Их ненормальный выходной (или Всего лишь его родители)

*На хате у Йонаса* – Лу, перестань. – Не могу! – Можешь. – Не могу!! И вообще! А хрен ли ты такой спокойный? – А хрен ли мне быть неспокойным? – Йонас, ну они же… Он перебил ее: – Люди, которые наверняка неплохо потрахались чуть больше двадцати лет назад и родился я. – Вот именно, это твои родители, крэп!!! Лу, наверное, уже в десятый раз нервно поправив сервированные приборы на столе, взялась за один из бокалов. Подняла на свет люстры, нахмурилась. Вероятно, опять увидела ещё одно несуществующее пятно на стекле. Гневно стрельнув в Йонаса глазами, всем своим видом как бы говоря «только попробуй че щас вякнуть по этому поводу», с бокалом в руке удалилась в кухонный блок широкими шагами. Мужчина тяжело вздохнул. Чуть оттолкнувшись от спинки дивана, он потянулся за пачкой сигарет на столе. Послышался звон разбившейся посуды. Псионик замер с вытянутой рукой в неудобной позе. Пауза. Снова возня и искренние четырхания на кухне. Чуткий слух пару раз уловил что-то искреннее про «долбанных циников» и «блядских-скользких моющих». Так и не закурив, хилер смачно шлёпнул ладонью по лицу, впился указательным и большим пальцами в веки. Затем с силой провёл ладонью вниз и протяжно вздохнул в который раз за день. Вот уже какой час он наблюдает за беспорядочными метаниями Лу по блоку. Если быть точнее, за ее попытками создать впечатление уюта, чистоты и следов женских рук. По мнению Бэра - бессмысленно. Давно прокуренная комната с минимумом предметов мебели никак не походила на семейное гнездо. Да и зачем это им? С их графиками работы сил дома оставалось только на закинуть в себя что-то более-менее несинтетическое, потом смыть в душе «праздность» дня и, наконец, завалиться пятками кверху в постель, если повезёт, вместе. Работа такая, мать его. Йонас лениво поднялся, потянулся. Холодок ветерка, вырвавшегося из щелки приоткрытой форточки, приятно прошёлся по голой спине. Дома он часто не заморачивался с верхней одеждой, предпочитая расхаживать с голым торсом. Особенно ему нравилось ловить заинтересованные взгляды Лу, которые то и дело скользили по крепкому телу. Ему это льстило. Такие «гляделки» часто заканчивались отличным сексом. Исключениями были дни, когда он приносил домой новый шрам. Тогда хилер ходил в растянутой синей футболке с загадочным и деланно спокойным выражением лица, чтобы не вызывать подозрений. И чтобы не быть причиной ее беспокойства. Разумеется, то было бесполезным занятием. Она, прекрасно зная о его привычках, все понимала и так, в секунду раскусывая весь этот цирк с заголовком «У меня все ок. Я совсем не хилил. Новый шрам - это лишь совпадение!». В такие вечера Лу особенно нежно гладила его красивые руки, ставила на стол горячую чашку чая с уютно развивающимся над ней паром, отбирала сигареты, не давая выкурить лишних. Старалась разделить физическую боль, молча вытесняя ее заботой и заставляя совсем о ней забыть трепетными, лёгкими поцелуями. Прошлёпав босыми ступнями по полу, Йонас зашёл на кухню. Вид застывшего в позе-раком служителя Инквизиции, собирающего с пола осколки разбитого бокала, его позабавили. Но тут Лу вдруг «ойкнула», резко отдёрнув руку от пола. Порезалась. Он покачал головой. Подумал: «Моя.». Улыбнулся уголком рта промелькнувшей мысли. Только она могла додуматься собирать разбитую посуду голыми руками, когда рядом есть совок и веник. Облокотившись голым плечом на дверной проем и сложив руки на груди, хилер насмешливо спросил: – И че это? Теперь ты решила, что вид порезанных пальцев создаст образ хозяйственной женщины, которая сильно мимо режет овощи для салата? – Очень остроумно. Ещё пару шуток, может быть? – Лу досадно поморщилась, рассматривая руку. «Лишь бы не стал лечить…». Этого ей ещё не хватало для полной картины «счастья» и так уже очень ненормального выходного дня. Девушка повернулась к раковине, включила воду. Тут же почувствовала шевеление сбоку. Она недовольно огрызнулась, пряча руку под струю воды: – Даже не вздумай, тут просто пару царапин. Но он уже был рядом. От его дыхания шевельнулись волосы за ухом. По телу прошлась толпа колючих мурашек. Чтоб его. – Не спорь с врачом, – он