Падение в бездну

      Спонтанная связь между ними оставила разные ощущения. Быстро приведя себя в порядок и прислушавшись к шуму снаружи, они выскользнули из кабинки. Глаза Джонни сияли, а с покрасневшего лица не сползала робкая улыбка. Гоуст натянул обратно маску, скрыв себя и свои эмоции под тканью. Его взгляд избегал выглядящего таким мягким и расслабленным Соупа, который неотрывно смотрел на Гоуста, как дворовый кошак на полную тарелку сметаны. Или как верный пес, старавшийся уловить эмоции своего хозяина, чтобы получить небрежную ласку в ответ на искреннюю любовь и обожание во взгляде.       Гоуст же снова захлопнулся как шкатулка с секретом. Лишь на короткие минуты слабости и близости дал слабину, позволил почувствовать свое сбитое дыхание, горящие возбуждением глаза, жадные и ласкающие руки. Теперь же снова Соуп видел перед собой того невозмутимого, сдержанного, холодно отстраненного лейтенанта, которым он видел его на постоянной основе с тех пор, как присоединился в 141.       Джонни смотрел, как Гоуст стоя перед зеркалом поправляет балаклаву, совсем не обращая на него внимания, как будто находится сейчас один. Тишина между ними не была легкой и комфортной, а давящей до писка в ушах. Соуп сглотнул и этот звук показался черезчур громким. — Слушай, — начал было он неуверенным голосом, запустив руку в ирокез на макушке и нервно теребя слегка отросшие пряди, — мы ведь… — Нет никаких мы, — перебив выплюнул Гоуст, наконец соизволив обратить внимание на Соупа.       Джонни сразу весь как-то съежился, понурил плечи и опустил голову, жуя нижнюю губу и глядя в пол. — Это была слабость, ничего не значащая и не влияющая ни на что, — продолжал говорить сухо и безэмоциально Гоуст, забивая с каждым словом гвозди в сердце Соупа.       И черт, это было реально больно слышать. Вся легкость исчезла, радостное послевкусие от близости испарилось, оставив только горький осадок при осмыслении сути сказанного.       Джонни упрямо вскинул голову, бегая расширившимися зрачками по черной фигуре перед собой, пытался уловить хоть какой-то проблеск в глазах напротив, что они скажут правду, не такую горькую, а дадут надежду. — Но ведь тебе понравилось, — с горячностью возразил Джонни, делая шаг ближе, — Я знаю это! — Сержант МакТавиш… — Не будь лицемером, мать твою! — Соуп начал заводиться и сделал еще один шаг, стоя так близко, что Гоуст почувствовал злобное сопение на своем лице, даже под слоем ткани, — Сначала стонешь мне в рот, а потом сержант МакТавиш, да?       Гоуст равнодушно отвернулся и Соупа до зубовного скрежета бесило, что он ниже и ему приходиться чуть ли не на цыпочки вставать, чтобы поймать этот блуждающий по помещению взгляд карих глаз, таких теплых, янтарных минуты назад и холодных сейчас, и как будто покрытых коркой льда. — Настоятельно рекомендую забыть обо всем, что случилось. И убери свой щенячий взгляд… — Гоуст сделал шаг в сторону двери, обойдя готового лопнуть от раздражения Соупа, который никогда не жаловался на умение подобрать слова и выдать их незамолкающей стрекотней, но сейчас только судорожно дышащего и напоминающего выброшенную на берег рыбу. — Никто не должен увидеть что-то подобное между мной и тобой. Ничего этого не было. Ты понял? — Гоуст обернулся у двери, ожидая от Джонни подтверждения того, что посыл до него дошел. — Как скажете, лейтенант Райли… сэр, — выцедил Соуп сквозь зубы, сжав вытянутые вдоль туловища руки в кулаки. — Отлично, — кивнул Гоуст, — выйдешь через пару минут после меня.       Когда Джонни вышел из туалета, выждав положенное время, взгляд метнулся к их столику. Конечно же Гоуста нигде не было видно, лишь рядом с кружкой стоял недопитый стакан с бурбоном.       Соуп с тяжелым вздохом опустился на стул, одним махом выпил остатки пива и махнул бармену рукой, заказывая новый.

