***
Наступает вечер, семнадцать часов дня. На улице, всё так же: Приятное, голубое предлетье небо. Ветер то ли прохладный, то ли тёплый. Колеблется погода, если так сказать. Тридцать первое мая, красивая, вдохновляющая дата. Парень продолжает рисовать, и рисует он ещё лучше. Краски испачкали белоснежную простынь, что не радует, но, у парня будут множества оправданий, Он же, всё таки, не специально. Но, как же, можно так, пропустить прекраснейший закат? Парень встаёт, и направляется на улицу. Садится, у открытого вида, на приятное, персиково-голубое небо. И, замечая краем глаз звёздочки, вспоминает песни. — Где звёзды нам светят так ярко, так ярко, ведь.. — Тихо пропел шатен, и тут же услышал дополнительный голос из под спины. — Космос нас ждёт, космос нас любит.. — Спокойным, и тихим голосом пропел рыжеволосый. Тут же, кудряшка засмущался. Это было слишком.. Комфортно. Уютно, приятно. Небо, со временем, становилось болеё темно синим. Звёзды являлись на небе ещё чаще, и уже много звёздочек сияло для парней. – Чудно, что, текст забыл что-ли? — Звонко засмеялся рыжеволосый, хлопая шатена по плечу. — Не забыл.. Почему же, ты, всегда так тихо подкрадываешься? — С неким возмущением сбросил Герман с себя тяжесть, успокаиваясь. — А что, ежели уже нельзя? — Закинул через плечо парня свою голову, улыбаясь, спросил Илья. — Нельзя, ни в коем случае! Не глупи, можно. Но, не думай, что я нарисую тебя, за твои хорошие знания песен. — Герман снова улыбнулся, и Илья фыркнул. — Неужели так тяжело? Я же красивый, брутальный, сэксуальный! — Хвастаясь своим телом, Ильич улыбнулся Герману. — Ну так?! — С "сексуальным" ты перегнул, да, и какая из тебя брутальность? Ты милый! Ну, это не комплимент вообще, так что, не думай себе там ничего.. – Отмахнулся Гераниус, махая рукой Илье. — Эй! Если кто и милый, из нас, так это точно ты.. И, и это был комплимент! — Гордо заявил рыжий. — О, Боже...***
— Ты не такой, ты не такой, как все.. — Тихо пропевал рыжий, гладя кудрявого по голове, переплетая волосы в пальцах. Всё же, он его уговорил нарисовать свой портрет. — И кто ещё подлиза, га? — С некой насмешкой, и язвительностью спросил Герман. Но, честно сказать, такой некий массаж головы доставлял удовольствие. — Ты, и только ты.. — Ну, ну. Так, я не знаю, если честно, как тебя нарисовать, но... Я постараюсь сделать не красиво! — Злобно засмеялся Герман, чем вызвал фыркание от старшего. — Идиот мелкий.. — Закатывая глаза, Илья усилил хватку на волосах парня, сжимая их, да приподнимая голову шатена в воздух. Но, услышал жалобное скуление, тут же аккуратно положил обратно. На это, шатен недовольно потёр свою голову, и продолжил чертить, да рисовать. Конечно, же, не обошлось без музыкальных сопровождений старшего. Представить лишь, одним мигом, такову картину, Что на коленях, у Ильи, лежит Герман, Рисующий его. Удивительно, правда? И, Илья подпевает до жути знакомые песни Герману, Что удивляет шатена; Они так похожи! — Лунный свет спустился на холм, искупался в пене от волн.. — Илья продолжал гладить шатена, чуть-ли не засыпая. Комари летали, но, благо, их было меньше; Лагерь выходил видом прямиком к морю! Их, здесь, и в помине не должно быть. Но, чёрт, как же они мешают! Лунный свет исчез за дома, И нас окружила тьма.***
— Ночь перетекает за край, я прошу тебя, засыпай.. — Тихо пел рыжеволосый кудрявому, который уже почти засыпал. Довольно уставший от сегодняшнего дня, шатен комфортно устроился на коленках врага-недруга, и заснул, как дитя. — Что, да ну, заснул? — Удивленно спросил самого себя рыжий. Он посмотрел на часы, и, время было час ночи. Он поднял кудрявого, и аккуратно донёс в домик. — Эм, вы где лазили? Уже час ночи, как, бы. — Вмешался Малярчук, коему было не до сна совсем. — А тебя это ебать не должно.