чужие руки забираются под мятую футболку, пока минхо ловит неприятное чувство дежавю. на боках явно останутся следы от больших теплых ладоней, сжимавших их
при жизни.
шумный вздох, эхом разносящийся по полупустой общей ванной комнате, словили губы чана и с горькой слюной язык коснулся его собственного. по телу вместе с таблетками разливается необъяснимое тепло. бан шепчет что-то прямо в губы, но так тихо и неразборчиво, что понятно ему одному. и минхо снова чувствует что-то родное, до боли знакомое, и только близок к тому, чтобы замутненным разумом ухватиться за всплывающие воспоминания, как к низу живота, помимо тепла, приливает слабая волна возбуждения. ли отчаянно жмется к старшему всем телом, пальцы путаются в кудрях, снова чувствуя противное "такое ведь уже было", а бедра дерганно поддаются вперед ради хоть какого-то трения. он сам не понимает, зачем, но чана хочется больше и ближе, так, что тело бьет мелкой дрожью. хотя, это скорее от подскочившая температура. и обнажиться перед старшим хочется полностью, и страшно, и приятно, аж до костей.
а чан любовно вслушивается в тяжелое дыхание до сих пор горячо любимого человека, продолжая шептать-шептать-
шептать о нежнейших чувствах, слова признаний, точно вырванные из дешевых старых романов в мягком переплете, которые сестра таскала ему в клинику или которые он сам брал в библиотеке, клянясь, что вернет, и возвращал же. приходилось смывать такими словами грязь с мыслей о том, как хочется запятнать, разорвать и сожрать когда-то такое чистое создание, доверившее ему себя и свое сердце. испортить и уничтожить, но получается лишь искусать чужие губы до крови, ловя шумные вздохи и стоны, по которым успели заскучать и слух, и собственное сердце.
хо полностью отдает себя в поцелуе и не замечает, как оказывается прижатым низом живота к холоду керамической раковины, абсолютно без одежды, босиком на кафеле. по щеке проходятся языком, пока он старается поймать чужие губы, повернув голову назад настолько, насколько это возможно в его положении. крепкая рука бана с явно выделяющимися венами обхватила его и прижимает спиной к своей груди.
чану тоже достаточно тяжело соображать из-за слабой дозы и отдающего пульсацией в висках возбуждения. он обязательно бы подумал о том, что то, что он собирается сделать с совершенным телом — неправильно, но желание мстить нарастает одновременно с возбуждением.
минхо бьет озноб, а горячее тело старшего, что через спортивные штаны трется о него возбужденным членом, совсем немного помогает, при этом вкидывая в сознание еще больше цветных плывущих картинок. он не видит себя в отражении зеркала, в которое смотрит через полузакрытые веки, не чувствует, как сам же до притупленной боли впивается в раковину пальцами, но слышит тихий шепот на ухо, тихое-тихое "прости". свое же тело поддается вперед от резкого толчка сзади. свободная чужая, будто родная, рука крепко держится за его уже покрасневший бок, а чан совсем немного отдаляет бедра от его, чтобы снова, и снова, и снова резко входить. двигаться становится куда проще, а минхо, хоть и все еще слабо, но чувствует достаточно острую боль. сфокусироваться на этом чувстве не получается, когда чужая рука отцепляется от бока и под раковиной отвлекает от неприятных ощущений поглаживаниями по возбужденному члену. только понятно, что сзади, а в остальном разобраться не получается.
чан слышит всхлипы, губами прижимается к напряженным плечам, прикусывает, лижет,
целует, лишь бы заглушить, отвлечь, а движения руки ускоряются, как и бедер.
радужные разводы перед глазами сменяются яркими вспышками, когда, буквально проскулив, младший чувствует слабость в теле, в мышцах, а следом горячее в себе, что совсем скоро начнет стекать по внутренней стороне бедер вперемешку с его кровью.
и чан обязательно проводит рукой, размазывая по давно полюбившимся и навсегда оставшимся в памяти пышным бедрам вязкую молочную субстанцию, мешая с темно-красным.
разморенный минхо не сразу осознает, что бан, расцеловывая плечи, усаживает его в ванну с теплой водой. он подается старшему, послушно лезет в воду и садится, слабо борясь с подступающим сном.
чан мочит руки, мокрыми большими пальцами гладит щеки младшего, параллельно стирая засохшие слезы, неприятно стягивающие кожу лица. и с судорожным трепетом целует чужие искусанные губы, пока рука водит по внутренней стороне бедер, смывая раннее устроенный на них беспорядок. и даже порывается помочь очиститься изнутри, но слышит протестующий стон и убирает палец от сжавшегося кольца мышц, вновь принимаясь за поглаживание бедер.
уже расслабленный теплой водой ли вздрагивает, когда воспоминания о прошлом ударяют в голову и начинают жечь сердце. он уже проживал такое, и теперь отчетливо видит лицо того, с кем, потому что оно прямо перед ним. немного изменившееся с возрастом, более уставшее, худое, но глаза абсолютно те же, он не уверен — он точно знает. но как реагировать не знает, чувства спят, а по телу все еще циркулирует остаточно тепло. только какая-то болючая ностальгия есть, но быстро стирается сном.
что-то со звоном бьется о кафель, выпав из трясущейся руки чана, но минхо не слышит, почти засыпая. бан вытягивает чужую руку, чтобы та лежала на бортике ванной прямо, ладонью вверх. снова тихо-тихо шепчет извинения вперемешку с признаниями в любви, когда этим чем-то, до этого упавшим, холодным и острым, давит на руку чуть выше запястья и медленно ведет к локтевому сгибу.
руки слишком сильно дрожат, если бы его минхо был в сознании, то это точно приносило бы ему еще больше боли, чем могло быть сейчас. он доводит лезвие практически до локтя и такой же трясущейся рукой медленно достает, неверяще глядя, как из свежей раны непрерывно течет темно-красная жидкость. завораживает и пугает. острая сталь отлетает куда-то за спину, а чан совсем путается в нахлынувших мыслях и чувствах, отчего крепко сжимает чужую руку обеими своими и осыпает поцелуями совсем рядом со свежей раной.
он чувствует, как горит чужое тело под его руками и губами, как дергается крепко сжатая рука. видит, что его собственные слезы стали капать с подбородка и носа прямо на глубоко вскрытую кривую линию на чужой руке.
и тихое "чан?" моментально выбивает всю проснувшуюся глубоко жалость к себе. остается только…
***
крепкие бедра отличная замена подушки, как минимум для чана точно. он быстро впал в дрему, пока его кудри трепетно перебирали относительно его ладоней маленькие руки.
— чан? — сон неприятно уходит, так и не успев подобраться слишком близко, чтобы позволить отрубиться прямо на траве в тени, создаваемой минхо. без него в глаза било бы сжигающее июльское солнце. — а, прости.
— нет-нет, — он присаживается, опираясь на локти, с характерным кряхтением, вызывая хрипловатый смех где-то сбоку. — чего хотел? — чан пересаживается поближе и утыкается носом в плечо младшего.
а тот уже и думать забыл и вопросе, который через него передавала мама чану. только в ответ слегка прикусывает чужое плечо через футболку. неизменно черную.
***
…только ебучая пустота, которая болит, причем болит ужасно. как кислота внутренности разъедает и насытиться не может. а бледные губы лишь раз раскрываются, но звуков никаких. и обнажается до костей теперь только чан.