***

      Гоуст несся в сторону базы, поднимая пыль ботинками, не обращая внимания ни на кого по пути, опустив голову и глядя себе под ноги. Фасад сдержанности трещал по швам, хотелось взвыть и биться головой об стену, чтобы из нее вылетели вращающиеся каруселью мысли о недавной близости. Сжав кулаки Гоуст рыкнул, вспоминая как этими вот своими руками ощущал теплое податливое тело, упругую задницу Соупа и его стоявший колом член.       Чувствуя, что начинает задыхаться, метнулся в закуток между домами, стянул с себя балаклаву и жадно дышал, ощущая себя загнанным в угол зверем. Сполз по стене на землю, судорожно прижав ладони к лицу, и попытался успокоиться, вернуть себе прежнее хладнокровие и трезвый рассудок. Ситуация складывалась не из лучших. Поддавшись своей слабости с Соупом, Гоуст нарушил хренову тучу ограничений, которые он сам себе установил. Жизнь по своим созданным правилам вносила размеренность и предсказуемость. Стабильность.       Джонни же медленно просочился сквозь трещины в построенной годами стене, которая отделяла Гоуста от других. Создавала защитный пузырь комфорта от излишних контактов с людьми. Соуп нарушителем спокойствия ворвался в уютный мирок интроверта и перевернул все с ног на голову. И это не говоря уже о том, что неуставные отношения в их среде не приветствовались, тем более между старшим составом и подчиненными, и тем более, если они одного пола. Гоуст глухо простонал, потерев лицо до красноты. — Твою мать, — прорычал он, полностью осознавая, что сам вляпался в эту неразбериху, пойдя следом за Соупом.       Но еще одна мысль не давала покоя. Гоусту понравилось, Джонни был прав. Целовать, обнимать его, держать в своих руках казалось таким правильным. Как будто сошелся пазл и они две половинки, идеально подходящие друг другу.       Это была уже не просто фантазия, которая посещала не одну ночь, это была реальность, когда Гоуст узнал, что значит быть с Джонни. Целовать Джонни. Чувствовать Джонни. Как он так же жадно отвечает на поцелуи. Как он прикрывает глаза, закидывая голову и стонет от удовольствия. Это было как откусить кусок отравленного яблока и хотеть еще и еще. Яд проник в кровь и сердце Гоуста, и он чувствовал, что противоядие уже не поможет.

***

      Соуп стоял в кабинете капитана, и тиканье настенных часов было единственным звуком в помещении в течении как минимум пары минут. Наконец Прайс сурово оглядел его с головы до ног и тяжело вздохнул. — Есть что сказать в свое оправдание, сержант МакТавиш? — в голосе звучал металл, как при допросах, и сейчас это было направлено не на противника, а на несчастного Соупа, маявшегося похмельем и вообще испытывающим все разочарования жизни в одном флаконе.       Джонни, стоявший по стойке смирно и чувствовавший себя почти метафорически распятым на ковре перед начальством лишь сжав зубы помотал головой. — Нет, сэр!       Прайс хмыкнул, откинулся в кресле и побарабанив пальцами по столу, мысленно прикидывал, что же ему делать со своим непутевым подчиненным, который снова вляпался в неприятности. — Ты понимаешь, что твое поведение непозволительно для нашего отряда? И ты не в увольнительной, чтобы делать, что заблагорассудиться…- Прайс устало прикрыл глаза, чувствуя раздражение от того, что вообще вынужден вести эту воспитательную беседу и делать выговоры. — Больше не повторится, сэр., — Джонни пытался придать своему ответу уверенность, но охрипший голос мало в этом помогал и лишь еще раз напомнил, что стало причиной его появления в кабинете Прайса.       После ухода Гоуста, Соуп выпил еще пива, потом еще, а после перешел на свою любимую текилу. Пересел за барную стойку и тут его прорвало на разговоры. Бармен между перерывами в обслуживании клиентов выслушал историю нелегкой жизни Джонни фактически с детства, заканчивая его жалобами на неприступную стерву, в которую с легкой руки Соуп превратил Гоуста, все еще соображая пьяными мозгами, что говорить о неприступном стервеце не стоит.       С каждой выпитой стопкой язык заплетался все больше, в итоге Джонни положил голову на сложенные на барной стойке руки и тихо бормотал о том, что нахер он никогда больше не влюбится и ебал он в рот эти чувства и тому подобное, пока наконец не затих и уснул, едва не свалившись с высокого стула. В конце концов кто-то из посетителей военного состава базы признал Соупа и позвонил Прайсу, чтобы забрали своего. Пришедший вместе с Газом капитан обнаружил нажравшегося в слюни Джонни, и сердобольный бармен решил заступиться за клиента с такими щедрыми чаевыми в тот вечер. — Напился парень, горе у него. Девка бросила, — пояснил он, помогая поднять со стула Соупа, — очень ее любит, бедняга.       Прокрутив в голове вчерашний вечер, насколько он его запомнил, Джонни опустив подбородок ждал решения Прайса о своем наказании за проступок. — Не знаю, какие у тебя проблемы с твоей девушкой, но надеюсь больше подобное не повторится, — сварливый голос Прайса донесся до ушей Соупа, пока он разглядывал пол, — а чтобы до тебя лучше все дошло, месяц без увала. Вопросы? — Да, сэр! Нет, сэр!       Капитан закатив глаза махнул рукой, показывая, чтобы Джонни уже свалил на хрен и не маячил своей виноватой мордой, дыша перегаром. — Эй, подожди-ка минутку! Уже почти стоя в дверях Соуп обернулся. Прайс дымя сигарой с прищуром смотрел на него. — Ты нам никогда о ней не рассказывал… Красивая девчонка? — Не то слово, кэп, — с тоской протянул Джонни, вспоминая надменный взгляд Гоуста, — не то слово…

