Невыносимая сложность бытия

Они вели за ней круглосуточное наблюдение, как и за другими, кто подвергся влиянию на свою ДНК извне. Она проходила у них под номером 0223, что указывало на то, каким обширным был "Проект". Будучи не первой, но и не последней, Она, тем не менее, являлась ключевой фигурой. Их более пристальное внимание было обусловлено тем, что Она, в отличие от других исследуемых, не состояла ни в браке, ни в каких-либо других сексуальных отношениях с мужчиной. Но Она должна была родить ребёнка, её чип уже был перенастроен, вернув ей необходимую для этого фертильность. Проблема заключалась лишь в том, что, не подозревая об этом, Она продолжала вести образ жизни сопоставимый с образом старой девы, не подпуская никого к себе и тщательно охраняя свою постель от любых посторонних посягательств. В какой-то момент Они думали, что её партнёр по работе станет тем, кому удастся переломить ситуацию, но шли годы, но ни Он, ни Она так и не пересекли никаких красных линий в этом странном, созависимом партнёрстве. Поэтому, неудивительно, что Они испытали недоумение, когда Она отправилась на консультацию к врачу-репродуктологу, и ещё большее недоумение, когда Она решилась на процедуру ЭКО, ведь ей не нужно было ЭКО. Конечно, план оказался полностью провальным. Даже эти, возомнившие себя Богами, учёные ничего не смогли сделать с её деактивированными яйцеклетками, не способными к зачатию, несмотря на все те надежды, что Она возлагала на медицину. Но Её, напичканную гормонами, вполне мог спасти от бесплодия обычный акт совокупления с практически любым мужчиной, оказавшийся в поле её интересов. Вот только единственный мужчина, как нельзя лучше подходящий на роль биологического отца и постоянно ошивающийся поблизости, невольно отгоняя всех возможных кандидатов на отцовство, не соответствовал жёстким критериям отбора, которые Она установила. Оттого Их недоумение в скором будущем сменилось изумлением, когда Она сама пригласила Его в собственную постель. Они не ожидали от неё подобного, полностью уверенные, что "объект наблюдения N 0223" не способен на спонтанные и необдуманные поступки, не вписывающиеся в их сценарий. Всё-таки люди по-прежнему были непостижимой расой. Но благодаря этому, их первоначальная задумка могла увенчаться успехом. Фокс Малдер. Он практически сразу понял, что ему предстоит разгадывать Её, как сложную головоломку. Его неминуемо потянуло к Ней на каком-то ментальном, необъяснимом уровне, не подлежащем рациональному определению, в отличие от всех тех рациональных определений, которыми Она щедро потчевала всех вокруг, а в особенности его. Она бросала вызов, и он, с присущим ему азартом и возбуждением, принимал его. Святой Бог, как же ему нравилось вести с Ней дискуссию, независимо от темы и собственных знаний, хотя они и были настолько обширны, что редкий оппонент мог соответствовать его уровню. Но Она переплюнула его. Каждый раз, споря с Ней, он чувствовал, как кровь устремляется вниз к его промежности, давая толчок болезненному возбуждению, сродни сексуальному. Для Малдера не было ничего более восхитительного и одновременно напряжённого, чем цитирование Ею законов физики или двадцати фактов о строении костей разных видов млекопитающих. Он находил некое удовольствие, когда Она открывала свой маленький ротик и вываливала на него факт за фактом. При этом он полностью и без сомнения не был заинтересован в ней физически. Она не участвовала в его грязных и похотливых ночных фантазиях, он не грезил о Ней наяву, засмотревшись на её задницу, напротив, Она была так далека от грязи и похоти, присущие ему в повседневной жизни, насколько это было возможно. Он честно сознавался, по крайней мере себе, что его заводят большие сиськи, длинные стройные ноги и округлые бёдра. Всё то, чего была лишена Она. Её тело, складное и миниатюрное, больше подходило тому, кто часто ходил в спортзал отрабатывать приёмы рукопашного боя, чтобы и дальше с крайней эффективностью надирать ему зад, чем сексуальной нимфе из его мокрых снов. Малдер ни разу не отожествлял Её с героинями множества порнофильмов, хранившихся у него дома и в офисе, в отличие, к примеру, от того привлекательного энтомолога со странным именем Бемби. Пока он вёл то абсурдное расследование в Коннектикуте, его либидо находилось в высшей точке возбуждения от момента, когда он увидел Бемби в тех коротких шортах и до момента, когда их всех накрыло волной навоза. Он помнил все Её саркастичные комментарии, как и свою общую неудовлетворённость. Вернувшись домой, первым делом, он заново принял душ, дроча под горячими струями воды на светлый образ...