хмыкнул. – Дай руку. – Врач ты на работе. А сейчас ты дома. Так что оставь свои хилерские понты для пациентов. – Все? Прелюдия соблюдена? Полегчало? А теперь переставай выделываться и давай руку сюда. – Йонас! – Ага. Меня так зовут. Руку. Девушка закатила глаза, и, прикусив губу, протянула пораненную кисть. Знала, что он не отстанет, пока не добьется своего и не вылечит. Будет ворчать с недовольным лицом, беситься. Проходили, плавали. Поэтому, после командировок, если получалось заработать несколько ссадин, Лу предпочитала пару дней пожить в выделенной Корпусом комнате, умоляя Кея прикрыть перед хилером, и, тем самым, дать себе время подлечиться. Выслушивала потом за это от Йонаса очень много докучливого недовольства, но зато - он оставался целым. А ее ошибки оставались на ее же теле. Ей было так спокойнее. От размышлений отвлёк уже хорошо знакомый жар, прошедший лавиной по пальцам. Она затаила дыхание. К этому невозможно привыкнуть. Мгновение. Рваный выдох. Ранок на руке не было. Йонас притянул ее ладонь ближе, незамысловато прошёлся по ней губами, завершил движение коротким поцелуем в середину внутренней стороны. Лу чуть прищурилась, то ли от смущения, то ли в упрёк его лечению. Он весело ухмыльнулся. Лениво, с издёвкой произнес: – Пациентка Рид, лицо попроще. Не для тебя стараюсь же. Все во имя Церкви и ее отутюженного месье Приора с анемией средней тяжести, судя по цвету кожи. Неправильно, чтобы его телохранитель профпригодность теряла из-за своей неспокойной задницы. В подтверждение своих последних слов, он по-хозяйски переместил руку чуть ниже поясницы Лу. Не без особого удовольствия сжал ее ягодицу. Она приподняла бровь. – Йонас, какой же ты…, – не успела договорить. Он, криво улыбнувшись в своей манере, перебил: – Классный? – Раздражающий. – Ага. А ты классная, – мужчина легонько шлёпнул ее по упругой ягодице. Затем в миг посерьезнел. Произнёс: – Лу, завязывай. От того, что эти люди – мои родители, ничего не меняется. Мне все равно на их мнение. Ну, ты знаешь. Благословения спрашивать не собираюсь. Я думаю, им тоже плевать, что там у меня на самом деле. Едут сюда из-за мнимого родительского долга, обязывающего как-то принимать участие в жизни детей, вроде как. Чтоб совесть не мучила. Не из-за большой любви. Девушка чуть отстранилась, отвела взгляд. Он вопросительно наклонил голову, протянул: – С каких пор тебя вообще стало волновать чье-то мнение? Волновать. Лу дернула плечом. Откровения ей всегда давались тяжело. Она привыкла к полностью независимой, самостоятельной жизни ещё со смерти отца, лишенная такой необходимой для маленькой растущей девочки любви и ласки. Лишенная мамы, проводившей большее время на работе и слишком занятой устройством личной жизни. Отсутствие нормального беззаботного детства закалило характер, разучило или даже, скорее, не научило правильно выражать рвущие душу эмоции и проявлять их по отношению к любимым, как это было принято. Для неё легче криво отшутиться или огрызнуться. Да, и в общем, Лу была человеком дела, а не слова. В прочем, как и хилер. Она с тоской произнесла: – Йонас…, – заглянула к нему в глаза, зная, что он и так все прочтёт в ее взгляде. Всегда читал. Да и кто ещё ее может понять без слов, если не он? – Иди сюда, – мужчина притянул девушку ближе, крепко обнял, зарывшись носом в волосы у ее виска. Он и так все понимал. Руки успокаивающими поглаживаниями заскользили вдоль позвоночника девушки. Потом поднялись к ее затылку, массирующими движениями пальцев начали перебирать пряди, опускаясь и возвращаясь обратно. Почувствовав, как каменное от напряжения женское тело в его руках стало немного расслабляться, он прошептал ей: – Ты им обязательно понравишься. Все будет хорошо, – губы быстрым поцелуем мазнули место где-то за ее ухом, как будто подтверждая сказанное их хозяином. Простые и банальные слова. Но, легко слетая именно с этих мужских тонких губ, они звучали так, что сомнений не оставалось. Все действительно будет хорошо. Лу окончательно расслабилась в его руках, положила голову на широкое плечо. Прикрыла глаза. «Все будет хорошо.». Это всего лишь его родители. «Всего лишь родители, да? Правда же?». День сегодня вообще обещал был