию. Он не замечает, как Даня кидает внимательные взгляды, насильно откладывая в памяти несущественные мелочи, как выбивающаяся нитка из лонгслива, как черный браслет, смахивающий на шнурок, на запястье, как другой цвет пирсинга крыла носа. Руслан на автоматизме заказывает еду, проверяет холодильник, распахивает окна — волна холодного воздуха нехотя мажет пятки. Прислоняется бедрами о столешницу и утыкается в телефон. Даня с интересом следит, как друг перебирает большими пальцами, печатая быстро, наверное, с ошибками. Как замирает периодически, задумчиво упираясь взглядом в пол, беззвучно и плавно одними губами проговаривая какие-то слова. Подобные сцены, нечастые, но глубоко знакомые, проигрывались в груди тихим минором. Даня с трепетом осознавал близость этого чувства со вдохновением, казалось, ещё чуть-чуть, последний рывок, и чувства сложатся в картину, которая позволит полноценно сесть и что-то создать. Но финального дожима не было, Даня останавливал себя, так и не успев начать. Руслан ловит его взгляд, когда вносит на кухню еду. Чуть шарахается и передёргивает плечами. Отдаленно Кашин понимает, почему. Обычно он сверлил глазами стену или апатично листал ленту ВК, когда сидел на кухне. В голове не отложилась рутина, которой Руслан занимался изо дня в день за «спасибо» (и даже без него). Значит, Дане было все равно. Значит, он выпадал из реальности, подвисая с безучастным взглядом. И если сейчас он старается наверстать упущенное, то Руслан точно об этом не знает. И живой интерес в Даниных глазах на его похуистично-подзаебанный вид заставляет напрячься и даже подумать о состоянии здоровья друга. Температуру проверять он больше не рискует. Молча приступает к еде, напряжённо что-то обдумывая. Погода не сильно радует, но они вновь идут плечом к плечу по дорожкам парка. Даня завязывает разговор — в последнее время это получается все успешнее. Они не трогают острые темы, игнорируют ссору и актуальную информацию в медийной сфере. Чаще вспоминают прошлое, совместное творчество или отдельных фанатов, запомнившихся своей неадекватностью или жертвенностью. Даня медленно, но верно, возвращается к мысли о своей творческой деятельности. Цифры давят не так сильно, особое отношение к своим песням, залетевшим на большие просмотры, почти прошло, планка не поднималась и Даня не ставил себе ультиматум, что если песня не выстрелит также, как прошлая, то это плохая песня и можно было бы стараться лучше. Руслан с готовностью поддерживает эту позицию, он вообще проще относится к популярности каких-то треков, мол, не избежать этого и абсолютно нормально, что другие песни могут не так заходить аудитории. Даня ловит странную ностальгию и старается сдержать улыбку. Традиционный фильм по средам даёт короткое облегчение и приятно разгружает мозг. Даня видит, как Руслан расслабляется, разваливаясь в кровати. Сосредоточение уступает место лёгкому интересу. Чуть нахмуренные брови разглаживаются, руки расцепляются и уже спокойнее лежат на коленях. После титров Руслан признается, что уезжает через пару дней в первую часть тура, к которой нужно ещё скрупулёзно готовиться. Отсутствовать будет чуть больше недели. Даня коротко кивает, задумчиво ероша отросшие волосы. Руслан отпускает пару мамкиных указаний в стиле «Не шагай с крыши, а то упадешь и разобьешься». Руслан встаёт, равнодушно проходится взглядом по комнате, собирает оставленные вещи. Руслан перемещается в прихожую, и Даня вытекает за ним, подпирая стену. Он сомневается до последнего, но когда взгляд ловит крепкую хватку на пуховике, лишние мысли отпадают сами. — Эй, Русь. — тот поднимает голову в немом вопросе. Взгляд замыленный, будто мысленно Руслан уже проживает насыщенные делами и подготовкой к туру дни, — Поздно уже. Останься до завтра, утром уедешь, — голос пропускает странную интонацию, будто не его. Даня не даёт себе прятать глаза, смотрит открыто и прямо, вкладывая ощутимую просьбу. Руслан хмурит брови. Мнется в