Планов на лето у Карины не было бы, если бы, конечно, бабушка не решила отправить её в бесплатный лагерь, путёвку на который ей выдавали каждый год на работе. Бесплатный лагерь сам по себе звучит не очень, за него ты платишь от силы пару тысяч, а после выдвигаешься в путь на старом, помотанном жизнью автобусе. Самое ужасное, что все её подруги едут на море с родителями, а уж на крайняк в дорогущий лагерь, о котором Карине только мечтать остаётся.
Особо надежд на данный лагерь не возлагалось, если бы в один обычный день за ней, после дискотеки, не поплелась бы странная девочка с короткой стрижкой, всё не решаясь заговорить.
- Привет! — неуверенно прозвучало где-то за спиной.
Карина оборачивается на голос, глядя в карие глаза девчонки, что так отчаянно выдавила из себя приветствие.
- Привет, — менее эмоционально отвечает Долиашвили, окончательно останавливаясь и присаживаясь на лестницу.
- Познакомимся? — она присела рядом, и только тогда Карина рассмотрела тату на её руках, недоуменно поднимая взгляд.
- Ну, давай попробуем, — Долиашвили громко глотнула слюну, руки располагая на собственных коленях.
- Меня Айыллаана зовут, — девушка протянула руку, с надеждой на неё смотря.
- Карина, — она пожимает руку, заглядывая в блестящие на свету луны, что просвечивается сквозь деревья, карие глаза.
- Ты какая-то грустная, — скулит Макарова, укладывая руку на её плечо.
- Ну, весёлого в этом лагере мало, сама, думаю, видишь.
***
Именно так и началось общение, с постепенного принятия нового человека в свою жизнь, первых разговорах по душам. Часто девушки вместе сбегали из лагеря по ночам, посещая речку, которую здесь обнаружила Айыллаана ещё года два назад.
В эту ночь, после отбоя, Карина вновь стучится в комнату девушки, зная, что её соседки уже сладко сопят, а сама Айыллаана глядит в окно, ожидая три тихих стука.
- Привет, — довольно тянет Макарова, крепко зажимая подругу в своих объятиях.
- Виделись уж, пойдём скорее, — она хватает её за руку, ведя за собой сквозь тёмные коридоры, зная, как плохо та ориентируется даже спустя столько времени, — я у соседки мармеладки свистнула какие-то для тебя. Ей родители кучу всего напередавали.
- Ой, спасибо, — Айыллаана смущëнно принимает "подарок", отправляя угощение в карман, чтобы не шуршать в стенах лагеря, где высокая слышимость, а открыть на месте.
Минут пять они тихо шли по скрипучему полу коридора, наконец выходя на улицу. Как обычно преодолевают забор и счастливые глядят друг на друга, моментально срываясь к месту, которое уже успели назвать поистине родным.
- А я первая! — дразнится Айыллаана, улыбаясь во все тридцать два.
- Зато я не испачкалась с головы до ног в грязи, — она улыбался, указывая на кроссовки Макаровой, что и без того выглядят потрёпанными.
- Тебе бы лишь прикопаться ко мне, — закатывает глаза Айыллаана усаживаясь на, как казалось, приросшее к земле бревно, вокруг которого росла свежая зелёная трава.
- Мне просто нравится, как ты реагируешь, — она надувает губу, изображая девушку, — «Ой, Карина, ты вечно ко мне пристаёшь», — и также умело закатывает глаза, на что Айыллаана смеётся, хлопая рядом по бревну.
- Давай лучше искупаемся, — предлагает как всегда Макарова, уже шустро поднимаясь на ноги.
Айыллаана укладывает одежду на бревно, оставаясь в нижнем белье, а затем резко прыгает в речку, что не особо тёплая, ведь именно над этим местом деревья создают "крышу", отчего лучи солнца редко проникают сюда.
- Ты случайно не русалкой в прошлой жизни была? — спрашивает Карина, язвительно улыбаясь, а после медленно опускается в воду, передёргиваясь от температуры.
- Бу-бу-бу-бу, ворчунья.
***
После одной из ночей, проведённых на речке, Айыллаана заболевает, а Карина бегает к ней в изолятор, таскает какие-то сладости, что выклянчила у соседок, и вечно стучит ей в окошко, до самого выздоровления.
Ходили девушки на речку, естественно, не каждый день, то через день, то через два, чтобы хоть немного высыпаться, но этого момента Айыллаана ждала как собственного дня рождения, лишь бы побыть наедине.
