Ссоры в Рождество не бывает

Большая стрелка на часах, висевших в гостиной, показывала 16:40, когда Персиваль Грейвс вернулся домой пьяным. Хлопнув дверью, он замер на пороге. Его взгляд вперся в громоздкое хвойное дерево, стоящее в центре гостиной. Одна его часть была украшена игрушками и бантиками, а другая пустовала. Вместе с Криденсом, они ставили эту ель в середине месяца, но украсить решили только в преддверии праздника. — Мистер Грейвс? — из-за пышных ветвей выглянул Криденс, на его лице появилась легкая улыбка. Он держал в руках маленький красный бант, и собирался повесть его на ветвь над своей головой. Он не сразу понял, что с Персивалем что-то не так. — Я думал, вы придете раньше. Ничего не ответив, Персиваль поплелся в ванну, с трудом переставляя ноги. Черное пальто скатилось с его плеч, падая на пол, рядом с дверью. Криденс перестал улыбаться и был удивлен, поскольку мистер Грейвс всегда сначала раздевался, и только потом шел по своим делам. Он опустил руку и последовал за ним. Дверь в ванную была приоткрыта, Бэрбоун осторожно потянул за ручку двери и застал Персиваля, сгорбившегося над раковиной. Кажется, он даже не заметил, что его голубой шарф упал и теперь валялся под ногами. В нос вдарил терпкий запах алкоголя. Неужели напился? На него это было не похоже. Когда он приходил с работы, то мог позволить себе выпить всего лишь один тумблер виски, при этом не напиваясь, а потом пойти спать. Криденсу не нравилось, когда мистер Грейвс выпивал, тогда от него жутко пахло спиртным и он позволял себе лишнего. — Вы в порядке? — Выйди, — приказным тоном сказал Персиваль, не поворачиваясь лицом к Криденсу. Он закрыл кран с водой, дотянулся рукой до полотенца, висящего на крючке возле зеркала, и вытер лицо. Криденс не припомнит, когда Персиваль в последний раз повышал на него голос. Такого никогда не было. Он удивленно пялился на его спину, лихорадочно подбирая слова, крутящиеся в его голове. Отойти все же пришлось, когда Грейвс рванул из ванны, практически вылетев из нее, и Криденс дернулся вслед за ним. Они оказались на кухне, где Персиваль вскрыл свой тайник (а был он на верхней полке кухонной тумбы. Под тайником подразумевалась выпивка, и откуда он периодически доставал бутылки алкоголя, для «успокоения нерв» — так он это называл. Криденсу стало очевидно одно: если он не вмешается, праздник будет испорчен. До него, между прочим, оставалось не так уж и много времени, а ель по-прежнему была не украшена, впрочем, как и дом, и еще подпортилось настроение. — Вы не так давно дали слово, что не будете напиваться. — запротестовал Криденс, наблюдая за тем, как мистер Грейвс старательно, но пока что безрезультатно, пытался открыть бутылку коньяка. — Получается, что врали. Неужели он действительно собирается выпить еще? Он уловил на себе озлобленный, такой незнакомый взгляд, и по лицу было заметно, как сильно натягиваются его нервы, словно струны, готовые вот-вот порваться. Внезапно, он перестал ковыряться с бутылкой. — Это упрек в мою сторону? — усмехнулся он. — терпеть не могу упреки. — А я не могу терпеть вас в таком состоянии. Вы сейчас очень отвратительны, мистер Грейвс. Я ждал вас к двум часам, чтобы успеть подготовиться к празднику вместе. А вы напились как... — Криденс замолчал, когда понял, что рискует наговорить лишнего. — Продолжай. — тон его голоса был ледяным, как ветер в морозную ночь. — Как свинья! — Угу... - кивнул Грейвс, и обошел обеденный стол, в руке крепко сжав горлышко бутылки. - Как свинья говоришь... Эта свинья приняла тебя в дом, рискуя собственной репутацией. Если бы не я, то ты, Криденс, так бы и остался жить при церкви со своей чокнутой мамашей - фанатичкой. Соскучился по шрамам? — Что вы такое говорите... Это был сокрушительный удар от человека, которому он доверился и в котором нашел для себя защиту. Больше всего, он мечтал забыть о той жизни, что давила, разрушала его, и оставляла глубокие шрамы. Некоторые из них останутся с ним уже навсегда. Произнесенные Персивалем слова спровоцировали у Криденса эмоциональный всплеск, такое гадкое ощущение внутри грудной клетки, он не ощущал очень давно, наверное, с тех пор, как перебрался жить к мистеру Грейвсу. А случилось это полгода назад. — Иногда просто