lust

Крокодайл пропускает Илию вперед в дверях их гостиничного номера, заходит следом и поворачивает ключ в замке. Женщина, не снимая туфель, делает несколько шагов к прикроватной тумбочке со стоящим на ней графином и стаканами, — мягкий ковер глушит звонкое цоканье ее острых каблуков — взгляд Крокодайла следует за ней, как намагниченный. Он небрежно цепляет шубу на вешалку, Илия слегка наклоняется к низкой тумбочке, наливая себе немного воды, и ее платье отсвечивает мягкими складками темно-зеленого шелка при каждом движении. Взор Крокодайла поднимается от перехваченных ремешками туфель тонких щиколоток до аккуратного пучка русых волос, очерчивает каждую линию, каждый изгиб стройной фигуры, и он чувствует, что его уже дьявольски ведет — безо всяких поцелуев и прикосновений. Илия отставляет стакан на место в тот момент, когда Крокодайл подходит к ней сзади и нагибается, чтобы приобнять за талию и, вдохнув аромат ее волос, хрипло прошептать: — Иди ко мне. Он подхватывает ее одной рукой и оказывается на кровати: садится на край так, чтобы Илия стояла между его расставленных коленей, и находит совершенно невозможным лишний раз не полюбоваться ей. Искреннее восхищение в неотрывном взгляде Крокодайла, с каждой секундой все больше смешивающееся со страстью, переворачивает все внутри; Илии становится жарче, она льнет к медленно скользящей по ее спине широкой ладони и не отказывает себе в удовольствии лукаво улыбнуться мужчине. Он притягивает ее ближе, упирается носом в шею, и от его обжигающего дыхания на коже у Илии сбивается ее собственное. Пальцы неосознанно поднимаются к волосам цвета ночи, вплетаются, заставляют пару прядей упасть на лоб Крокодайлу — сжимают, когда жаркая сухость его губ отпечатывается на острой ключице. Он шепчет что-то — кажется, о том, какая она красивая — и отстраняется, но лишь для того, чтобы поцеловать. Да так, что если бы он не держал сейчас Илию настолько крепко, то у нее бы совершенно точно подкосились ноги. Она отвечает ему на поцелуй, а руки сами ложатся на плечи, пробираясь затем под пиджак, к его пышущему пламенем телу. Шейный платок сползает куда-то вниз, кажущийся бесконечным ряд пуговиц распахивает ткань рубашки все шире и шире, и Илия пробирается под нее, касаясь, гладя. Прохлада ее ладоней на контрасте с горячей мускулистой грудью — чистый лед, который, наверное, должен отрезвлять, остужать, но не заводить еще хлеще. Крокодайл, не прерывая поцелуй, путается пальцами в завязках платья на узкой спине, находит нужную, дергает осторожно, чтобы не портить Илии одежду: она не любит, когда он не сдерживает себя и рвет на ней вещи. Изумрудная ткань струится в ладони подобно песку, спадая на пол и обнажая для него желанную женщину. Она не надевала лифчик под это платье, что играет ему на пользу — не приходится возиться еще и с ним, и можно сразу стащить крюк с левой руки, отбросить его на ковер, оглядеть хрупкое, хрупче самого изысканного фарфора тело, наконец прижимая его к себе. Илия ставит колено на самый краешек постели, будто нарочно задевая наливающийся кровью член, и Крокодайл в отместку вынуждает ее застонать и судорожно ухватиться за его шею, когда едва касается языком чувствительной груди. Он хочет нарочно раздразнить, но ему недостает терпения, и он все же принимается ласкать так, как ей это особенно нравится и как предпочитает он, пробивая Илию на очередные негромкие стоны. Она раздевает Крокодайла, тот нехотя убирает от нее руки, чтобы дать возможность освободить его от пиджака, и едва может совладать с собой, чтобы не сжать затем еще сильнее, чем до этого: знает прекрасно, что, если забудется, запросто может причинить боль. Однако не забыться — та еще задача, когда у него в объятиях плавится от возбуждения любимая женщина, жмется к нему, сама того не слыша, просит не останавливаться. Он с ее помощью стаскивает с себя рубашку и, едва ли отрываясь от нежной кожи, откидывается назад; Илия приподнимается и усаживается на нем. Вынимает заколки из прически, распуская уже и без того подрастрепавшиеся волосы, слегка прикусывает губу при взоре на Крокодайла под ней, одурманенного и разгоряченного, и прежде, чем он успевает двинуться, велит: — Лежи. Он ухмыляется, хищно оглядывает ее, но подчиняется. Илия с наслаждением целует его в губы — темная помада смазывается еще сильнее — и склоняется к шее. Запах мужчины, перемешанный с его парфюмом, сигарами и немного — с дорогим коньяком, который он пил этим вечером, сводит с ума, окончательно гонит прочь остающиеся в голове бессвязные мысли, и Илия