***
на его скомканный пересказ лариса отвечает тихим и спокойным «я же говорила». один только назар реагирует, вскидывает брови изумлённо, матерится себе под нос и посматривает (как ему кажется) незаметно на парту чеченца. жене бы посмеяться с чужого перекошенного ебальника, хлопнуть по спине и признаться, что всё это он выдумал. но это не шутка, ему самому не смешно ни капли. салиму, словившему на себе недобрый взгляд от казаха, тоже. пока назар предлагает гада щемить и уже тянется рукой набрать номера братков, которые, разумеется, помогут, лариса руку ладонью вверх поднимает и успокаивает уверенным голосом, как мама-утка: — не подавай виду, что он тебя напрягает. действовать надо осторожно. женя аж давится от возмущения. как, нахуй, не подавать виду, когда в любой момент в твой дом может пробраться криповый пацан? родители часто пропадают на работе, если не живут там, а одному жене противостоять ебанутому однокласснику… да страшно, блять. он не слабак и не трус, но одно дело — пиздиться за гаражами, когда вы плюс-минус на равных, как минимум физически и как максимум морально, а совсем другое — защищаться от того, чьи мысли и действия ты даже предугадать не можешь. что, если в какой-то из дней он ебанётся и принесёт с собой, не знаю, нож? вынесет дверь с петель плечом? он крупный — женя теперь уже без зависти мажет взглядом по широкой спине. и ведь на самый главный вопрос он не находит ответа. нахуя это ему? зачем? что он сделал? но у ларисы такое серьёзное, чуть хмурое лицо, что спорить не имеет смысла. а спрашивать, что ей сказали карты в тот раз, жене очень некомфортно. по глазам видит — там пиздец. лариса, в прочем, сама не знает, как правильно информацию подать. и без карт — которые так некстати показали тройку мечей, семёрку кубков, башню и никогда, никогда ранее не выпадавшего дьявола — понятно, что с салимом этим придётся тяжело. лучше было вообще не связываться, но у жени упёртость на своём выкручена на максимум, а интуиция — на минимум. теперь нужно хорошенько подумать над тем, как из ситуации выбираться. салим — поехавший. если он ослеплён нездоровой влюблённостью настолько, что готов караулить женю и даже вломился к нему, то разрыв, особенно резкий и грубый, выльется во что-то кошмарное. действовать нужно плавно, аккуратно, будто бы мягко отпускать педаль газа, когда тормоз не работает вовсе. об этом она рассказывает тихо, шёпотом, чтоб ни одна живая душа не услышала. женя понимающе кивает, навострив уши, а назар тихо хмыкает на пример. не зря давал лариске за рулём прокатиться на безлюдной дороге. вот только загвоздка в том, что сейчас, если провести параллель с вождением, они в час-пик несутся по магистрали. и эта безумная машина, дружелюбно улыбаясь вошедшей в класс учительнице математики, зацепить может каждого. всю геометрию женя думает, как ему поступить дальше. плавно, аккуратно… да как, блять? прости, салим, дело точно не в тебе, ну конечно же не в тебе, просто я внезапно перехотел общаться со всеми, вот и начал с тебя, ну а потом как-нибудь с другими тоже перестану, ты только не поджидай меня в тёмном переулке, лады? было бы куда проще набить ему морду, может, даже с теми братками назара, как казах и предлагал с самого начала, но кто знает, чем это обернётся. перед последним уроком салим тормозит его у дверей. женя хочет выскользнуть пулей из класса, забиться в какой-нибудь кабинке туалета, может быть, даже женского, или сбежать на улицу, поближе к толпе куряг, но чеченец преграждает путь. улыбается от уха до уха, наклоняется чуть ближе положенного и смотрит до усрачки пристально. — сегодня к тебе? домашняя работа, ты ведь помнишь? женя клянётся, что видел, как у салима дрожат руки. эти длиннее среднего пальцы. этими руками он сможет переломать ему шею, если захочет. и этими же руками он измывался над его замком — наверняка тоже дрожали, раз царапины остались. как назло, все внятные отговорки, которые он прокручивал весь урок, испарились. женя ссутуливается, поправляет кепку, хоть как-то прячущую от этого жуткого взгляда. и дома сегодня никого — отец на работе, а мама уехала к родственникам на пару дней. сидеть с салимом в пустой квартире