нет, не его напарницы и друга, а Бемби Беренбаум. Её же он оберегал, заключив в воображаемый круг из света и чистоты. С годами этот круг сужался до микроскопических размеров Её самой, пока он не понял, что его чувства к ней называются любовью, а ему самому нет места в этом круге. И чем больше было это понимание, тем больше Малдер любил Её. Самое поразительное, что он по-прежнему не воспринимал Её, как объект сексуального желания. Пределом его мечтаний стало представлять, как он обволакивает Её всю, баюкая в нежных объятиях, осыпая почти невесомыми поцелуями, начиная с лица и заканчивая ступнями ног. В первый же день их партнёрства он специально обезличил Её, используя её фамилию легко и фамильярно, но в то же время давая понять, что всё личное между ними будет пресечено здесь и сейчас, как проделывал уже не раз с другими коллегами, возомнившими себя его друзьями. Но он был тем, кто нарушил своё же правило не далее, чем через сутки, не задумываясь, действуя на интуитивном скрытом инстинкте, что Ей можно доверять. И то, что обязательно должно было разделить, ещё больше объединило их, связав по руках и ногам невидимыми нитями. Иногда шёлк больно впивался в запястья, и тогда он воздвигал вокруг своего сердца стены. Она тоже так поступала. Он видел это также явственно, как и ощущал собственные путы. Именно поэтому ему никогда и не приходило в голову, что статус их отношений подлежит пересмотру. Флиртуя с ней, врываясь в её личное пространство, позволяя себе лишнее прикосновение, он порой читал в её глазах невыразимую грусть, как отголосок его далёкого чувства привязанности, созревшего за первый год их совместной работы и трансформировавшегося во что-то более сильное и незыблемое. Тот единичный случай, когда он позволил себе отчаянную попытку показать Ей, как на самом деле Она важна для него, закончился не менее ужасным осознанием, что их жизни не принадлежат им, и всегда есть кто-то, кто опять может отобрать Её у него. Чудовищность этого обрушилась на него вместе с лавиной снега, когда они прижимались друг к дружке в поисках такого необходимого тепла. И он принял малахольное решение оттолкнуть Её, сбить со своей орбиты, лишь бы не испытывать ничего подобного больше. Вполне возможно, Она бы согласилась с ним и уволилась бы из ФБР. Он молил Бога, в которого не верил, только об одном - чтобы Она оставалась в безопасности. Пусть Она найдёт хорошую работу, заведёт новых друзей, может быть, у Неё даже появится парень, хотя данная мысль и больно полоснула его грудину, но Она заслужила полноценную, счастливую жизнь. Но Она не согласилась с ним. С неискоренимым упрямством, Она снова выбрала правду и риск, выбрала его. Малдеру одновременно хотелось смеяться и плакать. Он желал, чтобы у Неё был весь мир, но мог предложить всего лишь призрачную Истину. Это было неправильно, эгоистично, разрушительно для Неё. И он уважал её выбор. Они оба похоронили в памяти тот мимолётный момент физической близости, и двинулись дальше, но Боже...