Happiness is just like they say in the books

Он любит его так сильно, что даже больно. Вся ценность его жизни сосредоточилась в одном человеке, и это ужасно пугало. Пугало насколько ему было с ним хорошо. Ранее одиночество всегда было рядом, сопровождало на каждом шагу, и Минхо смирился. Смог подружиться с ним и рука об руку идти по жизни, но сейчас Ли чувствовал, что не может как раньше. Он хотел любить и быть любимым в ответ, но убивало не только болезненное осознание того, что он не может дать Джисону всего того, что он заслуживает… Но и собственная трусость. Он чертов трус и признает это, но, к сожалению, только у себя в голове. Минхо понимал, что нездоров, недостаточно социализирован, недостаточно открыт. Он не может отдать всего себя Джисону. Не сейчас. Возможно не через год или пять. Минхо нужно очень много времени, чтобы довериться человеку. И пусть он уверен в том, что любит Джисона так же, как и уверен в силе гравитации, он не придет к нему в трудную минуту. Нет, не потому что Джисон какой-то плохой или не такой…он замечательный практически во всем. Дело в Минхо, он не только к Джисону не пойдет, он в принципе никуда и ни к кому не обратится, ни слова не скажет. Он сам будет зализывать свои раны в одиночестве, чтобы никого не потревожить. Чтобы никто не увидел его слабости. Даже Джисон. Особенно Джисон. И Минхо понимает, какое недопонимание в предполагаемых отношениях это может вызвать. Как сильно такое поведение может ранить Хана. А он меньше всего хочет причинять ему боль. Но не может не, потому что Минхо такой вот… Дефектный. Но старший сам хочет, чтобы Джисон делился с ним всем: горестями, радостями, цветом своих носков или травмирующим опытом. Он хочет дать Джисону всю поддержку и всю заботу, что у него есть, хочет стать его тихим местом и комфортной средой. Но отказывается открывать потемки собственной души. Ему нельзя. Это сделает его слабым. Уязвимым. Минхо боится. Сильнее чем хочет любви. Она проходит, она ранит, а слабость остается, сжирает и поглощает, оставляя только пустоту и сожаления. И да, Минхо понимает, что все далеко не так. Он был свидетелем исцеляющей, окрыляющей любви. Счастливой. Их общие друзья уже пять вместе. Чонин и Сынмин встречаются с университета, а сейчас вместе живут, ездят к семьям на дни рождения и годовщины свадеб. Души друг в друге не чают. Не без трудностей, но они смогли построить здоровые отношения, и Ли им свидетель. Минхо даже им завидует. По-белому. Он тоже хочет уметь разговаривать с людьми. Ли прекрасный слушатель: отзывчивый, понимающий, честный, но как только речь заходит о нем самом, то появляется стена, за которую невозможно пробиться. Минхо не пускает. Держит оборону, отшучивается и делает только хуже. Джисон почти смог. Почти пробился. Он по тихоньку, маленькими шажками, кирпич за кирпичиком разбирал эту защиту. Своей добротой, искренностью, пониманием. Он был рядом, когда Минхо нуждался в ком-то, молчал, когда вопросы были неуместны и тверд, при необходимости вразумить старшего. Джисон наполнял жизнь Ли светом, но Минхо все еще боялся обжечься. Джисон был идеалом, но только для Ли. Как человек — та еще задачка. Тревожный, неуверенный, порой грубый, думает только, когда уже сделал, недисциплинирован и ленив порой до ужаса. Забывчив, иногда безответственен. Это то, что видели люди. Это то, что впервые заметил Минхо. Но потом… Потом он понял, что Джисон очень добрый и верный. Он может забыть расписание, по которому учится уже шестой месяц или тетрадь с конспектами в день сдачи, но он никогда не забудет на что у тебя аллергия или любимый напиток. Он с горяча может наговорить всякого, не задумываясь о том, что именно сказал, но первым пойдет просить прощения, когда остынет и осознает ошибку. Джисон подкармливает котов у дома, безумно хочет забрать к себе, но проклятая аллергия на шерсть не позволяет. Поэтому он старается делать то, что ему под силу: найдя побитого, несет в ветклинику, покупает корм, занимается волонтёрством в приютах для животных. Джисон показывает миру все то, что Минхо отчаянно хочется спрятать за семью печатями. И у Ли не было шанса не влюбиться. Какие тут шансы, когда он с таким упоением рассказывает о новой записаной демке или о котятах, что встретил по дороге. Минхо старался, честно, был холоден, грубил порой, но Хан как будто видел истинную причину такого поведения своего хена и не реагировал на такое. Джисон просил разговаривать. Просил объяснить причину тех или иных поступков, а причин не было. Точнее говорить ему: «Просто мне стало насколько хорошо с тобой за короткий промежуток времени, что я начинаю этого бояться, и, чтобы вернуть хоть какую-то стабильность, я стараюсь отдалиться от тебя посредством грубости, ведь многие уходили, как-только открывали эту сторону моей личности. Но ты до сих пор этого не сделал, поэтому я паникую сильнее, ведь в понятный мне сценарий ты не вписываешься» Нет, так сказать Минхо не мог. Поэтому молча закусывал губу, тихо извинялся, ссылаясь на сложный день. Было стыдно. И со временем он привык к новым ощущениям. К странному чувству окрыления, когда он рядом, к теплу в области груди, когда Хан касается его, к легкости в общении, к возможности говорит о большем, чем раньше. К Джисону. Минхо привык любить его тихо, где-то глубоко внутри, без возможности на что-то большее. Привык к тупой боли и желанию отчаянно расплакаться временами. Человек такая тварь — ко всему привыкает, ко всему адаптируется. И, когда Джисон найдет человека, с которым захочет строить будущее, то Минхо искренне сможет его поздравить. Быть шафером на свадьбе или же подружкой невесты. Ли сможет искрене радоваться за счастливого Джисона. Ведь это все, чего он для него желает. Даже если не с ним. Минхо готов жить с этим. Честно. Он не думает, что кто-то еще сможет вызвать в нем такие чувства, а отпускать эти ему не хочется. Есть толика мазохизма в его самобичевании. Он в курсе.