нерешительности, сжимая-разжимая губы. — Блять, секунду, — он достает телефон и строчит кому-то в чат сообщение. Отправляет и вновь смотрит задумчиво, закусив внутреннюю сторону щеки. Сердце пропускает удар, когда Даня слышит ответ. Руслан копается в его шкафу, пока не находит что-то в своем вкусе: потертое и брендирование, больше на пару размеров уж точно. Вешает футболку на руку, ехидно улыбается на логичное «Ты в моей парадной футболке спать будешь?», оставляя риторический вопрос без ответа, ретируется в ванную. Даня стирает усмешку и утыкается в телефон, на границе сознания маячит ощущение дежавю. Через несколько десятков минут рядом пристраивается Руслан. От него тянет свежестью и почему-то цитрусом. На влажные волосы наброшено полотенце. На лице — приятная усталость, как расслабление после тяжёлого дня. Даня ловит себя на мысли, что косится слишком долго и это уже напоминает какую-то слежку. Руслан тоже это замечает, поворачивает голову, без вопроса взирая в ответ. В голове отпечатываются спокойные глаза с темным, концентрированным цветом, будто его переизбытком. Горло странно перехватывает, Даня неловко уводит взгляд. Сердце исходится в ударах, Руслан продолжает смотреть. У Дани дыхание глубокое, и это прекрасно заметно по вздымающейся футболке. Хочется выронить телефон и откинуться на подушки — сверху наваливается изнеможение, про которое он опрометчиво позабыл в последние дни. Смаргивая тянущую усталость, Даня продолжительно зевает. — Ляжем? Как будто поздно уже. Руслан кивает, провожая Кашина взглядом от кровати до выключателя. Ставит будильник и откладывает под кровать телефон. Спускается ниже, устраиваясь на подушке. Даня замирает у стола, но всё-таки передумывает и ложится рядом, натягивая общее одеяло до плеч. Понимает, что забыл зашторить окна — Руслан так часто распахивал их, что Кашин постепенно отучился прятаться за непроницаемой ширмой штор. Вставать снова не хочется, поэтому Даня благополучно забивает хуй. Стекла пропускают свет редких фонарей с улицы. Небо затянуто белыми тучами. Ветер усиливается, бьёт в окна, поднимая вихрь лёгких снежинок с подоконника. Приглушённо шумит дорога с постоянным потоком машин. Даня напрягает слух, чтобы чётче услышать редкие сигналы и шум двигателей. Его отвлекает несколько выкриков под окнами, по ощущениям толпы подростков. Удаляющиеся разговоры и уже совсем тихий звук разбивающейся бутылки. Снова тишина, снова Даня прислушивается к чужому дыханию, недостаточно ровному и глубокому. Несмотря на усталость, заснуть привычно не выходит. Пить таблетки при Руслане Кашин не хотел, подсознательно понимая, что это действие не принесет ему приятных эмоций: Руслан смолчит, но хорошее настроение сойдёт на нет, а ему завтра к туру готовиться. «Но ведь Руслан видел, как он принимает снотворное» Аргумент казался слабым. Хоть мозг и противился, но всё-таки Даня решил для себя, что сегодня обойдется без таблеток. Поспит на пару тройку часов меньше, не развалится из-за одного дня. Руслан, кажется не спит. Или спит, но беззвучно. В темноте комнаты не видно, да и поворачиваться не хочется — а если всё-таки не заснул ещё? Даня закрывает глаза, но от этого становится ещё неспокойнее. Руслан под боком ворочается, устраиваясь. Даня разглядывает белый потолок. Вспоминает, как думал сделать натяжной, может, пыли стало бы меньше. Зачем-то вспоминает ночёвки у бабушки, где гремел холодильник на все лады, угрожающе сигналя маленькой красной фарой; где часы стучали убийственно точно, всегда с каким-то надрывом, как будто во время минуты молчания, постоянно выдергивая из долгожданной дрёмы; где настенный ковер нависал страшно, если повернешь голову; где сумасшедший кот решал невидно прогуляться по дому, погремев посудой или другими вещами, или напряжённо смотрел глазами, отражающими свет, с другого конца комнаты, или больно цеплялся когтями за оголенные ступни при малейшем шевелении. Воспоминания не несут приятного чувства ностальгии, от них просыпается