Каждую дискотеку и мероприятие они проводили в компании друг друга, изредка общаясь с остальными ребятами. Чаще всего с остальными, например, мальчиками, они общались лишь потому, что те откуда-то нарывали алкоголь, разбавляя скучные дискотеки, где всем на них откровенно поебать.
Странная тягость друг к другу и вечные разговоры сближали их ежедневно, у них постоянно была тема для разговора. Например - семья. У кого есть, у кого нет, что и как, это вечно пережевывалось чуть-ли не изо дня в день.
- Карин, — загадочно произносит Макарова, укладываясь ей на плечо.
Девушки сидят в уголке, смотря на толпу изрядно усталых, но всё равно двигающихся в такт музыке подростков, и просто попивают напитки, отданные им мальчиками.
- На связи, — шутит девушка, головой упираясь об ограду футбольного поля.
- Мне не по себе.
- Ты столько выдула, естественно тебе не по себе, — она глупо лыбится в небо, обнимая Айыллаану правой рукой и пододвигает её ближе.
- Я не в этом плане, мне кажется, что что-то случится, — шепчет ей на ухо, пока Карина прикрывает другое от музыки.
- Ты просто накручиваешь себя на пьяную голову, всё хорошо было, есть, и будет, — уверяет Долиашвили, второй рукой поглаживая её по голове.
Макарова поднимается, смотря на неё сияющими глазами, а после вяло улыбается, падая обратно на плечо.
- Я никогда не встречала таких, — говорит Айыллаана и снова поднимается. Казалось в ней всегда энергии хоть отбавляй.
- Каких?
- Близких типа, понимающих, — для неё, именно сейчас, это не звучало как-то нелепо, потому что она и не думает перед тем, как сказать.
- Кому-то пора спать, или мне кажется? — она смотрит на неё с полуулыбкой, стараясь не рассмеяться.
- Тебе кажется, — и снова она закатывает глаза, пробивая Карине щелбан, от этого она выгибает бровь, а после хмурится, отвечая щелбаном посильнее.
- Пойдём спать, уже давно пора, — Долиашвили встаёт, отряхиваясь, а после за руку поднимает и подругу, уводя с дискотеки, что уже заканчивается.
Карина провела сначала Айыллаану, крепко обнимая на ночь и желая доброй ночи, всё не в силах оторваться от неё. После слов Макаровой, о том, что ей не по себе, то же ощущать стала и она, чуть-ли не до дыры гладя её по спине. Но время тикает и все начинают расходиться, поэтому она ещё раз напоследок быстро её обнимает, долго смотря на дверь еë комнаты, но вскоре возвращается в свою, переодеваясь и засыпая.
Утром про Карину все благополучно забывают, отчего та просыпается в одиннадцать, сама не понимая, как так вообще вышло. Если не будят вожатые, соседки или Айыллаана, значит что-то случилось, либо Айыллаана сама ещё спит.
Под подушкой рука нащупывает какую-то бумажку, она сонно что-то бурчит под нос и спустя пару минут все-таки поднимает её, пытаясь растереть глаза.
«Как я и говорила, мне было не по себе.
Меня срочно забрали и приехала мама, сама не знаю, что вообще случилось.
Я пыталась тебя разбудить, но ты так крепко спала, что мучить тебя не стала. В тумбочке, в третьем ящике, кое-что оставила тебе, чтобы не забывала меня. Честно, я очень хотела попрощаться, но не вышло. Зато знай, я очень крепко тебя обняла.
Моей Карише
От Айыллааны.»
Карина на сонную голову подумала, что это какая-то нелепая шутка, но на глазах навернулись слезы горечи. Она вскочила, буквально подлетая к тумбочке и чуть-ли не вырывая ящик. Внутри лежала любимая футболка Айыллааны, которая очень нравилась Карине, а рядом лежала ещë одна записка, где было написано, судя по всему, на скорую руку и с кучей ошибок.
«Так и не сказала тебе, что ты мне нравишься, но хотя бы напишу, обиды не держи.»
Долиашвили как водой ледяной окатило, стало безумно тоскливо и одиноко, а ещё дикий страх того, что они, возможно, больше не встретятся.
Чтобы никто не видел того, что с ней происходит, она зашла в ванную усаживаясь на пол, глаза закрыла руками, а по ним и слезы рекой. Резко дёргается шторка ванной и вываливается Макарова, ударяясь головой об плитку.
- Блять, — выругалась она, с глупой улыбкой поднимая взгляд на зарëванную Карину.
- Айыллаана, ты ебанутая? — кричит так, что казалось услышит весь корпус.
- Я просто хотела оригинально тебе признаться.
И Долиашвили с обидой и, конечно же, счастьем, смотрит в карие глаза, что, казалось, издают самый яркий свет.