***

Ли Минхо придурок, настоящий дурак, гидроцефал несчастный! Как же Джисон на него злится. Это уже перманентное состояние. Не поймите неправильно. Минхо очень дорог для Джисона. Он сказал бы, что любит старшего. Всем сердцем, душой, левой пяткой, но вот что он терпеть не может, так это его я-в-полном-порядке-не-беспокойся-Сони-состояние. Вот. Прям. До. Трясучки. Потому что, когда Минхо говорит, что он в порядке, это вообще не значит, что хоть что-то в порядке. Понимаете? Минхо не любит делиться своими чувствами. Из него нужно все вытаскивать щипцами. Раскаленными до бела. Нужно проявлять воистину ангельское терпение, чтобы существовать с этим человеком хоть в каких-либо отношениях, но Хан не жалуется. Он прекрасно осознавал с чем придется работать, когда пришел к тому, что хочет затащить Минхо не только на премьеру долгожданного фильма, но и в постель. Минхо не был простым, отнюдь. Он был квинтэссенцией всевозможных приколов психики. Тут тебе и запрет на проживание негативных эмоций, различные защитные реакции, блок на чувства, тревожно-избегающий тип привязанности… Ну прям букет. Конечно, в мире много таких людей, так же есть те, у кого все гораздо хуже. Но Джисону не просто. И он не хочет это обесценивать. Хан достаточно открытый в плане эмоций: радуется, злиться, плачет — как правило с толком, с расстановкой, старась не упускать мнгновений. Минхо не такой. Джисон не разу ни видел, чтобы он плакал. Или кричал. Если он злится, то делает это тихо и опасно. Давит взглядом, интонацией. Если он грустит, то делает это опять же тихо, избегая контактов с людьми, сливается с обстановкой. Если язвит, то от души и со вкусом. Только смеется он громко, порой даже заливисто. Вот только Хан не знает насколько искренен Минхо в своем смехе. Ему действительно радостно или все это большой спектакль для маленькой публики. Джисон много чего не знает. Но он точно знает, что у Минхо большое сердце. Потому что только люди с большим сердцем готовы забрать своего пьяного знакомого с другого конца города, потому что больше некому, ведь остальные товарищи тоже пьяные. В том же клубе. Только люди с большим сердцем держат тебя за руку в толпе, потому что заметили, что ты дрожишь. Только люди с большим сердцем готовы задерживаться в библиотеке, чтобы подготовить тебя к экзамену. Только они забирают котят к себе домой и тратят стипендию на корм для них. Только люди с большим сердцем приезжают к тебе поздно вечером, чтобы побыть рядом, ведь вдруг стало очень и очень одиноко. Минхо делал для Хана много и еще чуть больше. Ли был замечательным хеном. И человеком хорошим. И Джисон влюбился. Он видел, он знал, что страший без боя не дастся. Хан бы и не был так уверен, если бы не ловил на себе смиренно-тоскливый взгляд временами, если бы Минхо не смотрел на него такими светящимися глазами. Джисон, может и глуповат временами, но не дурак. Да и с эмпатией проблем нет. Он хотел признаться. Но боялся. Реакция старшего — то, что в принципе можно было бы предугадать. Но… Это Ли Минхо, Джисон хоть и хотел верить, что знает его достаточно, но, когда дело касалось чувств, в Русскую рулетку играть отказывался. Минхо бросается словами, словно игами. Хан не был готов принять удар. Старший хорошо чувствал слабости и бил только по ним. Как же сложно с этими вашими любовями.

