Глаза цвета Крови

Дельные мысли не идут. Перед внутренним взором стоят глаза цвета крови: насмешливые и холодные. Их вид порождает такую ярость, что Джина потряхивает, когда он заваливается в свой бар. Водка тут, что приносит немного успокоения. Тот по одному виду догадывается о необходимом и шустро наливает стакан самого крепкого, что только есть в их маленькой коллекции. Опрокинутая внутрь жидкость не чувствуется вообще: ни жжения, ни вкуса, ни опьянения. Воспоминание о пережитом унижении снова захлёстывает разум и он изо всех сил сжимает кулак, чтобы не заорать во всё горло от раздирающего на части противоречия. Ещё и выбор – невозможный… Моргает, чувствуя прикосновение. Из-под кулака капает красное – пропорол кожу ногтями от избытка чувств. Ещё один позор -- так разволноваться. Послушно раскрыв ладонь под настойчивыми касаниями напарника, отстранённо наблюдает как тот мочит кусок ваты спиртом и прикладывает к повреждению. Джин не мешает обрабатывать, а потом и бинтовать подобную мелочь. Пусть будет. Лучше так, чем ловить на себе обеспокоенные взгляды напарника. Обычно Водка пользуется только своей основной, правой рукой: оружие, карандаш, бутылка. Но когда нужны обе, как сейчас, становится заметно, что пальцы левой слушаются чуть хуже. А ведь столько лет прошло с той травмы… Перелом предплечья, кустарно наложенная шина, неправильное заживление – тот выродок должен был умирать дольше! Когда это произошло, ему, тогда ещё Волку, и довелось узнать то чувство, которое заставила переживать ведьма с глазами цвета крови. Он, тогда ещё подросток, видит неестественно изогнутую руку прибившегося к нему толстяка, видит торчащую наружу кость – и всё внутри вскипает доселе неведомым чувством. Желание убить, причинив максимум страданий, сильно. Очень сильно. Под стать повреждению: не какие-то там синяки или ушибы – настоящая рана, открытый перелом левой руки. Будучи сам левшой он воспринимает это как оскорбление – все знали, что толстяк служит ему. И всё же решились… Значит можно расценивать как вызов и поступать соответствующе. Вздумавших оспаривать его право на страх остальных, он не жалел никогда. Тот выродок умирал долго. Мог бы и дольше, но отвлекла мысль о толстяке и лезвие вошло слишком глубоко. По возвращении застал того без сознания на своём месте – больше никто не решился «добавить». Впервые вид крови не радует, а вызывает беспокойство. Странную робость он изгоняет решительным вздохом и приступает к делу. Сломав порядком костей, даже невольно начнёшь кое-что в них понимать. По наитию, положившись на единственную истину, которую имел и которой верил – своё чутьё – Волк складывает обломки на ощупь. Продолжает, отрешившись от криков и стонов очнувшегося толстяка и останавливается только когда чувствует – всё. Лучше уже не сделать. Находит чем зафиксировать, бинтует… К этому моменту тот снова без сознания, а его начинают бояться ещё больше, посчитав, что он пытал помощника за проявленную слабость и допущенную рану. Среди шпаны находятся и наблюдательные – кто-то всё же додумывается до правды. Конечно, все смотрят как он выполняет обязанности, добровольно возложенные на себя толстяком. Но смотреть и видеть – разные вещи. Появляются желающие «примкнуть», и Волку приходится их гонять. Он никогда и никого к себе не набирал, трусливые ничтожества! Никому, кроме толстяка, не хватило смелости подойти и попроситься. А теперь, когда «почва разведана», прямо валом валят! На всё готовенькое, чтобы и их защищали… Мерзость! И самое время показать, что Волк вовсе не такой! Слухи о том, что он полностью сломал того, кто сломал руку его подручному, разлетаются быстро. Его начинают сторониться ещё активнее. Зато всем ясно что будет с покусившимися на собственность Волка. Больше ни у кого не остаётся сомнений, что он «пригрел» толстяка. Ещё болтают, что у него были совсем безумные глаза, но это неважно. Главное, чтобы перестали лезть. Единственное, чего он не терпит, безжалостно и с удовольствием ломая пальцы каждому, от кого слышит – что-то даже отдалённо похожее на: «подстилка». Оттуда и берёт начало эта его привычка, возобновившаяся, когда