Первое место в списке

      Уилл любит много всего разного. Возглавляет этот список, конечно же, Честер, потому что он всегда так громко ему радуется, виляет хвостом и хочет повалить на пол или на землю. У него жесткая, но все равно очень приятная на ощупь шерсть, он всегда очень теплый, громко чихает и смешно чешет спину о траву. И пусть у него воняет изо рта, а еще он иногда залезает на диван или на кровать до того, как мама помоет ему лапы — он самое-самое любимое, что есть в жизни Уилла. А еще очень большой, поэтому когда Уилл был младше — он легко забирался ему на спину и катался, но только под присмотром Джонатана.       Джонатана он тоже очень любит. Игры с ним всегда самые интересные, потому что он умный и уже ходит в школу. Даже изучение букв только он мог бы сделать веселым и интересным, а еще он умеет жарить яичницу, варить какао и разрешает Уиллу не чистить зубы на ночь, когда спать пора ложиться до того, как родители придут с работы.       Маму он, конечно, любит тоже, но она часто уставшая, и когда ему хочется ее обнять — ее нет или она занята, а то, что она всегда обнимает его после работы — это не считается, потому что он тогда чаще всего уже спит. Уилл на нее немного обижен, поэтому Честер и Джонатан выше нее в этом списке. Все честно.       Папу Уилл тоже очень любит. Он столько всего знает и умеет, а еще рассказывает интересные истории, учит играть в нарды и садит Уилла на колени, когда идет матч по бейсболу. Папа был бы в этом списке куда выше, потому что у него очень заразительный смех и он лучше всех на свете готовит стейк и даже умеет печь банановый хлеб, хотя обычно всегда говорит, что готовка — это женская работа. Но разве мама виновата, что она готовит хуже папы? А по ощущениям Уилла еще и работает куда больше.       У папы-то есть время гулять с друзьями. Уилл не может дождаться, когда у него тоже могут появиться друзья, с которыми можно будет гулять, и тогда он будет возвращаться домой таким же веселым, как папа. Правда мама обычно расстраивается в такие вечера, и очень сложно понять почему.       В такие вечера у папы изо рта тоже плохо пахнет, но не так, как у Честера, а еще он злится, что Уилл выбирает футболки красного или желтого цвета и постоянно рисует.       Рисовать он тоже очень любит. Он не может поставить рисование выше в своем списке, потому что это разозлило бы папу, если бы он узнал, но водить цветным карандашом по листу, получая что-то красивое, куда увлекательнее, чем смотреть бейсбол и слушать истории про охоту. Он мог бы просидеть с альбомом целый день, но его уже водят в детский сад, и это то, что он совершенно не любит.       Вставать рано, одеваться, не успев проснуться, а в саду весь день играть в углу со своим грузовиком, потому что карандаши расхватывают более шустрые ребята, которые никогда не зовут Уилла в свои игры, а он слишком стесняется подойти сам.       Хорошо, что качели, которые он занимает еще в первый день, никого не интересуют — мальчишки либо катаются с горки, либо как обезьянки, лазают по детскому городку, а девочки играют в куклы на скамейках, либо делают куличики в песочнице.       Для песочницы Уилл слишком взрослый, для горок и городка слишком неуклюжий, куклы его совершенно не интересуют, а вот карандаши… Самое обидное, что ребята ими не рисуют, они используют их в качестве патронов, строят из них домики или поля для крестиков-ноликов с конфетами.       Уилл очень не любит ходить в детский сад. Он говорит об этом маме, потому что в одно утро ему хочется расплакаться, но он не смеет задерживать маму, потому что знает, что ей на работу.       — Тебе просто нужно с кем-то подружиться, милый, — улыбается она и целует его в лоб.       Но как это сделать? Джонатан не знает, у него в школе тоже нет друзей, но там хотя бы есть интересные уроки.       В одно утро, когда в сад его провожает папа, Уиллу почему-то особенно грустно. Наверное, потому что он не может поделиться своими печалями — папа будет ругаться и называть его девчонкой, если заметит хотя бы намек на слезы.       Чрезвычайно удрученный, Уилл плетется на свои любимые качели, надеясь все же тихонько поплакать, пока никто не видит, но стоит только ему убедиться, что папа ушел, а в его сторону, как и всегда, никто не смотрит, что-то меняется.       К нему идет мальчик. Робко, несмело, но совершенно целенаправленно идет именно к нему. Кажется, он новенький. Уилл не уверен, потому что не знает всех из группы в лицо, но ему очень любопытно, зачем он кому-то понадобился.       — Хочешь быть моим другом? — спрашивает мальчик сразу.       Уиллу никогда не задавали таких вопросов. Неужели заводить дружбу так просто — взял и спросил? Судя по лицу мальчика, не просто. Он вытирает ладони о темно-синие шорты — так волнуется, поэтому Уилл спешит его успокоить:       — Да.       Мальчик сразу же расплывается в такой улыбке, какую Уилл не видел ни у кого до этого: она совершенно дурацкая из-за большого рта, но такая теплая-претеплая, что приходится улыбнуться самому, хотя он вот-вот собирался плакать.       