Два солнца в моей жизни

      Мой бездетный брат, смирись, ты оставишь другое наследие.       — Ты опять не беременна!       Ты так злишься. Требуешь подтверждения и с брезгливостью смотришь на стекающее по моим бёдрам красное доказательство.       — Единое Триединство будет твоим вечным дитём, — говорю я, желая тебя утешить.       Я устала, брат. Смирись.       — Ты испорчена!       Ты знаешь, что нет. Ты сжимаешь кулаки — однажды ты ударишь меня, как бил других женщин, не понёсших от тебя. Но мне не страшно. Я смирилась.       — Элдар, — произношу я его имя.       Ты скалишься, отворачиваешься — теперь я могу одеться.       — Я думаю, он подойдёт, чтобы продолжить род королей Велероса.       — Лучше б ты умела рожать, а не думать.       Ты не слушаешь меня. Ни в этот раз, ни в последующие годы.       Элдар же слушает меня и в каждую нашу встречу говорит, что наши с тобой отношения ужасны. Он предлагает сбежать — думает, что трусость подарит нам шанс.       О мой милый Словотворец, ты грезишь о несбыточном. Я иногда тоже: в этих мечтах мы вместе, и я греюсь в лучах любви.       — Ты поможешь? — произношу я, пропуская между пальцами точно солнечные волосы.       — Нет! Твоя просьба ужасна!       Вы оба уверяете меня, что можно иначе — в этом ты, мой король, похож с моим Словотворцем.       Я не верю вам обоим. Ваш союзник — разум. Мой — время. Время сотрёт доводы моего Словотворца о других вариантах моими синяками. Время сотрёт доводы моего короля о сыне-наследнике пересудами двора.       Вы соглашаетесь в один день. Условие короля — Элдар покинет двор навсегда. Условие Словотворца остаётся неозвученным.       Когда во мне зарождается жизнь, я последний раз целую Элдар и замечаю, как потускнели его волосы. Его последний взгляд полон слёз. Я тоже плачу.       Это всё губит его. Как уже сгубило тебя. Как сгубит меня.       Но когда ладонью я чувствую выпуклость над лоном — я счастлива. Когда сквозь живот ладони касаются маленькие пяточки — я счастлива и ищу счастье в твоих глазах.       Но ты сломлен. От улыбок у тебя сводит щёки, ты устал принимать поздравления и пожелания. Ты холоден и — я знаю — проклинаешь богов.       — Однажды твоя армия сразит меченых, — утешаю я тебя вечерами.       Ты всегда молчишь. Мне не хватаешь твоей ласки. Раньше было хорошо.       Или ласков был только Элдар?..       Однажды ты отвечаешь, присев у моих ног:       — Его, — тогда ты впервые касаешься моего живота.       Я улыбаюсь, став глухой к враждебности в твоём голосе. Ты ненавидишь меня, но в моём ребёнке будет течь наша кровь. Помни об этом, брат.       В день, когда мой ребёнок рождается, в окна стучит дождь, а гром силится быть громче моего крика. Но гром затихает, бессильный бороться. От моих криков устаёт даже дождь. И вместе с первым плачем моего ребёнка через окно пробиваются лучики солнца. В их свете синюшный новорождённый видится мне самым прекрасным.       Я хочу наречь ребёнка «поцелованный солнцем», но брат не позволяет.       Он многое перестаёт позволять. Нет, он всегда не позволял, но заметила это я лишь после твоего рождения.       Я снова учусь считать дни: раньше мне было это не нужно, а теперь я хочу сохранить в сердце каждый твой день, каждое твоё слово, каждую новую эмоцию… Хватит ли мне дней?       В три года твои волосы похожи на отцовские. Брат в ярости, но я тебя защищу. Моё солнышко. Мой Эми. Моя причина улыбаться.       Ты согревал меня своими улыбками, словами, высказанными мыслями. Я согревалась рядом с тобой — поэтому поздно почувствовала зияющую пустоту внутри. О её причине я знала ещё до того, как спросила брата о судьбе моего Словотворца.       — Ты его убила.       Да, я его сгубила. И боги назначили мне наказание — расставание с тобой, мой Эми.       Оттого каждый наш день стал во сто крат дороже.