Как же он любил Её. И он понимал, что та грёбаная пчела послужила как проклятием, так и спасением, потому что любая интимная близость, выходящая за рамки установленных границ, всё усложнила бы между ними. Малдер вообще привык к тому, что секс всегда всё усложнял. Поэтому он использовал его в основном, как средство для удовлетворения простых базовых потребностей. За сексом обычно не стояло никаких значимых чувств, ведь каким-то непостижимым образом он убивал их. Стоило Малдеру подключить к отношениям секс, и тут же эти отношения летели под откос, оставляя после себя неприятное послевкусие. Он помнил, как Фиби в шутку называла его грязным эксгибиционистом, а потом этот ярлык приклеился к нему всерьёз, когда она вдоволь наигралась, сказав напоследок, что он не создан для чего-то более серьёзного, чем случайный трах. Хотя, стоило признать, что и она была никак не лучше. После Фиби он на долгое время завязал с привязанностями, предпочитая ничего не обязывающие свидания на одну, редко две ночи. А потом появилась Диана. И он вновь был сражён, путая любовь и похоть. Его возбуждение достигло какого-то нового уровня. Естественно, сначала он боролся с ним, но Диана привыкла получать то, что хотела. И очень скоро она дала понять, что именно. Они трахались, как кролики, при любой появившейся возможности. Вибраторы, наручники, удушение, анальный секс - ничтожно малая толика того, что они перепробовали за все годы их отношений. Но там никогда не вставал вопрос о чём-то долговечном и серьёзном. Они ради шутки обменялись кольцами в Вегасе, потому что он мечтал увидеть Элвиса перед алтарём, а она - чтобы её взяли в дорогом люксе напротив огромного оконного полотна, тянувшегося от пола до потолка. Реальность вернулась к нему вместе с бумагами об аннулировании брака и переводом Дианы в одно из подразделений Европы. Слишком поздно он осознал, что у них не могло быть будущего. Но когда знание появилось, Малдер сразу же вооружился им, не давая себе поблажек, опять возвращаясь на ничем не угрожающую для него территорию разовых свиданий. И в то мгновение, стоило Ей переступить порог его кабинета, он так толком и не успел испугаться за собственное сердце. Она оказалась, и вправду, интересным собеседником, но не более того. Это впоследствии он поневоле стал отмечать такие её качества, как скрупулёзность, основательность и крайнее чувство справедливости. Следом за ними пришли сострадательность, доброта и некая безотказность, как побочный продукт её воспитания. И наконец, её упорство и независимость, которые раздражали и расстраивали его в равной степени. Если бы кто-то, ну хорошо, пускай даже тот же вечный извращенец Фрохики, и назвал Её горячей штучкой, то он бы слегка пожал плечами, мол, о вкусах не спорят, но не позволил бы себе углубиться в грани Её сексуальности, попросту не находя эту тему столь уж важной или интересной, относясь к Ней со старомодным уважением. Что, опять же, не помешало Малдеру погрязнуть в любви и болезненной зависимости к этой женщине. Он и не заметил сей волшебной трансформации своего сердца, словно любить Её было чем-то закономерным, будто кто-то уже предопределил эти события в его жизни, начиная от первого робкого рукопожатия и заканчивая отчаянными объятиями посреди ледяной пустыни. Поэтому его так смутило и обескуражило, что за успокаивающими объятиями после её неудавшейся попытки материнства последовали голодные и требовательные поцелуи. Дана Скалли. Когда её назначили к Нему в пару, она уже догадывалась о своей роли в этом странном тандеме. Но лишь познакомившись с ним поближе, поняла, что и сотни человек не хватит, чтобы остановить этого упрямого, страстного и в чём-то маниакального человека. И если поначалу его упрямство раздражало её, то в последующем именно оно и стало толчком к тому, что у неё появились неподобающие чувства. Отчасти запретные, отчасти щекочущие, отчасти невозможные. Но долгое время она, не задумываясь, везде следовала за Ним, называя это долгом службы. А потом в один момент это было будто бы по принуждению, а в следующий - неотъемлемой частью её жизни. С каждым днём Он всё больше заполнял её пространство, прокрадывался в её мысли, смещал её приоритеты. И если через год знакомства с Ним, она часто сетовала на отсутствие личной жизни и косые взгляды в коридорах Бюро, то через пять практически свыклась с одиночеством и научилась пускать острые стрелы глазами, отчего взглядов явно поубавилось. Её семья переживала за неё, во многом виня Его, но сама Дана тихими и отчаянными ночами обвиняла лишь