забытая тревога. Хочется уйти на кухню и просидеть там до утра, к счастью, лента тик тока бесконечна. Но Руслана будить не хочется, а Даня ещё помнит, насколько чутко тот спит. Наверное, хорошо, что помнит. С другой части кровати опять слышится шевеление. Даня внезапно ощущает, как тепла стало больше — к его плечу прижались. Он не двигается, переваривая в голове случившееся. Чужое дыхание все ещё тихое и поверхностное. И тогда он делает ответный шаг. Все получается как-то естественно, само собой. Даня поворачивается в ответ, натыкаясь руками на чужую грудь. Устраивается удобнее, почти ощутимо касаясь носом влажной шеи. От Руслана тянет цитрусом, Даня все ещё пытается вспомнить, какие гели для душа он покупал в последнее время. Руки ощущают движение чужой грудной клетки совместно со своей. Руслан устраивает голову на его макушке, чуть ероша все ещё влажные волосы. Непривычно лежать с кем-то в его кровати, непривычно лежать в подобной близости, непривычно с тем, кого он успел отпустить и принять заново. Дане тепло, теплее, чем было до этого. Рука Руслана покоится на его талии, спокойно и совершенно естественно. Даня дышит, поток воздуха ударяется в чужую шею и рикошетит обратно. Кончиком носа он улавливает мелкие мурашки, а может, ему и вовсе кажется. Теперь он отчётливо слышит чужое дыхание над головой, ощущает его руками и, кажется, всем телом. Расслабление накатывает внезапно, Даня пропускает момент, когда глаза закрываются и он проваливается в беспокойный, но глубокий сон. Снится что-то тревожное, за ним бегут и он догоняет, и никто не может завершить начатое. Его будят осторожные движения и мерный стук. Из объятий выпутываются и желанное тепло пропадает. Даня мучительно открывает глаза, непонимающе осматривает комнату, не в силах хоть что-то сообразить после сна. По звукам входная дверь закрывается, Даня смотрит на часы и осознает, что время достаточно раннее. Что-то не так, мозг будто забыл что-то важное. Кашин быстро добирается до ванной, пока умывается и подходит к кухне, его осеняет. У стола — взволнованный Руслан, который моргает непонимающе, пытаясь шире разлепить глаза. На Даню на пороге он реагирует двусмысленно: от испуга, до радостного удивления. Он кидает взгляд на время и трёт глаза с усталым облегчением. Выдавливает: — Будильник не сработал. Блядь айфоновская, — Даня понимающе кивает: он очнулся от копошений Руслана, а не от режущей наживо трели будильника, — Если бы не курьер... Погоди, ты заказал? Он кидает взгляд на белый пакет с горячей едой. — Отложенная доставка, — спокойно соглашается Даня. Внезапная мысль, которую он вчера решил воплотить и, видимо, не зря. От восхищенного взгляда Руслана становится неловко, да и тот сам будто стесняется своей чистой радости. Они молча распаковывают контейнеры. Руслан напряжен сильнее обычного. Движения более скованные, глаза лишний раз обращаются к унылому пейзажу за окном, где медленно светлеет небо, да поднимается ветер. Кашин же смотрит почти безотрывно. Подмечает лёгкую неловкость и редкие оценивающие взгляды. Руслан открывает палочки и, наконец, добавляет: — Не знаю, блять, как благодарность выразить. Мне пиздец как важно сегодня вовремя приехать. А так я и поесть успеваю, и время на собраться остаётся, — Даня пожимает плечами, кидая привычное «забей, мне не сложно». Ему правда не сложно. А радость Руслана ощущается гораздо дороже и приятнее, чем своя собственная. Пока Даня привычно ковыряет ложкой плов, Руслан доедает лапшу. Строчит что-то безотрывно в телеграмме. Откладывает телефон, жалуется на какие-то непредвиденные обстоятельства, на то, как сложны концерты в реализации. Даня кивает, постепенно включаясь в беседу. Руслан говорит, поглядывая на время и уведомления. И в какой-то момент сухо сообщает: — За мной приехали. Дыхание странно перехватывает, Даня встаёт с готовностью, провожает до двери. Вещи Руслана давно собраны, сумка ждёт у порога. Он неспешно натягивает куртку, оборачивает вокруг шеи