Любить всегда

Рюсей не знает, когда точно это началось. Может, когда он понял, что родители его не любят? Или когда его не принимали в обществе за желание выделяться? Или, может быть, когда его начали преследовать истерики и панические атаки, ужасная эмоциональность и желание бить так больно, как только возможно лишь за длинные языки, которые людям стоит держать за зубами? Он уже не может вспомнить, когда в последний раз проводил лезвием по бедру, такому незаметному месту, на котором кровавых и болящих ран не было бы видно. Чтобы все считали, что он здоровый, счастливый, активный и жизнерадостный. Чтобы никто не увидел следов эмоциональности и не посчитал слабохарактерным, заметив то, что не следовало. Только вот теперь, когда по бедру течёт кровь, легче не становится, даже на секунду. Хочется биться головой об стену, разбить эту ебучую отражающую плитку в ванной комнате, окунуться с головой в воду, хлебнуть как можно больше и сжать себе горло, чтобы захлебнуться и не сделать больше ни одного вдоха. Ему так стыдно. Стыдно перед его старым другом, Баро, перед парнем, Рином. Хочется вернуть время назад, выкинуть лезвие, не мучать вновь кожу остриём, лишь бы физическая боль заменила душевную. Он впервые кричит. Кричит от боли, которую испытывает, начинает задыхаться и чуть ли не захлёбываться в собственных слезах. Так хочется изменить свою жизнь к чертям. Иметь адекватных сверстников, нормальных родителей, испытать любовь и ласку материнских рук. Он хочет, чтобы родственники его любили. Чтобы не считали странным, не таскали в раннем детстве за волосы из-за какого-то малейшего косяка, не прижимали к стене и не били потом тем, что попадётся под руку. Ремень, шнур, какая-то палка. Он всегда боится тишины после криков, потому что ровно через семнадцать секунд после криков открывается тумбочка в коридоре, слышится лязг бляшки ремня, бьющейся вместе с кожей об деревянную мебель. И сломанный мальчик плачет. Закрывает тело руками, хватает одеяла с подушками, чтобы закрыться, чтобы его не хватали за руки и не били по ногам, по заднице, по туловищу. Чтобы его просто не били. Крики вызывают у него глубокий страх. Следом всегда летит пощёчина, от которой у маленького мальчика горит щека, а с глаз текут слёзы, потому что остановить эмоции почти невозможно. Потому что возвышающийся над ним высокий и кричащий родитель - признак опасности. Карандаши ломаются, когда мальчик, сидя в садике за столом, рисует маму и папу с ремнём в руке. Когда он рисует самого себя с синяками среди разбросанных по комнате вещей. Но он больше не плакал, с момента, когда ему стукнуло пятнадцать лет. Он сбегает из дома, не слушает родителей, шатается на улице с раннего утра и до поздней ночи, даже если он мокрый из-за дождя, даже если ему холодно из-за ветра и снегопада или жарко из-за пекущего солнца. Он подросток, желающий любви и ласки, вздрагивающий от любого резкого движения в свою сторону или шагов за спиной. Он хочет быть любимым и нужным не только для того, чтобы позволять срывать на себе агрессию.

***

— И зачем ты это сделал? Рин смотрит пронзительно и раздражённо, пока обрабатывает порезы на бёдрах любимого человека. Обрабатывает перекисью, убирает кровь, которая шла до этого и клеит любимые пластыри Рюсея. Зелёный пластырь с синими машинками, голубой пластырь с жёлтыми котиками, оранжевый пластырь с какими-то цветочками. Рин не может смотреть на грустное лицо Шидо. У него не хватает сил на то, чтобы посмотреть в эти виноватые глаза, в которых так и читается фраза: «мне больно». — Рюсей, я же говорил, чтобы ты рассказывал о своих чувствах. Итоши на пару секунд прикрывает глаза. Что же ему сказать, чтобы Шидо стало легче? Стало хотя бы немного лучше, чтобы он не чувствовал себя таким виноватым. И Рин касается губами пластыря, под которым скрывается новый порез. Следом поцелуй идёт на второй пластырь, на третий, губы Рина мягко касаются шрама на коленке Рюсея, следом – шрама на запястье. — Что ты делаешь?.. Голос Шидо тихий и дрожащий после недавней истерики. Его розовые глаза смотрят на Рина, губы которого касаются каждого видимого шрама на теле Рюсея. — Рюсей, дорогой, запомни пожалуйста. Я не брошу тебя из-за такого пустяка. Я понимаю твои чувства и понимаю, почему ты это сделал. Он целует шрамы на пальцах Шидо и слышит тихий всхлип. Видит, как Рюсей слегка склоняется, прикрывает лицо второй ладонью и позволяет слезам вырваться наружу. Рин лишь тепло улыбается кончиками губ. Так, как улыбается только Рюсею. Любяще и ласково. Итоши поднимается с колен, мягко обнимает Шидо и нежно гладит рукой по голове. Он позволяет обнимать себя, уткнуться лицом в грудь и плакать. Он не против, если это делает Рюсей. — Рин, я так люблю тебя… Шидо дрожит и плачет, как маленький мальчик, который не получал заботы и любви. — Так люблю… Ты даже не представляешь, насколько… Слова любимого человека отдаются приятной теплотой в груди, которую Рин бы хотел оставить внутри себя навсегда. Он бы берёг это тепло, чтобы оно не смело остыть, чтобы оно грело всегда и заставляло улыбаться при виде Шидо. — Рюсей, давай потанцуем? Как тогда, в девятом классе. Шидо, вытирая слёзы, удивлённо смотрит на Итоши. Моча в голову что ли ударила? — Ты правда помнишь это? Я думал, что ты забудешь что-то подобное. — Как я могу? Все воспоминания с тобой хранятся у меня вот здесь. Рюсей широко и так счастливо улыбается, когда Рин указывает пальцем на свою грудь. Сердце, кажется, бьётся сильнее, когда Шидо осознаёт, что его действительно любят. Что эти отношения не для выгоды или чего-то другого, а из искренних чувств. — Конечно… Конечно, давай потанцуем. Рин будет стараться беречь эту улыбку. Он будет любит Рюсея, одаривать его теплом и заботой, которых у его парня не было в детстве. Все воспоминания он будет хранить в душе, будет теплить их и беречь, как самое дорогое, что у него когда-либо было.