Whose?

      – Чей? – спрашивает снова и снова, шлепая ладонью по щеке Ильи.       – Твой.       – Повторяй.       – Твой, только твой, – неразборчиво продолжает Илья, уже не отличая боль от возбуждения, принимая каждую пощечину, – Дань...       Ему тяжело терпеть это, но что еще хуже – азарт сильнее. И он не может так просто мириться с этим, подаваясь навстречу, но есть ли выбор? Он уже тут. Уже стоит нагой перед Даней, подчиняется ему, как последняя дрянь, а мог бы быть где-то с Ксюшей, праздновать наступление 2024-го года, пить крепкое вино. Но Илья здесь, с ним, с тем, кого толком не знает. Он сделал выбор – и он о нем не жалеет.       – Вставай на колени.       Илью никогда не волновало, насколько это унизительно, он просто беспрекословно подчинялся, отдавал всего себя без остатка, теряя свою мужественность. Они слишком далеко зашли, чтобы о чем-то жалеть.       Илья стоит на коленях, весь напряженный, ожидает того, что должно произойти. Но не происходит. Ничего. Он поднимает голову, смотрит Дане прямо в глаза, а тот ждет. Ожидает, что Коряков сделает все сам. Без лишних слов.       – Я могу?       И в ответ тишина. Наплевать. Он не торопится, боится оступиться и сделать что-то неправильно. Расстегивает ширинку и снова смотрит вверх, удостовериться, что ему дали добро. Илья проводит указательным пальцем по животу, наблюдая за реакцией. Удивительно чувствительная эрогенная зона. И уже через пару секунд руку крепко сжимает Кашин.       – Ты знаешь, что должен делать. Хочешь прелюдий? Сходи в бордель и оплати себе шалаву, я таких услуг не предоставляю.       Илье не нужно повторять, он понимает все с первого раза. Спускает белье с Кашина, открывая себе уже давно знакомый вид. Тяжесть в паху все растет, не желая сбавлять темпы – это все пиво. Не более. Коряков проводит по стволу языком, неумело вылизывает уретру. Твою же мать, в какой момент он свернул не в ту сторону, в какой момент ему начало это нравиться? С упоением отсасывать чужой член и наслаждаться этим – это не то, чего он хотел. Но определенно то, чего он хочет.       Илья придерживает орган рукой, прежде чем взять головку в рот. Он чувствовал этот вкус уйму раз, и каждый из них словно в новинку, словно он впервые насаживается ртом на член Кашина, впервые заставляет того рвано вдыхать воздух. Бормотать себе что-то под нос. «Быстрее, быстрее, быстрее», и Илья ускоряется, берет полностью, давится, но продолжает. Хочет вновь увидеть то выражение лица, когда он кончает, довести его до самого сумасшедшего оргазма в его жизни, сделать это своеобразным подарком на новый год – и это только начало.       – Стой, стой, блять, погоди, – Кашин отстраняется, порывисто хватая ртом воздух, поглаживает Илью по растрепанным волосам, – если ты не хочешь, то не...       – Но я хочу.       Он продолжает водить ладонью у основания, ясно давая понять, что останавливаться не собирается.       – Прости, прости, если перебарщиваю. Пиздец, я так еще никогда не встречал первое января, ты... Ты продолжать можешь.       А Илье иного и не надо, единственное, чего он хочет сейчас – это закончить начатое. Вылизать всего, с головы до пят, оставить сотни малиновых засосов на теле. Он слышит хриплые стоны сверху, слышит, как его старания приносят плоды, а сам изо всех сил старается справиться с каменным стояком в брюках, не притрагиваться несмотря ни на что, продолжая вбирать в себя ствол. Кашин спускает ему в рот, с трудом стоя на ногах.       – Только не глотай.       Коряков ни за что не признает, что ему это нравится, вводит в экстаз сама мысль о том, что он примет в себя чье-то семя. Ртом. И он проглатывает, оставляя на языке привкус спермы.       – Я не возражаю, если это ты.       Ответ не последовал. Видимо, он особо и не был против. Кашин отошел к кровати, жестом показывая на нее, приказывая Илье занять положенное место. Тот в свою очередь послушно ложится на живот, всем своим видом показывая, насколько ему не терпится получить разрядку.       Вместо разрядки – стянутые за спиной запястья. Красной веревкой, которую он не раз видел, но даже не представлял, что окажется связанным с ее помощью. И от этого кроет только сильнее. Каждая встреча с этим рыжим фанатиком – новый фетиш. Хочется что-то сказать, сделать вид, что против, но он молчит, позволяя Дане владеть им с головы до пят.       Кашин проводит мозолистой рукой вдоль позвоночника. Непривычно нежно, слишком приторно. Стоило Илье об этом подумать, как тотчас последовал внезапный хлопок по спине, сильный, тот самый, что оставляет за собой багровый след.       И сколько же сил потребуется, чтобы не кончить в штаны с позором.       Несколько шлепков ниже, и Коряков порывисто дышит, покорно одолевая всю боль. Сносит крышу, мысли теряются, практически исчезают – остается только желание сдаться, стать в глазах Кашина похотливым мазохистом, получившим сухой оргазм от какой-то порки.       – Нравится, да? – спрашивает, но ответа не ждет, шлепает чуть ниже. – Ты, наверное, ждал чего-то другого. Что я тебя отымею? Возьму?       – Молчи, блять, просто заткнись и продолжай.       Кашин, проигнорировав, перевернул Илью на спину. Залез на кровать и, оседлав его, наклонился. Нос к носу – смотрит прямо в глаза.       – Спасибо, – шепчет, перебирая пряди Корякова, – за то, что был со мной весь этот год.       Он бережно проводит фалангами по губам. Целует, но без пошлости, будто хочет что-то сказать этим, но не может передать словами. Лишь прикосновением. Таким, какого никогда не дарил Илье. Тем, что для него чуждо и незнакомо – простой лаской. Отстранившись, тормошит напоследок волосы.       – А... А что с правилом?       – К чертям правила.       Та самая грань, о которой они говорили. Она исчезла, потерялась – ее больше нет. Не желая останавливаться на этом, Даня оттягивает резинку спортивных штанов, заставляя парня в предвкушении расслабиться. Похабно скользит ладонью по члену, надавливая большим пальцем на головку. Открыл для себя новое хобби – доводить Илью до пика, состояния, в котором ему остается только выгибаться навстречу, умоляя не останавливаться.       Он кончает, извиваясь под весом Кашина. За окном, вроде, пускают салюты, но разглядеть сложно – перед глазами все размыто.       – С новым годом, Илюх.