себя, ведь одна она совершила такой жизненный выбор, Он ни к чему и никогда её не принуждал. И эта Истина всерьёз влияла на неё каждый раз, стоило Ему проявить тот или иной вид пренебрежения в её сторону. Она злилась, ревновала, замыкалась в себе. Конечно, Он не был её Принцем на белом коне, да и она не испытывала никаких иллюзий насчёт его вкусов и пристрастий. Очень скоро она поняла, что миниатюрные рыжие не находились на вершине его личного постельного списка, стоило ей познакомится с Фиби, а затем проследить за тем, с каким вожделением Он раздевал глазами Бемби Беренбаум или Анжелу Уйат. Появление Дианы Фаули лишь лишний раз доказало, как она сама далека от его сексуальных пристрастий. Но это закономерное знание отчего-то больно кольнуло по её самолюбию. Не то, чтобы она считала, что Он обязан предпочесть её в любом из аспектов своей жизни, ещё в начале их партнёрства такая оценка оскорбила бы её, привыкшей к шовинистскому отношению со стороны мужчин, но отказывающейся принимать его, но с годами, узнавая Его, проникаясь Им, тесно переплетаясь корнями их судеб, она захотела чуточку больше, чем могла себе позволить. И осознание, что она попросту полюбила этого невероятного, неподходящего мужчину, начало терзать её душу, ведь их общая история не включала Любовь. Там могли быть только Доверие, Поддержка, Дружба, но никак не Любовь. Поэтому в редкие, но отравляющие мгновения Одиночества, Дана отключала контроль и либо скрывалась ото всех, предпочитая проводить выходные вдали от всех, либо, если не было возможности убежать от Него физически, пускалась во все тяжкие. Один из таких случаев чуть не стоил ей жизни, что, впрочем, не сильно взволновало её, когда она поняла, что смерть уже маячит где-то за углом, готовая в любой момент заявить на неё свои права. Но она выжила, и снова погрузилась в заведомо проигрышную борьбу сама с собой. Это истощало её, ломало, порой она практически ощущала, как острые, как бритва, осколки её сердца готовы разорвать грудную клетку изнутри, но не желая ничего менять в их устоявшихся отношениях, раз Он не хочет её всю, со всеми этими рациональными рассуждениями, упрямым стоицизмом и маленькими ножками, не дотягивающимися до педалей. И что самое поганое, что она не могла винить Его в подобном положение вещей. Это было глупо и контрпродуктивно, что не раз Дана говорила своему отражению в зеркале одинокими тёмными ночами, будто пытаясь что-то доказать себе, пребывая в полной уверенности с какой именно женщиной Он проводит те же бессонными для них обоих ночи. И вдруг в этой Вселенной они в какой-то неожиданный миг стали существовать по отдельности, с одной стороны была его работа и поиски, которые Он ревностно оберегал ото всех, кроме неё, но потом и от неё тоже, а с другой - его личная жизнь, место, где она не способна была конкурировать, да и не старалась, принимая его выбор с уже привычным стоицизмом. Таким образом ей внезапно словно не осталось места, что хоть и задело Дану, но не сломало, ведь она не чувствовала, что имеет на Него права. Сжав зубы, она наблюдала, как Он совершает ошибку за ошибкой, тем не менее, не считая необходимым вмешиваться. Она просто верила в него. И Он в конце концов оправдал её ожидания, пусть и оставил внутри неё чёрную дыру, засасывающую в себя все её надежды, мечты и потаённые желания. Но одно желание она всё-таки озвучила, проявив единичную слабость, идя на личностный компромисс со своим разумом. Ребёнок. Частица Его, которую она будет любить, как не дозволено ей было любить Оригинал. Но даже здесь Бог посмеялся над ней. И тогда она поступила так, как поступала всегда, когда не получалось повлиять на ситуацию - она отключила контроль. И вместе того, чтобы взять отпуск, уехать подальше и обдумать всё в тишине, что на первый взгляд казалось единственным верным выходом, она поступила с точностью наоборот, вспоминая, что тоже способна на безумства. Наплевав на здравый смысл, она толкнула Его к стене и поцеловала с накопившейся за годы тоски и отрицания страстью, тем самым поставив на кон всё.