***

      Гоуст пытался сосредоточиться на бумагах, лежащих перед ним на столе. Обычно волокита с документами его хоть и раздражала, но переключала мозги, заставляя сейчас думать о работе, а не событиях вчерашнего дня.       На завтраке он не встретил никого из своей команды, чтобы было странным, но не настолько. Газ и Соуп любили поваляться подольше и обычно приходили под конец, а Прайс мог вообще пренебречь утренним приемом пищи, заменив на кофе и сигару в своем кабинете. Перекусывая в гордом одиночестве, и в некоторой степени вздохнув при этом с облечением, Гоуст сидел перед чашкой с черным чаем, похрустывая пальцами, обтянутыми как обычно перчатками.       Мысли крутились конечно же вокруг Джонни, что стало уже традицией в последние недели. После бегства из бара, Гоуст на вечернем совещании с самим собой, нарезая круги по комнате, решил в дальнейшем делать вид, будто ничего и не было. То есть ходить с каменным выражением лица и быть исключительно профессионалом. Общаться только по делу и игнорировать лучистый взгляд синих глаз.        Следующим пунктом шло не провожать взглядом аппетитный зад. При мыслях об этом аппетитном заде по лицу разлился румянец и Гоуст с досадой подумал, что не краснел так со школьной скамьи. Балаклава надежно скрывала эмоции и он слишком привык на нее полагаться. Но внутри разливалось мягкое тепло, стоило только сержанту попасться на глаза, внизу живота появлялась приятная тяжесть и Гоуст таял.       Просыпалось какое-то непонятное для него чувство, жажда обладать Соупом и забрать себе, спрятать коконом в своих руках и никому не отдавать. Чтобы Джонни продолжал смотреть только на него, видеть это обожание. Жадность боролась с рассудком, и как бы Гоуст не убеждал себя в обратном, он проигрывал желанию и нахлынувшим чувствам.       Провозившись с документами, и малодушно прячась в кабинете весь день, Гоуст поплелся в сторону своей комнаты. Но почему-то ноги понесли его в сторону комнаты отдыха. Конечно же просто выпить чашку чая, как убеждал он себя, а не для того, чтобы застать там Джонни.       По привычке двигаясь бесшумно, тихо приоткрыл дверь, заглядывая внутрь. В комнате негромко работал телик, судя по звукам шел какой-то турецкий сериал, в которые так любил залипать Газ. — Он бросил меня, Айше! Бросил! Мое сердце разбито! — грудастая брюнетка на экране размазывала слезы по лицу, а подруга сочувственно подливала еще вина в ее бокал.       Соуп и Газ развалились на диване. В руках понурого Джонни была почти пустая бутылка с минералкой. — Ой бро, не парься так, — Газ сочувственно похлопывал Соупа по плечу, — вернется к тебе твоя девчонка, она просто набивает себе цену.       Джонни выдал раздраженную гримасу, ничего не отвечая. Сколько бы он не отнекивался, Газ так и не поверил, что никакой девушки у него нет. — Будет увал, поедешь к ней и вы помиритесь, — он продолжал успокаивать уже готового закипеть Соупа, считая, что другу нужна поддержка. — Он поймет, кого потерял! — вторила Газу экранная девица, глотая вино и слезы, — Он приползет ко мне на коленях, моля о прощении! Джонни поднял голову и встретился взглядом с застывшем в дверях Гоустом.