геном

Дождь кровью кроет пустых и грешных, По праву рождения что — в темнице Из грустных глаз красновато-черных и безутешных В скорбящих лицах. Я столько жил, и я столько... выжил. В поклоне ужасу своему, Мой глаз, узревший почти что все, Теперь не видит свою же тьму. Наши жизни предрешены, и теперь мы квиты. Эта ненависть черная, будто второй геном. И ясно теперь, почему же, последний идол, Я тебя простив, ощутил себя мертвецом. Наши судьбы — уснувший сад черновато-алый. Кровь чужая, родная, на пальцах, подобно клейму. «Кто» лишился «кого-то», «кто-то» убит, иль ранен, И слезы роняет «кто-то» тоже «по никому». Все потери происходят будто бы невзначай. Ради силы, от которой сердце разорвалось. Отражение, — не мое, — смеется: «прощай, прощай», Пробивая знакомой ухмылкою грудь насквозь. И меня оглушает боль сумасшедше злая. Эта боль не моя, но она все подводит к краю: Это бьется моя семья. Только в нашей судьбе победителей нет, не будет. Она пламенем черным прошибла весь род насквозь, Здесь каждый встречный нас взглядом одним осудит, Увидев в глаза, Что красные лишь от слез.