быть чертовски ленивым, неспешным и томительно приятным. Наконец-то, выдался нормальный общий выходной. Но обещанному не дано было сбыться. Выходной в миг превратился в ненормальный. За завтраком Йонасу позвонили родители. Начали издалека, про Ирму и Тому. Расспрашивали про партнёрский контроль у сестры, затем про дела на работе, и, наконец, про личную жизнь сына. С их слов стало понятно: Ирма проболталась. И что-то они уже точно знали, ну, или о чём-то догадывались. Бэр, в своей манере тупой прямолинейности, перебил их хождения по кругу и ровным, не терпящим возражений голосом заявил им об их с Лу недружеских отношениях. Те, в свою очередь, поставили перед фактом, что заедут сегодня «посмотреть, как там у вас с жильем» и мило попрощались, не оставив шанса возразить. Лу в это утро выкурила три сигареты подряд. Желание им понравиться и паника, тут же поселившаяся где-то в груди, не давали девушке спокойно сидеть до самого вечера. Ей хотелось показаться достойным выбором для их сына. Хотя и подобное не было на неё похоже. Если бы Лу Рид несколько месяцев назад кто-то сказал, что она будет весь день натирать до блеска кухонный блок, пидорить плитку в душевой и носиться с пипидастром несколько часов, разгоняя пыль, для того, чтобы понравиться, да и КОМУ – родителям Йонаса, она бы засмеялась и наступила шутнику на ногу пяткой для профилактики мозгов. Но это с ней случилось. Да так сильно, что не скупилась на красивую скатерть из несинтетической ткани и натуральное мясо. Она правда очень старалась. И все же, ей так хотелось им понравиться. Они видели ее в последний раз в интернате, несколько лет назад, в качестве псионика-подростка, которая, на пару с их сыном, попадала в вечные проблемы и постоянно получала предупреждения об отчислении от директора. Регулярные драки, покраска волос в синий как вызов серой системе, курение на шухере за углом у беседок, распитие синтетического, но все равно дефицитного в интернате пива на крыше… И все вместе с ним. Мать Лу редко приезжала на вызовы от мадмуазели Патитц, но его родители - всегда. Они не выказывали к ней явного дружелюбия или расположения, чаще дежурно здоровались и кисло улыбались, вероятно, в душе считая, что отчасти – это из-за неё их сын и оказывался в этих, не идущих репутации на пользу, ситуациях. Отчасти, были бы правы. Но, можно отдать им должное, они и не обвиняли ее, прекрасно зная непростой характер сына. Один хрен, хорошей предысторией для знакомства с родителями парня сложившуюся ситуацию все равно не назовёшь. Лу щекой потерлась о тёплое плечо хилера. Стало спокойнее. Глубоко вдохнула родной, уже будто въевшийся ему под кожу, запах сигарет, больницы и мятного леденца, которым любил закидываться псионик. Конфеты отлично перебивали запах сигарет, что было удобно в работе с пациентами. Ещё они помогали в попытках перебить чувство голода. Поесть нормально в условиях постоянного перемещения из больницы Термитника в Центральную не всегда удавалось. Его привычка питаться едким сигаретным дымом и сладкой слюной от леденцов Лу очень бесила. Поэтому, как только Баретти после командировок щедро раздавал натуральные продукты, девушка первым делом впихивала их в Йонаса, приезжая в редкие перерывы между его сменами. Он невозможно ворчал, но ел. Понимал, что с такой работой ему, как никому нужны силы и здоровье. В его объятьях было надежно, правильно. Мысль за мыслью в голове у девушки вязко тянулись, цепляясь друг за друга. Но неизменно возвращались к главной проблеме этого ненормального выходного дня. – Йонас, а если я им все-таки не понравлюсь? Ляпну че-нибудь не то. А если они подумают, что я плохо забочусь о доме? Единый, если им не понравится скатерть? – она шире распахнула свои красивые глаза. – Да не, должна понравиться! Я специально выбирала в цвет твоих полосок на лице, – она глупо моргнула, уставившись стеклянными глазами куда-то поверх его плеча. Начала беспокойно перебирать волосы на его затылке. – Йонас, а если… Закатив глаза и просто уже не выдержав ее словесного линчевания, он наклонился и порывисто прижался к мягким женским губам в глубоком поцелуе. Чуть помедлив, Лу ответила, ощутимо прикусив его нижнюю губу. И тут же, будто извиняясь, провела по ней языком. Нервы сдавали. Тишину кухни нарушали лишь влажные звуки поцелуя. Шуршание одежды. – М-м…Йонас, – она промычала сквозь его прерывистые ласки губ и рук. – Твои род…, – выдох, снова стон. Он приподнял и посадил ее на стол. Удобно расположившись между ног Лу, хилер продолжил, прокладывая горячую дорожку вдоль ее длинной шеи языком. – Они…скоро…скоро-о-о..