подобные мысли стали появляться в среде оперативников организации, когда они только вступили. А в подростковые годы ему пару раз приходится ломать ещё и ноги – показывая, что не стоит пытаться использовать Волка для сведения счётов с недругами. Это же так просто: сказать, что слышал, как вон те болтали о вас с твоим подручным… Что его руками не расправиться с врагами, а попытавшегося ждёт только боль, он доказывает быстро, больше его нетерпимостью к подобным слухам воспользоваться не пытаются. Чутьё позволяло знать точно: правду говорит «доносчик» или врёт, пытаясь заиметь себе какую-то выгоду, и никогда не ошибалось. До недавних событий. Всколыхнувшееся раздражение быстро тухнет под следующей волной воспоминаний, накрывшей с головой от вида рук напарника, затягивающего узлы бинтов на его руке. Да, тот случай с дохлым выродком знатно настроил против него «уличное общество». Он чувствует напряжение в воздухе вокруг себя и всегда наготове, но оно всё никак не может переплавиться в действие. Движение начинается нескоро – рука толстяка успевает окончательно зажить, а вид трупа, нанёсшего увечье, – позабыться. Волк не видит иной причины, почему к нему снова начинают лезть. Впрочем, слабаки, сбиваясь в стаю, обретают удивительную храбрость. Он знает об этом, потому старается обезвредить первых нападающих максимально красочно, чтобы остальные отстали. Понимает, что со всеми не справится, а толстяк бесполезен в драке и потому отправлен подальше. Но раззадоренная мелочь не унимается. Они называют это охотой на волка… На этот раз потасовка обещает быть действительно серьёзной, малой кровью не обойдётся – ни для одной из сторон. И он врывается в строй врага как самый настоящий зверь: бьёт, швыряет, кусает – воспоминания смазываются, оставляя в памяти лишь упоение схваткой. Но вот удовольствия становится всё меньше, а боли всё больше. Окончания он не помнит. Но, судя по всему, победил. Иначе вряд ли позволили бы доползти до «логова». Действительно ползком – путь тоже не оставляет почти никаких воспоминаний – но как-то добрался до своего места. Рухнув «куда надо», сразу ощутил рядом толстяка. От боли инстинкты сбоили, но он был уверен, что никого другого к себе не подпустил бы. Тот был плох в перевязке, но старателен; зато удалось оценить собственное состояние. Ничего не сломано, остальное заживёт. Когда перевязка была окончена, он проваливается в забытьё, но часть сознания остаётся бодрствовать. Инстинктивно, из опаски что придут добивать. Не стать лёгкой добычей… но никто не приходит. Слух улавливает голоса: толстяк с кем-то говорит, повышает голос, но больше ничего. Позже касается несколько раз, промывая раны и заново перевязывая. Это не повод просыпаться. Позже он узнал, что провалялся в беспамятстве несколько суток, время слилось в бесконечно тянущуюся вечность, наполненную болью и слабостью. Отвратительное состояние. Окончательно придя в себя – что-то пить в полубреду не считается – Волк с жадностью набрасывается на еду. Узнаёт, что его раны были не слишком тяжёлыми: чувствует ложь и остаточный страх, но не уличает толстяка. Он и сам знает, что едва не умер. Но за жизнь цеплялся: руками, клыками, когтями – всем что имел. Выкарабкался. Спустя неделю, когда как следует схватываются худшие раны, Волк находит сбежавших после памятной всем обитателям улиц «охоты на волка» и как следует показывает свою неизменную безжалостность. Рвал всех, до кого доставал. Больше на него никто не «прыгает». Там, в той заварушке нашлось несколько трупов… Наконец-то уяснили, что, если его не задевать, то всем будет жить проще. Старались не приближаться. Вскоре после этого его находят «эмиссары» организации. Почуяв заинтересованность этих людей, будущий Джин ставит первое и главное условие – те заставляют его пройти тест и по результатам соглашаются. Сам он не ушёл, потащил с собой и будущего Водку. Просто не хотелось лишаться уюта, который тот создавал, удобства… На испытательном сроке показал себя достаточно хорошо, чтобы приняли вместе с «бесполезным довеском». Они стали понемногу отъедаться и учиться – вот тогда-то отвратительное