Меняется все не сразу. Сначала им немного неловко, потому что они оба не совсем понимают, а что делать-то с их новой дружбой. Майк — а мальчика зовут именно так и Уиллу очень нравится это имя — шобутной, но он тоже не любит носиться без причины и драться, хотя качелей явно недостаточно, чтобы он мог выплеснуть всю свою энергию.       Пока он справляется с этим, болтая, и Уиллу нравится его голос, рассказы про вредную старшую сестру, маму, которая не позволяет ему завести кота или хотя бы морскую свинку и папу, у которого есть ленивое кресло.       Уилл тоже рассказывает о своей семье, а когда говорит про список того, что любит больше всего, Майк вдруг спрашивает о том, как в этот список попасть.       Это немного неловко, но Уиллу приятно, что новый друг хочет стать для него таким же важным как родители, старший брат и Честер. И как рисование.       По рисованию он очень скучает — папа почему-то больше не ходит на работу, а когда он дома лучше не браться за карандаши, а в саду… Там ситуация никак не меняется. Кажется, Майк сразу все замечает.       Его вопросы поначалу кажутся назойливыми, но он такой растерянный из-за печалей Уилла, что совсем не выходит на него злиться. Упрямство не дает раскрыть причину своего настроения, потому что а вдруг Майк, как папа, считает, что рисование не для мальчиков? Только вот тоскливый взгляд на карандаши, которые другие ребята используют, как препятствия для машинок, выдает его.       И Майк исчезает. На вечность.       Ну, Уиллу так кажется, потому что за последние дни он привык все-все-все время проводить с Майком, поэтому даже пятнадцать минут кажутся вечностью.       Джонатан говорит, что рисуют и мальчики, и девочки, но папа не учился в колледже, поэтому об этом не знает. Майк тоже не учился в колледже, потому что слишком мал, и тоже может этого не знать. Катастрофа!       Майк появляется прямо перед ним со своей огромной улыбкой, немного взъерошенный и с карандашами в руке. Он держит их на манер букета — точно так же папа протягивал маме цветы, на следующий день после того, как они громко ругались — и говорит гордо-гордо:       — Я договорился! Теперь они не будут брать карандаши. Можешь рисовать!       Вместо ответа Уилл кидается на Майка с объятьями — это кажется уместным, хотя мама так не делала. Они смеются и до вечера сидят над листами: Уилл рисует по придуманным Майком сюжетам.       Ложась спать, Уилл начинает гадать, как это Майку удалось забрать карандаши. Мальчишки злые и точно не отдали бы их просто так. Честер, сопящий в ногах, не может ответить на этот вопрос, поэтому решено спросить Майка.       Но он не отвечает тоже.       А еще у него пропадает один солдатик — тот, что одет, как гвардеец из Англии (это такая страна, где есть королева, Джонатан рассказывал). Уиллу нравится его красная курточка, поэтому он сразу видит, что его нет. Майк отнекивается, что забыл его дома, но он больше не появляется.       У Майка не появляется, а у мальчика со светлыми волосами, имя которого Уилл не помнит за ненадобностью, очень даже появляется.       Они дружат уже достаточно долго, чтобы одна из черт Майка запомнилась — он очень неохотно делится. На Уилла это правило не распространяется, потому что они лучшие друзья, но на остальных — очень даже.       Выходит, Майк обменял своего солдатика на карандаши. Общие карандаши, которыми и так — в теории — могли пользоваться все. Такого для Уилла никто никогда не делал!       Решение, очень сложное, выпадает на выходные — Уилл задумчив, много хмурится и спокойно высиживает весь бейсбольный матч у папы на коленях, хотя от него опять странно пахнет.       Вечером воскресенья решение принято ценой долгих метаний. Уилл усаживается на пол, обнимает Честера за шею и наклоняется к самому его уху:       — Прости, приятель, но ты больше не на первом месте, — говорит он тихо, доверительно и немного виновато. — Я все еще тебя люблю, ты не подумай. Просто Майк — он самый-самый лучший! Я скоро вас познакомлю, и ты сам убедишься, хорошо?       Честер смотрит так, словно все-все понимает, а потом виляет хвостом, показывая, что не обижается. Большего Уиллу и не нужно!       Он украдкой проверят, что папа занят и садиться за альбом. Рисунок кривоват, но Уилл очень старается, потому что рисует Майка в доспехах. Как иначе, после такого рыцарского поступка?       Честер лает, предупреждая, что кто-то подходит к комнате, и Уилл отодвигает альбом, и не зря, потому что к нему заходит папа.       — Парень, поможешь мне в сарае? — спрашивает он, привалившись к косяку, и даже не обращая внимания, чем сын занимался до его прихода.       — Конечно! — тут же вскакивает Уилл. Последние дни папа редко зовет его куда-то, и он, признаться, немного соскучился, поэтому только рад пойти с ним. Конечно, ему не доверяют ничего важного, но все равно приятно провести время с папой.       Его греет, что уже завтра он снова встретится с Майком, который за выходные обещал спросить у родителей, можно ли ему привести в гости нового друга, они всю неделю будут играть, болтать, а теперь, благодаря Майку, еще и рисовать. Чего еще можно желать?