мф-х…Йона…с-с-с, – она прикрыла глаза от наслаждения. Хилер умел довести до исступления, не снимая одежды. «Твою ж мать.». Лу усмехнулась выражению, возникшему в голове. Получилось, как никогда, актуально. «Реально, твою МАТЬ, Йонас!». Голова закружилась, приятный жар опустился к низу живота, натянув канатами все вены и заставляя ее развести ноги ещё шире. Желание росло в геометрической прогрессии. У них всегда так. Как с обрыва. Минуту назад могли ругаться, и тут же страстно зажимали друг друга, упиваясь общим дыханием. Она чуть выгнулась навстречу его умелым ласкам. Контроль терялся. Йонас, победно ухмыльнувшись, перешёл губами на ключицы. Его волосы вслед за ним коснулись ее стремительно раскаляющейся кожи, приятно щекотнув. Слегка покусывая выпирающую косточку, руками он нырнул ей под свободную рубашку. Лифа провокационно не оказалось. Он стиснул челюсть от новой прокатившей волны возбуждения. Грубовато сжал ее аккуратную грудь, несильно ущипнул сосок. Затем успокаивающим движением обвёл ореол подушечками пальцев. Она наградила его очередным несдержанным стоном. Единый, как же ему нравилось ощущать ее частое и сбитое от возбуждения дыхание. Осознание того, что виной всему этому был он, сносило голову. Мужчина толкнулся бёдрами вперёд, прижавшись губами к ее виску. Ткань на его джинсах натянулась, неприятно сдавливая член. Было так хорошо, что уже больно. Больше ни о чем не думая, затуманенная страстью, обрушившуюся на нее не терпящей возражений волной, девушка удобнее облокотилась руками на стол и рывком прижала Йонаса к себе ногами ещё ближе. Столкнувшись пахом, псионики застонали, запрокинув головы. «Каждый раз, как в первый», – одновременно промелькнуло в их головах. Мужские руки с ловкостью, присущей, может быть, только врачам, точными и быстрыми движениями скользнули вдоль пуговиц ее рубашки. Расстегнутая одежда сама сползла с плеч, будто со стыдом осознавая, что сейчас она лишняя. Не сдерживая себя, Йонас, до белых следов вцепившись пальцами в ее бёдра, подтянул Лу к краю стола. Девушка приподнялась, опираясь на локти, давая ему доступ. Он грубо сдернул с неё брюки вместе с бельём. Его левая рука тут же легла на ее половые губы, убеждаясь, что она достаточно разогрета и готова. Неторопливо, на контрасте предыдущих резких движений, хилер раздвигал их, размазывая вязкую смазку. Другой рукой нетерпеливо дернул ремень на джинсах, освобождая себя от одежды. Мужчина посмотрел ей в глаза. Она была прекрасна. Растрепанные от их активных движений волосы придавали ей немного лихой вид. Серо-голубые глаза в обрамлении темных и густых ресниц были поддёрнуты дымкой от возбуждения и лихорадочно поблескивали. Ниже по шее выступали от напряжения мышцы и сухожилия, подчеркивая влажные следы, оставленные чуть ранее его же языком. Еще ниже беспокойно вздымалась грудь с торчащими сосками. Затем взгляд Йонаса заскользил по выпирающим косточкам рёбер, узкой талии и четко очерченному прессу с россыпью родинок вокруг пупка. И, наконец, глаза натолкнулись на влажное от обильной смазки, с набухшим от возбуждения клитором, самое горячее место на ее теле. Йонас открыто любовался ей. Каждый раз, как в первый. Лу, следя за лицом хилера и угадывая его мысли, дерзко ухмыльнулась: – Так и будешь смотреть, или мы собираемся встретить твоих родителей в этой позе, как подростки из доштормовых фильмов? – Какие мы уверенные и острые на язык. Как будто, не ты 5 минут назад устраивала здесь очередную истерику по поводу их визита. Лу сжала губы в порыве ответить на колкость, но все слова выбило вместе с протяжным стоном, когда Йонас одним размашистым, уверенным движением оказался внутри нее. Не дав прийти в себя от острых ощущений им обоим, он тут же начал двигаться. Под аккомпанемент пошлого скрипа стола, толчки