Царевна-лебедь

      Когда Софа договаривается о переходе в академию Плющенко, она почему-то машинально уверена, что главная прима там — Саша Трусова, что вокруг неё одной всё вертится и ради неё одной всё делается. Эта уверенность не подкреплена вообще ничем, особенно учитывая, что Саша сейчас не соревнуется и, кажется, пока даже не угрожает вернуться. Если вдуматься, она ведь и тренера-то не меняла. Но Софа почему-то не вдумывается, она просто мрачно готовится к худшему. К тому, что придётся выгрызать для себя время на льду и внимание тренеров, чтобы и того, и другого более-менее хватало.       Для неё становится сюрпризом, что ничего такого делать не приходится. Что всё вообще не так, как она себе нафантазировала.       Да, Саша действительно часто приходит в академию — но она всё время как-то в стороне, с ней тренируются по-другому и для другого. Софа же оказывается в группе девочек, которые всерьёз готовятся к стартам: таких немало, и времени, на удивление, всем хватает. Хотя это в основном юниорки. По взрослым же за академию выступает единственная и главная прима, пусть даже её в таком статусе никогда не объявляют и как будто вообще не стремятся её отдельно подчёркивать, выдвигать вперёд других спортсменок.       Соня Муравьёва, конечно же.       Впрочем, Софе такое «невыдвижение» скорее даже нравится. Нет ощущения, что кто-то один в группе на правах недостижимой звезды, а остальные так, для массовки. Как будто можно тянуться и дотягиваться, и внимание уделяют всем, без исключения, всё это в целом очень подбодряют.       Да и Соня ещё такая… совсем-совсем хорошая, на зазведившуюся приму она никак не похожа. В интернетах её периодически кличут «тургеневской девушкой» — с Тургеневым у Софы проблемы, но она честно гуглит и потом сопоставляет прочитанное с тем, что у неё получается увидеть и разглядеть самой. Ей кажется, что сходство и вправду есть. Что прозвище появилось отнюдь не безосновательно.       Но всё-таки — ну блин, «тургеневские девушки», это же что-то глубоко с книжных страниц, это не реальный архетип. Не бывает такого в жизни. Надо только дождаться, когда отточенный книжный образ — скорее всего, он вообще просто сценический — треснет и из-под него проглянет живая, настоящая девушка.       Но пока ничего подобного не происходит. Образ держится как влитой.       — Не обидно в шоу быть на подпевках? — провокационно интересуется как-то Софа. И ждёт ответа с огромным любопытством — ну не может же Соня всё время быть безобидной и благостной! Неужели из неё хоть на секундочку не проглянет зависть?       Соня остаётся на высоте.       — Ну, мне же к соревнованиям готовиться надо. Это основное. Для шоу я не то чтобы успеваю подготовить что-то серьёзное, — рассудительно говорит она. — Поэтому логично, что ничего серьёзного мне и не дают. Вот в межсезонье, может, что-то изменится, а пока… где успеваю, там и нахожусь. Всё правильно.       Нет, ну это невыносимо. Софа раздражается и заинтересовывается хлеще прежнего одновременно. С одной стороны, она по-прежнему настойчиво считает, что таких людей не бывает, что это очень хорошая маска образцовой вежливости, которую можно поддеть и обнаружить под ней настоящую, живую девушку. С другой же стороны, Соня очень мила и даже — Софа дерзко думает об этом — притягательна. Ей идёт такая нежная правильность. И как-то подмывает радеть за то, чтобы у неё всё было хорошо: должны же её наградить медалями за её старательные прокаты! И в шоу — должны же её наконец поставить на нормальную роль, а не на бледную моль в десятом ряду!       Самой Софе, как она считает, глубоко вовлекаться в шоу некогда. Ей в первую очередь нужно тренироваться, чтобы быть во всеоружии, когда она всё-таки выйдет на международную арену. На том она полюбовно и договаривается с Евгением Викторовичем: она готова иногда делать кое-какие номера для шоу, но именно «иногда» и именно «кое-какие». Впрочем, на главные роли её и не приглашают. Это место занято.       А вот у Сони, у которой наконец заканчивается сезон, всё складывается по-другому, у неё и время, и желание на роли побольше есть. И роль ей всё-таки дают, да не абы какую, а под стать ей и её обворожительной белизне, словно специально с расчётом на неё этот спектакль и выбирали. Соню ставят играть белого лебедя — ей ослепительно идёт и балетная изящность, и платье, делающее её фигуру совсем точёной, как фарфоровая статуэтка, и музыка, укутывающая её, и без того прекрасную, ажурными кружевами. Софа… пожалуй, заворожена.       