***
Оказавшись в Ехо несколько лет назад, я сразу понял, что ничего похожего на тот мир, в котором я жил, ну или думал, что жил, раньше, здесь не будет. В общем-то это была хорошая, я бы даже сказал, отличная новость. Всё-таки, любителем собственного прошлого меня не назовёшь и ностальгия — редкая гостья в моём доме. Но одно было обидно до чёртиков: ни День Рождения, ни Новый Год в месте моего нового проживания не праздновались. Мой достопочтеннейший шеф, друг и дядюшка в одном лице, сэр Джуффин Халли, объяснял это тем, что, видите ли, для таких долгожителей, как обитатели Сердца Мира, год — слишком маленькая единица измерения времени. Но при этом на мой справедливый вопрос: «А как же ежегодный доклад Его Величеству?!», он только загадочно улыбнулся и принялся за самое жутчайшее занятие из своего богатого набора пыток: начал раскуривать трубку. — Видишь ли, сэр Макс, это, можно сказать, расплата для таких злодеев, как мы с тобой. Не может ведь Его Величество закрывать глаза на все те ужасы, которые мы творим на протяжении всего года с его подданными! Мучениями в синем пламени нас не запугать, вот и приходится прибегать к единственному действенному методу. Попробуй войти в его положение. Впрочем, в первое время предновогодняя гонка (необходимо до определённого дня закрыть все дела, да ещё и обо всех них отчитаться в письменном виде), меня не особо касалась. Новичкам в Тайном Сыске вообще многое спускают с рук. Надо думать, чтобы не сбежали. Поэтому разрывался я между двумя неприятными чувствами: скукой и сочувствием к ближним, носящимся туда-сюда без перерыва на обед. А я совершенно убеждён, что ничто так не помогает от любых превратностей судьбы, как хорошая доза веселья. На рабочее место в трудовой день я заявился с хлопушкой, предварительно вытянутой из Щели между мирами. Когда она с моей помощью торжественно взорвалась прямо на пороге кабинета, мои многоуважаемые сотрудники, все как один, уставились на меня как на выходца из приюта безумных. С ними такое случается, но подобного единодушия не выходило давно. — Макс, тебе следует знать, что в моём возрасте подрыв рабочего помещения уже не считается весёлой шуткой, — заметил сэр Кофа таким тоном, как будто объяснял непонятливому коту, что ходить в туалет прямо на хозяйский ковёр не следует. Я был готов уже броситься на защиту своего доброго имени, но сэр Мелифаро не дал мне и рта раскрыть. — Во что это ты вырядился, Макс? Только не говори, что впервые в жизни ты узнал о моде что-то раньше меня. Всё равно не поверю. Я уже успел представить, как это будет замечательно: объяснить моему другу, что костюм Деда Мороза, который имел честь украшать моё тело в данный момент, на самом деле — пик моды, который если ещё и не разнёсся по всему Сердцу Мира, то очень скоро станет предметом гардероба каждого уважающего себя жителя Ехо. Но, честно говоря, мне было не до этого. — Никакой я не Макс, — обиженно протянул я. — Я Дед Мороз. И вообще, сегодня Новый Год, поэтому откладывайте свои самопишущие таблички в сторону. — Если Новый год уже наступил, — вдруг подал голос мой лучший друг, сэр Шурф, — то и с отчётом мы опоздали? При этом на его лице отобразилась гамма страданий истинного перфекциониста, так что мне даже стало стыдно. — Да нет, — виновато поправился я. — Это не совсем новый год, а так, репетиция. Просто там, откуда я родом, принято устраивать праздник в этот день. — Сразу видно, что тебе, мальчик, не больше сорока, — ласково проговорил сэр Кофа почти с отеческой нежностью. — Только, боюсь, если ты расскажешь о своих планах Джуффину, он решит вернуться к работе Кеттарийского Охотника и первой своей жертвой объявит тебя. — Сэр Джуффин вернётся только вечером, — заметил Мелифаро. — Мы ведь можем устроить перерыв на несколько часов? А если он будет спрашивать, всю вину можно вполне справедливо спихнуть на Макса. Правда, Ночной Кошмар? — Неправда, — отрезал я. — Шефу так понравится, что он мне ещё и премию выпишет. Так всегда случается, друг мой. Гении что-то делают, а остальные имена стираются из истории. Но не переживай, я увековечу тебя как одного из своих первых последователей. Мы могли бы так пикироваться вечно. Это, видите ли, наше любимое с мэром Мелифаро занятие. Тренирует язык не хуже, чем беговая дорожка — мышцы ног. А сэра Кофу просто забавляет на нас, дураков, смотреть. Мы для него