шарф с какой-то нецензурной надписью на английском. Завязывает шнурки, путаясь пальцами в петлях. Поднимается и запахивает куртку, застегивая серебряную молнию. Проверяет сигареты и телефон в кармане. Кидает поверхностный взгляд в зеркало. Оборачивается, наконец, и смотрит нечитаемо на Даню. Тот желает удачи, желает прыгнуть выше головы, желает полные залы клубов. Руслан забавно морщится и коротко усмехается, видимо, ему все еще непривычно осознавать, что столько людей готовы заплатить деньги и прийти на его сольный концерт. Руслан подхватывает сумку, благодарит за что-то и смотрит загадочно на дверь. Руслан резко пересекает расстояние в пару шагов, хватает чужой подбородок и притягивает к своим губам. Кусает нижнюю, ведет по ней языком до уголка губ и сразу отрывается, вызывающе глядя снизу вверх. Воодушевляется, загораясь, от Даниного охуенного недоумения и снова тянется вперед, но в этот раз целомудренно чмокает влажные губы и уже окончательно отходит на пару шагов. Руслан прячет искрящееся в глазах удовольствие от чужого смятенного взгляда, еще раз прощается и покидает квартиру, аккуратно прикрыв дверь. Даня долго стоит в коридоре, кусая губы. Чувствует себя школьником, который впервые поцеловался. Не важно, что с этим человеком было все возможное и невозможное. Нынешние ощущения тянут на прописанную романтику с затравкой на глубину последствий. Следующие дни тянутся преступно медленно. Даня с удивлением удаляет Руслана из черного списка всех соц сетей, не понимая, почему не сделал этого раньше. Осознает, что сам был давно убран оттуда, если вообще числился когда-то. Все это время Руслан просто приезжал, а Даня просто не покидал своей квартиры — им совсем не нужно было переписываться. Даня глобально задумался, как много времени Руслан тратил на него. В своей манере, конечно, но мотивацию создавал и из квартиры вытаскивал, за свой счёт кормил, иногда даже одевал. Сейчас это вызывает неуверенный смешок, но тогда... Даня, наконец, осознает, как хуево было «тогда». Одиночество и сливающиеся в непрекращающийся день будни. Прокрастинация и насилование себя раз за разом по пустяковым делам. Кашин мало что помнит, но даже этих воспоминаний хватает для сравнения с сегодняшней реальностью. Просящийся вывод не заставляет долго ждать: с ним было не все хорошо. Странно, что внешне это бросалось в глаза, но люди вокруг упорно смыкали веки. Шум сердца и крови в ушах складывались в давно знакомый, но пока сырой ритм. Даня думал. Разочаровывался, делал выводы, препарировал ситуации. На третий день тоска жёстким хлыстом обвивает внутренности. Из-за уважения к чужому труду, Даня не даёт себе расслабиться, раз за разом вытаскиваясь то на кухню, то в ванную, то на улицу хотя бы до магазина. Надоевший ритм хочется забыть, выкинуть из головы. Даня переключает внимание уборкой, слушает на максимуме любимые ранее песни, наверстывает прошедшие мимо него новости. А ещё следит за нечастыми постами Руслана. Тик ток спасает: фанаты выкладывают высококачественные видео с концертов. Даня старается не злоупотреблять просмотром, а ещё — не лайкать инсту, ведь у аудитории точно возникнут вопросы. Приходится отыскивать старый фейковый аккаунт и лайкать с него. На что через пару часов от одного из друзей приходит удивлённое: «Вы что, помирились?» И кто знал, что в подписках у человека ещё оставался этот забытый богами аккаунт. Даня злится, отвечая, что тот «несет хуйню». Потом всё-таки соглашается, но отмечает, заостряя внимание, что все сложно и он сам до конца не разобрался в ситуации. Через час он отвечает уже на третий звонок откровенно подзаебавшимся голосом. Знакомые, которые не вспоминали о нем несколько месяцев уж точно, коллективно решают узнать о его самочувствии, планах на будущее, вскользь упоминая Руслана. Даня не помнил такого интереса после ссоры, что же случилось сейчас? Но в какой-то момент ему объясняют, насколько сложно было организовывать мероприятия и тусовки, учитывая их