абсолютно не хочется. банально опасно. — бля, представляешь, сегодня ваще никак, — женя выглядит совершенно непринуждённо, играет ямочками на щеках, как может. типа, все окей. — почему? — вылетает моментально. — сегодня это, я к друзьям собрался, вот. давай домашку по видеосвязи сделаем, а? видеть его лицо даже по телефону не хочется, но это лучше, чем ощущать чужое присутствие совсем рядом. женя снова улыбается, даже плечи расправляет, мол, да хорошо всё, ты не переживай и, самое главное, нихуя не делай только. — у тебя весёлые друзья, — салим, похоже, воспринимает это как приглашение потусить вместе. — а во сколько пойдем? — пойдем? — ну да. к твоим друзьям. блять. — да не, не, там ситуация такая, что надо наедине нам побыть, — он мельком бросает взгляд на мельтешащих в коридоре детей, играющих в салочки, — мне и моим друзьям. я потом расскажу, хорошо? ты ведь не обижаешься? салим на секунду меняется. нет, улыбка никуда не девается, но глаза, эти ебучие глаза стеклянеют, а затем он промаргивается, словно прогоняя какую-то мысль, и отвечает: — конечно. буду ждать твоего сообщения. женя знает, где именно он будет ждать, и от этого легче не становится. а потом салим заглядывает ему за плечо, безошибочно находя глазами назара и ларису. девушка ёжится, чувствует, как внутри всё сжимается. страх. животный страх. в машине её чуть отпускает. назар сам насупился, но всё равно крутит на магнитоле что-то, лишь бы музыка, такая надоедливая и неуместная, заглушила тревожные мысли. он барабанит по рулю, не отводя взгляда от дороги, пока лариса гладит облепивший её туловище ремень безопасности. они ведь ничего не сделали, так? салим не мог их слышать, не мог, да и женя ведь не дурак, ничего про них не сболтнул. и если быть совсем откровенной, то салим запал исключительно на колпакова, так что они, вроде бы, под руку не попадут, ведь так? если салиму вдруг не захочется их устранить. — у тебя маман какой сок любит? — назар вертит в руках пачку апельсинового, кивает на отдел с разными вкусами. — этот пойдет или другой лучше взять? — а? — не сразу отвечает лариса, сглатывает нервно, — этот пойдёт. назар не слепой. даже если и не заметил бы состояние любимой, то наверняка бы почувствовал. ему самому ебано как-то, потому что салим этот в глазах у него до недавнего момента был типом ровным, своим. немного нелюдимым, да, тихушником, но порядочным. а теперь ларису легонько потрясывает, что она скрывает совершенно неумело, и назар этого салима, блять, ненавидит. была б его воля — переехал бы на машине, ещё бы несколько раз проехался вперёд-назад, чтоб уж наверняка. но это уже неадекватные фантазии, в которые вдаваться не стоит. пока перед его глазами, на расстоянии вытянутой руки стоит лариса, он концентрируется исключительно на ней. — ведьмочка, ну ты че? — так уверенно говорить — та еще задача, да и пакеты в руках как-то сбивают, но ларису он бы никогда не заставил нести тяжести, пусть хоть со своим феминизмом усрётся. — все ведь нормально. если этот бес чёта вычудит, то я либо своих подтяну, либо ментов, на крайняк. — назар, — лариса порывается что-то ответить, но её нагло перебивают. — если чё — порчу наведём, ты ж умелица, ну. — назар… — да ладно, знаю я, что ты такими вещами не занимаешься. но всё равно не бойся, ничё не будет. ни жендосу, ни нам с тобой… — назар! лариса стойкая и холодная, как ледяная глыба, и истерить, а уж тем более повышать голос — совершенно не в её характере, но сейчас, останавливаясь перед зелёной четыркой, ее буквально трясёт. она указывает пальцем на царапины на капоте, как будто назар их не видит. хотел бы, но нет — длинные, корявые полосы тут и там, размашистые. такие, словно человек кипит от ненависти. такие, словно человек — не человек вовсе. и они его прекрасно знают. — поехали отсюда, поехали скорее, — ларисе хочется убраться подальше, закрыть глаза, не думать, как это всё произошло. не думать, что за ними следили. — не поедем. назар качает головой, опускает пакеты с продуктами на асфальт. плакали его новые летние шины — сейчас резина уныло скатывается поближе к земле. и прокололи, проколол — поправляет себя мысленно — сука, все четыре. чтоб уж точно. пока назар вызывает такси в ситимобил, лариса подрагивающими пальцами ищет номер жени в списке контактов. порывается объяснить, что произошло, но жене всё понятно уже с первого гудка. у жени на телефоне горит непрочитанное сообщение — «кажется, сегодня твои друзья заняты. я приду? :)».***