необходимо следить за своими словами, — сказал Персиваль, хлопнув ладонью по столу. Тело не слушалось, а язык бежал впереди разума, потупившего от алкоголя. Кто бы говорил. — нахмурился Криденс и бросил красный бант на пол. В воздухе вращалось напряжение, от злости не соображал уже Криденс. Выхватив из рук Грейвса бутылку с пойлом, он разбил ее вдребезги, кинув на пол. Бутылка разлетелась на осколки разных размеров, крупных и не очень. Кухня наполнилась специфичным и противным запахом, от которого уже тошнило. Пусть это не последняя бутылка в его тайнике, но хотя бы одну станет меньше. Злость и обида будто бы били его грудь изнутри, стремясь вырваться наружу. Знакомое чувство. Обскур, до этого сдерживаемый новыми обстоятельствами и положением, вырывался наружу, и закружил черным вихрем по гостиной. Теперь не обскур управлял им, а он управлял обскуром, при этом придерживался обычной тактике: нанести как можно больше ущерба. Он снес ель, которую украшал около часа, подбирая игрушки, и получается, все его труды были напрасны. В любом случае, хуже он не сделал, зная пьяного мистера Грейвса, тот вряд ли помог бы ему с украшением дома. Свет в комнате замерцал, словно кто-то баловался с переключателем. Ель упала на бок, и с нее слетело несколько желтых и красных шаров, которые покатились к коробке с другими украшениями для ели. Ветер, гонимый вихрем, метнул ее к стене, рядом с камином, и остальные игрушки высыпались из нее и укатились в разных направлениях. С входной двери слетела омела и упала на красный обувной коврик. С дивана, стоящего в центре гостиной, упали три подушки, вскоре оказавшиеся у входа на кухню, сам диван сдвинуло на левую сторону. Со стен слетело несколько картин, а с камина попадали незажженные свечи. Вернуть волю своему телу Криденс смог только когда пересек лестницу, и скрылся из вида Персиваля. Он уперся рукой на стену, чтобы отдышаться и постараться справиться с головокружением и болью в голове, которые настигали его каждый раз после бурного соперничества с обскуром. Он обещал себе больше заниматься магией, чтобы в итоге искоренить эту заразу, засевшую в нем, но сегодня это был его маленький провал. Держать рукой за стену, он дошел до своей комнаты и скрылся в ней, собираясь просидеть там примерно до завтра. Рухнув на кресло напротив незажженного камина, Персиваль расслабился, и снова тяжело выдохнул. Он любил чистоту и порядок в доме, так что хаос, наведенный обскуром, вывел его из колеи. Но он не был трезв, чтобы здраво оценить ситуацию, поэтому, казалось, сейчас ему не было дела до последствий срыва Криденса. В голове не было ничего, кроме тумана, заполонившего голову, и жуткой сонливости, которая в конце концов его одолела. Время близилось к восьми часам вечера, день к завершению, а ссора все еще оставалась. Персиваль и Криденс по-прежнему сидели по разным концам комнат и думали, похоже, об одном: праздник испорчен. Этого времени Грейвзу вполне хватило, чтобы проснуться, протрезветь и избавиться от помутневшего разума. Зато взамен получил головную боль. Справедливо. Носком ботинка он надавил на желтый елочный шар, потом пнул его и посмотрел в сторону валяющейся на боку ели. Рядом с ней стояла коробка с гирляндой, мишурой и игрушками. Персиваль отвернулся от бардака. Он отвернулся от вида разрушений потер переносицу. В доме все еще господствовал хаос и с этим нужно было что-то делать. Беспорядок напомнил ему о ссоре, которая грозила испортить приближающийся праздник. Вспомнить дословно, о чем она была, Персиваль не смог, зато припоминал причину, и решил не допускать гибель Рождества. Он виноват, ему все и исправлять. С этими мыслями Персиваль встал с кресла и вдруг почувствовал пронзающую боль в спине. Мысленно проклиная себя за то, что следовало взять себя в руки и дойти до спальни и лечь в постель. Мне просто не следовало напиваться, вот и все. Он направился на второй этаж, предполагая, что Криденс, вероятнее всего именно там. Весь путь он испытывал тяжелый груз вины, который висел на нем как якорь на корабле, и тянул его вниз. Когда Персиваль дошел до комнаты Криденса, комната, конечно же, была закрыта. Он настойчиво постучал в нее. Ничего. Постучал еще раз. Ничего. В конце концов, не дождавшись ответа, открыл