***

День предполагал быть обычным. Ну как и любой судьбоносный, он никогда таким поначалу не кажется. Вот уже как пару недель с Минхо что-то происходит. Он стал дерганым, раздражённым, тихим, знакомые ходят на цыпочках, а преподаватели лишний раз стараются не спрашивать. То ли из-за искреннего сочувствия, то ли из-за нежелания позже отчитываться перед деканом. Все понимают, что что-то не так, но никто не лезет с вопросами, потому что во-первых: никто не хочет напороться на грубость, а во-вторых: это бессмысленно. Минхо скорее позволит прострелить себе колено, чем попросит о помощи. Но Джисон не все. По крайней мере он очень хочет в это верить. Потому что обычно Минхо с кем и делился чем-то, то с Ханом. Да, неохотно, но делился. А сейчас на все сообщения с вопросом «Хен, что-то случилось, я могу что-нибудь сделать для тебя?» Джисон получал сухое и безэмоциональное «Ничего не нужно, я в порядке». Это был ответ на первые семь попыток Хана разузнать. После старший перестал отвечать, а еще через девять сообщений прекратил даже читать и, кажется, выключил уведомления. Плюс, Минхо свел взаимодействие с Джисоном (в принципе с людьми) к минимуму. Они виделись на общих лекциях, физкультуре и иногда в коридорах университета. Было очевидно, что у Минхо что-то случилось. Но вместо того, чтобы обсудить это с кем-нибудь, он предпочитал молчать, как партизан. Джисон терпеливо ждал две недели, надеялся, что Ли нужно время, чтобы разобраться в себе. Но нет. Шла третья неделя, а у Хана срывало тормоза. Он не хотел и не хочет видеть, как дорогой ему человек закапывается в собственном самобичевании. Пришла пора действовать жестко и радикально.

***

Вероятно, когда-нибудь, но это не точно, Джисон постигнет искусство планирования. То самое, когда ты просчитываешь свои действия на шаг вперед. Возможно, это умение ему пригодится, потому что сейчас, стоя у двери квартиры старшего, он понятия не имел, что делать дальше. Необходимо позвонить или постучать, чтобы ему открыли, но не факт, что Минхо ему откроет, да и если откроет, что говорить-то? «Давай поговорим?» — Джисон говорил, писал и остался проигнорирован, спасибо, что не послан. То есть, на будущее: планы нужно продумывать хотя бы на два пункта вперед. Ладно, ладно. Он же уже пришел. Идти обратно было бы не целесообразно, поэтому, вооружившись святым «разберусь по ситуации», Хан нажал на звонок. Сначала ответом послужила тишина, но после Джисон уловил звуки копошения и передвижения. Через три-четыре минуты из-за двери раздалось: — Кто там? — голос Минхо казалось концентрировал всю усталость мира. — Это я, хен, открой пожалуйста, — Джисон выдохнул, — Я хочу поговорить с тобой. — Джисон… — Я знаю, хен, — Хан положил руку на дверь, казалось, что Минхо стоит так же, — Но, пожалуйста, я не могу смотреть как ты мучаешь себя. Прошу, мы можем не разговаривать, я просто посижу рядом, обниму, если позволишь, только, умоляю, не отталкивай меня, — Джисон тараторил, боясь, что Ли просто уйдет и не станет слушать. Но за дверью было тихо, звука удаляющийся шагов слышно не было. — Джисон-а, я. — Хан замер в ожидании. Минхо очевидно боролся сам с собой. В напряженном молчании младший постоял минут пять, — Тебе лучше уйти, Хан-а, правда. Я в порядке, просто. Просто немного устал, ничего страш. — Твою мать, Минхо! — воскликнул Хан. Джисон не кричит. Он может быть громким, когда ему весело или когда зол, но он никогда не решает конфликты посредством крика. Да, он может сказануть, а потом подумать, но именно примирительный разговор происходит спокойно. А сейчас Джисон не только повысил голос, но сделал это хена. На Минхо. — Я никуда не уйду, — без компромиссно, — Если придется, то я просижу под этой чертовой дверью всю ночь, но мы, блять, поговорим, — твердо произнес Хан, не будь между ними двери, то старшему стало бы не по себе от такого взгляда тонсена. Вздохнув, Джисон продолжил, — Хо-я, пожалуйста, я не хочу заставлять тебя или давить, но так же мне невыносимо смотреть на то, как ты сам себя доводишь. Я не знаю, что у тебя в голове, хен, но, пожалуйста, я умоляю, не закрывайся от меня, Хо-я. Ответом Хану послужила тишина. Что ж. Значит ночует он сегодня не дома. Джисон бы не напирал так, если бы точно не знал: Минхо свариться в котле собственных мыслей. Хан присел на пол по левую сторону от двери. Повезло, что он сегодня взял с собой пауэр-банк — телефон не сдохнет. Усевшись поудобнее, Джисон принялся листать ленту в соц.сетях.Тишину подъезда разрушали только сменявшие звуки видео, которые просматривал Хан.