с Русланом холодную войну. Фильтровать гостей, приглашать то одного, то другого, или терпеть отказы обоих. Руслан — не последний человек в медийной сфере, крутится, как может, ебашит частые коллабы и вообще общается со многими людьми Даниного окружения потому что почему нет. Выслушивая логичные аргументы, Даня понемногу начинает понимать друзей. Это приводит к новому витку рефлексии на следующий день. Надоедливая музыка в ушах проигрывается по двадцатому разу, но когда Даня без интереса поглощает пельмени, в голову приходит картина Руслана, прислонившегося к столешнице с раскрытыми заметками в телефоне. Отключённый от реальности мозг, плавающий взгляд и быстро скользящие по экрану пальцы, выводящие строки будущей песни или в стол, или в публику. Даня сверлит взглядом оконную раму продолжительное время. Срывается из-за стола, включает компьютер, с нетерпением расхаживает взад-вперед, пока ждёт загрузки. Он втыкает наушники и открывает заветную программу, испытывая непередаваемое чувство трепета. Пальцы чешутся от предвкушения. Будто сами они перемещаются по клавиатуре, с первых минут обрисовывая что-то похожее, что настойчиво морочило голову который день. Музыка проигрывается приличная, что кажется, будто он вдохновился одной из известных групп. Переходы плавные, получаются почти сразу. Даня добавляет пару фишек, разнообразив звучание. Многие моменты даются тяжело, за эти месяцы он уже успел забыть некоторые комбинации, так что приходилось тыкаться наугад, в надежде, что память вернётся, или сидеть гуглить, как начинающий битмейкер. Даня не смотрит на время. За окном все одно: ночью светло, как днём, а днём небо затягивает темными тучами. Когда глаза уж слишком сильно слипаются, Даня валится на кровать и засыпает в одежде. На утро, а точнее, на вечер Даня приходит в себя. Пельмени безнадежно летят в мусорное ведро. Он делает наскоро себе яичницу, не почувствовав вкуса, съедает за полминуты и вновь садится за компьютер. Когда финальные аккорды идут на спад, а следующий проигрыш звучит колоритно и качественно, Даня откидывается на спинку кресла, облегчённо выдыхая. Трёт заспанные глаза и слушает трек ещё раз, испытывая теплое чувство удовлетворения. Уже мысленно накидывает варианты строчек, как тут приходит странная мысль, которая в принципе при пересмотре кажется дельной. В диалоге с Русланом висит гифка с роскошными буквами и блестящими звёздами «Спокойной ночи». После нее Руслан почему-то отправил череп. Даня чуть улыбается уголками губ, чувствуя вину и странное удовольствие: Руслан заметил, что друг был в сети ранним утром. И что не был весь последующий день. Даня отпускает короткое «Прости» и тотчас кидает готовый бит с подписью «Ну как? Вечность ничего не писал». Так как поздний вечер, Руслан читает почти сразу. Пропадет на пару минут, за это время Даня напряжённо обходит квартиру, распахивая окна, создавая вид бурной деятельности, даже реагирует на уведомление не сразу, будто его это не слишком интересует. Губы невольно расплываются в улыбке, когда Даня раз за разом перечитывает короткие, но искренние слова восхищения. Трек не просто качает, он берет и не отпускает до конца и в целом звучит по-новому в хорошем смысле. Руслан, видимо, не дождавшись ответа, звонит ему. Палец дрожит над иконкой трубки, но всё-таки смахивает вправо. Даня ещё раз выслушивает отзыв на его спонтанную работу, благодарит смазано, будучи чуть смущённым. Потом пораженно сверлит взглядом стену, услышав предложение записать фит, оформленное в виде шутки с явным намеком. Кашин отвечает — как думает, с полной серьёзностью, мол, правда можно попробовать. Они говорят ещё какое-то время, Руслан делится историями с концертов, Даня — тем, как глупо его друзья узнали об их примерении. Руслан смеётся, говоря, что ему уже донесли эту историю — Даня незаметно для самого себя заслушивается. Голос друга усталый, оттого мягкий и спокойный. На фоне слышатся приглушённые голоса других ребят с команды. Даня