Гарри Джеймс Поттер
(31.07.1980-02.05.1998)
Драко ненавидел это надгробие в сто крат больше похороненного под ним гриффиндурка. Ненавидел до тех самых сжатых кулаков и стиснутых зубов, до колючего кома в горле и кипящей у сердца крови. Хотелось ломать, крушить и взрывать, но вдолбленное под корку мозга воспитание не позволяло, останавливало. Гарри Поттер мёртв. Убит в последней битве, нанося сокрушительный и решающий удар по оппоненту. Идиот. Пустоголовый и непроходимый придурок, строивший из себя весть знает что до самой своей смерти. Гарри Поттер мёртв, а за его головой упали и другие. Пожиратели, заклейменные черной меткой, неровным строем были отправлены на дементорову плаху. Суды шли один за другим, решали судьбу все, кроме тех, кого прозвали героями. Сражавшиеся хоронили и оплакивали, им было не до цирка, устроенного показателя ради. У них всё было серо и блёкло. В тоже время на празднике победителей семью Малфоев, не достойной, по мнению большинства, хоронить погибших, должен был ждать такой же исход, а именно — тюрьма и смерть, но даже здесь погибший герой смог выделиться. Драко в болезненном порыве скривил лицо, пряча его в ткани бело-зеленого шарфа. Письмо, оставленное на поруки рыжему семейству, переданное в зал прямо в разгар суда, стало спасительной соломинкой для утопающих. Гордо преодолев потерю большей части имущества, славы и гордости рода, Малфои вновь встали на ноги, отстраивая ушедшее. И все благодаря герою, мордред бы его побрал. — Ты уверен, что не хочешь остаться дома на рождество? — женщина отошла от именитой могилы, заклинанием скидывая с покрытых мантией плеч комья снега, — эльфы собрали прекрасную ёлку в главной гостиной. — Уверен, maman, не волнуйся, — сдержав порыв коснуться материнской руки, Драко лишь уверенно кивнул, подтверждая своё желание. Желание не возвращаться в обворованное министерством поместье, в коридоры, где несколько месяцев назад тут и там разносились крики, в место, от вида которого в груди до кровавых царапин скреблись книзлы. Никакое увешенное шарами, как гроздями ветви винограда, дерево не смогло бы этого изменить. Нарцисса устало вздохнула, но спорить не стала. Не смотря на события не так давно минувших дней профессор, нет, уже директор Макгонагалл приняла решение не отменять ни один из последующих праздников, аргументируя это тем, что: «Не стоит давать ученикам зацикливаться на трауре, мисс Скитнер. Детям нужны поводы отвлечься, а праздничные события — прекрасно им в этом помогут». Не смотря на желание многих продолжить траур, новоиспеченный директор свое право отстояла. Рождество, как и Хэллоуин, а вместе с ним и начало учебного года, во всю захватывали помещения замка, одно за другим украшая их праздничным атрибутом. — Будешь в этом году вытягивать подарки из «тайника»? — Блейз бесцеремонно уселся рядом с Драко на кожаном диване у камина, закидывая на плечо друга острый локоть, — говорят, в этом году подарков даже больше, чем в прошлом. Удивительно, не правда ли? — Не имею и малейшего желания, — Драко раздражённо скинул с себя больно упиравшуюся в шею конечность, игнорируя ещё более развеселившийся взгляд. — Что, в этом году не хочешь увидеть подарок от своего «Тайного Санты»? Драко поморщился. Тайным Сантой магглокровки прозвали человека, что воспользовался тайником, запрятанным под ветвями самого высокого дерева в замке. Это было маленькое местечко, обложенное чарами с верху до низу. Неизвестно, когда именно тайник появился и кем был создан, но вот уже который год студенты без зазрения совести пользуются им, чтобы в тайне дарить подарки тем, кому не решались или просто не желали раскрывать свою личность. Или же был вариант вроде Забини — ради веселья. — Его не будет. Мёртвые не дарят подарки. Учуяв болезненные нотки, Забини, пожав плечами, резко перевел тему: — Профессора хотят устроить нам танцы. Можно с парой, а можно и без, — проинформировал он, мечтательно откидываясь на спинку дивана, — уверен, в этом году Дафна точно падёт жертвой моей харизмы. Только представь, я, нарядный и роскошный, стою перед ней, протянув ладонь… Пропуская сквозь себя нескончаемый слово поток, Драко глянул на пышную нарядную ель, стоявшую поодаль. Отчего то дерево казалось ему недостаточно ярким, скучным для праздника, что с самого детства вызывал невиданный восторг и неизгладимую любовь к пускай и вычурным, но достойным наследника древнего рода украшениям. Чего-то явно не хватало в её многослойных, как в юбках женского, спрятанного под короткой мантией платья, ветвях. Блейз замолк, понятливо оглядывая друга. — На него