***

С тех пор как Джисон пришел к Минхо прошло почти полтора часа. Младший все так же сидел у квартиры, за дверью которой была тишина. Если бы Ли не ответил ему, то Хан мог подумать, что дома никого нет. И чем он только занимается? Устроил голодовку без смс и регистрации. Взрослые же люди. Джисон, вместо того, чтобы оставить старшего в покое, повел себя как незрелый подросток. Ему с одной стороны неловко от своего поведения, а с другой… Ну а что он может сделать, если Ли в отказ ушел. Слабоумие от бессилия. Вообще домой хочется, поужинать и лечь спать на мягкую кровать, к черту задания. Но он пообещал, если Минхо все же решит его впустить, а Хана здесь не окажется, не посчитает ли старший его обманщиком? Опустим логичность выводов данного сужения. И Джисон был готов сдаться, встать и пойти уже домой, но послышался звук открытия замка, и из проема показалась фигура старшего. — Голодный? — как будто погодой поинтересовался, а не вылез из длительного эмоционального запоя. Джисон так опешил, что смог выдавить из себя только согласное мычание. — Пойдем, — старший открыл дверь шире, и сам пошел внутрь квартиры. Джисон просидел еще секунд тридцать, осознавая происходящее. То есть голодовка сработала? Вау. А потом, решая не испытывать судьбу, подскочил с места и направился за Минхо, попутно закрывая дверь. Что ж, вероятно, сегодня они поговорят.