ее сам. Криденс лежал на застеленной кровати, поглощенный книгой. Кажется, он читал книгу «Фантастические Твари». — Криденс, я, — Персиваль сел рядом с ним, на край кровати. — по правде говоря, наговорил много лишнего. Наверно, слишком много лишнего. На лице Бэрбоуна не дрогнул ни один мускул. Он будто бы не видел и не слышал его. Он не хотел слышать и видеть его, и это было оправдано. Именно поэтому, вполне справедливо, он томил его молчанием. А когда на его ногу легла рука, крепче сжал пальцами книгу. Он даже сбился со строк и не понимал, о чем читает. Персиваль попросту сбивал своим присутствием. — Мне не стоило напиваться до такого состояния, понимаю. Я хочу, чтобы ты не злился на меня. Это бы последний раз, обещаю. Тогда я обещал ему то же самое, черт тебя побери, и все равно надрался! — Наш последний разговор об этом закончился точно таким же обещанием, мистер Грейвс. — холодно произнес Криденс. Он продолжал «читать» книгу, хотя теперь скорее всего просто изучал ее. — Но это не вторая причина, по которой я не хочу видеть вас в этой комнате. — В гостиной и на кухне жуткий беспорядок. Я что-то наговорил тебе? — В этот раз вы решили напомнить мне, откуда я. Вы в самом деле решили разворошить и заставить меня вспомнить о моем прошлом? — Святой Мерлин, я действительно это сказал? Молчание со стороны Криденса давало вполне себе очевидный ответ. — Ты мог бы... — Не обращать на это внимание, — продолжил за него Криденс. Он перестал бессмысленно пялиться на буквы и нехотя посмотрел на Персиваля. — Да, я помню. А теперь, вы не могли бы убраться из моей комнаты? Может быть, я выразился слишком грубо... ну и что! Он заслуживает этого!. — Скоро конец года, начало нового. Подарки, угощения, пожелания и салюты. Мы не должны это пропустить! — Мне это не интересно больше, — солгал Бэрбоун. На самом деле ему еще как хотелось получить подарок от мистера Грейвса. Например, от сестер Голдштейн подарки он уже получил, это случилось из-за командировки Тины, куда ее отправили на канун праздника. Беспредел, подумал Криденс. И салюты - завораживающие, взрывающиеся огни - они ему очень нравились. — Ну прости меня, Криденс. Может, пойдет приготовим твое любимое печенье? Звучало слишком заманчиво. Стена обиды давала трещину, но еще не сломалась. Он отрицательно помотал головой. — Я не съем ни одного кусочка. Знаю, как ты его любишь, — настаивал Персиваль. — Я не маленький ребенок, мистер Грейвс. И не куплюсь на какое-то печенье. Этого слишком мало для извинений. Персиваль отвел взгляд на приоткрытое окно, откуда дул приятный и свежий воздух, затем его взгляд вернулся к Криденсу. — Тогда, может... Грейвс поддался вперед, налегая телом, и через короткое мгновение Криденс опять почувствовал кислый запах алкоголя. Он поднял руку, чтобы оттолкнуть Персиваля, но у него ничего не вышло. Криденс даже возразить не успел, как оказался вовлеченным в поцелуй, отказаться от которого было невозможно. Поцелуй был настойчивым, пылким и требовал прощения. Криденсу пришлось отвернуться, чтобы их поцелуй, вдруг, не перерос во что-то большее. — Уйдите, пожалуйста, — выдохнул Бэрбоун, и поймал себя на мысли, что этот хитрый прием сработал, и вполне себе удачно. — Я приму это как прощение, — усмехнулся Грейвс. Он с интересом рассматривал покрасневшее лицо Криденса. Этот юноша не мог сердиться слишком долго. А может дело в том, что он не умел сердиться. Где-то внутри себя Персиваль понимал, что не заслуживал скорого прощения, но он прощен, и его это радовало. — Чур беспорядок убираете вы, — Криденс не собирался смотреть мистеру Грейвсу в глаза. Пусть для них стало понятно, что обида прошла, он все равно не собирался дарить ему лишнего внимания. Персиваль соглашается, в конце концов он заслуживает этого. Теперь, когда на одной проблемы стало меньше, следовало решить остальные, менее масштабные. — Репаро, — произнес Персиваль Гревс, взмахивая волшебной палочкой, и все встало на свои места. — И с вас еще печенье! — из-за угла верхнего этажа выглянул Криденс. Он спустился на первый этаж, и оценивающе оглядел комнату. — Несомненно. Но прежде мы закончим наряжать елку, — улыбнулся Грейвс и поднял с пола коробку с новогодними приблудами. Праздник был спасен, Рождеству быть!