Prycho

      Взаимопритяжение полярностей — как кокаин, безумно растекающийся по глотке огромными комками грязи и химикатов. Дейви никогда не задумывался над тем, каково это — щадить тех, кто похож на него. Он не знал, что такое уступать самому себе — он всегда убегал от настоящей реальности и показывал себя только с той стороны, которую знает он — такой тихий, никчёмный и очень благородный принц.       Он бьёт в зеркало — снова, снова и снова, но это оказалось не его отражением. Кровь течёт по подбородку, словно вино — такое сладкое и живое. Фанатизм иль нет — отзывается в голове и в давно погасшей искре. Так интересно смотреть на себя — пустого и беззащитного, как марионетка. Нити оттянули его вопль, когда толстая игла воткнулась ему в лопатки алые. Чрез кожу виднелись дыры — прожённые намертво ожоги. Жалко узреть себя слабее, чем казалось на самом деле. Дыхания нет — его и не существовало в этом бледном живом трупе. Глупый, глупый мальчик. Он так добровольно отдаётся боли! Ломается под руками так легко… Маленький, ёбаный щенок. Он сгибается напополам, как карточный домик — быстро и легко.       Ярость так и сламывает голову: «Холерический темперамент тому виной», — оправдывает Джон себя и ещё сильнее сжимает собственное горло. Ему недостаточно своих слёз, и рефлекторно хочет вытянуть нервные окончания глаз, чтоб не видеть столь ничтожного зрелища.       Он гортанно кричит и хрипит, поддаваясь панике — Харриз на это лукаво улыбается, ведь как же нельзя расслабиться под кайфом, верно? Он — не понимает чувств, а он — боится их. Какое идеальное дополнение двух игрушек.       Красная полоса растягивается на губах, а зубы глухо трещат, будто вот-вот готовы выпасть изо рта. Жар невольно раскатывается по телу, когда пальцы впиваются в рёбра — и они трескаются. Слабый вдох, от которого у него агония в лёгких, и поэтому Лололошка — так звали великого покорителя миров — слабо кряхтит, медленно ёрзая по кольям меча.       Джон ухмыляется его попыткам вырваться, но увы — так он только сдерживает себя ещё больше. Парень вжимает грубее в землю, пропитанную кровью, — ведь никто и никогда ему не сопротивлялся, кроме этого чересчур упрямого подонка. Альтер выдыхает через нос, пытаясь контролировать гнев, пока он делает всё наоборот — расслабляется под своей смертью.       — Ох, ma dame! — пропевает Харриз, растягивая последние буквы в экстазе, словно ему не хватает себя всего. Лёгкие разрываются под давлением кислорода, паралич будто бы наступил — грудь вздымается от этого ослепительного взгляда под очками. Лололошка хватает себя за руку и режет по венам — ему тяжело, не так ли? Но он ничего и не чувствует, а парень над ним ещё сильнее сжимает горло. Копия истерически смеётся, не давая уйти из-под себя. Дейви любезно поднёс лезвие ножа ещё ближе — ещё. Харриз насмехается, надрываясь от удовольствия, когда его жертва спокойно приняла свою участь.       Бёдра невесомы — Дейви это чувствует хорошо, ему так приятно протыкать в них свои ноготочки. Глаза у жертвы закатываются, а на склере появляются бордовые кровоподтёки — настолько сильно не уважает себя, раз не справился с болью. Оскал словно вырезается на лице, пока хватка постепенно ослабевает с каждой секундой.       Харриз знал, что так когда-нибудь похоронит себя на веки вечные, но ему этого было мало. Всегда. И он станет когда-нибудь тем, кем его посчитают на долгие-долгие года.