***

— Слишком шикарного ужина не жди, у меня только заварной рамен, — уведомил Минхо. Они с Джисоном сидели на кухне, точнее Хан сидел, а Ли перемещался то за упаковкой, то за чайником. Джисон, признаться честно, не совсем понимал, как ему нужно себя вести. Вроде страший сам шел на контакт, а вроде он вынудил его впустить себя. — Ничего страшного, хен. Я готов съесть что угодно, — Джисон улыбнулся, и это было искренне. Все-таки последний раз он ел позднем утром, в столовой какую-то булочку. Поэтому он действительно был готов съесть практически все, что угодно. Минхо на такое его заявление скривился. — Не сидел бы под дверью, не был бы таким голодным, — ответил старший, ставя перед Ханом порцию заварного рамена, на крышке лежали палочки. — Если бы я не сидел, то ты меня бы не впустил. А если бы ты меня не впустил, то мы бы не смогли… поесть вместе, — Джисон пододвинул ближе лапшу и посмотрел на Ли, — А ты не будешь? — Я не голоден, — Минхо отвел взгляд. Джисон не поверил, но атмосфера была хрупкой, поэтому молча кивнув, он принялся за лапшу. Какое-то время тишину разбавляли только хлюпания бульона и звуки жевания. Минут через десять Минхо тишину нарушил: — Хан-и, вот скажи, зачем тебе все это? — Джисон, с лапшой во рту, непонимающе посмотрел на него. Неуместно сейчас, но Ли отметил, что его щеки очень милые, — Я имею ввиду, ты пишешь, приходишь, устраиваешь ультиматум. Я не могу понять зачем тебе все это? Не проще ли оставить меня? — Минхо выглядел, как побитый котенок? Он и хотел и не хотел знать ответы на свои вопросы. Джисон сглотнул лапшу и проговорил: — Эээ, ну. Ты дорогой для меня человек, и я естественно волнуюсь, если с тобой что-то происходит, — Джисону казалось, что он объясняет почему два плюс два равняется четырем, — Плюс, — Хан отодвинул рамен в строну, — Я общаюсь с тобой достаточно, чтобы знать, что ты скорее завернешься в узел, чем сам обратишься за помощью. — Но ведь это сложно, Джисон, — опустив голову, глухо проговорил Минхо. — Конечно, сложно, — Хан не стал отрицать очевидное, — Ну и что? Сдаваться теперь что-ли? — Ли поднял взгляд на младшего, тот, казалось, объяснял ребенку простые истины, — Это что же, при любых сложностях в отношениях, нужно их заканчивать? Ты какие-то глупые вещи говоришь, Хо-я, — Джисон откинулся на спинку стула, — С кем не сложно? То, что у тебя бывают сложные и очень сложные периоды, не значит, что я решу… Э. Бросить тебя? Даже звучит ужасно, — пробубнил он, — Люди создают крепкие эмоциональне связи не для того, чтобы разрывать их при любом неудобном случае. Да, бегать за тобой не входит в топ пять моего досуга, но, Хо-я, — Хан протянул руку к ладони старшего, лежавшей на столе, и аккуратно сжал, — Я знаю, что ты делаешь это не потому что тебе хочется, а потому что не умеешь по-другому справляться с… С тем, что там у тебя случилось… То есть! — Джисон вдруг подумал, что сказал нечто обидное и поспешил оправдаться, — Я имею ввиду, что каждый человек по-своему справляется со сложностями, я вот чрезмерно эмоционален, ты наоборот закрываешься, но это не плохо, точнее. — Джисон, кажется, закапывает себя еще сильнее, — Не хорошо, но ээ… Наши поведенческие реакции формируют нашу личность. И…и.мне наверное лучше замолчать, да? — Джисон хотел поддержать, как-то помочь Ли словами, но, наверное, сделал только хуже. — Моя бабушка… — очень тихо, — Она заболела, примерно пару недель назад, — казалось Минхо хочет сжаться как можно сильнее, — И ей… Ей не становится лучше, — Джисон в легком недоумении. Ему, вероятно, кажется, но он видит слезы? Ли Минхо плачет? Воу… К такому его жизнь не готовила, — И я так чертовски сильно беспокоюсь за нее и злюсь на себя, за то что просто бессилен, — тихий всхлип. Кажется Минхо не понял, что слезы уже текли по щекам, поэтому поспешил стереть влагу с глаз, сгибаясь еще сильнее. У Джисона заболело сердце. Он знал, что бабушка Минхо единственный человек в семье, поддерживающий его увлечения танцами. Благодаря ей и ее поддержке он и смог поступить на хореографическое отделение. Он часто звонил ей, делился успехами, рассказывал о своих переживаниях. Бабушка была единственным человеком, перед которым он не боялся показать свою слабость. Минхо очень любил свою бабушку, поэтому новость о том, что ее положили в больницу, выбила почву из-под ног юноши. Он хотел сорваться и поехать домой, но она же его и отговорила. У него учеба, конец семестра, нельзя быть сейчас спонтанным. Ему нужно оставаться стипендиатом, чтобы оплачивать учебу. Он все это понимал, знал. Но… Бабушка лежала в больнице, одна, анализы не улучшались, а он ничем не мог помочь. — Хо-я, — Джисон потянулся к нему. Минхо, не в силах себя сдерживать, снова всхлипнул. У Джисона сильнее защемило в груди, — Могу я обнять тебя, пожалуйста? — спросил Джисон. Он сам едва-ли не плачет, видеть Минхо таким разбитым младший просто не в силах. Минхо коротко кивает. Хан встает с места, и через секунду Ли обхватывают крепкие руки. Минхо тянется в шее Джисона. Утыкается куда-то чуть ниже ключиц и начинает плакать. Сначала совсем тихо, неслышно, но по мере того, как старший позволяет эмоциям одолевать себя, плач становится громче. Джисон сам пускает пару слез. Только совсем-совсем тихо. Ему нужно быть поддержкой старшему. Сейчас именно Ли необходимо освободиться. Джисон будет сильным, когда этого не может сделать Минхо. Люди привыкают к тому, что им показывают. Если человек демонстрирует одну модель поведения, то когда она меняется, люди недоумевают. Минхо никогда не покажет какой-то не состоятельности или эмоциональной незрелости. Но сейчас он плачет в плечо своего друга, в которого влюблен, потому что больше не может держать все в себе. Он слишком устал. И как бы не пытался держаться из последних сил, у него не получилось. Стоило Джисону заглянуть чуть глубже, он сорвался. Просто чисто физически невозможно всегда оставаться сильным. У каждого есть свой предел. Человеку нужен человек, и это правда. Минхо повезло, что у него есть такой вот Джисон. Такой хороший. И Минхо плачет, плачет из-за того, что не может помочь бабушке, из-за того, из-за придурка преподавателя, из-за такого открытого и понимающего Джисона, из-за того, что он просто заебался.