не противится его чарам. Крокодайл резко втягивает воздух сквозь зубы, когда она принимается оставлять страстные, но не лишенные нежности поцелуи все ниже и ниже по его телу, оглаживая каждый сантиметр, обводя самыми кончиками пальцев точеные рельефы пресса. Собственная рука уже не слушается, блуждает по женскому телу, цепляя кружевное белье и норовя скользнуть дальше, и Илия едва сдерживается, чтобы не поддаться этому соблазну: сейчас ей важнее сделать приятно ему. Она видит, как Крокодайлу не терпится, как сильно он хочет ее, как вздрагивает, когда она берется за ремень брюк, больно давящих на перевозбужденную плоть. Вуаль касаний проходится по его бедрам — он едва ли не стонет. Илия награждает его томным взором, зная наверняка, что это подстегнет его еще больше, и обхватывает горячий член ладонью. Крокодайл задыхается, жаждет скорее, и она словно читает не мысли, но чувства. Проходится поцелуями по всей длине, тут же слыша протяжный стон, сразу берет так глубоко, как может, и мужчина бесповоротно теряет себя во влажном жаре. Его пальцы то сминают простынь, то тянутся к волосам Илии, и он уже не соображает, как мантрой повторяет ее имя, чуть дыша. Илия отстраняется, быстро сбрасывает на пол каблуки, нависая затем над ним и с довольной улыбкой заглядывая в его потемневшие глаза, ждет, пока Крокодайл хоть как-то опомнится, однако тот слишком неожиданно опрокидывает ее на подушки и, не давая ни доли секунды, целует: жадно, так, будто чертовски изголодался по ней. Он быстро избавляется от оставшейся одежды, стягивает с женщины намокшее кружево, и она давится воздухом от долгожданных прикосновений — из-за не сдерживаемого им желания немного сбивающихся с того темпа, который распаляет ее сильнее всего. Крокодайл умело ласкает ее пальцами, вновь припадает к ее груди, мягко целует бледные ключицы, пока не сознает, что уже больше не может. Разведя чуть шире ноги Илии и мазнув губами возле коленки, он берет ее за талию, делает одно лишь только движение — и оказывается вынужден глушить стон, уткнувшись в ее разметавшиеся волосы. Илия выгибается к нему, разворачивает его лицо на себя, чтобы поцеловать, ощущая, как раскаленная ладонь пускается по ее телу: гладит, бережно дотрагивается до выпирающих кое-где косточек, периодически уходит ниже, чтобы подольше задержаться на бедрах, сжимая. Крокодайл нежен с ней, как и всегда, старается двигаться как можно более осторожно, чтобы не причинять дискомфорта или боли. Его рваное дыхание, сквозь которое слышатся тихие хриплые стоны, звучит у женщины над ухом, и от него еще более жарко, еще более хорошо. Илия прижимается губами к его коже, водит пальцами по спине, то и дело создавая угрозу случайно поцарапать ногтями. Она чувствует его одним целым с собой, и ей хочется больше, чаще, глубже — но Крокодайл вдруг останавливается, подхватывает ее и переворачивает, помогая встать на колени. Илия кое-как упирается локтями в подушку и в следующую же секунду почти машинально стискивает ее, резко выдыхая. Она пытается не рухнуть на кровать, ощущая размеренные толчки, которые, однако, становятся все быстрее и беспорядочнее, и спасают ее от этого только руки Крокодайла. Он склоняется к Илии, клеймит крепкими поцелуями плечи, и у нее внизу постепенно начинает собираться огонь со всего тела. Чтобы затем в один момент полыхнуть яркой, слепящей вспышкой и заставить ее чуть ли не закричать, задрожать, обмякая в мужских руках и практически беззвучно шепча родное имя. Крокодайл придерживает Илию, сам едва дышит, и его хватает совсем ненадолго, прежде чем он в последнее мгновение выскальзывает и с глухим стоном изливается ей на бедро. Он обессиленно падает на постель рядом с ней, откидывая с лица всклокоченные волосы. Илия смотрит на Крокодайла расслабленным взглядом, в котором читаются блаженство вместе с удовлетворением, и улыбается — как ему кажется, немного хитро. Ее макияж безбожно поплыл, нисколько, однако, не испортив безупречной красоты, и Крокодайл тянется к лицу Илии, чтобы вытереть широкий след от туши под глазом. Ладонь накрывает ее лежащую на подушке руку. Из головы Крокодайла никак не идет Илия, изнемогающая под ним, молящая его; тело все не покидает сладкая нега, однако он видит, что женщина тоже, как и он сам, еще не может толком прийти в себя. — Я изначально даже не думала, что мы сегодня снимем номер. — Негромко говорит она спустя некоторое время умиротворенной тишины, усмехаясь. Крокодайл расплывается в улыбке, слегка самодовольной, и отвечает: — Неужели скажешь сейчас, что пожалела об этом?