Демон-парикмахер с Флит-стрит

Уилсон резко обернулся на звук распахнувшейся входной двери. Судья уже зашёл в помещение, на первый этаж. Игнорируя назойливые объятия девушки, имя которой парикмахер никак не мог вспомнить (а, может, и не знал вовсе), Уилсон решительно направился к двери. — Картер здесь. Уходи, — отрезал он так же быстро и точно, как режет его излюбленный инструмент. Уиллоу в ответ лишь вздохнула, покорно направляясь к распахнутой — специально для неё — двери. Как только он остался один, Уилсон непоколебимо направился к креслу, чтобы тщательно всё подготовить. Через мгновение в комнату вошёл человек, которого он столько времени ожидал. Идеальное время. Идеальное место. Идеальные обстоятельства. Судья Уильям Максвелл Картер фактически у него в руках. — Добрый день, мистер Тодд. — Здравствуйте. Чем могу быть полезен? — с несвойственной себе вежливостью спросил Хиггсбери. Идеальная маска для идеального убийства. Максвелл помедлил. — Мы с вами случайно не знакомы? — Ну разумеется, — отвечал Уилсон, — Весь город знает твёрдого, но справедливого в своих решениях судью — Уильяма Картера, — Уилсон улыбнулся, не скрывая некоторого злорадства. «Какая наглая ложь». Разумеется, комплимент не был оставлен Максвеллом без внимания. — Что ж... А вы, полагаю, мистер Вилли Тодд, — улыбнулся он в ответ, — Я слышал о вас от своей ассистентки. В таком случае, можете звать меня просто Максвелл. «И не подумаю», — ехидно пронеслось у парикмахера в голове. — Присаживайтесь, мистер Картер, — пригласил он. Максвелл гордо кивнул, садясь на подготовленное ему кресло. Глупец и представить не может, что высокомерие и гордость ему сейчас совершенно ни к чему. — Мистер Тодд, вы знаете своё дело, — начал судья, — Я в ваших руках. Надеюсь выйти от вас, имея абсолютно поразительный внешний вид. За его спиной Уилсон ухмыльнулся. Уж об этом он позаботится... — Разумеется! — почти с фальшивым воодушевлением воскликнул парикмахер, — Я могу предложить вам лучший в Лондоне адеколон, укладку волос, — перечислял он, затачивая и так идеально острое лезвие, — Если пожелаете, даже подчеркну черты вашего красивого, мужественного лица, — Максвелл приподнял бровь в приятном удивлении, — Но для начала, может быть, бритьё? — С удовольствием, — протянул Максвелл. Он прикрывает глаза и откидывается на кресле, оголяя шею. Такое уязвимое состояние. Человек полностью доверяется незнакомцу. Подчиняется ему. В его работе Уилсона это всегда будоражило... Наконец, парикмахер приступил к действию. Он начал медленно смазывать чужой подбородок пеной для бритья — необходимо было ввести жертву в заблуждение, дабы она потеряла свою бдительность полностью. Уилсон не торопится и, возможно, даже увлекается процессом. Он медленно обводит ладонями большой подбородок, переходя к угловатой челлюсти, не оставляя без внимания и шею Максвелла; смазывает область над верхней губой, нечаянно задевая кончик горбатого носа. Глаза Максвелла всё ещё закрыты, и он удовлетворённо мычит, вырывая Уилсона из прострации, в которой тот совсем не ожидал себя обнаружить. Максвелл моментально замечает промедление и приоткрывает глаза. — Что-то не так? — выжидающе, с лёгким раздражением спрашивает он. «Да как он смеет». — Всё в порядке, — отвечает Уилсон настолько невозмутимо, насколько может. Он решает быстро сменить тему, чтобы вернуть себе приемущество, — Так вы желаете выглядеть сногсшибательно? Могу ли я предположить...? — Разумеется... — Женщины? — Прекрасные женщины... — похоже, что манёвр сработал. Максвелл вновь расслабляется. Уилсон же, тем временем, старается не сгореть от всполыхнувшей в нём ядовитой злобы; его руки, державшие острейшее лезвие, сами поворачиваются, медленно ставя инструмент в поперечную чужому горлу позицию. «Нет. Ещё рано... Нужен идеальный момент». — Очень вас понимаю, — отвечает Хиггсбери по-дружески, начиная быстро, с механической точностью скользить лезвием по его лицу, несмотря на бурю эмоций, бушующую в его теле, — Естественно! Прекрасные мужчины для прекрасных женщин... Максвелл вновь приоткрыл глаза, смотря на него снизу вверх и будто бы заглядывая Уилсону прямиком в душу, отчего парикмахер вновь слегка теряется. — Знаете, мистер Тодд... Отчего-то мне кажется, что у нас с вами очень много общего, — мечтательно произнёс Максвелл с какой-то загадочной интонацией, в которой была такая искренность, к которой Уилсон был совершенно не готов, — Вы меня так понимаете... Парикмахер не шевелился. Он глядел обратно в эти бездонные глаза, мешкаясь, не понимая, что делать. Давай. Просто сделай это. Перережь ему глотку. Заставь его подавится собственной кровью. Убей его, Убей его! Отомсти за свою жену, Отомсти за свою честь. ДАВАЙ ЖЕ! Сияющая бритва выпадает из его рук. Уилсон осторожно, медленно протягивает руку, касаясь чужой щеки кончиками пальцев. Он уже успел подойти к Максвеллу сбоку, чтобы легче было разглядывать острые черты его мужественного лица. Этого жеста Максвеллу было достаточно. Он хватает парикмахера за воротник, резко притягивая его к своим полным губам. Уилсон издаёт что-то вроде удивлённого стона, но быстро отвечает на грубый поцелуй, выражая наконец весь спектр сдерживаемых им до сих пор чувств. Гнев, обида, ярость, восхищение, желание, страсть. Ни о чём больше не думая, он быстро усаживается к судье на колени, свесив ноги с обеих сторон кресла. Уилсон первым углубляет поцелуй, желая перейти от частых касаний губ к их длительному слиянию. Хиггсбери поворачивает голову, толкаясь языком в чужие сомкнутые губы, настойчиво вылизывая их. Наконец, Максвелл подчиняется, и Уилсон запускает язык внутрь, отчаянно цепляясь за всё, что он ощущает в этот момент. Максвелл кладёт руки ему на талию, крепко прижимая парикмахера к себе. В совершенном забвении, ни один из мужчин не замечает напористого стука в дверь, и оба они вздрагивают, когда она резко отворяется. На пороге стоит Уинстон Ксавье — товарищ Уилсона, с которым тот познакомился в ссылке. Парень ошарашенно смотрит, как смущённые мужчины неуклюже вскакивают на ноги, безуспешно пытаясь спасти своё положение. Ксавье демонстративно плюётся и быстрым шагом выходит из комнаты.