***

Они просидели в таком положении около сорока минут. Всхлипы Минхо затихли и превратились в тихое посапывание. Джисон обнимал его все это время. — Хо-я, Хо — шепотом зовет Джисон, в ответ ему только тишина, — Давай ляжем, тебе нужно поспать, солнце, — Минхо что-то бормочет или мычит в ответ. Джисон осторожно, совсем невесомо целует его в макушку и решает, что он рыцарь. Поэтому слегка приседает и поднимает свою принцессу на руки. Ли слабо ведет головой, — Тише, я отнесу тебя спальню, — снова шепчет Хан. Он аккуратно несет Минхо в комнату и впервые радуется отсутствию дверей в квартире. Джисон несколько переоценил свои способности, но он твердо доходит до кровати, мягко опускает свою принцессу и распрямляется, вероятно, походы в зал нужно возобновить. Джисон точно решил для себя две вещи сегодня, и результатом одной из них может стать потребность носить Минхо на руках чаще. Только он собирается отойти, чтобы прибраться на кухне, как его слабо хватают за руку. — Пожалуйста, не уходи, пожалуйста, — раздался в тишине слабый, заплаканный голос. Казалось, что если Джисон сделает попытку выбраться из «захвата», то Ли снова просто заплачет. — Я не ухожу, солнце, — Джисон присел на корточки, чтобы его глаза были на уровне глаз Ли, — Мне нужно прибраться на кухне, потом я сразу вернусь. Ты ведь не любишь беспорядок, завтра обязательно меня отчитаешь, — Хан постарался пошутить, но, кажется, Минхо его энтузиазма не разделил. — Не буду, ни слова тебе не скажу, только останься, прошу, — сердце Джисона жалобно сжалось. Вероятно, Минхо не совсем понимал, что происходит: он был вымотан слезами, усталостью, эмоциями. Кажется, он думал, что Хан в принципе хочет уйти. — Я никуда не уйду, Хо-я, я останусь с тобой, — улыбка Джисона была нежной, нежной, — Хочешь, поспим вместе? Можем склеиться, как две пельмешки, хочешь? — Мгм, — еле слышно. Хан встал, снял джинсовку, бросил ее куда-то на пол и переместился на кровать. Они лежали лицом к лицу, Джисон обнимал Ли за талию, а голова Хо покоилась на его плече. Через пару минут копошений старший засопел. Действительно вымотался. Джисон же лежал и просто смотрел. Рассматривал ровную линию носа, кошачий разрез глаз. Губы, которые он хотел бы поцеловать. И да, сейчас Минхо спит, такая маленькая шалость осталась бы незамеченной, но Джисон не мог так поступать, не с Минхо. Поэтому он просто выдохнул, пряди, спадавшие на лицо старшего затрепетали. Глаза слипались. Усталость брала вверх. Все-таки он тоже был измотан сегодняшним днем. Прижимая Минхо ближе, Джисон думал о том, что завтрашний день тоже будет не из легких. Им необходимо все обсудить. Необходимо расставить точки над и. А пока ровное дыхание и слипающиеся веки прекрасно способствовали тому, чтобы Джисон погрузился в тот самый здоровый, девяти часовой сон. Туда, где он, как и большинство студентов, бывали крайне редко.