выходили ритмичными, точными, резкими и до конца, как он и любил. И как любила теперь она. Лу запрокинула голову, зажмурилась. Приятное распирающее давление изнутри и скольжение мокрой и нежной кожи его члена в сопровождении развратных шлепков натурально сносило башню. Ей казалось, что она чувствовала каждую венку. А касание паха о ее клитор каждый раз, когда он до конца входил в неё, добавляли импульсов удовольствия. Это то, что было нужно ей сегодня. Весь день ходившая на грани истерики, девушка, наконец, чувствовала, как все ее напряжение, закрутившись где-то внизу живота, начинает отпускать. В порыве прижаться к раскаленному и такому желанному телу хилера ближе, Лу подтянулась и до онемения в пальцах вцепилась в плечи мужчины, с нажимом проводя ногтями и собирая его покрытую легкой испариной кожу. Она дарит ему несдержанную, грубую до синяков ласку, как умеет. Находит губами тот самый памятный шрам на его предплечье и впивается в него зубами, чувствуя солоноватый привкус пота. Ей всегда будет мало этого. Мало его тела, его рук на ней, его губ, его. Мало его. Вздрогнув от боли, Йонас зашипел и чуть сбился с ритма, замедлившись. Опираясь на левую руку, другой вцепился в ее волосы. Чуть потянул голову назад и накрыл жадным поцелуем, бескомпромиссно сминая ее губы. На пределе нежности и грубости, наслаждения и боли. Толкаясь языками, они с немым отчаянием пытались, как будто, врасти друг в друга. И даже этого было бы все равно ничтожно мало им обоим. Их долгая дружба и нередкие ссоры непростительно отняли у них так много бесценного времени. Тем более теперь, когда любая минута, проведенная вместе, с такой работой могла оказаться последней. Когда в любой решающий день с каждым из них могло случиться что-то горькое, непоправимое. Движения бёдер Йонаса становились все более размашистыми, беспорядочными. Его спина и ягодицы с каждым толчком напрягались сильнее. С силой сокращаясь, мышцы красиво очерчивали кожу, как скульпторы, вытачивая идеальные рельефы. Вены на руках набухали и проступали отчетливее, намекая на скорую разрядку. Он подхватил ее ладонь своей, направил вниз и опустил на клитор, подталкивая круговыми движениями. Лу его поняла. Начала ласкать себя, чуть нахмурившись от наступающего оргазма. Казалось, воздух в помещении от нагрева их тел настолько загустел, что стал осязаемым. По крайней мере, дышать им было как будто все труднее. Пальцы на ее ногах поджались. Рука заработала быстрее, постоянно невольно соскальзывая в сторону из-за обильных секреций, размазанных по лобку от их действий. Подмахивая бёдрами на встречу, Лу задрожала. Невольно сжимая от напряжения член внутри себя, она кончает, зажмурив глаза до гребаных белых звёздочек под веками. Йонас стиснул челюсти и низко застонал. Совершив ещё несколько мощных фрикций, он резко вышел и парой движений кулака довёл себя до финала, забрызгав их животы. Опершись ладонями на стол по бокам от бёдер девушки, восстанавливая дыхание, он чуть сгорбился, поймав губами соленую каплю пота с ложбинки между грудей Лу. Она посмотрела ему в чуть прикрытые от испытанного только что оргазма глаза. Удерживая его взгляд, кончиками пальцев собрала пару тёплых капель семени со своего тела и смачно, до безобразия пошло их облизнула. Смакуя, низким от ещё не сошедшего до конца возбуждения голосом, спросила: – Месье доктор, мое лечение уже окончено? Йонас, наблюдая за ней из-под полуопущенных светлых ресниц, шумно выдохнул сквозь зубы. – Хочешь второй раунд, мадемуазель Истеричка? – уточнил и потянул уголок рта в любимой усмешке, стараясь перехватить инициативу в негласно начатой игре слов. Лу тут же пнула его в бедро ногой. – Я не истеричка! Он потёр «пострадавшее» место. Не отказал себе в удовольствии поддразнить девушку еще, вернув ей ее же выражение: – Эй, Не-И-сте-ри-чка. Держи при себе свои инквизиторские понты. Не успела она закатить глаза, как их идиллию в виде ленивой словесной перепалки, так и не собранных осколков несчастного разбитого бокала на полу и отчетливого запаха секса на весь блок нарушил громкий, протяжный звонок в дверь. Они широко распахнули глаза и в ужасе посмотрели друг на друга. Одновременно сказали: – Крэп. – Крэп!