что-то вроде любимого комедийного шоу, идущего по телевизору каждую пятницу. Поэтому прервал нас никто иной, как сэр Шурф. — А как, собственно, принято готовиться к этому празднику, Макс? — Ну, — принялся я загибать пальцы, — обязательно должны быть Дед Мороз, Снегурочка, ёлка, оливье и снег. Дед Мороз у нас уже есть, осталось четыре пункта. Разумеется, самопишущая табличка сэра Шурфа уже запечатлела каждое моё слово. — А ты сейчас на каком языке говорил, чудовище? — От тебя я другого и не ожидал, — я смерил Мелифаро самым осуждающим из всех известных мне взглядом. — Специально для тебя объясню значение каждого моего слова. Я и сейчас убеждён, что всё, что я сказал в тот день, можно было уложить минуты в три, но мне на это, разумеется, понадобилось полчаса, не меньше. Всё это время мои друзья, надо отдать им должное, внимали мне с величайшим тщанием. Когда, наконец, на последнем издыхании я кончил просветительскую деятельность, сэр Кофа встал, глядя куда-то сквозь нас с чрезвычайно задумчивым выражением лица. — Знаешь, мальчик, это даже интересно. И, ничего не объясняя, наш коллега двинулся к выходу из кабинета. Я уже принялся корить себя за прямо-таки магическую способность отвращать людей от собственных идей, но он вдруг задержался в дверях и обернулся: — И не вздумай пытаться выудить это своё праздничное блюдо из Щели между мирами, Макс. А то, чего доброго, накормишь нас всех чем-нибудь несвежим. Осознав, что ужином нашим займётся самое надёжное в этом деле лицо, мы все тут же испытали невероятное облегчение и принялись планировать дальнейшие действия в чуть более приподнятом, чем минуту назад, настроении. — Мне нужна вешалка, — флегматично объявил Шурф. — С одеждой или без — не имеет значения. — Ну уж нет, никакой одежды! — Мелифаро испуганно побледнел и бросился в соседнюю комнату — за вешалкой, надо полагать. — Напомни, эта ёлка — она зелёная? — строго уточнил сэр Лонли-Локли, когда мы остались одни. — Ага, — подтвердил я. — А ты что, её сейчас наколдуешь? Самую взаправдашнюю ёлку?! Сказать, что эта новость привела меня в восторг — ничего не сказать. Мне тут же вспомнилось, как каждый год в начале декабря бабушка залезала на табуретку и доставала с антресолей длинную картонную коробку, внутри которой находилась искусственная ёлка. Бабушка присоединяла пластмассовые части друг к другу и ставила получившийся результат — почти как настоящее, дерево, на стол. Мне же оставалось развесить по веточкам игрушки, заботливо завёрнутые в вату ещё с прошлого года. Надо сказать, это занятие я считал весьма почётным и занимался им с чувством искренней гордости. Теперь, стало быть, бабушкой пришлось побыть Шурфу, а глазеющих детей (то есть меня и принёсшего вешалку Мелифаро) собралось двое. Мы следили за манипуляциями сэра Лонли-Локли с таким вниманием, что в конце концов он безапелляционным тоном заявил, что нам следует отвернуться, если только мы всё же хотим увидеть стоящий результат. Я давно подозревал, что мой лучший друг, сэр Шурф, гений, но почувствовав свежий запах хвои, убедился в этом окончательно. — Об украшениях не беспокойтесь, — деловито сообщил Мелифаро, как и я при первой возможности принявшийся исследовать нашу колючую гостью со всех сторон. — Этим я займусь. Последний раз таким торжественно-серьёзным я его видел, когда ему в одиночку удалось обезвредить очередного сбежавшего магистра, поступок, надо сказать, действительно героический. — Ладно, не будем мешать этому гению, — решил я. — Идём, Шурф, нам тоже есть, чем заняться. Оказавшись вне зоны досягаемости, я заговорщицки подмигнул своему бесстрастному другу: — Знаешь, в чём состоит мой коварный план? Сейчас мы сделаем заказ в «Обжоре», а сэру Мелифаро ничего не скажем. Обычно он съедает больше, чем все мы вместе взятые. — Действительно коварно, — улыбнулся уголками губ сэр Шурф, а после опустил взгляд на самопишущую табличку, которую, разумеется, предусмотрительно захватил с собой. — Если следовать моему списку, нам не хватает только Снегурочки. Ума не приложу, Макс, где ты собираешься её раздобыть. Дело в том, что в те далёкие времена наша прекрасная Мастер Преследования, леди Меламори Блимм находилась в поиске себя и начать поиски решила сразу с Арвароха, куда и сбежала, как самая настоящая принцесса из сказки. Не без моей помощи, надо сказать. А так как леди была единственным, что