ты тоже не пойдёшь? — Ты сегодня слишком активен, Забини, — Драко поднялся с насиженного места, подхватывая книгу по зельеварению, — как я могу дать тебе ответ, если ты даже не дал мне время подумать. — Не говори глупостей, Драко, — Панси, отодвинув в сторону Блейза вазочку с фруктами, недовольно нахмурилась, прожигая Малфоя взглядом, — ты уже долгое время сидишь без дела в своей комнате, покрываясь пылью. Нужно пользоваться выпавшей возможность и повеселиться. — Я, в отличие от некоторых, учусь, Паркинсон, и у меня нет времени на всякие глупости. Гомон, удивительно громкий и полный голосов для дней каникул, отражался от сводов увитого тучными облаками потолка обеденного зала, теряясь в парящих свечах и таявших в их пламени снежинок. Драко удивляло такое количество людей, наполнявших Хогвартс в дни перед самым Рождеством. Сам он оставался в замке на этот праздник только два раза - на втором и пятом курсах, но даже так точно помнил, что народу было раза в два меньше, чем наблюдалось сейчас. — Для учебы есть отведенное время, а сейчас — каникулы. Что толку тратить недолгие дни отдыха на то, что ты и без того знаешь наизусть? Не лучше ли набраться сил перед новым рывком. Драко повёл плечом, напряжённый таким напором. — Из какого романа ты стащила столь громкие слова, Панси? Девушка выпад проигнорировала, продолжая наставить на своём: — Тебе нужно хоть в чем-то поучаствовать, Драко — голос ее сочился серьезностью и неотступностью от своей правоты, — хватит прозябать в собственном горе. Последнее больно кольнуло за самую грудную клетку, острой занозой застревая в мышцах. Нахмурившись, Драко отставил обед в сторону, резко потеряв аппетит. Наклоняясь к подруге, он змеёй прошептал: — Завтра вечером встретимся у главной ели. Без опозданий. Пышное тёмно-зелёное дерево, одно из самых высоких в замке, величественно высилось в одном из коридоров, магией освещая все вокруг. Драко обвел взглядом сверкавшие позолотой большие шары и фигурки, левитировавшие меж объемных ветвей, как свечи у потолка большого зала. Украшения этого дерева всегда были одинаковы, на тех же местах и высотах, не изменено из года в год. Жаль, что у тех, кто наслаждался её красотой всё было совсем наоборот. Всё было абсолютно по-другому. — Так, и под какой же веточкой наш тайник на этот раз, — Забини с широченной улыбкой раздвигал нижний слой еловых ответвлений, сосредоточенно разглядывая каменную кладку пола, — нашёл! Откинув широкий камень, оказавшийся на деле намного тоньше, чем можно было подумать изначально, он направил палочку на открывшуюся глазам пустую ёмкость, полную паутины. Парочка слов, слетевший с кончика смоляного дерева белый огонек, и вот пустое до этого пространство заполняется, расширяется и впитывает в себя свет, исходивший от дерева, сверкая пестротой различных упаковок и платков. Не теряя времени, Блейз подносит к тайнику руку, ожидая, когда заветная коробочка с его именем призывно засияет. Так и произошло. Достав свой тайный подарок — большой синий тканевый свёрток, завязанный серебряными нитями и подвязанной к ним биркой с именем получателя — Забини засверкал ярче всех рождественских деревьев, шустро вытягивая содержимое. — Хотел бы я знать, кто мой тайный даритель, — с придыханием шепчет он, нежно проходясь пальцами по серой шерсти свитера ручной работы, — сам что ли делает. Драко недоуменно вздернул бровь, интересуясь: — С чего ты взял, что это парень? — Сердце подсказывает, — манерно хмыкнули ему ответом, запаковывая подарок обратно, — хотя в правильности упаковки ему стоило бы немного подкачаться. Такой свитер в такое безобразие, ужас! — Радуйся, что она у тебя хотя бы есть, — Панси недовольно глядела на обычную серую коробку без каких-либо завязок и украшений, — а имя моё просто на крышке написали, — злилась она, сдерживая желание выкинуть подарок в окно. Содержимое, впрочем, её тоже не сильно порадовало: — Ну и к чему мне садовые ножницы? — Чтобы было чем голову «Санте» отрезать? — хмыкнул Забини. — Ну его, — она отложила коробку в сторону, выжидающее глядя на Малфоя. — Что? — Руку тянуть собираешься или нет? — девушка нетерпеливо кивала в сторону тайника. — Нет. — Да. — Нет, значит нет, Паркинсон. — Да, Малфой, и только да. Не дожидаясь следующего «нет», Панси схватила друга за запастье, заставляя протянуть ладонь под еловые ветки. Грудная клетка сжалась, словно её резко сдавило тяжеловесом. Пробовать не хотелось от слова совсем. Слишком. Это слишком. Не надо. — Панси… — угрожающе — напряжённо зашипел Драко, готовясь этой самой рукой придушить взбалмошную девицу. И