отражает чужую невидную улыбку, задней мыслью подмечая, что ужасно давно не чувствовал себя так легко. Кажется, Руслан готов говорить с ним обо всем, по делу и нет. Даня пропускает момент, когда заканчивается звонок и он засыпает сам, без препаратов, без снов. Руслан возвращается в город под вечер. Он просто скидывает в чат свои билеты, где видно время посадки, на что Даня присылает короткое и без надежды: «Приедешь?» Тяжело было признаваться себе, но он скучал. Изо дня в день преодолевая тянущее чувство он вставал, верно занимаясь рутиной, ложился с надеждой на право увидеться вновь. Контент, посвященный Руслану в соцсетях, помогал какое-то время, но не мог заменить чувства от реальной встречи. Телефон пиликает и короткое, под стать вопросу «Приеду» становится единственной причиной жить. Даня ждёт, ждёт до поздна, прекрасно осознавая, что планы могут не сбыться, самолёт — задержаться, Руслан — чрезмерно устать. Даня бы не обиделся, ни в коем случае, разве что на себя за подобную эгоистичную просьбу. Но около двенадцати раздается звук домофона, а через минуту вваливается заебавшийся Руслан без вещей, но с искрящимися глазами. Даня заказал какие-то дорогие суши, которые уже успели остыть, но Руслану, кажется, все равно, что есть. Он скупо рассказывает про полет, потом и вовсе замолкает. Прикончив половину контейнера с суши, он спрашивает удивлённо: — Ты запомнил, какие мне нравятся? — Даня усмехается и согласно кивает, отводя взгляд, — Блять, — Руслан улыбается польщено. Даня убирает пустые контейнеры, прикрывает окно, ведь вечерний холод стал более ощутимым, а Руслану и вовсе нельзя болеть. Поэтому они перемещаются на балкон в куртках, хоть тот и отапливался, но из рук вон плохо. Руслан поджигает сигарету, курит в окно и рассказывает про остальную часть тура, про планы на перелет, про планы на творчество, про планы, планы, планы. Даня слушает, активно кивая, выдерживая зрительный контакт. В голове вырисовывалась неоформленная мысль: что насчёт его планов? Короткий рывок в творчестве не ведёт к глобальному изменению в его деятельности. То есть единственный написанный бит не задал темп, а просто оставил его без идей, став единоразовой акцией. Сейчас он жил как обычный человек, не хватало только работы на стройке и затравки на будущую семью. Даня поморщился: перспектива подобрать жену для правильной жизни казалось дикой. Для развития себя в медийном плане нужны идеи, желательно свежие, новые, чтобы выгодно отличаться на общем плане. Нужно напомнить о себе и не растерять того, что он уже приобрел — если что-то вообще осталось. Но перспектива отправиться на обычную работу, когда закончатся деньги, перерастала в зародыш уверенности, проклевывающийся через скорлупу отрицания. Мотивацию это давало железную, хотелось хоть сейчас бросить все и творить, пытаться в разные направления, мучиться, но найти свою нишу, стезю, которую потом получится раскрутить в осязаемый результат. Рефлексию прерывает изменившийся тембр Руслана с простой, но будто затянутой по времени просьбой: — Поговорим о нас? Даня невидно вздрагивает, но послушно поворачивается к задумчивому Руслану. У того ветер волосы ерошит, нос забавно покраснел, как и сгибы пальцев, удерживающих сигарету. Но напротив серьезный взгляд, охлаждает не хуже зимней стужи. — Я безмерно рад, что тебе лучше. Но не хочешь сам чего-нибудь спросить? — Руслан взвешивает каждое слово, позволяя другу высказаться без примесей своих эмоций. Даня ежится, от понимания того, как легко его прочитали, становится странно, будто стоишь с вывернутой душой, да ещё и объясняешь, как и зачем тут все устроено. — Внезапно, скажу честно. Но поддерживаю тебя, когда-то нужно было к этому прийти, — неспешно начинает Даня, собираясь с мыслями, — Меня интересует одна вещь, почему ты решил мне помочь? Мы не общались... долго. А тут ты без предупреждения узнаешь мой адрес и появляешься на пороге. — Ты так спокойно вычеркнул меня из жизни и также спокойно