Помню, курил я когда...

На старом продавленном диванчике расположились они двое, сбежавшие ото всех. Как всегда, в идиллии и даже благоговейной тишине. Звуки общества от которого они так славно удрали больше не тревожили. Комната будила холодным светом, окрашивая желтые стены в зеленцу, а лампочка под потолком едва слышно мерцала. Миха снова «улетел», вперил взгляд в пол, думая о чем-то своем, реже чем обычно прикладываясь к сигарете из-за чего пепел с нее опадал на пол. До этого Князь, не резонирующий ему, плюхнулся рядом, ответной реакции на его присутствие от Горшенёва не последовало. Несмотря на это, Андрей начал оживленно делиться впечатлениями о прошедшем концерте, пока Миша смаргивал морок и смешно хмурил брови. Слова вроде и долетали до него, только что словно сквозь воду. Он пребывал какое-то время в этом состоянии, как в вдруг очнуться действительно пришлось, ведь Андрей смачно укусил его за шею. Прикосновение зубов колючим током пронзило до самого нутра и заставило прыснуть — больше от неожиданности, чем от боли. Миша дернулся и резко обернулся на друга. Руки сами собою дернулись в попытке дать подзатыльник или хотя бы пихнуть в бок, но Андрей как будто подгадал сделать это специально тогда, когда те были заняты, одна сигаретой, другая неубранной пачкой. Андрей хохотнул и поддался назад, в румянце и радости став еще больше похожим на спелое яблочко. В то время как взгляд карих глаз стал сосредоточенным на этом лице. Не долго думая, Миша оскалился и припал играючи к оголенному плечу, чиркнул клыками и подхватил нижними резцами. Князев взвизгнул и повел плечом, пихнул левой рукой, притуливая засранца к спинке дивана. Захохотал, пообещал дать сдачи и как примкнул снова зубами, теперь только к щеке, да не просто куснул, а задержался, будто мёдом намазано. Горшок вдруг испытал… что-то странное, как вспышку в груди, понял, что что-то не так. И более того, что-то не то хочет сделать и он сам. Только сопротивляться этому не будет ни за что. Сердце еще встрепенулось и начало отстукивать с удвоенной силой, случившиеся вспышка розовым ядом распространялась от груди и лица по всему телу, а потом и повело... Миша повернулся, с прикрытыми поволокой глазами, по-детски чувственный, полностью отданный своим эмоциям внезапным. Князев знал, что если столкнется напрямую с этими глазами, то не миновать беды. Затянет ведь, как поющая сирена в свои сети. Но не успел он ни сбежать, ни оттолкнуть друга. Попал. Измученно выдыхая как навзрыд, Горшенёв срывается с места, закрывает собою от света лампочки, нависает над Князевым и впивает острия клыков в оттопыренную губу друга, этого мало, надо больше, — и за зубами поспевает язык. Сперва легонько на пробу, а после смелее и напористее проникает в рот. Андрей начинает отстраняться, а чужие руки хватают за голову и притягивают обратно с диким протестующим рыком. О нет, только попробуй сбежать. Сам ведь напросился. На удивление, мертвая хватка срабатывает, и губы расслабляются, позволяя насладиться вкусом и трепетом места, где он как будто больше Андрюха чем обычно в своей визуальной оболочке: без прикосновений, дружеских толчков под бок, глубокомысленных взглядов. Язык гуляет по нёбу, выискивает зубы, толкается в язык что там неподвижный, вроде и позволил Андрей с ним такое делать, а сам при этом инициативы никакой не проявляет. И вообще весь застыл на какое-то время, как неживым прикинулся. Запустил тогда Миша руку в пряди волос и сжал, направил к себе поближе, — Андрей тихонько ахнул под действием мягких подушечек пальцев. Горшенёв тем временем все больше и больше разыгрывался: так хорошо ему сливаться с ним, чувствовать, дыхание ловить на коже. И хотя бы на минуточку представить будто все по-настоящему. Снова и снова прорываться вперед, вытягивая язык за пустые лунки зубов, встречаясь с непослушным языком Андрея. Теребить вкусовые сосочки, кажется, пропитавшиеся хемльным. Сминать губы, неминуемо стриая себе подбородок о чужую свежую щетину. Капризный стон сорвался с губ, когда этот целительный оазис от всех бед стал активно сопротивляться. Тихое мычание стало ответом на Мишины настырные ласки. Две крепкие руки уцепились в предплечья и с усилием отлепили от корпуса, на который уже начал заваливаться Горшенёв. Со звучным чмоком тот отцепился и тотчас уставился в голубые глаза напротив. Андрей застыл в нескольких сантиметрах от лица друга, порозовевший немного. Глаза его не бегали хитро как обычно, замерли стеклянными льдинками непривычно, поражая холодом в сердце. Рот приоткрытый продолжал выдыхать шумно. Неуклюжим и лишним движением он утёр нос и начал робко, мол, Миш, ну ты чо? Миша ничего не ответил, залюбовался красавцем, еще хотел коснуться его, мечтал примкнуть заново и углубиться побольше, подрагивая ресницами полусомкнутых глаз. Но из настроения выбивала Андреева реакция, режущая острым ножом воздух между ними. Давление вынуждало сжаться и стать маленьким. Он причитал, ругался, хмурил брови, лицо его начинало багроветь как будто действительно ситуация вызывала гнев. Он снова вцепился в Мишины плечи и даже застряс — так как не видел ответной реакции. Видать, испугался, что вспыльчивостью своей зашугал друга. Да друга ли теперь? Миша чувствовал, как внутри нарастает ком обиды, которую придется теперь тащить всюду с собой как баласт. Никаких вразумительных ответов у него не находилось, и шутить не хотелось, все ведь по-серьёзке. Вскоре волна возмущения стихла, Андрей выдохнул и искренне улыбнулся. Огладил плечо Миши и по-доброму заглянул в глаза подкрадываясь под понурую голову. Ответ он хотел услышать лишь один и мягко подводил именно к нему. Миша выглянул из образовавшейся скорлупы. Обиженным ребенком он пропорол в ответку отеческий щит который был так люб его другу, — этот взгляд Князь запомнит навсегда, слово припечатывающий ему клеймо предателя. Выслушанные нравоучения только укрепили заново давно выстроенные роли. Андрей даже не представляет каким же придурком считает его он, вспомнил Миша все переглядки, ласкучки, касания, как любит Андрюша пристроиться сзади, да и он тоже. Находить друг друга везде, засыпать рядом, бросаться, кидаться, обнимать до хруста костей. Скажет ведь что не было? Стоит ли напоминать тогда? Князев успокоился и простил, когда придумал для себя что друг якобы попутал. И что больше так не будет. Пусть все останется как прежде. Тогда.