чего ей всё неймётся? Нет бы оставить человека в покое, дать набраться сил перед новым годом… Убить виновную на месте не дало яркое сияние, призывающее забрать свой нежданный подарок. На коленях Драко лежала небольшая изумрудная коробочка, увитая криво повязанной белой лентой от одного бока к другому, совсем простая, без наложенных заклятий, вычурности и эпатажа. Как делал только он. За кособокой лентой была запрятана именная записка. Круглыми, скачущими, как вольная лошадь по полю, буквами значилось: Драко Люциусу Малфою. Сидя на закрытой балдахином кровати, Драко шокировано проводил пальцем по каракулям, ощущая, как тело пробивает невиданная дрожь, а ровное до этого дыхание сбивается, словно кто-то ударил со всей силы в поддых, выбивая воздух, заменяя его волнением, непониманием и болью. Каждый год, исключая седьмой курс. Каждый. Мордредов. Год. Начиная с двенадцати лет Драко получает несколько небольших подарков от одного и того же человека в тайнике к самому рождеству. Сначала он кривился. Слишком простые, иногда дешёвые и даже глупые подарки явно не подходили его образу аристократа в н-ом поколении. Драко как сейчас помнил, как в самом первом подарке нашел помятый, не раз переделанный бумажный кораблик с нарисованной школьными чернилами праздничной ёлкой. В четвертом по счету — самодельный браслет из бисера, материала, которым в одно время баловались грязнокровки. Но уже начиная с шестого, который был запрятан для него на четвертом курсе, Драко умудрился прочувствовать исходившую от самоделок и безделушек атмосферу. На пятом году обучения, в период, когда по школе бродил дух розовой жабы, он твердо решил поймать своего «тайного Санту» с поличным. В ту ночь коридоры были особенно темны, так что спрятаться в отдающим чернотой пространстве меж колон не составило труда. Это был третий, последний день так называемой охоты. В два других Драко просто следил за тем, кто и что кладет в тайник, чтобы после, когда засияет коробочка с его именем, сразу вычислить нужного человека. К счастью хорошей памятью юноша не был обделён. Беда заключалась в том, что никто из тех, кого он видел у злополучной ели ночью и поздним вечером, не являлся его дарителем, но свой подарок Драко всё равно находил. Кто и когда успевал его туда подкладывать? Ёмкость открывалась в восемь вечера и закрывалась к утру. Секрет раскрылся в тот самый третий день, когда с грёбаного золотого мальчика спала его именитая мантия невидимка. Случайно, забившись под ноги, раскрывая таким образом всё то, что он хранил в тайне несколько лет. Драко сжал коробку, горбясь. В носу гадко засвербело, хотелось выть. Гарри Поттер не мог оставить ему свой подарок в этом году. Только если подготовил заранее, оставил кому-то в качестве поручения… Перед тем как сдохнуть смертью храбрых у самых ступеней школы. Драко ненавидел его за это. Ненавидел за неподвижное, распластавшиеся у всех на виду тело, пыльное, грязное, без каких-либо признаков жизни в зелёных омутах глаз. Драко ненавидел эти глаза. Четкие, всегда заметные даже сквозь стёкла очков, они ловили каждое движение, каждый взгляд, вызывая на тонких Поттеровских губах улыбку. Драко ненавидел эту улыбку. Он знал, что за ней таиться, знал, что плескалось в глазах, жестах, намерениях. Драко знал, что Гарри Поттер влюблён в него. Сильно, горько, безвозмездно. Но больше всего Драко Малфой ненавидел самого себя. За трусость, что пряталась за мнимой уверенностью, за оскорбления, которыми прятал себя, за бездействие, за упущение, за молчание и за смирение. За пролитые слёзы, что прямо сейчас дорожками катились по впалым щекам, собираясь на остром подбородке, срываясь вниз. Прямо на изумрудную коробочку, изрядно помятую пальцами рук. Всхлип. Один. Другой. Рука, прижатая ко рту, не позволяющая издать позорный вой. Наложить бы заглушающее, но нет сил даже палочку взять. Драко решил сосредоточиться на дыхании. Глубоко вздохнув, он дал себе немножко подождать, чтобы после шумно выдохнуть, повториться ещё несколько раз. Он сильный, он выдержит. Он слабый. Он сможет преодолеть собственные чувства, забыть ошибки и идти вперёд. Он задохнётся в собственной боли, захлебнётся в слезах. Нужно просто дышать и всё будет хорошо. Но почему дышать с каждым разом труднее? Сняв, наконец, крышку с коробки, увидев то, что лежало на мягком бархате, Драко понял... Это конец. Золотой снитч, шаловливо махнув тонкими крыльями, подпрыгнул, прямо как сердце Малфоя, перед глазами которого мелькала надпись: "Я открываюсь под конец". Казалось, сегодня он действительно задохнётся, утонув в самом себе.