разбавляло наш скучный мужской коллектив, больше особей прекрасного пола в ход пустить не представлялось возможным. Впрочем, у себя в голове эту проблему я уже уладил. Осталось своей блестящей идеей поделиться с моим другом. — Как бы так сказать, — замялся я, про себя тщетно пытаясь придумать что-нибудь убедительное, — у Снегурочки должна быть коса. Это главное условие. И я не нашёл ничего лучше, чем уставиться на роскошные густые волосы сэра Шурфа. Сначала он смотрел на меня озадаченно, потом проследил за направлением моего взгляда. — Не думаю, что это хорошая идея, Макс, — мягко, как душевнобольному, ответил он. — Не очень-то я подхожу на эту роль. — Ещё как подходишь! — прямого отказа я не получил и теперь чувствовал, что мне море по колено. — Снегурочка очень красивая, и ты тоже! Ты утончённый такой, и черты лица у тебя изящные! Лицо Шурфа почему-то сделалось ещё нечитаемей, чем всегда, и он отвернулся, порядком меня озадачив. Я тут же почувствовал себя распоследней свиньёй. Собрав в кулак всю свою смелость, я сделал маленький шаг вперёд и осторожно дотронулся до края лоохи сэра Лонли-Локли. — Я тебя обидел? Мой голос, надо думать, звучал так жалобно, что ледяное сердце Шурфа дрогнуло, и он решил надо мной смилостивиться и всё же ответить. — Нет. Когда Шурф снова повернулся ко мне лицом, я увидел, что его брови сосредоточенно и как-то растерянно сведены к переносице. Он говорил медленно, как будто наощупь подбирая те слова, которые собирался произнести в следующую секунду. — Просто иногда мне сложно понять, когда ты шутишь, а когда говоришь серьёзно. Сейчас не понимаю. И я, как последний идиот, замолчал, не зная, не находя нужных фраз, таким хрупким мне вдруг показался наш бывший Мастер Пресекающий ненужные жизни. А его ещё смертью называют. Смерть-то она, может, и смерть, только в эту самую секунду я впервые чувствовал острое желание самому оградить его от всего на свете. А между тем, чем больше я молчал, тем более и более озадаченным и даже грустным становилось выражение синих глаз. Я обругал себя последними словами и, наконец, заговорил: — Конечно, я серьёзно. Какие тут могут быть шутки? Ты действительно самое красивое существо во всех мирах, и ничего тут не поделаешь. Так уж вышло. Провалиться под землю хотелось отчаянно, но я проделал над собой усилие и остался на месте. Так прошла целая вечность: секунды три — не меньше. А потом Шурф улыбнулся. — Ладно, только я не знаю, как должна выглядеть Снегурочка. Следующий час я носился туда-сюда, выбирая голубое лоохи и заплетая волосы Шурфа в косу. Он ни в чём мне не препятствовал, но держался так, как и подобает настоящей снежной королеве, то есть снисходительно позволял наряжать себя. Однако результат, вне всяких сомнений, стоил затраченных усилий. В конце концов Истина на королевской службе предстала передо мной в образе настоящей царевны. Передать невозможно, какое же завораживающее это зрелище: сэр Шурф Лонли-Локли, взирающий сверху, горделиво и строго, одетый в лоохи, превращённое в подобие уходящего в пол платья. Я бы мог вечность так любоваться, но от этого занятия меня жестоко оторвал вошедший в комнату сэр Кофа Йох. — Грешные магистры, что вы здесь устроили? Сэр Шурф, я думал, хотя бы вы здесь сохраняете остатки здравого смысла! — Если течение невозможно остановить, — невозмутимо ответил этот потрясающий парень, — его нужно попробовать направить. — Впрочем, эта непонятная одежда вам к лицу, — смягчился Кофа. — Но я бы на вашем месте, мальчики, пощадил этого несчастного, сэра Мелифаро. Он вбил себе в голову, что вы его обдурили и бросили, а сами отправились в «Обжору», заодно и меня с собой прихватили. — Очень даже правильно вбил! — обрадовался я. — Ну ладно уж, мы сейчас. — Так и знал, что вам верить нельзя! — с порога заорал Мелифаро. — Пользуясь моим безропотным, бескорыстным нравом, вы решили пойти на обман и оставить меня работать за всех, а в случае возвращения шефа ещё и всю вину на меня повесить! — Именно так, радость моя, — ответил я. — Но не расстраивайся, всё равно ничего у нас не вышло. Ноги Кофы опять привели его к самой цели. — Не знал, что вы так за меня беспокоитесь, Кофа! Спасибо! Вот на вас, оказывается, можно положиться, а эти, — слово «эти» Мелифаро так мастерски выплюнул, что если бы не подёргивающиеся уголки его губ, я бы поверил, что он