У самой же Софы роль мимолётная, невзрачная. Она так, больше катается взад-вперёд в массовке да пару раз вылетает вперёд с каким-нибудь несложным прыжком. Воспринимается это больше как разминка, в том числе — разминка публичных выступлений. Надо же не забывать, какая она — заполненная арена, готовая в ответ на прыжок взорваться аплодисментами. Но в остальном, ничем серьёзным это Софа не считает. Да, подходить спустя рукава не следует, но и ничего гиперсложного в этом нет. Софа может позволить себе отвлекаться и думать о посторонних вещах.       Ну, вернее, как о посторонних вещах: о Соне. Чем сильнее постановка укутывает её в безупречную белизну — ну в самом неидеальном случае, цвета слоновой кости, — тем сильнее хочется её немножко поддеть, хоть на мгновение проникнуть за эту ослепительность и узнать Соню чуть с другой стороны. Хотя бы на неполных десять секунд. Она ведь наверняка живее, чем позволяет себе показывать.       Софа решается на откровенную провокацию.       — Надо же, какая ты клумба! — легонько подкалывает она, поймав Соню в коридоре после шоу, бредущую в раздевалку с охапкой букетов. — Осторожно, не утони в цветах. Это выйдет глупо. Лебеди же не тонут.       Соня тихонько хихикает и крепче прижимает к себе букеты.       — Я постараюсь не утонуть, — обещает она. И вдруг делится: — Очень непривычно, когда столько цветов. Мне обычно не дарят. Обычно дарят не мне. А теперь… как-то даже не знаю, что делать с ними. Ставить в вазы? Откуда у меня столько ваз? Неужели у кого-то их реально столько бывает?       — Попроси в телеге, чтобы в следующий раз тебе дарили и вазы тоже, — легкомысленно предлагает Софа. Она, на самом деле, не особо втыкает в то, насколько её предложение осмысленно, а уже вовсю готовится действовать. Подбирается к Соне ближе, вкрадчиво говорит: — А знаешь, что ещё более непривычно? Вот это, — и, перегибаясь через букеты, целует в губы.       Целовать Соню оказывается приятно, даже немного сладко, но всерьёз об этом Софа не думает. У неё всё внутри вспыхивает, только когда она видит Сонину реакцию — о да, реакция определённо того стоила. Сонино тихое спокойствие немедленно трескается. Соня изумлённо краснеет, то прячет глаза и сама вся пытается спрятаться за букетами, а то вдруг вскидывает заинтересованный взгляд и шаловливо улыбается. Так она стремительно теряет не совсем живое сходство с фарфоровой фигуркой, а под нижней губой у неё остался размазанный след тёмной помады Софы, словно запятнавший её отпечаток греха, и в этом есть потрясающе красивый оттенок непристойности. В общем, да, Софе очень нравится то, что она видит.       — Ой, как неприлично, — бормочет Соня — а сама улыбается шире прежнего. — Зачем же ты так? Разве так можно?       — Скажи ещё, что тебе не понравилось, — замечает Софа. Вот в этом плюс Сониного честного лица — на нём сразу видно всё, как на страницах раскрытой книги, по заалевшим щекам и по заблестевшим глазам. — Хочешь, сделаю так ещё раз?       Сонины нежные ушки пылают почти что закатным пламенем.       — Хочу, — тихонько признаёт она.       Софа целует её ещё раз, уже крепче, удерживая за подбородок. И оставляет новый, более чёткий отпечаток помады, как печать у Сони на губах, и с удовлетворением смотрит на дело рук, вернее, губ своих. Соня учащённо дышит и смотрит растерянно и жарко.       — Мы делаем что-то очень-очень ужасное, — замечает она.       — Мы делали бы что-то очень-очень ужасное, если бы кто-то из нас был против, — оспаривает Софа. — Но ведь никто не в претензии? Всем всё нравится?       Соня кидает на неё внимательный взгляд.       — Получается, и тебе тоже нравится? — уточняет она.       — Ну да, — говорит Софа. Она как-то не очень задумывалась об этом, когда лезла с губами, больше хотела посмотреть на результат, на Сонину реакцию — но если всё-таки задуматься… — Да, мне очень даже нравится. Я бы продолжила.       — Только не сейчас, — возражает Соня. — Нужно сначала с цветами разобраться. Поставить их куда-то. Обидно будет, если пропадут, люди же старались, дарили.       Софа усмехается и перехватывает у неё выпадающие из рук букеты.       — Пойдём, — говорит она. — Добудем тебе вазы. А не добудем, так в ванну метнём или ещё куда. В общем, придумаем что-нибудь.       Соня улыбается и кивает. И, по ощущениям, «что-нибудь придумают» они сегодня не только с цветами, но и друг с другом. У Софы есть сладкое предчувствие, что ей понравится.