Торжество Минны

Глаза у старика были тусклые, мутноватые, как затянутые тонкой белёсой плёнкой. Он всё пытался заглянуть в лицо Вилмару — и снова опускал взгляд на его плечо, будто до сих пор не мог поверить. Эти линии, эти завитки знакомы всякому на Острове, и в своём самом простом и скромном варианте узор, казалось, говорил громче и красноречивее — сыновья Моря пришли сюда. И Зверь из Моря здесь, принося одним смерть, а другим — жизнь. Старика уже накормили, обогрели и даже дали немного карны — совсем чуть-чуть, чтобы мог говорить. А Вилмар должен был слушать. В самом начале, в спокойной и праздной ещё Мисахе, рассказы о тугкоровской жестокости зажгли авете сердце. Земля отказалась бы носить его, Море отвернулось бы от него, останься Вилмар в стороне. Но что может быть страшнее, чем знать, не имея сил ничего изменить? Вилмар боялся, что не вынесет подобного снова. Теперь это стало обыденностью. Принимать свидетельства мучеников — прямая обязанность марры. Одна из многих. — А потом, потом, — старик вцепился в рукав Вилмара и разрыдался. Марре ничего не стоило сбросить его руку, но — не посмел. Бойцы стояли рядом, тоже будто застывшие. Каждый раз — будто впервые. Ни глава аветийского селения, ни трое полицейских не сложили оружия перед тугкорами — за что и заплатили самую высокую цену верности. Отвагу явили и сами селяне, потому лишь малую часть из них, избив и запугав до полусмерти, загнали в автобус и увезли. Других — оставили. — Там, в овраге, — пальцы старика, ослабнув, разжались. Ему повезло — если можно считать везением две луны голодной жизни на руинах собственного дома. — А если они и тебя, — несчастный отстранился, не спуская с Вилмара притухшего, затуманенного взгляда. — Что, господин мой? — авета не понял его. — Что — меня? — Убьют! Голову твою отрежут. И твоим тоже... Наверное, так поступили с полицейскими. Вилмар прикрыл глаза. — Что сделают? — спросил он тихо и кротко. — Головы нам отрежут? Ну-ну. Прямо ножом? Сзади взорвались смехом. Марра и сам не сдержался. — Кому? Мне, им? Нет, господин мой. У нас тоже есть ножи, с которыми мы неплохо умеем обращаться. Старик почти успокоился, но Вилмару нужно было от него ещё кое-что. — Покажешь мне, где они лежат, господин мой? Тот закрыл лицо руками. Вилмар, конечно, понимал, каково ему — только чудом не пришлось идти тем же путём в одну сторону. Но долг есть долг — перед живыми и мёртвыми. Благословенное время застал марра в этом уголке Острова: жаркое, но уже не палящее, без яда, солнце и пронзительно-голубое ясное небо, будто прозвеневшее в неведомых высях первым холодком. Пахло яблоками — ветви яблонь над оврагом гнулись от тяжести плодов. Лежать в земле не пристало аветами, и каждый раз Вилмар был в растерянности. Открывать могилы стоило лишь для того, чтобы перечесть убитых, вернуть им имена и с честью похоронить в камне. Сейчас Вилмар не мог сделать этого. Ещё рано, но однажды придёт в эти земли Зорко — и будет исполнено, как велит закон. Для брата, для справедливости, для будущего он отметил это место на карте — и убрал её в нагрудный карман. Теперь в руках у марры оставался только молитвенник. Вилмар не приказывал, но бойцы ушли и старика увели, оставив авету наедине с безмолвным и невыразимым. Он и не возражал. Кто, как не марра? Громко стрекотали кузнечики. Вилмар вполголоса начал молиться. — И войду в общение праведных, и воссияет дух мой звездою небесной и светлой, и голос мой к пению Моря, к шуму ветров присоединён будет... Спелые, налитые яблоки манили его. Никто в здравом уме не прикоснулся бы к плоду, когда корни уходили в могилу. А Вилмар сорвал, попробовал — сладкое. Этих яблок марра набрал полные руки и, выбравшись из оврага, предложил бойцам. На него посмотрели, как на безумца, но взял один, за ним другой — и так ели все. Только Тойво яблока не досталось. Что называется, прощёлкал — но он и был помладше остальных. Пришлось Вилмару отрезать ему половину от своего. Должно быть, этот день, как и другие, бессчётные, до него, дался марре нелегко, и он порезался, закапав яблоко кровью. У Тойво дёрнулся уголок рта. — Благодарю, марра. Оставаться в селении надолго было бессмысленно и опасно. Тугкоры ограбили и вывезли всё, что могли. Не пощадили они и святилища. И всё же образ Минны на стене уцелел, необыкновенно светлый среди копоти. Святая печально смотрела на авет, и смирными были у Её ног и сражённый Змей, и само Море. — А завтра же Торжество блаженной Минны, — вдруг вспомнил Тойво. Вилмар и забыл об этом. По сравнению с Величаниями прародителей колен аветийских другие праздники, даже посвящённые Ей, проходили тихо и скромно. А вера ведь учила, что Минна превосходила святостью всех авет. Для того, верно, и нужна была на Острове смертная кровь — чтобы аветы не утонули в собственной гордыне. — Вот и мы в такую ночь спать не