звонок в дверь заставил женю вздрогнуть всем телом, а кружка с водой чуть не вылетела из рук. чёрт, по шуму точно было бы понятно, что в квартире кто-то есть и хана прикрытию. женя весь вытянулся и замер, лишь бы не издавать никакого шума. даже дышать старался через раз, хотя головой понимал, что в этом нет смысла. было слышно, только как размеренно тикают часы в коридоре. во всей квартире был выключен свет, шторы затянуты, чтоб создавалась видимость отсутствия в квартире жильцов. но наглого османа это вообще не остановило. скорее всего, это он сейчас продавливает кнопку звонка, а кто же еще? вскоре трель звонка стихает. женя чуть-чуть расслабляет свою позу, потому что мышцы уже затекли, но делает это осторожно, стараясь прислушаться к тому, что происходит за входной дверью. кажется, что всё закончилось, но вот шагов не слышно. вдруг ручка двери начинает резко дёргаться. женя от неожиданности отскакивает назад вглубь кухни и прикидывает, где бы можно было спрятаться на случай, если осман всё- таки пройдёт в квартиру. и, как назло, прятаться было негде. сделав ещё пару неосторожных шагов назад, он врезается в обеденный стол позади себя. из-за сильного толчка со стола летит блюдо с конфетами, разбиваясь вдребезги. «ну все, мне пиздец» — обреченно думает парень. — женя? женя, ты там? открой мне дверь, пожалуйста! — голос за дверью почему-то обеспокоенный, но женя не купится на его уловки. он продолжает молчать, вцепившись дрожащими руками в край столешницы позади себя. — женя! открой! не будь ребёнком! — голос чуть ли не рычит. ручка перестаёт дёргаться, но вместо этого слышатся удары кулаков о дверь. — дай мне помочь тебе, прошу! — себе помоги, ебанутый! — женины нервы не выдерживают, его трясёт от всего того напряжения, что копилось в нём последние недели, — оставь меня в покое, чё тебе от меня надо?! за дверью тишина. больше не дёргается ручка, кулаки не стучат по двери. кажется, вот-вот женя услышит удаляющиеся шаги, но нет. начинает проворачиваться замок.***
в темноте комнаты появляется фигура, черная как сам чёрт, даже показалось, что рога на голове вырастут, а глаза красным начнут светиться. весь поток сквернословий, который так и хотелось выплеснуть, застрял в горле. женя даже соображать не может, в теле странная слабость, будто обдолбан в говно. — ты в опасности, поверь, — фраза звучит наигранно мягко, но, кажется, искренне, — мне нужно тебе помочь. мне нужно было прийти, ты же сам мне писал. — что ты, блядь, несешь? — голос почти срывается на крик, в нём нотки отчаяния. салим достаёт телефон и показывает их переписку. глаза затуманены влажной пеленой, не могут сфокусироваться, но останавливаются на фразе «помоги мне». женя судорожно начинает искать в кармане телефон, чтобы удостовериться, но его нет, и он абсолютно не помнит, где его оставил. да, он в опасности. женя отчетливо понимает, что ему нужна помощь. и он был бы благодарен всем богам, если бы кто-то сейчас ворвался в квартиру и вышвырнул незваного гостя к чёртовой матери. женя не мог написать салиму. может, перепутал? забыл? может, что-то ещё. а может, и правда написал… — тебе нужно успокоиться, ты принимаешь лекарства? — даже в полумраке можно было уловить легкую ухмылку на невозмутимом лице. — да… — если бы не эти чёртовы успокоительные, он точно давно сошёл бы с ума. от осознания снова подступила паника и моментальная слабость. женя чувствует, что вот-вот упадёт в обморок. стали холодеть кончики пальцев, за ними и вся ладонь. он, буквально, ощутил, как кровь отливает от головы, как бледнеют губы, застыв в безмолвном крике. после того как мозг погружается в беспросветную темноту, а ноги подкашиваются, женя чувствует холодное прикосновение руки к своей щеке.в глазах яркие белые вспышки, мелькают тени. и кажется, что тело пронзает электрический ток. в ушах стоит писк каких-то приборов. «разряд!». шум незнакомых голосов.