принял. Сначала мне казалось это ненормальным, типа я думал, это значит, что тебе всегда было похуй на меня, — нехотя признается Руслан, на что Даня ошеломленно фыркает, — Но, блять, я когда глаза твои увидел, сразу все ясно стало, — на одном дыхании произносит Руслан, отрешённо замерев на одной точке. Даня следит за чужим взглядом. Парковая зона у дома пуста: время позднее и холодное. Дом напротив стоял далеко, но все равно привлекал внимание разными оттенками света в окнах. Дым от сигареты узорами устремлялся вверх, пока его не подхватывал и не рассеивал ветер. — Как ты вообще про меня вспомнил? — Скажи спасибо, что напомнили, — горько усмехается Руслан, — Лиза жаловалась, что ты на ее день рождения не пришел, типа в тильте. Мне пиздец как не по себе стало, блять, когда ты пропускал тусовки по таким странным причинам? А потом и фотка в той футболке... — Даня нервно хмыкает, с трудом вспоминая тот день. — И ты подумал, что я так на помощь зову? — Руслан смотрит на него, как на полного долбоеба. — Знаешь, блять, я просто понял, в какой ты глубокой яме, что не различаешь таких триггерных вещей, как моя футболка, — на одном дыхании выплевывает Руслан, но Даня не чувствует злобы в свою сторону, — А если ещё и друзья так пиздят про тебя... Хуй там когда сам выберешься. Понимаешь, ты защищал их, помню, как сам ездил, вытягивал из тильта, помогал, а они потом так по-блядски поступают, обговаривая за спиной. Но блять, — Руслан трет ладонью лицо настолько сильно, что кожа краснеет под нажимом пальцев, — Я бы ушел, если бы ты прогнал. А тебе было просто похуй. Нет, все равно. Не только на меня, вообще на все, понимаешь? — Я от снотворного отходил, — слабо замечает Даня, внутренне содрогаясь от явного диссонанса прошлого себя и настоящего. — Неделю? Вспомни, когда ты вообще задал себе вопрос, нахуя я с тобой дрочусь? Кашин с подступающим к горлу ужасом понимает, что спустя пиздец какое долгое время. Он терпел чужое присутствие и выполнял просьбы-требования. Поначалу, лишь бы отвязались поскорей — не важно, кто. Потом потому что привык, устав задавать вопросы, на которые не хотел знать ответы, ведь не был уверен, что поймет или сможет переварить в таком состоянии. — Эй, ты чего? Блять, стой... Даня, твою мать! — Руслан выглядит чрезвычайно взволнованным и потерянным. Сигарета летит вниз, но он даже не замечает этого. Руслан бегает глазами по разным точкам, неизменно возвращаясь к чужому взгляду. Даня хмурится непонятливо. Тянет руку к лицу и отрешённо рассматривает влагу на пальцах. Горло сдавливает чем-то тяжёлым, вздох получается неровным. Он только сейчас понимает, что глаза странно жжет на ветру, а щеку что-то неприятно холодит. Руслан, кажется, паникует, — Я, сука, так и не научился на слезы реагировать, Даня блять... — матерится сквозь зубы, совершенно беззлобно и как-то тоскливо. Тянется потеряно и целует застывшие губы, обдавая привкусом табака. Тычется в них, выцеловывая линию, слабо покусывая. Даня моргает часто. Размыкает губы, позволяя поцелую стать чуть глубже. Руслан чувствует ресницами чужую слезу. Скользит языком внутрь, на мгновение сплетается с чужим и тотчас отстраняется, сползая ниже, прячет нос в изгибе шеи, погружаясь в объятия. — Я раз за разом обещал себе, что помирюсь с тобой, — выдавливает Даня, — Мне было похуй на многое, но я всегда держался за тебя, ведь ты вызывал во мне множество противоречивых чувств. Я и музыку написал, вдохновившись тобой, понимаешь? Потом произошел такой провал, что я не помню кусок своей жизни. Мне страшно, что я мог забыть что-то важное. Страшно осознавать, что мне стало все равно на нас и на себя. — Ой блять. Это хуево, — хрипло признается Руслан, в ответ глубоко фыркая. Прячет лицо, не давая доказательств догадок. Даня послушно уводит взгляд, прижимая чужое тело крепче, — Не забудешь меня больше, слышишь? И съедем отсюда потом, хорошо? — второй вопрос звучит неуверенно и приглушённо. — Да, — на выдохе произносит Даня.