зрение толстяка и стало серьёзно мешать. Кстати, полнота оказалась природным телосложением. На нормальных харчах они быстро отъедаются и наращивают мускулатуру, чтобы впоследствии занять достойное место среди «носителей «алкогольных имён». Собирают деньги на исправление зрения, а до этого изо всех сил скрывают «дефект». Волк снова ломает пальцы всем, кто смеет задевать его или намекать на какие-либо нетрадиционные отношения с напарником – не взирая на чины и ранги. Возможно, именно за бесстрашие ему и дают место в элите – в числе прочего. Или за острейшие инстинкты, помогавшие выживать на улице. Уже скоро все знали, что он не прощает обид и всегда чует ловушки, а ещё очень хорошо дерётся – это на своей шкуре узнали все, пытавшиеся мстить. Когда Водка стал нормально видеть, то взялся за самообразование всерьёз. В итоге став профи. Случайно узнав, что тот просвещается в отраслях медицины, в частности в перевязке, Джин выражает своё одобрение молчаливым кивком. Это наука, которая всегда полезна – и, по примеру напарника, тоже осваивает первую помощь – то, что сильно помогло бы им в «уличные времена». Он исправно работает на организацию, выполняя порученное, но не только. Ещё «помогает» другим оперативникам с их заданиями. А именно – с провалами заданий. Слишком внимательным, которые видели начало его пути, видели слабость… Так они с напарником оказываются одними из немногих «долгожителей». Новички относятся с уважением, как и положено, никто о старых временах не напоминает – всё как надо. Он не забывает обид. Воспоминания – лучший способ отвлечься от действительности. А ещё пошевелить мозгами, дав разуму расслабиться и взглянуть на проблему под другим углом. Вот и сейчас погружение в прошлое помогло принять решение о настоящем. Он сделает это. Освободит девку с глазами цвета крови. Раз не поймали на тех махинациях с подставами для других оперативников, то и сейчас не поймают. Уже ведь делал такое, «почти предательство» – и никто ничего не заподозрил. Да, вот такая у них опасная работа, «естественная текучка кадров»… Благо, недостатка в кадрах организация не имела. Всегда есть из кого выбрать, кого «поднять» до алкогольного имени и статуса элиты, к нему прилагающегося. Глядя на понятливо молчащего напарника, Джин строит в голове план. Люди нервничают под таким пристальным взглядом отнюдь не доброжелательных глаз, но Водка спокоен. Даже доволен, что его вид способствует мыслительному процессу «Аники» – так утверждают инстинкты. Но вот костяк плана готов, а «мясо» нарастёт по ходу дела. Несколько коротких указаний – и Водка уходит выполнять. Всегда так. Нет сомнений, что и сегодня, как всегда, всё будет сделано идеально. Посидев с десяток секунд, он тоже поднимается. Время избавляться от наваждения! Несколько коридоров, заветная дверь с табличкой, пистолет с глушителем – и часть инстинктов, требующая убивать, наконец удовлетворена. Самолично освобождать уже бывшую пленницу – приятно. Ещё часть требований наваждения получает своё. Та неторопливо одевается, найдя свои вещи в какой-то коробке и наконец смотрит прямо. В глазах цвета крови совсем немного насмешки и куда больше одобрения; благодарности нет и в помине, она знала, что так будет. Как есть ведьма. На труп чёрной малявки с намеренно-неумело простреленной головой, она даже не смотрит. Ощущать себя сопровождающим царственной особы Джину неприятно, но деваться некуда. Та откуда-то знает дорогу к выходу, но сопроводить в любом случае необходимо. Хотя бы чтобы убедиться, что эта девка и правда уйдёт. И чтобы она ушла благополучно – говорит в нём остаток требований внушения. Именно поэтому он идёт впереди, Красная в серёдке, а присоединившийся после выполнения заданий Водка – замыкающим. Неожиданно окатывает ледяной волной и Джин резко оглядывается, не успев скрыть выражения лица. Напарник выглядит как обычно, не ощущается ничего «лишнего». Ведьма всё видит, видит его беспокойство на грани с испугом и пренебрежительно фыркает: «Я не стала. Попытайся я – и ты нашёл бы способ нажать на курок», – кратко и понятно. То есть, она это контролирует и намеренно наслала