из водоворота ведений извлёк слабый стук шагов. очнулся женя на диване в незнакомой комнате. приглушённый свет настольной лампы мягко освещал пустые стены и цветастый ковёр на полу. несколько минут он ловил такие вертолёты, которые не давал ещё ни один в жизни приход. — всё хорошо. женя медленно поворачивает голову на звук. салим садится в кресло напротив и смотрит нечитаемым взглядом: — вечером провожу тебя домой. хотелось задать кучу вопросов. зачем он это сделал? что всё это значит? но женя просто сидел и ждал, когда этот день закончится. он тянулся бесконечно долго и запомнился монотонным бесконечным тиканьем старинный часов с кукушкой. салим выглядел печально, видя, как женя вздрагивает от его голоса при попытке завести разговор. тогда он замолкал, даря не менее мучительную тишину. салим слово сдержал. вечером женя отправился домой. и больше всего на свете хотел пойти один, но перечить не стал. по дороге он то и дело хотел сорваться на бег, банально сил не хватало. за спиной слышались тяжёлые шаги, и чувствовался буравящий спину взгляд. во дворе дома было как-то особенно оживлённо. женя не обратил внимание на громко переговаривающихся соседей, пулей вбежал по лестнице до квартиры, заметя в окне пролёта смотрящую на него фигуру под фонарем. закрыв дверь на все замки, он не поверил, что снова дома, хотя даже здесь давно перестал чувствовать себя в безопасности. от отца он с удивлением узнал, что в квартире напротив произошло убийство. какие-то разборки, менты устроили целую облаву, не обошлось без перестрелки во дворе. шальная пуля попала случайному прохожему в колено. жене было не до этого. он закрылся у себя в комнате, подперев дверь стулом, до следующего дня. узнав о случившемся, назар, как и все друзья, был в ярости. грозился, наконец, собрать пацанов с района. останавливало только банальное нежелание сталкиваться с какой-нибудь чеченской диаспорой, которая может вполне воткнуть нож в печень за гаражами. никитос готов был собственноручно набить салиму морду. лариса предложила написать заявление в полицию. жене не хочется. он вспоминал его печальные и виноватые глаза и думал, что ничего страшного на самом дел не произошло. он в полной мере стал действительно чувствовать опасность за свою жизнь, и казалось, что эта опасность исходит не от салима. тот ведь так искренне и отчаянно кричал, что жене нужна помощь. на удивление, понемногу всё начинает налаживаться. возможно, женя просто себя успокаивает, но салим ведет себя более… дружелюбно что ли. пытается общаться с одноклассниками, не очень умело, но всё же, прогресс. многие сказали бы, что это фальшь, но жене так не казалось. никаких стрёмных сообщений. каким-то неведомым образом ему даже удалось найти общий язык с девчонками из параллели. и женя, глядя на это, неосознанно хмурился, и, готов поспорить, что салим это чувствовал. а женя чувствовал взгляд на себе, не тяжелый или холодный, а оберегающий. но выглядело это как наивная надежда, что всё закончилось. как затишье перед бурей. на следующий день на глаза случайно попадается статья в газете, на которой батя уже успел почистить рыбу. взгляд неосознанно зацепился за фотографию перекрёстка, на котором друзья уже не один год встречались перед тем, как вместе пойти в школу. туда обычно за ними заезжал и назар. на фото знакомый светофор, возле которого они всегда курили — теперь сломанный бампером врезавшегося в него грузовика. к счастью, обошлось без жертв. а дата — день, когда они должны были встретиться с назаром и ларисой; но тогда им прокололи шины. ночью жене снится сон. не кошмар, но до жути странный: бескрайнее поле, желтое-желтое — горит в закатном диске красного солнца. и фигура стоит спиной. черная, мрачная, как сама смерть, но от чего-то совсем не страшная, умиротворённая и спокойная. днем на телефон приходит сообщение. женя вздрагивает, на уровне подсознания знает от кого, и телефон в руке непроизвольно трясётся. началось. «сегодня в 18:00. приходи один. адрес скину.» адрес оказался совсем не знакомый, на окраине города. и от этого факта буквально кровь стыла в жилах. надо бы пацанов позвать, да решить всё раз и навсегда. но почему-то не хочется. как и в полицию обращаться не хотелось. «один, значит один.» — будто кто-то вложил в голову это решение всего одним сообщением. на автобусе до конечной, дальше немного пешком через гаражи вглубь дворов. место кажется знакомым, но женя абсолютно не помнит, когда был здесь. и был ли вообще. ебаное чувство дежавю. старый двор, ржавые качели, лавочка, раздолбанная в хлам песочница. солнце уже опустилось за крыши высоток. а между домов — рыжее поле. и фигура стоит спиной. сердце подпрыгнуло, опустилось вниз и, кажется, даже