действительно на нас зол, — чудовища — чудовища и есть. — Если бы только молодёжь умела выражать благодарность не только на словах, — отмахнулся Кофа. — Макс, а что теперь? Я оглядел комнату. Даже в лучшие времена моей прежней жизни ничего лучшего, чем это, на Новый Год у меня не получалось: ёлка оказалась увешана кучей замысловатых игрушек, каждая из которых, если я достаточно хорошо успел узнать сэра Мелифаро, представляла из себя небольшую головоломку. На стол, каким-то чудом уже накрытый, и вовсе было больно смотреть. Больно в самом прямом смысле, потому что живот уже начинал требовательно урчать. И всё-таки мне вдруг стало грустно. Я отошёл к окну, чтобы внезапной переменой своего настроения не расстроить других: это надо же, я, самая настоящая свинья, всех заставил что-то делать, а теперь сам же и недоволен. — В чём дело, Макс? — послышался голос Шурфа из-за моего плеча. — Не знаю, — я пожал плечами. — Просто там, где я жил раньше, под Новый Год всегда шёл снег. Сам понимаю, что всё это жутко по-детски, а всё-таки без него как-то не так. — Ничего, Макс, это вполне нормально, что тебе стало грустно. Хуже всего бывает тогда, когда привычной картине соответствует всё, кроме одной единственной детали. Обидно всё-таки. Я задумался над словами Кофы, понимая, что он, в общем-то прав, и что иногда погрустить о прошлом, наверное, бывает даже полезно. Больше ни о чём подумать я не успел, потому что за окном пошёл снег. Белый и крупный, каким он бывает далеко не всякой, а только особенно удавшейся зимой. — Надо сказать честно: это моё упущение. Работать мы с вами научились хоть куда, а праздники пока выходят из рук вон плохо. Мы все как один повернулись к двери. На пороге стоял Джуффин, одетый в необычно яркое для себя красное лоохи и зажимающий в руке огромный мешок. Лично я лишился дара речи, а шеф тем временем, как ни в чём не бывало подошёл к столу и стал выкладывать из мешка одну за другой порции самой вкусной из знакомой мне еды. — И не смотрите на меня так, это мадам Жижинда заставила меня принести вам всё это богатство. Она почему-то не верит, что вас здесь хорошо кормят. — Сэр, — наконец опомнился я, уже чувствуя, как по лицу моему расплывается широченная улыбка, — вообще-то Дедом Морозом должен был быть я. — Не знаю, о каком это замёрзшем человеке преклонного возраста ты говоришь, сэр Макс, — лукаво улыбнулся Джуффин. — А теперь все за работу! Будет сложно, как никогда, но, как ни крути, надо умудриться съесть всё это добро до конца года.***
— Джуффин так никогда и не признался, но я-то знаю, что снег сотворил именно он. Макс улыбался мечтательно и тепло, как будто только сейчас впервые увидел на улицах своего загадочного Ехо снег. Триша сморгнула слёзы. История была не грустной, а просто очень трогательной, и из-за этого её глупое сердце никак не могло встать на место. «В следующий раз, когда Джуффин придёт в гости, — подумала она, — надо приготовить ему самый вкусный пирог на свете. В благодарность за то, что он такой добрый». — Эй, ну ты чего? — Макс растерянно улыбнулся и подошёл к Трише, наклоняясь к ней и кладя ладони ей на плечи. — Договаривались ведь, что ты сэра Шурфа будешь успокаивать, а теперь, вон, сама плачешь. — Просто мне стало… как тогда тебе… — пролепетала Триша, сглатывая слёзы, — ты в самом начале ещё сказал, что на верхушке ёлки должна быть звезда, а у нас её нет. — Как я мог забыть! — Макс выпрямился и подошёл к окну, как в своём собственном рассказе. — Нет ничего проще! Комнату вдруг озарил свет, а когда Триша смогла видеть, она поняла, что Макс протягивает ей самую настоящую звезду. Взвизгнув, она тут же сжала её в ладошках, тёплую и красивую. Звезда переливалась и грела, и на душе сразу стало светло. — Франк, подними меня, пожалуйста! Я хочу сама надеть её на ёлочку. Франк добродушно усмехнулся и подхватил Тришу за талию. Ему это удалось очень легко, ведь когда-то Триша была всего лишь обыкновенной кошкой. Ёлке очень шла звезда. Чтобы убедиться в этом, Триша даже отбежала немного назад и ещё раз внимательно её оглядела. — Вот он и наступил. Триша обернулась и увидела, что гость улыбается и обнимает Макса, а тот утыкается в его плечо и чему-то посмеивается. И Триша поняла, что год не меняется и никогда не становится старым, просто каждый раз снова называется новым, и от этого становится моложе, свежее и радостней.