на него… И абсолютно права, от одной мысли о напарнике под той же дрянью, внутри поднимается такая волна протеста, что, кажется, способна снести всё на своём пути. Меры предосторожности предприняты не зря, они натыкаются на двоих охранников – их берёт на себя Водка. «Превосходный переговорщик», вовсе не значит неумение пользоваться оружием… Покинув здание, Джин оборачивается на «спасённую» – время исполнить обещание. В глазах цвета крови нечитаемое выражение, но чутьё на опасность молчит. Кивнув чему-то своему, ведьма достаёт «из ниоткуда», прядь собственных волос – этот чёрный с багровым отливом цвет не спутать ни с чем. Её волосы в полном порядке, да и как отрезала не заметил. Объяснение одно – магия. Как и бесследно заживающие раны. Как и волшебное наваждение, заставляющее испытывать противоестественное и делать несвойственное. «Такой подвиг не должен остаться без награды», – игриво промурлыкав это, Красная протягивает локон. Джин берёт – скорее машинально, чем осознанно. В голове сумбур, а та договаривает: «Опустишь в воду, если понадобится моя помощь. Я должна тебе одну услугу». Но это не то!.. Ведьма видит возмущение и отвечает: «Я освобожу тебя, когда окажусь в безопасном месте. Прости уж, но почему-то я уверена, что ты прострелишь мне сердце, как только чары спадут», – угадала. Очевидно, тоже имеет мощную чуйку. А может и знает, ведьма же – от слова «ведать». Она не прощается, вообще больше ничего не говорит. Стоит моргнуть – и её нет. Будто в воздухе растворилась. Всегда так могла? Тогда почему медлила? Или не могла? Из дверей позади выходит Водка – намеренно задержался, вежливый какой – отвлекая от бессмысленных мыслей. Действительно, какое ему дело до возможностей ведьмы? Раз их считают выдумкой, то простые люди и не должны с ними сталкиваться, значит, мир магии как-то изолирован. Взгляд сам собой притягивается к пряди волос в руке. Ниточка, связывающая… Ну нет, Джин больше не намерен сталкиваться с проявлениями колдовства! Не отводя глаз, он достаёт зажигалку. «Аники?», – полувопросительно подаёт голос напарник. Уточняет, действительно ли стоит это делать, призывает подумать ещё раз. Да, ведьма была более чем сильным союзником и вряд ли показала все свои способности. Да, её помощь могла бы пригодиться, но. Пока Джин медлил, обдумывая варианты, красная добралась до своего «безопасного места». Избавление от чужеродного происходит неожиданно – в груди просто исчезает то неправильное, что жило там на протяжении полутора суток. Всего-то, а показалось – неделя прошла. Он протяжно выдыхает – освобождение… облегчение просто огромно. Искажённый, накренившийся мир, выравнивается и становится привычным. Спустя мгновение чиркает зажигалка. Решение остаётся неизменным, прочувствованное только добавляет решимости. Всё, больше никакой магии в его жизни! Язычок огня лизнул предложенную пищу – и локон вспыхнул, сгорев без следа. Снова облегчение: глубинное, сильное. И твёрдая уверенность что всё сделано правильно. Вот и отлично. Воспоминание о глазах цвета крови ничего не вызывает внутри. Навязанные побуждения исчезли окончательно. Наконец всё так, как и должно быть. Вдохнув полной грудью и усмехнувшись, Джин возвращается в здание. Предстоит «оформление места преступления» согласно легенде. Всего лишь пленница, вырвавшаяся на свободу и убившая свою мучительницу и двоих охранников. Как освободилась? А кто его знает. Ведьмы… Чёткий посыл: «Они непредсказуемы и владеют необъяснимой силой, которую могут направить против кого угодно. Организации с ними не по пути», – уловят все, кому надо. И никакой больше магической дряни не появится. А если вдруг – всегда можно провести ещё одну «показательную акцию». После приведения места преступления в надлежащий вид они вернутся к себе – поспать хоть по паре часов. Чтобы утром как можно более естественно удивиться «происшествию». Даже если будут искать – ведьму не найти, инстинкты не ошибаются. Теперь им снова можно верить… Жизнь продолжается. Джин шагает и усмехается. Позади неслышно ступает Водка, как всегда следуя за ним... И на самом деле это единственное, что имеет значение.