не билось несколько секунд вовсе. дыхание перехватывало от этой до боли спокойной атмосферы, ожидания конца и непредсказуемой правды. было не страшно, как и в том странном сне — просто умиротворённо. тихо, что каждый шаг по гравийной дороге эхом отражался от стен многоэтажек. подходя, женя несколько раз чуть не упал, так сильно подкашивались ноги. но не от страха, а от некого мистического трепета. он встает рядом и смотрит вдаль, на это поле с высокой травой, которую волнами гоняет ветер. впереди линии электропередач, водонапорная башня, похожая на высокую железную рюмку с металлической ржавой лестницей. — помнишь это место? — монотонно спрашивает салим, смотря в даль. чувствовалось, что он тоже немного волнуется. — н-нет, — женя не узнал свой голос, — я написал друзьям куда поехал. если не буду выходить на связь, они будут здесь, — старался говорить твёрдо и уверенно. салим не отреагировал, лишь мягко улыбнулся: — это было летом, ещё до школы… женя начинает вспоминать. Они попали сюда случайно, проездом, назару нужно было заскочить к знакомому. Пока они с никитой ждали на площадке, докопались какие-то гопники. Слово за слово, как это обычно бывает, дело дошло до драки. И численное преимущество было явно не на их стороне. Даже подоспевший назар не спас положение. — что здесь произошло? — ну, подрались мы тут однажды, и что? — женя начинал раздражаться, чувствуя очередную странную игру. — конкретнее, — требовательный голос растворяется в тихом шёпоте трепещущей на ветру травы. — отбивались как могли, один отморозок даже нож достал. — и? — мы еле ноги унесли, чуть не порезали всех. не знаю, что было бы, если бы кто-то не вызвал ментов. салим ухмыльнулся, женя с подозрением на него посмотрел, вопросительно прищурив глаза. — это ты? ты был здесь тогда? несколько секунд молчания казались вечностью. женя чувствует, как тело начинает пронизывать мелкая дрожь. — ты должен был умереть от потери крови в скорой помощи. вон там, — салим кивнул в сторону проезжей части, — пытались спасти. не успели бы. — что ты несёшь? — возмутился женя и резко осёкся, вспоминая своё странное видение с мелькающими тенями и писком приборов. салим повернулся к нему с лёгкой улыбкой. чернота в его глазах больше не пугает, она кажется тёплой и глубокой: — я должен был забрать тебя в тот день. стоял тут, на этом самом месте, и ждал. а потом увидел тебя. как ты сидишь на лавочке, ругаешься, смеёшься, куришь какую-то дрянь, и бычок о подошву тушишь. улыбку твою прекрасно помню. и глаза твои от меня не скрылись под козырьком дурацкой кепки. женя вспомнил как сидел на сраном подобии лавочки. и от того, что они с никитой играли в тот момент «кто дальше харкнёт», сделалось даже неловко и стыдно. — я не смог, — салим даже не пытался скрыть дрожь в голосе. женя начинает понимать. чтобы отвлечься от потока мыслей начал шарить по карманам в поиске пачки сигарет. салим достаёт свою первым, помогает прикурить, закрывая руками пламя от ветра. от прикосновения холодных пальцев к ладони по руке побежали мурашки. — но это не значило, что тебе больше не грозила опасность. я очень беспокоился, когда ты уехал, подумал, что с тобой что-то случилось дома. потом тебя должны были забрать друзья у перекрестка, где произошла авария. они тоже могли бы пострадать. жаль, что испортил машину, мне было страшно. потом перестрелка в твоём подъезде и во дворе. я не мог рисковать, поэтому забрал тебя. женя так не разу не затянулся, сигарета медленно тлела, лаская пальцы теплом. всё это казалось сном, будто он и правда умер в тот день, но почему-то так и хотелось улыбнуться. — ты типа этого… как его, блядь, который души на тот свет забирает…с полукруглым ножом. — ты пересмотрел сериалов. но ты прав, что-то в этом роде, — салим улыбается. — очешуеть! салим по-доброму ухмыльнулся, взгляд становился теплее, он явно не ожидал такую реакцию: — я не знал, что делать, как тебе всё объяснить. но я стараюсь, очень стараюсь вести себя по-человечески. надеюсь, ты мне поможешь, — он сказал это с такой надеждой и грустью, что к сердцу подступила теплота и сочувствие. — и я теперь в любой момент могу умереть? как в том фильме? — не думаю, что всё настолько серьезно, но пока я буду тебя оберегать. можно? — салим улыбается, и женя не может не улыбнуться в ответ, смотря прямо в глаза. — а как ты вообще.? что там, после смерти? просто, блядь, не верится. а какая ещё нечисть существует? приведения есть? — слишком много вопросов, — салим аккуратно дотрагивается до его руки и взглядом ждет разрешения. женя крепко переплетает их пальцы и всё ещё улыбается. женя пишет друзьям, что всё хорошо. и они пошли в сторону дома вдоль обожжённой закатом высокой полевой травы.