будем, — сейчас Вилмар не мог позволить себе многого, но в будто бы случайных, нарочито-неловких прикосновениях была своя прелесть. У парня расширились зрачки. — Да, марра. Не глаза, а два окна — ничего не скроешь. Тем более — от Вилмара. — Торжество Минны, — выдохнул авета, — время духовной и телесной чистоты. Он едва ли мог простить Тойво его облегчения, ощущаемого слишком ясно — как в собственном теле. — Ты что, устал? — Нет, марра, нисколько, — парень спешил оправдаться. — Во мне вся ярость праведного Гьорта! — Хорошо. Хорошо, Тойво. Отслужим в святилище благодарственную службу нашей Заступнице — когда загорится Стражница. Не опоздай. Сам он пришёл позже, когда Тойво уже молился. Так тихо — чтобы услышать, Вилмару пришлось встать совсем близко. Всех нас, Владычица, храни В ночи безлунной и беззвёздной, Храни от ужасов земли, Храни от злобы поднебесной. О, пресечение злой воли! Свет миру, ясная заря! Достойно прославлять тебя И в мире, полном слёз и боли. — Я никогда не слышал этой молитвы, — сказал Вилмар, когда Тойво закончил. — Это у вас в Лете так молятся? — Меня мама научила. — Мама? — Прости, — Тойво смутился. — За что? Наверное, то была самая странная служба на всём Острове в ту ночь — почти безгласная. До рассвета оставалась пара часов, и Вилмар прилёг отдохнуть, положив голову на колени Тойво. Марра всегда засыпал быстро, но сон его был чуток. Так и теперь, когда поразительный, необъяснимый гул пронзил небо, прошёл через стены, встревожил камень пола и само основание земли, Вилмар вскочил на ноги, пригнулся — чтобы увидеть со стороны самого себя, спящего мёртвым сном. Пальцы Тойво осторожно касались его висков — а он даже не мог этого почувствовать. Снаружи всё заволокло густым туманом, словно святилище — корабль, колыбель — плыло в небесах средь облаков. — Грядёт, грядёт! — запели тонкие голоса, и Вилмар едва не оглох. Он увидел Её, окутанную мягким сиянием, шествующую к Своему образу. Авета бросился на пол — припал к камню, как никогда раньше. Он всем сердцем желал бы видеть Её лицо — когда-то ему сказали, и Вилмар поверил, что Дафна Ар-Нелл была похожа на Неё. Но он не смел. — Встань, великий герой! — прозвучало дивной музыкой. — Встань, святой! Вилмар только сильнее прижался к полу. Страшнее пуль, любых снарядов! — Встань, спаситель народа аветийского, слава колена своего! Марра остался лежать, чувствуя, как силы и тепло покидают его. Может быть, ему повезёт. Но едва ли! — Встань, ничтожный грешник, замаравшийся кровью невинных! — Да, госпожа моя! Он поднял голову, и на миг ему было дано узреть лицо Той, которой нет равных. — Ты светлее солнца, Матерь света, — он понимал, что не вынесет долго. — Что же мне делать? Что мне делать? — Слушай голос мой! К жемчугу спасённых тобою душ, которым ты украсил меня, добавь одну жемчужину — и не забуду о тебе. Сбереги моё — и будешь награждён моим покоем. Ткань мира треснула, и ярое пламя вырвалось из-за кромки. Вилмар закричал и открыл глаза. Тойво отдёрнул руку от его волос. — Прости. — Да за что, — прохрипел он — голоса не было. — Вот за что, скажи на милость, я должен тебя прощать? Ну? Тойво опустил голову и молчал. — Тебе самому надо поспать, — все упрёки, все пришедшие на ум ядовитые слова умерли в горле Вилмара. Они с Тойво поменялись местами, но парень и не думал засыпать. Авете казалось, что его светлые, блестящие глаза смотрят откуда-то из глубин, из-под толщи воды. — Не спится? — Я думаю, марра. Тех людей, которых увезли тугкоры — мы найдём их? — Обязательно, — соврал Вилмар. — Засыпай. Иначе будешь завтра, как сонная муха, и ничего у тебя не получится. — А так у меня получается, марра? — Отлично получается. Просто огонь! Наконец дыхание Тойво стало ровным и спокойным. — И я ещё подумал, марра... А хорошо, что со мной ничего не сделали в Лете. Ну, тогда. Они оба понимали, о чём речь. — Конечно, хорошо, — Вилмар согласился — и как тут можно было спорить? — Просто если бы тогда, — Тойво замер, напрягся. — То зачем я был бы тебе нужен таким... — Ну и мусор у тебя в голове! Ты мне в любом случае нужен. Спи. Тойво всё же уснул, а Вилмар до рассвета смотрел на образ Минны — и не видел ничего, кроме светлого пятна. Она помнила его благие дела, Она поручила ему беречь Её жемчуг. Но не слишком ли поздно для этого? Может быть, если бы он знал, что его наградят в Мисахе, а не повесят, и взял бы Тойво с собой, всё повернулось бы иначе? Но тогда он мог потерять Тойво — тот выглядел потрёпанным, и великий защитник всех обездоленных, Зорко, чего доброго, отправил бы его в сиротский дом. И кому от этого было бы лучше? Но с чего он, Вилмар, взял, что Тойво останется с ним потом? Может, он захочет учиться, влюбится в девушку, вообще уедет за Море? И впервые Вилмар поймал себя на страшной мысли — он вовсе не хочет, чтобы пламя борьбы на Острове стихало.